о напоминающее человеческую речь.
     - Где остальные?.. - хрипло прошептал он.
     - Не знаю, - безнадежно ответил Лесь. - Нас разделили.
     - Как это?!. Что произошло?!
     Лесь посмотрел на него, скривившись как от боли.
     - Поезд подъехал не с той стороны, - сказал он с такой грустью и тоской, что Влодека просто парализовало. На мгновение перед его глазами мелькнуло кошмарное видение в виде кровавого месива из любимых друзей, размазанного по рельсам, а потом вдруг, обретя силы, он нажал на педаль газа...
     И в этот момент из темноты медленно выкатилась "сирена" Стефана...
     Через десять минут на месте непонятного происшествия на железной дороге затормозила дрезина, везущая, кроме работников железной дороги, еще и двух милиционеров. Когда стих производимый ею шум, до ушей пассажиров донесся какой-то необычный звук. Лихорадочные поиски источника этого звука привели к железному ящику, несколько покореженному под колесами поезда. Изнутри ящика раздавался продолжительный металлический неприятный звук...

***

     Учитывая, что нападение было произведено случайным образом в субботу, на рассвете, в воскресенье, над головой Леся разразилась свирепейшая буря. Буря, может быть, была бы менее свирепой, если бы Лесь при виде целых и невредимых товарищей не начал цитировать поэтические строки.
     На угрожающий вопрос Стефана:
     - Что ты наделал, болван?! - Он ответил вдохновенно:
     - Как бледный лютик всходит на болоте... И видя направленные на него вытаращенные в безграничном изумлении взгляды товарищей, добавил:
     - Как бледный огонек пропадает...
     Сравнения, вполне подходящие к данному моменту, остались совершенно неоцененными. Реплики, которые затем были адресованы Лесю его не очень довольными друзьями, совершенно не могут здесь быть приведены...
     Целое воскресенье компания приходила в себя и разбиралась в происшедшем в одиночку. В понедельник снова собрались все вместе.
     Не было сомнения, что какая-то высшая неблагодарная сила помешала восстановлению справедливости. Мошеннический проект молодых бандитов с Белостока благополучно прибыл на конкурс. Гнаться за ним не было смысла и не было средств. Короче говоря, все пропало.
     Стая черных ворон снова влетела в окно. Проблема чести польских архитекторов отодвинулась на задний план, чувство справедливости, попискивая, словно придушенная мышь, быстро умолкло, и снова на передний план выскочила грозящая всем финансовая катастрофа.
     Прошедшая неделя решительно ухудшила положение. Охваченный преступными планами коллектив архитекторов перестал считаться с денежными потеря ми, легкомысленно тратя последние остатки средств, не заботясь о кредите, забыв об игре в тото-лотко, и, в довершение ко всему, забыв о семейных обязанностях. Все они, как один, перестали обращать внимание на своих родных и близких, на претензии с их стороны только отвечали раздражением и, если и были телом с ними, то душой были где-то очень далеко. Семьи почувствовали себя уязвленными.
     В силу безнадежной катастрофы единственным спасением было превращение в деньги предметов личной собственности, и это стало предметом обсуждения в понедельник. Продажу машин Влодека и Стефана пришлось сразу исключить, так как Влодек еще не выплатил кредит, и ему, очевидно, запретят продавать машину, а Стефан очень любил свою "сирену" и решительно довел до сведения всех, что скорее продаст собственных детей. Детей, по непонятным причинам, почему-то никто покупать не хотел.
     - На комиссию сдавать нет смысла, - сообщила Барбара. - Двадцать четыре... Слишком долго надо ждать денег.
     - Но если пойти на рынок, то следует учитывать спрос... один, восемнадцать... то есть, я хотел сказать, что можно получить лишь треть стоимости, - зловеще произнес Януш.
     - Так что, мы должны повеситься? - возмутилась Барбара. - Если даже мне дадут за этот свитер четыреста злотых, то я как-нибудь дотяну до конца месяца!
     - А твой столяр?..
     - Не хочу ничего слушать на эту тему!
     - В следующий четверг мы вылетаем из жилищного кооператива, - сказал Каролек жалобно. - Что ты на это скажешь, Януш?
     - Не хочу ничего слушать на эту тему! - взвизгнул Януш.
     - Продаю усилитель, - с болью сообщил Влодек, входя в комнату архитекторов. - Может, кто-нибудь из вас купит? За полцены...
     - Идиот, - мягко сказала Барбара от имени всех.
     - Когда ты в последний раз платил взнос за кредит? - поинтересовался Лесь, поглядывая на Влодека. Влодек позеленел.
     - Я не хочу ничего слушать на эту тему! - нервно крикнул он и выбежал из комнаты.
     - Скоро мы вообще не сможем разговаривать ни на какую тему, - грустно вздохнул Каролек.
     - Ну так и не будем говорить, - буркнула Барбара. - Если не будем болтать глупости, то, может быть будем...
     - Думать глупо, - продолжил Лесь, меланхолически глядя куда-то в пространство.
     По странному случаю все запланированные мероприятия по продаже были проведены в один день, а именно в четверг. В пятницу коллектив архитекторов купался в непривычном благосостоянии. В субботу снова расцвела отчаянная вера в добрую судьбу.
     - Ну так я скажу вам, что я решил, - сообщил Януш. - Если меня выбросят из того кооператива, то и невеста от меня убежит, потому что сколько она может ждать? Осталось мне четыреста пятьдесят злотых, но чтоб я провалился, если я их уплачу. Все равно мне терять нечего. Я буду играть!
     Перед глазами у Барбары мелькнуло страшное видение столяра, который договорился с ней на ближайшую среду. Не говоря ни слова, она достала сумочку...
     К небольшой кучке денег присоединили свою долю Каролек, Лесь, Влодек и Стефан. Две тысячи четыреста злотых были предназначены на жертву Молоху судьбы. Каролек побежал за билетами. В пять часов после полудня они закончили заполнение билетов, и сразу же оказалось, что никто из них не имеет ни капли времени. Неделя, которая прошла вдали от родственников, принесла свои плоды, и сейчас вряд ли кто отважился бы одолжить еще полчаса Фортуне, отрывая его от ртов ожидающих дома близких. Но ведь кто-то все же должен был...
     - Пусть идет этот... бледный огонек, - гневно сказал Януш. - Столько уже наделал, что пусть теперь отрабатывает!
     Лесь хотел было запротестовать, но вдруг осознал, что ему, собственно, все равно, ибо сделалось так плохо, что хуже быть и не могло, и раннее возвращение домой совершенно его не привлекало. Ничего не говоря, он сгреб деньги со стола вместе с билетами, вышел из бюро и направился навстречу своему Предназначению.
     Предназначение не заставило долго себя ждать и, прежде чем Лесь успел перейти на другую сторону улицы, воплотилось в образе одного его близкого приятеля, которого он не видел вот уже несколько месяцев. Увидев Леся, приятель широко распахнул объятия, а в глазах его заблестели слезы.
     - Ты мне послан с неба! - крикнул он душераздирающим голосом. - Она изменила мне!..
     - Нет! - крикнул Лесь взволнованно.
     - Ради бога! Сегодня открылось! Идем, я уже больше не могу! Идем!..
     Лесь быстро сообразил, что до восьми еще много времени, и это была его последняя мысль о лежащем на нем сегодня обязательстве. Трагедия любимого приятеля захватила его полностью.

***

     После одиннадцати часов вечера измученный кельнер в "Амице" попросил покинуть зал двух последних посетителей, которые воплощали в себе два различных подхода к проблемам существования. Один из них рыдал на груди другого горькими слезами, а второй, прижимая к груди заплаканного товарища, извлекал из себя утешающие и воинственные крики, что-то вроде: "Ничего! Главное, что мы живем!.. Вперед! Взвейтесь, соколы, орлами!.. Они не люди!.."
     Разумеется, в его словах было много здравого смысла, ибо если что-либо и пролетело, то лучше уж сокол, а не люди.
     Опытный водитель такси, не вступая в долгие дискуссии, сразу же установил цель поездки, посмотрев в личное удостоверение заплаканного пассажира. Немного возни пришлось произвести в связи с возвращением удостоверения, ибо пассажир ни в какую не хотел принимать его назад, но с этим шоферу удалое: справиться, вложив тихонько удостоверение в карман пассажиру. Полный сочувствия, водитель старался уговорить второго пассажира продолжить поездку домой, но тот решительно отказался, заявив, что у него есть очень важное дело, которое он должен сделать именно в Средомостье, и поэтому никуда больше не поедет. Водитель еще раз окинул взглядом двух приятелей, нетвердыми шагами направившимися к какому-то подъезду, махнул рукой и включил первую скорость.
     Было далеко за полночь, когда Лесь, усыпив обиженного товарища, вышел из его дома. Он проходил какими-то полутемными улицами, через ямы и горы булыжников, распевая во все горло то бравым, то слезливым голосом:
     - Гей, гей, соколы, пролетайте через горы, долы!.. - при этом он ограничивался лишь одной этой строчкой.
     Пение то усиливалось, то слабло, иногда превращалось в невнятное бормотание, а Лесь с трудом выполнял приказы, отданные им соколам. Усилия по преодолению препятствий так его увлекли, что он совершенно не принял во внимание, что раскопана лишь одна сторона улицы, тогда как на другой стороне было совершенно гладко и удобно. Поэтому он брел прямо вперед по глинистым долам и, наконец, преодолел последнюю яму. Почувствовав под ногами твердую почву, он поднял голову. И замер. Песня о соколах застряла у него в горле.
     - ...горы, долы... - пробормотал он по инерции.
     На расстоянии нескольких метров от него стоял освещенный двумя фонарями самый настоящий розовый слон.
     На лице Леся появилось выражение безграничного удивления. Он более или менее представлял себе свою предшествующую деятельность сегодня, и вот, видимо, настали последствия этой деятельности. Галлюцинация! Делириум тременс!  И не какие-то там мышки-кролики или хвостатые дьяволята, а сразу слон!.. И какой! Розовый!!!
     Лесь надолго закрыл глаза, а потом снова их открыл. Слон стоял и дальше. Лесь повторил операцию с глазами.
     - Сгинь! Пропади! - угрожающе крикнул он сдавленным голосом, - Кыш! Кыш!
     В ответ произошло что-то страшное. Откуда-то, из темноты, послышались вдруг тихие звуки чарльстона. Слон пошевелил ногами, ушами, приподнял хобот и, переступая ногами, начал со всей очевидностью танцевать!..
     Для Леся это было уж слишком. Сквозь алкогольное опьянение к нему прорвалось воспоминание детства. Слон! Поросенок! Мышеловка для кота! Летающий слон!
     - Летающий слон! - крикнул вдруг Лесь душераздирающе.
     Он повернулся и бросился бежать в панике, непрерывно крича:
     - Летающий слон!!! Летающий слон!!!
     Он чудом промчался через всю раскопанную улицу и в ее конце, споткнувшись, попал в объятия привлеченного криком милиционера.
     - Летающий слон!.. - крикнул Лесь в последний раз.
     - Что вы говорите? - спросил удивленный милиционер, который слышал на своем веку много пьяных выкриков, но такого еще не приходилось. - В чем дело?
     При виде милиционера Лесь несколько опомнился, хотя на лице у него оставалось выражение необычайного потрясения. В голове его, однако, промелькнула мысль, что если милиционер выявит у него белую горячку, то не миновать ему лечебницы для алкоголиков. Скрыть, немедленно все скрыть!..
     - Нет слона! - крикнул он в необычайном возбуждении. - Нет слона! Ни одного!!!
     - Как это? - забеспокоился милиционер, который недавно обходил только что приехавший цирк. - Как это нет? Украли?
     - Украли! - подтвердил вдруг Лесь, потому что ему было как-то безразлично, что сталось с его видением, лишь бы он от всего мог отказаться.
     - Украли! Нет его! Нет! - добавил он с такой силой убежденности, что его тон, подкрепленный выражением лица, заставил поверить милиционера в необычайную кражу в цирке. Особенно еще и потому, что он своими глазами видел беспорядок и отсутствие всякой бдительности со стороны служащих цирка, когда делал обход.
     - А ну пошли! - крикнул милиционер нервно и побежал по раскопанной местности, совершенно игнорируя другую, гладкую, сторону улицы, держа Леся за руку.
     После нескольких толчков, спотыкаясь, Лесь пришел к выводу, что представитель власти требует от него каких-то дополнительных доказательств отсутствия галлюцинаций. Поэтому он перестал упираться и продолжал путь вместе с милиционером.
     Они выскочили к дому и остановились как вкопанные. Вернее, остановился милиционер, а Лесь, ноги которого приросли к земле, а разогнавшееся туловище продолжало двигаться, сделал что-то вроде внезапного глубокого поклона, уперевшись руками в раскопанную глину.
     Розовое марево стояло в свете двух фонарей и одного неонового светильника, добродушно помахивая ушами.
     Обеспокоенный известием о краже слона и видя его перед собой целым и невредимым, милиционер с силой поднял упавшего Леся.
     - Ну так что? - спросил он презрительно. - Ведь стоит!
     - Что стоит? - простонал смертельно испуганный Лесь.
     - Как это что? Слон! Вы что, не видите?
     Лесь вытаращил глаза на слона, с отчаянным упорством давая себе клятву не признаваться ни за что ни в чем.
     - Какой слон? - вяло спросил Лесь, напрасно стараясь изобразить удивление. - Где слон? Никакого слона нет!
     Милиционер торопливо подумал, что кто-то из них должен быть не в себе, и стал припоминать, когда в последний раз он употреблял алкоголь. Позавчера, двести... Нет, не может быть, не от того...
     Одновременно Лесь в отчаянии посчитал, что представитель власти либо пьян сам, либо устраивает ему какую-то гнусную провокацию. Ведь слона-то нет! Розовая гора с большими ушами является просто его личной галлюцинацией.
     - Нет ни одного слона, - повторил он, правда, без особой уверенности.
     Непонятное упорство Леся препятствовало милиционеру собрать свои мысли и понять сущность конфликта.
     - Вы отрицаете, что здесь стоит слон? - гневно спросил он.
     - Да, отрицаю. Не стоит!
     - А что он делает? Лежит? Сидит?
     - Танцует... - вырвалось у Леся против его воли.
     И действительно, слон все еще переступал ногами в ритме доносящихся издали звуков.
     Услышав наконец ответ, который был в согласии с очевидностью, милиционер обрел способность рассуждать. Он посмотрел на Леся и только теперь увидел, в каком тот находится состоянии. Он мгновенно понял, в чем состоит драма стоящего возле него человека, и чувство жалости тронуло его душу. Но так как он был зол на Леся, то решил забрать Леся в вытрезвитель, предварительно убедив его в ошибочности его мнения.
     - Перестаньте говорить глупости, - сказал он решительно. - Слон стоит, как бык. Вы разве не видите, что цирк приехал? Никаких нет привидений.
     У Леся что-то забрезжило в голове, но он еще был не в состоянии поверить в свое счастье.
     - Но почему он розовый?.. - недоверчиво спросил он и жалобно посмотрел на милиционера.
     - Ах, черт, верно... Но это потому, что на него падает свет от красного неона. Вы разве не видите, что здесь неоновое освещение?
     Только теперь Лесь заметил огромные неоновые лампы над магазином, и выражение глубокого облегчения появилось у него на лице. Итак, все-таки это в действительности есть, это не делириум!
     - Ну а теперь пойдем, - твердо сказал милиционер.
     - Куда?
     - К нам. Зачем вам ходить по улицам?
     Они вылезли из ямы и пошли вперед. Милиционер держал Леся за плечо, а тот шел рядом без сопротивления не потому, что был не способен к решительным действиям, а просто потому, что был смертельно испуган и не способен размышлять. В отделение!.. Этого ему еще не хватало! В нынешней ситуации!.. Жена!..
     Мысль о жене в мгновение ока отрезвила его почти полностью. Он задержался и высвободил свое плечо, которое поддерживал милиционер. Тот не почувствовал ничего опасного в действиях Леся, потому что покорность Леся заставила его потерять бдительность. Он просто подумал, что Лесь хочет закурить или что-нибудь в том же роде...
     Лесь не терял ни секунды. Он, как испуганный олень, бросился в сторону и помчался прямо вперед. Он бежал куда глаза глядят, не замечая, что бежит в направлении, противоположном его дому. Уже давно умолк за его спиной звук шагов милиционера, когда он остановился почти в Белянах, далеко от Мокотова, где он жил.
     Прежде чем в половине третьего он добрался домой, он успел еще вспомнить, какое дело на него было возложено, успел выяснить, что билеты и деньги, которые были ему вручены, почти в целости и сохранности. Успел еще подумать, что может выслать билеты тото-лотко в воскресенье до двенадцати часов, и это более всего его утешило. Он двинулся к постели, полный впечатлений и почти счастливый...
     Ощущение ленивого счастья продолжало удерживаться в нем, когда он пробудился. В квартире царила тишина, за окном расцветал всеми красками превосходный солнечный осенний день, и Лесь хотел уже было перевернуться на другой бок и снова заснуть здоровым сном, когда вспомнил о невыполненных обязательствах. Он вспомнил, что должен отослать билеты тото-лотко.
     Он взглянул на будильник, но тот явно стоял, так как показывал десять минут шестого, что, судя по положению солнца, было совершенно невозможно. Он посмотрел на свои часы, но они, видимо, тоже стояли, потому что показывали без двадцати двенадцать, что должно было быть ужасным, если бы было именно так. После некоторого раздумья, он понял, что выяснение истинного времени является для него необходимостью, подтверждающей состояние счастья, встал и, отчаянно зевая и почесывая небритый подбородок, отправился к телефону. В его голове что-то стрельнуло, поэтому он сел возле телефона, немного посидел, а затем, сидя, набрал номер телефона. Вся его последующая жизнь, учитывая данное мгновение, проходила под знаком воспоминания этого мгновения, потому что ему показалось, что кресло под ним было подброшено ему рукой Судьбы.
     - Одиннадцать сорок три, - с готовностью проговорил голос в трубке.
     Не понимая этой удивительной информации, Лесь и дальше сидел с трубкой возле уха, лишенный каких-либо мыслей и чувств.
     - Одиннадцать сорок четыре, - с той же самой благожелательностью сказала трубка.
     После этого известия Лесю сделалось плохо. В его голове стрельнуло сильнее, и одновременно он услышал биение своего сердца. Если бы ему сказали, что уже двенадцать сорок четыре, или хотя бы двенадцать ноль одна, он признал бы, что все пропало, все потеряно, ничего уже не удастся сделать, и автоматически освободился бы от всякой ответственности. Он мог бы вернуться на диван и снова в отчаянии уснуть. Но в этой кошмарной ситуации у него оставалось еще шестнадцать минут, которые он должен! должен!!! был посвятить какой-то ужасной, неслыханно интенсивной деятельности, но он не в состоянии был эту деятельность развернуть!
     Свою деятельность он начал с того, что перевернул кресло и сбросил на пол телефон. Затем он потратил несколько бесценных минут на упорное и бессмысленное натягивание на ноги своей куртки вместо брюк. Затем он сорвал в ванной вешалку с полотенцами. Потом разбил два стакана, один вазон и лампочку в опрокинутом торшере. Следующим его шагом было выбрасывание наружу содержимого полки в шкафу, где он шарил, бессмысленно желая найти чистую рубашку, а также содержимого шкафчика с обувью, где с непонятным упорством искал щетку для обуви. Наконец, он выбежал на лестницу в одиннадцать пятьдесят один с плащом в руках и в страшно грязных, вымазанных засохшей глиной туфлях. С первого этажа ему пришлось вернуться назад, закрыть входную дверь, а затем снова вылететь на улицу.
     К киоску, продающему билеты тото-лотко, он приехал через пять минут на такси, если бы улица не зияла пустотой в обе стороны. Поэтому он помчался вперед галопом, и в двенадцать шестнадцать ткнулся в наглухо закрытые двери желанного помещения.
     Итак, его усилия окончились. У него теперь было много времени на размышление, сожаление и планирование дальнейших действий. Теперь он сколько угодно времени мог колебаться, удивляться, выговаривать себе, рассматривать свои намерения и стараться исправить