ак за  ним  с  терском
захлопывается  дверь, она переводит ух и, выдвинув  ящик стола,  убеждается,
что деньги на  месте, все тридцать две тысячи семьсот двенадцать шиллингов и
сорок грошей, точно по кассовой  книге.  Ночью к ней подолгу не идет  сон, а
когда она  засыпает, ей  мерещатся  кошмары,  ибо  намерение всегда  кажется
страшнее поступка, еще не свершившееся волнует сильнее, чем уже свершенное.
   В  воскресенье  утром Фердинанд  встречает  ее  на вокзале.  Он пытливо
всматривается в ее лицо.
   -  Бедняжка! Ты  плохо  выглядишь,  совсем  замученная,  Небось  страху
натерпелась?  Да,  зря я  тебя напугал  заранее. Ничего, скоро  все пройдет,
сегодня мы решим - да или нет!
   Она искоса взглянула на него:  ясные глаза, необычно бодрый  вид - и  у
нее полегчало на душе. Он заметил ее взгляд.
   -  Да,  настроение  у  меня  хорошее.  Давно  себя  не  чувствовал  так
прекрасно, как эти три дня. В сущности,  я  только сейчас понял, до чего  же
здорово, когда можешь придумывать и делать что-то свое, по своему разумению,
для  себя. Не кусочек целого, которое ничуть тебя не трогает, а все  здание,
от фундамента до крыши, сам и для себя.  Хотя бы и  воздушный замок, который
через час рухнет. Может, ты его сдунешь одним словом, а может, мы его вместе
развалим. Но в любом случае работа  была по мне. Было чертовски увлекательно
разрабатывать  план  этакой  кампании  против полиции,  государства, прессы,
против сильных мира сего; поломал я себе голову, и сейчас мне охота объявить
настоящую войну. В  худшем случае нас победят,  а  мы ведь  и  так уже давно
побежденные. Пойдем, сейчас все увидишь!
   Они выходят  с  вокзала.  Туман окутал дома серым  холодом, с  тусклыми
лицами стоят  в ожидании носильщики. Все дышит сыростью, с каждым словом изо
рта  вылетает  струйка пара. Мир без  тепла. Он берет  ее  под  руку,  чтобы
перевести через улицу, и чувствует, как она вздрогнула от его прикосновения.
   - Что с тобой?
   -  Ничего, -  говорит  она. - Просто  мне было очень страшно в эти дни.
Решила, что все наблюдают за мной,  что  каждый догадывается, о чем я думаю.
Понимаю,  это  глупые страхи, но  мне  казалось, что все написано  у меня на
лице,  что вся  деревня уже знает. На станции встретила помощника лесничего,
он  спросил:  "Чего это вы  собрались в Вену?" - и  я так  смутилась, что он
захохотал. А  я обрадовалась:  пусть лучше об этом думает, чем  о  другом...
Скажи,  Фердинанд, - она внезапно  прижалась  к  нему,  - неужели  так будет
всегда потом... после  того, как мы  это сделаем?  Я  уже  чувствую,  что не
выдержу. У  меня не хватит сил все время жить в страхе, бояться  каждого, не
спать, ожидая стука в дверь... Скажи, так не будет продолжаться вечно?
   - Нет, - отвечает  он, -  думаю, что нет. Это страхи временные, пока ты
живешь  здесь, прежней  жизнью. Как только ты  окажешься  в другом  мире,  в
другой одежде, под другой фамилией, то сразу забудешь, какой была... Сама же
рассказывала,  как однажды стала совсем другой. Опасность  только вот в чем:
если  ты  сделаешь  то,Н  что  мы задумали,  с  нечистой  совестью. Если  ты
чувствуешь,   что  поступаешь   несправедливо,  обкрадывая  самого  главного
грабителя,  то  есть  государство,  тогда,  конечно,  дело  плохо,  тогда  я
воздержусь. Что до меня, то я считаю  себя абсолютно  правым. Я знаю, что со
мной обошлись несправедливо, и рискую головой за  мое собственное дело, а не
за  дохлую  идею  вроде  реставрации Габсбургов,  или  за  Соединенные штаты
Европы,  или еще  за  какое-нибудь  политическое устройство, на которое  мне
начхать... Однако  у нас  ничего  пока  не решено, мы пока только  играем  с
идеей,  а  в  игре унывать  нельзя. Выше  голову, я же знаю, ты  умеешь быть
храброй.
   Кристина глубоко вздыхает.
   - Ты прав, кое-что, пожалуй, могу выдержать, я ведь понимаю, что терять
нам нечего. В жизни мне пришлось немало вынести, но вот что трудно, так  это
неизвестность. А после того как  все будет сделано, можешь на меня наверняка
рассчитывать. Куда мы идем? - спросила она.
   -  Странная  штука,  -  улыбнулся  он. -  Составить  план  было  совсем
нетрудно,  и я  с  удовольствием прикидывал разные варианты,  как  и куда мы
скроемся, кажется , учел все детали. Рассчитал чуть ли не каждый шаг в нашей
жизни, когда у нас будут деньги,  и это тоже было просто, но  вот оного я не
сумел: найти комнату, где бы мы могли сейчас спокойно все обсудить. я лишний
раз  убедился,  что  гораздо  легче  прожить  десять  лет  с  деньгами,  чем
один-единственный  день без них,  да,  да, Кристина, - он почти с  гордостью
улыбнулся  ей,  - найти четыре стены, в которых нас никто бы не слышал и  не
видел,  оказалось сложнее всей  нашей авантюры. Ехать за город  - холодно, в
гостинице  могут  подслушать,  да и  тебе  там  будет  опять  неспокойно;  в
ресторане, если пусто, ты все время на  виду  у официантов, в  парке  сейчас
тоже  не  посидишь,  вот  видишь,  Кристина,  как  трудно,  не  имея  денег,
уединиться в городе  с миллионным населением. Чего  я  только не придумывал,
была даже абсурдная  идея подняться на колокольню собора  святого Стефана, в
такую погоду  там ни души... В конце концов я подъехал к  знакомому сторожу,
который  присматривает  за  нашей  обанкротившейся  стройкой.  Дежурит он  в
дощатой будке с чугунной печкой, есть  стол и, кажется, один  стул.  Сочинил
историю,  будто мне надо повидать  одну знатную  польскую даму, с  которой я
познакомился на войне,  сейчас она с  мужем  живет в отеле  "Захе", ее здесь
многие  знают,  и  потому  ей  неловко   показываться  со  мной  на   улице.
Представляешь, как был изумлен этот  дурень! И он, разумеется, счел за честь
оказать мне услугу.  Мы  с ним давно знакомы,  раза  два я  выручал  его. Он
сказал, что  оставит  мне на  всякий  случай свое  удостоверение, положит  в
условленное место ключ и с  утра  затопит печку. Комфорта  там  нет, но ради
лучшей жизни стоит часа на два забраться  в эту конуру. Мы будем одни, никто
нас не увидит и не услышит.

   Строительная   площадка   на   окраине   Флоридсдорфа   была  безлюдна,
заброшенное кирпичное  здание  тупо  глазело сотнями пустых оконны  проемов.
Бочки с гудроном,  тачки, груды кирпича и  кучи  цемента в диком  беспорядке
лежали на  мокрой  земле;  казалось,  какое-то  стихийное бедствие  прервало
рабочую суету и здесь воцарилась неестественная для стройки тишина.
   Ключ  был на  месте, туман надежно скрывал  их от посторонних взглядов.
Фердинанд  отпер  будку - печка в самом деле  горит,  тепло,  приятно пахнет
свежим деревом. Он закрыл за собой дверь и подбросил в печку поленьев.
   - Если кто  войдет,  я успею кинуть бумаги в огонь. Не бойся, ничего не
случится, да и некому сюда заходить, никто нас не услышит.
   Кристина    растерянно    оглядывается,    все   здесь    кажется    ей
неправдоподобным,  единственно реальное - Фердинанд.  Он вынимает из кармана
несколько слоенных листов бумаги и разворачивает их.
   -  Сядь, пожалуйста,  Кристина,  и слушай  хорошенько.  Это  план  всей
операции,  я тщательно разработал его, раз пять переписала, думаю, теперь он
вполне  ясен.  прошу  тебя,  почитай  самым внимательным образом,  пункт  за
пунктом, если возникнут сомнения или опросы, запиши на полях, потом обсудим.
Дело очень серьезное, импровизация  исключена. Но  сначала  поговорим о том,
что в плане не записано. О  тебе и обо мне. Мы совершаем это  дело вместе и,
следовательно,  будем  виновны одинаково,  хотя боюсь, что по закону  прямой
виновницей считаешься ты. Ты ответственная как должностное лицо, разыскивать
и преследовать будут тебя;  тебя будут считать преступницей твоя родня и все
прочие, и  пока  нас не схватят, обо мне, как  зачинщике и сообщнике,  никто
знать не  будет. так что твоя ставка  больше  моей.  У тебя есть  должность,
которая обеспечивает тебе  средство  к жизни  и пенсию, у  меня нет  ничего.
Стало  быть,  я  рискую  гораздо  меньше  перед  законом  и...  как  бы  это
выразиться... и перед богом. Наши  доли  участия неравны.  Ты  подвергаешься
большей опасности,  и мой долг предупредить  тебя об этом. Он замечает,  что
она опустила  глаза. -  Я  обязан  сказать это со  всей суровостью,  не буду
утаивать от тебя опасностей и впредь. Во-первых, то, что ты сделаешь, что мы
сделаем, непоправимо. Пути назад  нет. Даже если мы с этими деньгами наживем
миллионы и в пятикратном размере возместим ущерб, тебе  не вернуться обратно
и никто тебя не простит. Мы навсегда изгнаны из рядов благонадежных граждан,
нам всю жизнь будет грозить опасность. Это ты должна помнить. И как бы мы ни
были осторожны, случай, непредвиденный, непредсказуемый случай, всегда может
вырвать  нас из пленительной беспечности, бросить в тюрьму и заклеймить, что
называется,  позором.  Гарантии  при  таком  риске  не  существует,   мы  не
застрахованы ни здесь, ни там, за границей, ни сегодня, ни завтра,  никогда.
Ты должна смотреть этому в лицо, как дуэлянт смотрит на пистолет противника.
Он может промазать, может попасть, но ты под прицелом.
   Умолкнув, он  пытается поймать ее  взгляд. Глаза  Кристины опущены,  но
Фердинанд замечает, что ее рука, лежащая на столе, не дрожит.
   - Итак, повторяю: я не хочу зря тебя обнадеживать. Не могу дать никаких
гарантий ни тебе, ни себе. Если мы вместе пойдем на риск, это не значит, что
мы будем связаны пожизненно. Мы идем на это дело ради свободной жизни и, кто
знает,  может, однажды  захотим освободиться  друг от  друга. Возможно, даже
вскоре. Ручаться за себя не могу, я себя не знаю, и тем более не знаю, каким
стану, когда вдохну свободу. Что-то во мне сидит и  не дает покоя, угомонюсь
я или, может, еще  больше взбунтуюсь, не берусь предсказывать. Мы пока е так
уж хорошо  знаем  друг друга, ну сколько  мы бывали вместе - полдня, день, и
было бы самообманом утверждать, что мы может  и хотим  вечно жить бок о бок.
Могу тебе лишь обещать, что  буду хорошим товарищем, то есть никогда тебя не
предам и никогда не попытаюсь принуждать  к тому,  чего ты сама не захочешь.
Пожелаешь уйти от меня - удерживать не буду. Но и  я не обещаю, что останусь
с тобой. Ничего не могу общать: ни того, что нас ждет удача, ни того, что ты
будешь  потом счастливой и  беззаботной, ни  того,  что  мы не  расстанемся,
ничего. Как видишь, я тебя не уговариваю, наоборот, предостерегаю,  ибо твое
положение  невыгоднее, ты  главная  преступница, а  кроме того, женщина.  ты
рискуешь  многим,  страшно многим,  и  мне  не  хочется  тебя подстрекать...
Прочти, пожалуйста,  план,  думай  и  решай, но помни: решение  должно  быть
окончательным и бесповоротным. - Он кладет перед ней листки. - Когда  будешь
читать,  отнесись   ко   всему  с   крайним   недоверием,   с   чрезвычайной
настороженностью,  как если бы кто-то предлагал тебе скверное дело и опасный
контракт. Я выйду, погляжу на стройку, чтобы своим присутствием не оказывать
на тебя давления.
   Он поднимается и, не оглянувшись на нее, выходит. Перед Кристиной лежат
листки  канцелярского  формата,  исписанные  аккуратным почерком и сложенные
вдвое. Выждав,  когда успокоится заколотившееся вдруг сердце, она приступает
к чтению.

   Рукопись  напоминает  деловую  бумагу   прошлого  века.  Названия  глав
подчеркнуты красным карандашом.
   I. Проведение операции.
   II. Заметание следов.
   III. Поведение за границей и дальнейшие планы.
   IV. Поведение в случае неудачи или разоблачения.
   V. Заключение.
   Каждая глава разделена на пункты - а, б, в и т. д.
   I . Проведение операции.
   а)  Срок   исполнения.  Проводить  операцию   следует  только  накануне
воскресенья или какого-нибудь праздника. Это задержит обнаружение  недостачи
минимум  на  сутки  и  даст  необходимый  выигрыш во  времени  для  бегства.
Поскольку контора закрывается  в шесть часов, есть возможность еще успеть на
ночной экспресс, следующий во Францию или в Швейцарию. Самый удобный месяц -
ноябрь.  Во-первых,  рано  темнеет,  во-вторых,  в  ноябре  наименьший поток
пассажиров на железных  дорогах и  можно почти наверняка ожидать, что ночью,
проезжая  по территории  Австрии,  мы  будем  в  купе одни;  таким  образом,
маловероятно,  что  окажутся  свидетели,  которые сообщат  о встрече с нами,
узнав из газетных сообщений о  наших приметах. Особенно благоприятный срок -
десятое ноября, канун национального праздника (почта не работает), так как в
этом  случае мы прибываем за границу в  будний  день,  что  позволит нам, не
привлекая  особого  внимания,  сразу  же  приобрести  необходимые  вещи  для
маскировки. Надо  постараться  (под  благовидным  предлогом) затянуть  сдачу
поступившей наличности в банк, чтобы к этой дате набралась как можно большая
сумма.
   б)  Отъезд.  Выезжаем,  разумеется,  врозь.  Билеты  берем  поэтапно на
короткие перегоны:  до  Линца,  от  Линца до  Инсбрука или до границы  и  от
границы до  Цюриха.  Желательно,  чтобы  ты  приобрела  билет  до  Линца  за
несколько  дней,  или  лучше  его куплю я,  чтобы кассир на  твоей  станции,
который  тебя,  несомненно, знает, не смог  сообщить  об истинном  маршруте.
Другие меры  по  запутыванию и заметанию следов см. в главе  II. Я сажусь на
поезд в Вене, ты в Санкт-Пельтене, во время пути по Австрии друг с другом не
разговариваем. Это важно вот почему: никто не должен знать или догадываться,
что  у тебя есть  сообщник; ведь розыск будет  направлен  только  по  следам
женщины  с твоей фамилией и  твоими приметами, а  не по  следам  супружеской
пары, в качестве которой  мы появимся за границей. Ни проводники,  ни другие
железнодорожные  служащие в Австрии не  должны  и  заподозрить, что  мы едем
вместе. Наш общий паспорт мы предъявим только пограничному контролю.
   в) Документы.  Вернее  всего  было  бы,  конечно, запастись  фальшивыми
паспортами вдобавок  к  настоящим. Но у  нас  нет времени. Это мы попытаемся
сделать  потом,  за  границей.  Разумеется, фамилия  Хофленер  ни  при каком
контроле фигурировать не должна; я же, как лицо с незапятнанной  репутацией,
могу  повсюду указывать  свою настоящую  фамилию. В  моем паспорте  я сделаю
небольшие  исправления,   чтобы  можно  было  вписать  твое  имя  и  вклеить
фотокарточку.  Резиновую печать  изготовлю сам.  Кроме того,  могу  изменить
первую  букву своей  фамилии  Барнер  на В  (уже пробовал  начерно), так что
получится "Варнер". Этим  паспортом мы будет пользоваться как муж  и жена до
тех пор, пока где-нибудь  в портовом городе не достанем фальшивые документы.
Через два-три года, если еще хватит денег, сделать это будет нетрудно.
   г)  Деньги.  В оставшиеся  дни  надо  по возможности  собрать  наиболее
крупные  банкноты (по тысяче,  по десять тысяч). В поезде  распределишь их в
разные  места: в чемодан,  в  сумку  и  часть  зашьешь в шляпу.  Это  вполне
достаточно, учитывая, что таможенный досмотр на  границе  сейчас  проводится
поверхностно. Несколько купюр я обменяю на вокзалах в Цюрихе и Базеле, чтобы
во Францию мы приехали уже с  иностранной валютой  и не обратили там на себя
внимания обменом крупной суммы в австрийских шиллингах.
   д) Куда бежать сначала. Я предлагаю Париж. Его преимущества: во-первых,
доберемся мы туда легко,  без пересадки, за шестнадцать часов до обнаружения
недостачи  и, пожалуй, за сутки до публикации о розыске, так что будет время
приобрести все  необходимое снаряжение для  полной маскировки  (она касается
только  тебя).   Я  свободно   говорю   по-французски,  потому  нам  незачем
останавливаться в специальных отелях  для  иностранцев,  поселимся скромно в
какой-нибудь пригородной гостинице. Во-вторых, в  Париже огромное количество
приезжих,  и  уследить  за  каждым  практически  невозможно;  регистрация  и
прописка,  как  мне  рассказывали  друзья,  ведутся  небрежно,  не то  что в
Германии, где домохозяева, да и  вся нация любопытны  от природы и склонны к
пунктуальности. Кроме того, немецкие  газеты, вероятно,  сообщат о  краже на
австрийской почте подробнее, чем французские. А пока они об этот напечатают,
мы успеем уехать из Парижа (см. главу III).
   II. Заметание следов.
   Самое главное  -  затруднить  полиции розыск,  направив  ее  по  ложным
следам; каждый неправильный след затормозит поиски,  и тогда через несколько
дей о приметах забудут и в Австрии, и особенно за границей. Значит, с самого
начала  важно  представить  себе  возможные  действия властей и  предпринять
контрмеры.
   Полиция,  как  обычно,  поведет  расследование в трех направлениях:  а)
тщательный  обыск в конторе и дома, б) опрос всех знакомых, в) поиски других
лиц,  причастных к краже. Таким образом,  недостаточно только уничтожить все
бумаги дома, надо  еще принять  меры, чтобы запутать поиски,  увести  их  на
ложный путь. Сюда относятся:
   а) Паспортные  визы.  При любом  деликте полиция немедленно запрашивает
все консульства, не была в  последние дни выдана  виза соответствующему лицу
(в данном случае  -  Хофленер). Так как я испрашиваю французскую визу не для
паспорта "Х", а для себя  (см. главу V) и пока что нахожусь  вне подозрений,
то  можно обойтись без всякой визы  для  паспорта "Х". Но поскольку мы хотим
направить  поиск  следов на  восток,  то  для твоего  паспорта  понадобиться
румынская виза.  Тем  самым  розыск будет  в  первую очередь сосредоточен  в
направлении Румынии и вообще Балкан.
   б) Для подкрепления этой версии было бы неплохо  накануне национального
праздника  отправить телеграмму некоему Бранко Ризичу, Бухарест, вокзал - до
востребования:  "Приеду  завтра после полудня  со  всем багажом,  встречай".
полиция наверняка  станет проверять все отправленные  в последне дни с твоей
почты телеграммы, все телефонные вызовы и сразу же  наткнется на эту  крайне
подозрительную  депешу,  из  которой ясно, кто  твой  соучастник  и  куда ты
сбежала.
   в)  Чтобы еще усилить  это важное для  нас  заблуждение, я напишу  тебе
измененным почерком длинное письмо,  которое ты прорвешь на мелкие клочки  и
выбросишь  в корзину.  Полицейский, несомненно,  покопается  в ней  и склеит
клочки. Тем самым подтвердится ложный след.
   г) Накануне отъезда невзначай поинтересуйся в станционной кассе,  можно
ли  купить  прямой билет  до Бухареста  и  сколько  он  стоит.  Вне  всякого
сомнения, кассир заявит об этом как свидетель, что нам опять-таки на руку.
   д) Чтобы полностью исключить как  сообщника мою персону, чьей  супругой
ты  будешь  официально  в наших  странствиях, необходима  еще  одна  мелочь:
насколько мне известно,  никто не  видел  нас  вместе и  никто, кроме твоего
зятя, вообще не знает, что мы знакомы. Чтобы сбить его с толку, я сегодня же
зайду  к нему и попрощаюсь. Скажу, что  наконец-то нашел  походящее  место в
Германии и уезжаю  туда.  С  квартирной  хозяйкой  я полностью расплачусь  и
покажу  ей какую-нибудь телеграмму.  Учитывая,  что я  исчез  за  неделю  до
операции, всякое наше сообщничество в том деле исключается.
   III. Поведение за границей и дальнейшие планы.
   Окончательно решим на месте, а пока несколько общих соображений.
   а) Внешний вид. В одежде, манерах  и  поведении мы не должны отличаться
от  людей из средних слоев общества, так как они практически не привлекают к
себе внимания.  Выглядеть не слишком элегантно  и не слишком бедно.  Я  буду
выдавать  себя  за представителя социальной  прослойки, которую менее  всего
можно заподозрить  в денежных аферах:  буду играть роль художника.  Куплю  в
Париже  этюдник,  складной  стул,  холст,  палитру,  так что, где  бы  мы ни
появились, моя профессия ни у кого  не вызовет сомнений. А во Франции,  в ее
романтических уголках,  круглый год  бродят тысячи художников. Никого это не
удивляет, и с самого  начала они вызывают к себе известную симпатию как люди
своеобразные и безвредные.
   б) Соответственной должна  быть  и наша одежда. Бархатная или  холщовая
куртка,  легкий   намек  на  профессию  художника,  в  остальном  же  полная
неприметность. Ты, как помощница, буд