то с ним? Ему
плохо?
   - Нет, что вы! - смутился Монморенси. - Дело у нас
непростое. Дом, знаете ли...
   - Зеленый, - невозмутимо сказал Руперт. - Видимо, это
очень важно. Разрешите осведомиться, мистер Монморенси,
часто это бывает? Просят вас клиенты покрасить дом только в
голубой или в розовый цвет? Или, допустим, в зеленый?
   - Понимаете, - дрожащим голосом отвечал агент, - это для
того, чтобы он не бросался в глаза.
   Руперт безжалостно улыбнулся.
   - Можете вы сказать мне, - спросил он, - где не бросается
в глаза зеленое?
   Жилищный агент порылся в кармане, медленно вынул двух
ящериц, пустил их по конторке и ответил:
   - Нет, не могу.
   - Вы не можете объяснить, в чем дело?
   - Вот именно. - Жилищный агент медленно встал. - Не
могу. Простите, сэр, я деловой человек. Так вам нужен дом?
   Он взглянул на Руперта голубыми глазами, и тот смутился,
и взял себя в руки.
   - Простите, - благоразумно ответил он. - Ваши реплики
так хороши, что я едва не упустил нашего друга. Еще раз
простите мою дерзость.
   - Что вы, что вы! - проговорил жилищный агент, не спеша
вынимая южноамериканского паука из жилетного кармана и
пуская его на конторку сбоку. - Что вы, сэр! Заходите к
нам, окажите честь.
   Руперт Грант в ярости поспешил прочь, чтобы изловить
лейтенанта, но тот исчез. Скучная улица, освещенная одними
звездами была пуста.
   - Ну, что ты теперь скажешь? - крикнул он брату. Брат
не ответил.
   Молча пошли мы по улице, Руперт - в ярости, я - в
удивлении, Бэзил - просто скучая. Мы проходили улицы, одну
за другой, огибали углы, пересекали площади - и не встретили
никого, кроме пьяниц по двое, по трое.
   На одной улочке их стало пятеро, потом - шестеро, а там -
и небольшая толпа. Она была сравнительно спокойна; но
всякий, знающий дух неистребимого народа, знает и то, что
сравнительное (а не полное) спокойствие обочины говорит об
истинной буре внутри. Вскоре мы убедились, что в сердцевине
этой толпы что-то произошло. Пробившись туда с
изобретательностью, ведомой только лондонцам, мы увидели, в
чем дело. На мостовой лежал человек. Рядом стоял лейтенант
Кийт в каких-то лохмотьях, глаза его сверкали, на костяшках
пальцев была кровь. Хуже того - на камнях лежал или очень
длинный кинжал, или короткая шпага, вынутая из трости.
Однако на ней крови не было.
   Полиция во всем своем тяжком всемогуществе тоже пробилась
в центр, и Руперт кинулся к ней, не в силах удержать своей
великой тайны.
   - Вот он, констебль! - крикнул он, указывая на
лейтенанта. - Вот кто убил.
   - Никто никого не убивал, сэр, - с автоматической
вежливостью ответил страж порядка. - Бедняга ранен. Я
запишу фамилию и адреса свидетелей и буду за ними
приглядывать.
   - Приглядывайте лучше за ним! - воскликнул бедный
Руперт, имея в виду лейтенанта.
   - Хорошо, сэр, - бесстрастно ответил полицейский и пошел
собирать адреса. Когда он их собрал, уже стемнело, и многие
разошлись. Но Руперт Грант остался.
   - Констебль, - сказал он, - у меня есть важные причины
задать вам один вопрос. Дал ли вам адрес человек, который
уронил трость со шпагой?
   - Дал, сэр, - ответил, подумав, полицейский, - да, он его
дал.
   - Я Руперт Грант, - не без гордости сказал Руперт. - Я
не раз помогал полиции в важных делах. Не дадите ли вы
адрес мне?
   Констебль на него посмотрел.
   - Хорошо, - опять сказал он. - Адрес такой: Вязы,
Бакстонский луг, неподалеку от Перли, графство Серрей.
   - Спасибо, - кивнул Руперт и побежал сквозь мглу, как
только мог быстрее, повторяя про себя адрес.
   Обычно Руперт Грант вставал поздно, как лорд, и поздно
завтракал; ему как-то удавалось сохранять положение
балованного младшего брата. Однако наутро мы с Бэзилом
застали его на ногах.
   - Ну вот, - резко произнес он прежде, чем мы сели к
столу, - что ты теперь думаешь о Кийте?
   - Думаю? - переспросил Бэзил. - Да ничего.
   - Очень рад, - сказал Руперт, с недолжным пылом намазав
маслом тостик. - Я знал, что ты со мной согласишься. Этот
лейтенант - отпетый лжец и мерзавец.
   - Постой, - монотонно и весомо проговорил Бэзил. - Ты
меня не понял. Я хотел сказать именно то, что и сказал: я
не думаю о нем, он не занимает моих мыслей. А ты вот
думаешь, и слишком много, иначе ты бы не счел его мерзавцем.
На мой взгляд, он был великолепен.
   - Иногда мне кажется, - сообщил Руперт, с излишним гневно
разбивая яйцо, - что ты изрекаешь парадоксы ради искусства.
Что ты говоришь? Перед нами - весьма подозрительная
личность, бродяга, авантюрист, не скрывающий причастности к
черным и кровавым событиям. Мы идем за ним на какое-то
свидание и видим, как они с этим агентом запинаются и лгут.
В тот же вечер он встревает в страшную драку, причем только
он вооружен. Если это великолепно, я не разбираюсь в
великолепии.
   Бэзил остался невозмутимым.
   - Да, - сказал он, - его добродетели не совсем обычны.
Он очень любит риск и перемены. Твои же выводы случайны.
Он не хотел говорить о деле при нас. А кто захочет? У него
в трости шпага. Что ж, не у него одного. Он вынул ее во
время уличной драки. Вполне понятно. Ничего
подозрительного здесь нет. Ничего не подтверждает...
   Тут раздался стук в дверь.
   - Простите, сэр, - сказала встревоженная хозяйка, - к вам
полицейский.
   - Пускай войдет, - сказал Бэзил; мы молчали.
   Тяжеловесный, приятный с виду констебль заговорил уже в
дверях.
   - Вчера, на Коппер-стрит, во время драки, - почтительно
произнес он, - кто-то из вас, господа, посоветовал мне
приглядывать за одним человеком.
   Руперт медленно приподнялся, глаза его сверкали, как
бриллианты, но констебль спокойно продолжал, глядя в
бумажку:
   - Он не старый, но седой. Костюм светлый, очень хороший,
но рваный, порвали в драке. Назвался Драммондом Кийтом.
   - Занятно, - сказал Бэзил. - Я как раз собирался
очистить его от подозрений. Так что с ним такое?
   - Понимаете, сэр, - отвечал констебль, - все адреса
правильные, а он дал фальшивый. Такого места нет. Руперт
едва не опрокинул стол вместе с завтраком.
   - Вот оно! - крикнул он. - Знамение небес.
   - Странно, - нахмурился Бэзил. - Зачем ему давать
фальшивый адрес, когда он ни в чем не...
   - О, кретин! - завопил Руперт. - О, ранний христианин!
Ни удивляюсь, что ты уже не служишь в суде. По-твоему, все
вроде тебя, такие же хорошие. Неужели еще не понял?
Сомнительные знакомства, подозрительные рассказы, странные
беседы, глухие улицы, спрятанный кинжал, полумертвый человек
и, наконец, фальшивый адрес. Великолепно, ничего не
скажешь!
   - Это очень странно, - повторил Бэзил, шагая по комнате.
- Вы уверены, констебль, здесь нет ошибки? Адрес записан
правильно, а там никого не нашли?
   - Все очень просто, сэр, - отвечал полицейский. - Место
известное, в пригороде, наши люди съездили туда, когда вы
еще спали. Только дома нет. Там вообще нет домов. Хоть
это и под самым Лондоном, там только луг, штук пять
деревьев, а людей нет и в помине. Нет, сэр, он нас обманул.
Умный человек, хитрый, теперь таких мало. Никто не знает,
вдруг там есть дома, а их нету.
   Слушая эту разумную речь, Бэзил мрачнел. Едва ли впервые
я видел, что он загнан в угол, и, честно говоря, удивлялся
детскому упрямству, с которым он защищает сомнительного
лейтенанта. Наконец он сказал:
   - Кстати, какой это адрес?
   Констебль отыскал нужную бумажку, но Руперт его опередил.
Небрежно опираясь о подоконник, как и следует спокойно
торжествующему сыщику, он заговорил резко и вкрадчиво.
   - Что ж, я скажу тебе, Бэзил, - произнес он, лениво
ощипывая какой-то цветок. - Я догадался его записать.
Констебль поправит меня, если ошибусь. - И, нежно глядя
ввысь, отчеканил: - Вязы, Бакстонский луг, неподалеку от
Перли, графство Серрей.
   - Правильно, сэр, - сказал полицейский, смеясь и
складывая листочки.
   Мы помолчали. Голубые глаза Бэзила мгновение-другое
глядели в пустоту. Потом он откинул голову, и так резко,
что я испугался, не плохо ли ему. Но прежде, чем я
шевельнулся, губы его разверзлись (не подберу другого слова)
и дикий, неудержимый, оглушительный хохот сотряс комнату.
   Хозяин наш словно заболел смехом; а мы в те минуты
заболели страхом.
   - Простите, - сказал безумец, вставая наконец на ноги. -
Не сердитесь, пожалуйста! Это невежливо, да и нелепо, что
там - бессмысленно, ведь мы спешим. Поезда туда ходят
плохо.
   - Туда? - повторил я. - Куда это?
   - Ах ты, забыл! - огорчился Бэзил. - Какой-то луг...
Есть у кого-нибудь расписание?
   - Ты что, хочешь ехать по этому адресу? - вскричал
растерянный Руперт. - Не может быть!
   - А что? - спросил Бэзил.
   - Зачем тебе это нужно? - спросил его брат, вцепляясь в
цветок на окне.
   - Как зачем? - удивился Бэзил. - Чтобы найти нашего
друга. Ты не хочешь его найти?
   Руперт безжалостно обломил веточку и швырнул ее на пол.
   - Ну уж там ты его не найдешь! - воскликнул он. - Где
угодно, только не там.
   Мы с констеблем поневоле засмеялись, а Руперт, наделенный
фамильным красноречием, ободрился и продолжал спокойнее:
   - Быть может, он в Бекингемском дворце; быть может, он на
куполе Святого Павла; быть может, он в тюрьме (это скорее
всего), в моем подвале, в твоем буфете, где угодно, только
не там, где ты собираешься его искать!
   - Да, собираюсь, - спокойно сказал Бэзил, надевая пальто.
Я думал, и ты со мной пойдешь. А не хочешь, располагайся
тут пока я туда съезжу.
   Человек гонится за тем, что от него ускользает; и мы
вскочили с места, когда Бэзил взял трость и шляпу.
   - Постой! - крикнул Руперт. - Да там ничего нет, только
луг и деревья. Он дал этот адрес нарочно. Неужели ты туда
едешь?
   - Еду, еду, - отвечал Бэзил, на ходу вынимая часы. -
Жалко что мы упустили поезд. Что ж, это к лучшему, мы его
могли не застать. А вот поезд 5,5 придет примерно к шести.
На нем и отправимся, тогда уж мы точно поймаем твоего Кийта.
   - Поймаем! - воскликнул вконец разозлившийся Руперт.
Где же ты думаешь его поймать?
   - Все не запомню толком, - посетовал Бэзил, застегав,
пальто. - Вязы... ну как там дальше? Да, Бакстонский луг.
Значит, на этом лугу. |
   - Такого места нет, - повторил Руперт, но пошел за
братом! Пошел и я, сам не знаю, почему. Мы всегда за ним
шли; удивительнее всего, что особенно мы его слушались,
когда он делал что-то нелепое. Если бы он сказал: "Надо
найти священную свинью о десяти хвостах", мы пошли бы за ним
на край света.
   Быть может, это мистическое чувство окрасилось в тот раз
темными, словно туча, цветами нашего странствия. Когда мы
шли от станции, сумерки сменялись полутьмой. Лондонские
пригороды чаще всего будничны и уютны, но если уж они
пустынны, они безотрадней йоркширских болот или шотландских
гор, путник падает в тишину, словно в царство злых эльфов.
Так и кажется, что ты - на обочине мироздания, о которой
забыл Бог.
   Место само по себе было бессмысленным и неприютным, но
свойства эти стократ увеличивала бессмысленность нашего
странствия. Все было нелепо, нескладно, ненужно - и редкие
клочья унылой травы, и совсем уж редкие деревья, и мы, трое
людей под началом безумца, который ищет отсутствующего
человека в несуществующем месте. Мертвенно-лиловый закат
глядел на нас, болезненно улыбаясь перед смертью.
   Бэзил шагал впереди, подняв воротник, вглядываясь в
сумерки, словно какой-то гротескный Наполеон. Сгущалась
мгла, стояла тишина, мы шли против ветра, по лугу, когда наш
вожатый повернулся, и я разглядел на его лице широкую улыбку
победителя.
   - Ну, вот! - воскликнул он, вынимая руки из карманов. -
Пришли. - И он хлопнул в ладоши, не снимая перчаток.
   Ветер горестно выл над неприютным лугом; два вяза нависли
над нами бесформенными тучами. До самого горизонта здесь не
было никого, даже зверя, а посреди пустыни стоял Бэзил
Грант, потирая руки, словно гостеприимный кабатчик в дверях
своего кабачка.
   - Хорошо вернуться к цивилизации! - весело сказал он. -
Вот говорят, что в ней нет поэзии. Не верьте, это -
заблуждение цивилизованных людей. Подождите, пока вы и
впрямь затеряетесь в природе, среди бесовских лесов и
жестоких цветов. Тогда вы и поймете, что нет звезды,
подобной звезде очага; нет реки, подобной реке вина, доброго
красного вина, которое вы, мистер Руперт Грант, будете через
две-три минуты поглощать без всякой меры.
   Ветер в деревьях затих, мы тревожно переглянулись. Бэзил
радостно продолжал:
   - Вот увидите, у себя дома наш хозяин куда проще. Я
как-то был у него в Ярмуте, там он жил в такой хижине, и в
Лондоне, в порту, он жил на складе. Он славный человек, а
самое лучшее в нем - то, о чем я говорил.
   - О чем вы говорите сейчас? - спросил я, не видя смысла
в этих словах. - Что в нем самое лучшее?
   - Правдивость, - отвечал Бэзил. - Скрупулезная,
буквальная правдивость.
   - Ну, знаешь! - вскричал Руперт, притопывая то ли от
злости, то ли от холода, словно кебмен. - Что-то сейчас он
не очень скрупулезен. Да и ты, надо сказать. Какого черта
ты затащил нас в эту дыру.
   - Он слишком правдив, - продолжал Бэзил, - слишком строг
и точен. Надо бы подбавить намеков, неясностей, вполне
законной романтики. Однако пора идти. Мы опоздаем к ужину.
   Руперт страшно побледнел и прошептал мне на ухо:
   - Неужели галлюцинации? Неужели ему мерещится дом?
   - Да, наверное, - сказал я и громко, весело, здраво
прибавил, обращаясь к Бэзилу: - Ну, ну, что это вы! Куда
вы нас зовете? Голос мой показался мне таким же странным,
как ветер.
   - Сюда, наверх! - Бэзил прыгнул и стал карабкаться по
серой колонне ствола. - Лезьте, лезьте! - кричал он из
тьмы весело, словно школьник. - А то опоздаем.
   Огромные вязы стояли совсем рядом, зазор был меньше ярда,
а то и меньше фута, словно деревья эти - сиамские близнецы
растительного царства. И сучья, и выемки стволов образовали
ступеньки, какую-то природную лестницу.
   Так и не знаю, почему мы послушались. Быть может, тайна
тьмы и бесприютности умножила мистику первенства, которым
наделен Бэзил. Великанья лестница над нами вела куда-то,
видимо, к звездам, и ликующий голос звал нас на небо.
   На полпути меня лизнул и отрезвил холодный ночной воздух.
Гипноз безумца рассеялся; и я увидел, как на чертеже или на
карте, современных людей в пальто, которые лезут на дерево
где-то в болотах, тогда как проходимец, которого они ищут,
смеется над ними в каком-нибудь низкопробном ресторане. Да
и как ему и смеяться? Но подумать жутко, что бы он делал,
как хохотал, если бы нас увидел! От этой мысли я чуть не
свалился с дерева.
   - Суинберн, - раздался вверху голос Руперта, - что же мы
делаем? Давайте спустимся вниз. - И я понял по самому
звуку, что и он проснулся.
   - Нельзя бросить Бэзила, - сказал я. - Схватите-ка его
ногу!
   - Он слишком высоко, - ответил Руперт, - почти на
вершине. Ищет этого лейтенанта в вороньих гнездах.
   Мы и сами были высоко, там, где могучие стволы уже
дрожали и качались от ветра. Я взглянул вниз и увидел, что
почти прямые линии чуть-чуть сближаются. Раньше я видел,
как деревья сближаются в вышине; сейчас они сближались
внизу, у земли, и я ощутил что затерян в космосе, словно
падающая звезда.
   - Неужели его не остановить? - крикнул я.
   - Что поделаешь! - ответил мой собрат по лазанью. -
Пусть доберется до вершины. Когда он увидит, что там только
ветер и листья, он может отрезветь. Слышите, он
разговаривает сам с собой.
   - Может быть, с нами? - предположил я.
   - Нет, - сказал Руперт, - он бы кричал. Раньше он с
собой не говорил. Боюсь, ему очень плохо. Это же первый
признак безумия.
   - Да, - горько согласился я и вслушался. Голос Бэзила
действительно звучал над нами, но в нем уже не было
ликования. Друг наш говорил спокойно, хотя иногда и смеялся
среди листьев и звезд.
   Вдруг Руперт яростно вскрикнул:
   - О, Господи!
   - Вы ударились? - всполошился я.
   - Нет, - отвечал он. - Прислушайтесь. Бэзил беседует не
с собой.
   - Значит, с нами, - сказал я.
   - Нет, - снова сказал Руперт, - и не с нами.
   Отягощенные листвой ветви рванулись, заглушая звуки, и
потом я снова услышал разумный, спокойный голос, вернее -
два голоса. Тут Бэзил крикнул вниз:
   - Идите, идите! Он здесь.
   А через секунду мы услышали:
   - Очень рад вас видеть. Прошу!
   Среди ветвей, словно осиное гнездо, висел какой-то
яйцевидный предмет. В нем была дырка, а из дырки на нас
глядел бледный и усатый лейтенант, сверкая южной улыбкой.
   Потеряв и чувства, и голос, мы как-то влезли в странную
дверь и очутились в ярко освещенной, очень маленькой
комнатке с массой подушек, множеством книг у овальной стены,
круглым столом и круглой скамьей. За столом сидели три
человека: Бэзил, такой непринужденный, словно живет тут с
детства; лейтенант Кийт, очень радостный, но далеко не столь
спокойный и величественный; и, наконец, жилищный агент,
назвавшийся Монморенси. У стены стояли ружье и зеленый
зонтик, сабля и шпоры висели рядком, на полочке мы увидели
запечатанную бутыль, на столе - шампанское и бокалы.
   Вечерний ветер ревел внизу, как океан у маяка, и комнатка
слегка покачивалась, словно каюта в тихих водах.
   Бокалы наполнили, а мы все не могли прийти в себя. Тогда
заговорил Бэзил:
   - Кажется, Руперт, ты еще не совсем уверен. Видишь, как
правдив наш хозяин, а мы его обижали.
   - Я не все понимаю, - признался, моргая на свету, Руперт.
- Лейтенант Кийт сказал, что его адрес... Лейтенант Кийт
широко и приветливо улыбнулся.
   - Бобби спросил, где я живу, - пояснит он, - я и ответил
совершенно точно, что живу на вязах, недалеко от Перли. Тут
Бакстонский луг. Мистер Монморенси - жилищный агент, его
специальность - дома на деревьях. У него почти нет
клиентов, люди как-то не хотят, чтобы этих домов стало
слишком много. А вот для таких, как я, это самое подходящее
жилище.
   - Вы агент по домам на деревьях? - живо осведомился
Руперт, исцеленный романтикой реальности.
   Мистер Монморенси, вконец смутившись, сунул руку в один
из карманов и нервно извлек оттуда змею, которая поползла по
скатерти.
   - Д-да, сэр, - отвечал он. - П-понимаете, родители
хотели, чтобы я занялся недвижимостью, а я люблю
естественную историю. Они умерли, надо чтить их волю...
Вот я и решил, что такие дома... это... это... компромисс
между ботаникой и жилищным делом.
   Руперт рассмеялся.
   - Есть у вас клиенты? - спросил он.
   - Н-не совсем, - ответил мистер Монморенси, бросая робкий
взгляд на единственного заказчика. - Зато они из самого
высшего общества.
   - Дорогие друзья, - сказал Бэзил, пыхтя сигарой, -
помните о двух вещах. Первое: когда вы размышляете о
нормальном человеке, знайте, что вероятнее всего - самое
простое. Когда вы размышляете о человеке безумном, как наш
хозяин, вероятнее всего - самое невероятное. Второе: если
изложить факты очень точно, они непременно кажутся дикими.
Представьте, что лейтенант купил кирпичный домик в Клепеме
без единого деревца и написал на калитке: "Вязы".
Удивитесь вы? Ничуть, вы поверите, ибо это - явная,
беззастенчивая ложь.
   - Пейте вино, джентльмены, - весело сказал Кийт, - а то
этот ветер перевернет бокалы.
   Висячий дом почти совсем не качался, и все же, радуясь
вину, мы ощущали, что огромная крона мечется в небесах,
словно головка чертополоха.



   Г.К. Честертон
   Сапфировый крест

   Перевод Н. Трауберг

   Между серебряной лентой утреннего неба и зеленой
блестящей лентой моря пароход причалил к берегу Англии и
выпустил на сушу темный рой людей. Тот, за кем мы
последуем, не выделялся из них - он и не хотел выделяться.
Ничто в нем не привлекало внимания; разве что праздничное
щегольство костюма не совсем вязалось с деловой
озабоченностью взгляда. Легкий серый сюртук, белый жилет и
серебристая соломенная шляпа с серо-голубой лентой
подчеркивали смуглый цвет его лица и черноту эспаньолки,
которой больше бы пристали брыжи елизаветинских времен.
Приезжий курил сигару с серьезностью бездельника. Никто бы
не подумал, что под серым сюртуком - заряженный