многих   сияющих  мотыльков,
порхнувших с подиума во тьму восторженного вроде бы зала - увы! - вплетаются
в ее  мрачную  ткань  очень  органично и  правдоподобно. Однако,  избранница
Егора, была не из таковских. В ее планы не входило прощаться с миром высокой
моды, когда карьера модели будет  завершена, и она  сделала  все, чтобы  мир
высокой  моды с этим ее решением  согласился.  В  двадцать три, продолжая  с
успехом появляться на парижском подиуме, она  уже тесно сотрудничала с одним
из самых известных модных журналов, издаваемых  в Париже,  недавно пришедшем
на российский рынок, соответственно  в русском варианте. Писала  избранница,
разумеется, для русского издания, а сотрудничала преимущественно, с одним из
владельцев журнала, вследствие чего имела

     все  основания  рассчитывать  на  кресло  главного  редактора  русского
издания, когда карьера  на  подиуме будет окончательно завершена.  Это  было
совсем неплохое начало.
     Егор познакомился с ней в Париже, куда прилетел на пару  дней отдохнуть
с компанией таких же, как он молодых, но уверенно стоящих на ногах ребят.
     В  ту пору они имели  такое  обыкновение:  большими, почти  пионерскими
отрядами,  заказав  "чартер" у крупнейших авиакомпаний, совершать  набеги на
европейские  столицы  и  всемирно  известные   курорты,  заставляя  тамошних
обитателей  снова, как в  далекие  годы,  содрогнуться,  вспомнив  летучее "
русские идут! " Стояли некоторое время назад такие времена.
     В Париже к ним  сразу же притерся стильный,  одетый с  иголочки, но все
равно  какой-то   засаленный  человечек  со  смешной   фамилией   Шустерман,
предложивший  провести  время в обществе приличных русских девочек,  которые
умеют  достойно  себя  вести и  легко  поддерживают светскую  беседу.  Могут
выступить в роли  гида,  сопроводив господ  и  по  знаменитым  бутикам, и по
достопримечательным  местам  города, и  по  всемирно  известным  ресторанам.
Причем,  везде с  одинаковой легкостью подскажут, расскажут  и договорятся о
скидках.
     Девочки  -  ни в  коем  случае  не  проститутки,  но  и  не  недотроги,
разумеется,  так  что если  кто-то  с кем-то  договориться о  дополнительной
программе, это будет вполне в рамках правил, по которым велась игра.
     Тогда, в Париже  у Егора с Избранницей все сложилось легко  и просто, и
он, действительно, неплохо отдохнул, сохранив самые приятные  воспоминания о
ней, и о Париже.
     Потом она приезжала на несколько дней в Москву.
     Потом   он  снова  вырвался   в  Париж.   К  тому   же,  они  регулярно
перезванивались.  Он  подарил ей мобильный телефон, и звонила обычно она, но
он рад был  потрепаться с  милой неглупой  девочкой. Если же  настроения или
возможности беседовать  у  него не  было, он коротко  бросал в трубку:  "  Я
занят",  и   она  никогда  не   обижалась,  что  было  еще  одним  фактором,
определившим его выбор.
     Словом,  предложение  он сделал по  телефону, и по телефону  же получил
согласие. Прагматизм и отсутствие  бурного эмоционального отклика  у будущей
супруги его очень порадовали, окончательно укрепив в принятом решении.
     Поскольку Париж был для нее городом, где она работала, а в Москве он не
смог  бы  посвятить  ей  достаточно времени,  они  решили  организовать себе
предварительное свадебное путешествие, каждый, очевидно, имея в виду то, что
оно одновременно станет своеобразной пробой  супружества.  И, как выяснилось
потом, поступили дальновидно. В качестве города, где должна  была состояться
примерка, избран был Рим. Просто потому, что и ей,  и  ему  добираться  туда
было  удобно.  Он  заказал  апартаменты - люкс в одном из  лучших  отелей, и
кольцо с бриллиантом в семь каратов.
     Они прилетели в Рим с разницей в полтора часа, сначала она, потом - он,
и  встретились  уже в отеле, в  апартаментах уставленных огромными вазами  с
белыми розами.
     Ранним  утром  следующего  дня,  он  осторожно  выбрался из  номера  и,
торопливо  спустившись  в  холл  отеля, поинтересовался  у  портье ближайшим
рейсом на Москву. Он готов был лететь и  через Франкфурт, если так  выходило
быстрее.
     Избраннице оставлены  были белые розы, кольцо с бриллиантом и  короткая
записка с извинениями.
     -  Почему?  -  спросила  его  я,  когда история эта была  поведана  мне
полностью и почти теми же словами, которые привожу я теперь.
     - Я понял, что не смогу жить с этой женщиной.
     - Но почему?
     -  Ни почему. То есть никаких  причин, которые я  мог бы сформулировать
так, чтобы тебе,  да и вообще кому-либо они были понятны,  не было. Просто я
понял, что жить с ней не смогу.
     Избранница, впрочем, не  оскорбилась и  даже не  обиделась.  Она поняла
его, о  чем  сообщила по  телефону, едва  только он включил  свой мобильный,
прилетев в Москву.
     Я   же,  когда  история  была  поведана  мне,  напротив,   возмутилась,
расстроилась, расплакалась  и  даже  попыталась  с  ним поссориться,  однако
тщетно: если он чего-то не хотел, этого никогда не происходило.
     Много позже, когда его мир открылся мне, и я начала понимать, а порой и
принимать  то, что  доселе пугало и отталкивало меня,  я  нашла ключ  к этой
странной фантасмагории с женитьбой, и объяснила себе и ему, почему два очень
похожих друг на друга человека не смогли сосуществовать вместе более  суток.
Точнее, один - не смог, а другой - легко с ним согласился.
     Дело  тут, было  вот  в  чем.  Егор, как  и любой  нормальный  здоровый
физически  и  нравственно  человек,  был  человеком   сбалансированным.  Это
означало, что здоровый  прагматизм и холодная расчетливость сочетались в нем
с  наличием  безотчетных  и почти  сумасшедших  стремлений,  с  потребностью
изредка  безумствовать  и  полностью  отдаваться   во   власть   эмоций,  не
задумываясь о неизбежных последствиях. Образ жизни и поприще, которые избрал
он  для себя, однако, напрочь, исключали возможность реализовать последнее и
требовали  неукоснительного следования первому.  А иначе, как утверждалось в
некогда  популярной песенке, удачи было не  видать,  как  собственных  ушей.
Впрочем,  про  уши в  песне,  по- моему, ничего не говорилось,  но в  данном
случае  это было именно так. Егор же  по определению  был  человеком  удачи,
посему вторую, романтическую составляющую надо  было уничтожить. Вытравить в
себе или, по крайней мере,  упрятать куда подальше в лабиринтах  своей души.
Так  он и сделал,  но  в тот момент, когда в  окружении белых  роз и богатой
позолоты роскошных римских апартаментов оказалось, что для безумств и эмоций
в жизни его вообще не останется места и, стало быть, их следует  не прятать,
а  уничтожать, душа его восстала. И крикнула ему  то самое: " Не смогу!!! ",
которое,  он, циник  и прагматик, остро почувствовал,  но не смог  объяснить
словами.

     А через некоторое время он встретил меня.
     Я  была  старше  на  пять  лет  и  совершенно  не  соответствовала  его
представлениям  о том,  какой должна  быть  спутница жизни,  для того, чтобы
сделать  эту жизнь еще более успешной и комфортной. Этого он никогда от меня
не скрывал. А остального  понять  не  мог,  и мне пришлось  несколько позже,
когда я сама во всем окончательно разобралась, объяснять ему это, разжевывая
каждый кусочек  и порциями закладывая в  его сознание, как  кашку младенцу в
разинутый ротик. Он жевал, переваривал и соглашался.



     Да, наш роман был, по меньшей мере, - странным.
     Кое-кого, особенно  из числа дам  и девиц, имевших определенные виды на
перспективного и не дурного собой миллионера, он возмущал.
     Мои приятели недоуменно и с некоторой долей осуждения пожимали плечами.
     Друзья  Егора,  правда,  немногочисленные  присматривались  ко   мне  с
нескрываемым  любопытством,  в  их вежливых  поклонах  и  легкой  дурашливой
болтовне, сквозило отчетливое: " ну - ну... " Именно, с многоточием, которое
могло означать что угодно.
     Вероятнее всего у большинства знавших нас людей в узком довольно мирке,
который некоторые, из числа  наиболее самоуверенных и наименее осведомленных
о мировых традициях именуют  "высшим светом",  более ли  менее  определенное
отношение к нашему странному - и вправду! - союзу просто не сложилось.
     Да и почему,  собственно,  они должны были обременять  себя  осознанием
того, что же это такое вдруг свело  воедино молодого  перспективного во всех
отношениях  московского  барина  -  капиталиста  с  особой  лет  тридцати  с
небольшим, приятной и моложавой( что со скрежетом зубовным признают за глаза
даже  лучшие  подруги   ),   но  привыкшей  к  полной  самостоятельности   и
независимости,  побывавшей  в  браке,  и  не  в  одном, замеченной  также  в
нескольких  весьма нашумевших в свое время внебрачных связях; состоятельной,
но в несравнимо меньших, нежели Егор масштабах, владелицей небольшой частной
телекомпании барражирующей в неласковых водах сразу нескольких телевизионных
каналах, зачастую на грани фола?
     Нет,  посторонним  людям,  совершенно  незачем  было   обременять  свое
сознание размышлениями на подобные темы.




     Они вполне  довольствовались  всплесками жгучего интереса  к  очередной
истории о наших с Егором безумствах. Но о них речь несколько впереди.
     Я  же к феномену нашей связи  относилась,  естественно более серьезно и
потому, анализируя многое  из того, что  становилось мне известным из  жизни
Егора, пришла к следующему выводу.
     С ранних лет  (  в  этом  наши с Егором  биографии  были,  несмотря  на
некоторую  разницу в  возрасте, удивительно схожи)  оба  мы  вынуждены  были
загнать  свою естественную потребность побезумствовать хоть изредка, в самые
глубинные  лабиринты  души, и,  стиснув  зубы,  прагматически  шествовать по
жизни,  просчитывая каждый шаг,  заранее вычисляя  противников  и продуманно
вербуя друзей.
     Что  ж   поделать,   такова   была  жизнь,  ибо  оба   мы  были  детьми
"перестройки", которая на самом деле была гигантским пере распределителем, в
котором отнимали у одних и быстро - быстро раздавали другим.
     Мы были в числе вторых. Нам надо было торопиться ухватить свою ( вернее
чужую,  только  что   вырванную  с  кровью   из   чужих   еще  теплых,   еще
сопротивляющихся, или -  напротив, бессильно упавших рук) пайку и употребить
ее в  дело,  да так,  чтобы уже через  несколько часов никому и в  голову не
пришло, что где-то там кто-то у кого-то что-то отнял. Ничего подобного!  Мы,
наш, мы новый  мир строили. И кто был ничем,  в нем становился всем! Все это
что-то  ужасно напоминало, но  останавливаться и предаваться  воспоминаниям,
было некогда: важно было успеть.
     Разумеется,  мы с Егором участвовали в этом процессе на разных ступенях
лестницы.
     Я - в голубой луже телевизионного эфира, где тихо  пуская пузыри тонули
казавшиеся   несокрушимыми  телевизионные  гиганты,  в  молодые  мальчики  и
девочки,  из  числа  осветителей  и ассистентов режиссера,  прямо из под  их
захлебывающихся носов выхватывали целые  пласты голубой массы пожирнее, и на
ходу лепили из нее информационные или развлекательные ( кому что досталось )
структуры с красивыми неведомыми ранее названиями: ассоциации, холдинги,  на
худой конец  - телекомпании, но, разумеется,  теперь уже  ни  от кого никоим
образом независимые.
     Егор в  то время  находился уже  в заоблачной выси, и  столь же азартно
выхватывал  прямо  из  рук  растерявшихся или  поверженных  гигантов  пласты
совершенно  иной субстанции.  Тут  речь  шла  не много ни  мало,  а о  самом
достоянии советской империи, богатствах ее недр, как пелось в патриотических
песнях. Но речь сейчас не об этом.
     Дело было в том, что  баланс прагматизма и романтизма в наших опаленных
этой перехваточной возней душах, был сильно нарушен.
     Возможно,  и  даже очень вероятно, не повстречай мы друг друга,  каждый
боролся бы с дисбалансом  каким-  ни- будь  безобидным  способом,  выводя, к
примеру,  новые сорта  кактусов или...  Впрочем, как боролся  с  дисбалансом
Егор, теперь я знаю точно: он рисковал. Но это стало ясно несколько позже.
     Однако, судьбе угодна была наша случайная, в общем - то, встреча.
     И  тогда-то  наши отягощенные дисбалансом  души, мало  прислушиваясь  к
голосу разума и мнению окружающей среды, пожелали немедленного единения.
     Их переполняла  романтическая составляющая, и обе они  в момент  нашего
знакомства одинаково  готовы  были дать, наконец, ей  волю. Одним словом, мы
оказались  в  положении  двух алкоголиков, вдруг распознавших  друг друга  в
обществе завзятых трезвенников. И понеслось...
     Теперь настал -  таки черед рассказать  о безумствах,  которые избавили
нас от пресловутого дисбаланса и породили  кучу самых невероятных сплетен  и
легенд, причем ненадолго - всего-то на семь с  половиной лет. Об этом теперь
мне следовало помнить постоянно.

     Конечно  же,  мы  познакомились  на почве  взаимного  профессионального
интереса.
     Мой  старинный  приятель,  проницательным  оком  моего   же  банкира  и
кредитора, довольно  быстро оценил плачевное состояние финансов  моей  ни от
кого независимой телекомпании, с огромным трудом балансирующей на плаву  под
натиском новорожденных телевизионных монстров.  Они уже не бравировали своей
независимостью,  зато стремительно  росли и матерели на  сытых кормах щедрых
поначалу  спонсоров,  которые  тогда  еще  стеснялись  откровенно называться
хозяевами. Словом, мой мудрый приятель, решил, что настало время  мою судьбу
устроить подобным же образом.
     И как-то раз, теплым осенним днем мы отправились поужинать в загородный
офис   некоего  молодого  талантливого  предпринимателя,  который  не  прочь
заняться собственной пропагандой, да  и вообще на всякий случай, обзавестись
небольшой телекомпанией.  Случаи, как известно, бывают разные  и  стремление
молодого, начинающего, но  очень быстро  растущего российского  капиталиста,
было вполне понятно.
     Обед удался на славу.
     Потом, Егор, который, разумеется,  подвозил меня  домой,  как  водится,
попросил чашку кофе... С того памятного вечера мы жили вместе.
     Тогда и начались безумства.
     К  примеру,  поужинав  поздно  вечером  в  одном  из  лучших московских
ресторанов (  это  был принцип Егора: потреблять все только самое лучшее)  и
объехав до  рассвета пару-тройку модных ночных клубов, где плясали не  жалея
подошв,  мы  часов  в пять или  шесть  утра  вдруг направлялись  на один  из
московских вокзалов и, запретив охране Егора, следовать за нами, вваливались
в полусонный зал ожидания.
     Там, осмотревшись некоторое время  и оценив ситуацию,  мы подсаживались
поочередно  к  разным людям,  озадачивая  их, к примеру,  вопросом, за  кого
собираются они  голосовать на предстоящих президентских выборах ( дело  было
как раз весною 1996 года ).
     Самое странное, что сонные,  измученные ожиданием,  люди нас ни разу не
били и даже не пытались дать  по  физиономии,  напротив, большинство из  них
охотно вступало в беседу,  пространно  рассуждая о сильных и слабых сторонах
Ельцина.
     Однажды за этим занятием нас застукал  наряд милиции, состоящий из двух
явно  не московского происхождения сержантов. Поначалу сержанты  отнеслись к
нам  подозрительно  и,  как  следствие,  немедленно  потребовали  предъявить
документы.   Егор  документы  предъявлять  отказался,  явно  рассчитывая  на
продолжение спектакля,  и  не ошибся. Нас вежливо доставили в дежурную часть
привокзальной  милиции,  и там у  грязной стойки,  отделявшей  дежурного  от
остального помещения, большую  часть которую занимал "обезъянник" ( клетка в
которой временно содержались человекообразные существа без возраста  и пола,
собранные этой ночью на вокзале ), Егор, наконец  смилостивился надо мной, и
документы предъявил. В них  значилось, что он ни много не мало экономический
советник одного и вице-премьеров российского  правительства. Далее произошло
неожиданное:  дискуссия,  начатая  нами  в  зале ожидания вспыхнула с  новой
силой. В ней принимали участи все: и милицейский дежурный, и доставивший нас
наряд, и даже некоторые обитатели "обезъянника", которые могли в  тот момент
относительно внятно выражать свои мысли.
     Потом мы  пили водку, которой угощали нас политизированные милиционеры,
и закусывали  горячими сосками, доставленными в дежурную часть из ближайшего
ларька на перроне.
     Сосиски были разложены на газете,  и  откусив, их следовало по очереди,
макать в пластиковый стаканчик, в  который щедрая рука хозяйки ( или хозяина
)  ларька  плеснула  густой ярко  красной,  обжигающей  жидкости,  отдаленно
напоминающей кетчуп.
     Вокзал  мы  покинули,  когда   над  Москвой  уже  разрумянился  веселый
прохладный рассвет, честно обменявшись с милиционерами телефонами. На всякий
случай.
     Наряженная  охрана  мрачно  ожидала  у  нас  возле  глянцевого  черного
лимузина, одинокого на желтом фоне мятых, как консервные банки, такси.
     - Если сегодня мы с тобой умрем от  пищевого отравления, будет довольно
сложно определить что стало его причиной: устрицы в " Театро" или сосиски на
вокзале,  - заметила  я,  оскверняя благоухающие  недра  благородной  машины
запахом дешевой водки и вокзальных сосисок
     - Разумеется, устрицы. В этом у меня нет никаких сомнений -  немедленно
отозвался Егор,  и привлекая  меня к себе, горячо дохнул в лицо резким духом
кетчупа.



     В  наших  предрассветных   визитах   на   вокзалы,   не   было   ничего
уничижительного  для  людей, коротающих там нелегкую  пассажирскую или вовсе
бездомную долю.  Мы ехали не вокзал не развлекаться чужим  убожеством,  и уж
тем более, не  издеваться над  ним. Нет! В те минуты, нам было действительно
интересно, что думают разные люди, а не только те, что отплясывали с нами на
сияющих площадках ночных клубов.
     Такой вот был безумный порыв.
     Были и другие.
     Было лето,  и  мы  уже  некоторое  время  жили за городом,  в  огромном
коттедже,  более  напоминающем  средневековый замок, который  Егор  довольно
быстро возвел для  нас прямо в лесу  на берегу Москва - реки. Место, которое
он  выбрал для нашего жилья было сказочным ( впрочем,  Егор всегда был верен
себе, а  значит,  ему должно было  принадлежать все самое лучшее  ), едва не
лучшим на всей супер - элитной Рублевке.
     Забор был высоким,  как требовали того не интересы безопасности,  но  -
условия игры. Забрался на эту ступень общественной иерархии,  будь  добр  их
соблюдать.
     Иначе,  - избави  Бог! - прослывешь белой  вороной. Птицы эти  в  наших
краях, как известно, живут недолго.
     Так  вот  забор  должен  был быть  высоким,  кирпичным, красным "Каждый
построил  себе по маленькому Кремлю, -  заметил как-то  Егор воскресным днем
объезжая окрестности,  -  на всякий  случай. А  случаи,  как известно, бываю
всякие" На  заборе имелось все,  что  должно было иметься:  камеры слежения,
хитрые  датчики и прочая  модная охранная техника. Но в самом  заборе, кроме
главных торжественных  ворот, с  колоннами, домом охраны  и  только что  без
флагштока для  поднятия фамильного флага, имелась еще маленькая  неприметная
калитка,  сразу  за которой  начинались узкие деревянные ступени,  ведущие к
воде.
     Итак, было лето, в окна нашей спальни выходящие прямо на реку и как раз
на  ту заветную калиточку, вливалась предрассветная  речная прохлада, свежий
ветер и гомон пробудившихся птичьих стай, но этого показалось Егору мало.
     В нем бурлило очередное безумство
     -  Вставай! - бесцеремонно растолкал он меня и, не  давая опомниться  и
возмутиться, скомандовал. - Бери подушки,  два  пледа,  бутылку шампанского,
фужеры, фрукты
     - Зачем? -  я еще  не  очень понимала,  на каком нахожусь  свете  и что
происходит вокруг
     - Как ты  не понимаешь?  Рассвет пойдем  встречать на  берег.  Быстрей,
солнце вот-вот взойдет!

     Я оценила идею и проявила чудеса оперативности: мы успели.
     Думаю,  наша недремлющая  охрана,  не  смогла  у