ошо известно теперь его  имя, и название могущественной  фирмы,
которую он возглавлял с парой  таких же,  как он,  пожилых,  респектабельных
мужчин, умеющих  виртуозно  играть  на чужих  слабостях,  будь  то  слабости
человеческие или целого огромного государства.
     Но из этих моих знаний не следует ровным счетом ничего
     Потому  все  прозвучавшее  выше  излагается  всего  лишь  как  сказка -
страшная сказка, вырвавшаяся в наш мир из лабиринтов своего зазеркалья.



     Трое очень непохожих друг  на друга  мужчин продолжают  вместе  со мной
обсуждать ее печальные итоги.
     Впрочем, если бы  не  своевременное вмешательство каждого из них  итоги
могли оказаться куда более страшными
     Разговор начат некоторое время назад и то, что  это своего  рода финал,
понимают все, от того, наверное каждый, считает своим долгом сказать то, что
не  успел сказать раньше, или объяснить что-то, что по, его разумению должны
напоследок узнать присутствующие
     - Пожалуй, я  единственный  из всех,  кто не сумел  выполнить  функции,
возложенные на меня до конца - с некоторым скептицизмом, в  котором,  тем не
менее,  отчетливо  звучит  грусть,  произносит  высокий  сухопарый  мужчина,
сутулый,  с   усталыми   умными  глазами,  пронзительными   и   насмешливыми
одновременно. Этого человека  зовут Михаил Сергиевский. Он  адвокат, один из
лучших московских, и приглашен  был  в  команду по настоянию  другого  моего
гостя  -  швейцарского  банкира Гвидо  фон  Голденберга,  всем своим  видом,
являющим полную противоположность своему протеже.
     Гвидо свеж и подтянут.
     Даже в идеально сидящем деловом костюме, он кажется спортсменом, только
что  сошедшим с  дистанции.  Так  мускулисто его тренированное  тело. А щеки
покрыты свежим альпийским загаром,  словно за плечами у него не три недели в
хмуром московском межсезонье, а  сплошной лыжный марафон на сияющих  склонах
его родных Альп.
     -  Ну,  я не  думаю,  что еще  кто-то  из присутствующих придерживается
подобного мнения - живо  реагирует он на уничижительное признание  адвоката.
Все поддерживают его молчаливым согласием.
     - Спасибо. Но я  остаюсь при своем. Следствие, в котором  я представлял
интересы  потерпевших,  как  вам  известно,  зашло  в  тупик,  и  закрыто со
стандартной формулировкой " за отсутствием состава преступления"
     - Хорошо, что не события - вставляю я.  - Отсутствие состава, насколько
я понимаю, не отрицает факта самого преступления?
     -  Браво!  Вы  овладеваете  юридической  грамотой  прямо  на  лету.  Не
отрицает, но и не позволяет привлечь виновных к ответственности, да и вообще
не дает нам основания назвать кого - то виновным.
     - Я бы  сказал, не дает нам права, - снова вмешивается банкир, проявляя
отменные  знания и  юриспруденции, и русского языка,  - но отнюдь не  лишает
основания.
     - Да, это, пожалуй так, но что толку?
     - То есть как это, что толку? - снова парирую я, - А целостная  картина
преступления,  которое,  хотя  и  не доказана  с  точки  зрения  закона,  но
совершенно ясна нам. И потом, оно пресечено, что тоже немало.
     - Но какой ценой!

     Цена действительно заплачена огромная - жизнь Егора.
     Причем  заплачена им  самим,  добровольно, с  полным и  ясным сознанием
того, на что идет.
     Это  моя  часть умозаключений, но с ней согласились и Гвидо,  и Михаил,
хотя  доказательств именно в этой части воссозданной  нашими общими усилиями
картины, как раз менее всего.
     Однако  я  уверена,  в  том  что,  полностью   включившись  поначалу  в
исполнение плана несуществующей ныне фирмы, он шел по этому заманчивому пути
довольно долго, совершая непростительные шаги.
     Говоря об этом, я имею в виду отнюдь не то, что он оставил меня.
     Это  моя вечная  боль и  скорбь,  и унижение,  и бессонные ночи,  почти
потеря рассудка.
     Но все это принадлежит только мне, и мною прощено.
     Сейчас я веду речь о других шагах.
     Делая их, он безжалостно растаптывал все, к чему пришел самостоятельно,
методом долгих проб и ошибок, и чем по праву гордился.
     Он растоптал, отдал на поругание, вплоть до физического устранения свою
Команду, которую сам всегда обозначал именно так - с большой буквы и подолгу
объяснял  мне,  как  это  важно, чтобы  тебя  всегда окружала  небольшая  но
сплоченная и преданная, " твоя" команда,  где каждый занимает свое место, им
доволен и не мечтает рано или поздно взгромоздиться на твое.
     Он  допустил  посторонних, пусть  и очень  толковых,  на первый взгляд,
людей, к окончательному решению своих  собственных проблем, чего не допускал
никогда. " Решения я всегда принимаю сам, на том стою, и стоять буду! "  - в
его  устах  это  была  не  просто  фраза,  это  был  девиз,  выстраданный  и
незыблемый.  Он  отшвырнул его  в  сторону,  как  отслужившее  свое ненужную
вещицу.
     Наконец, он  позволили подчинить всю свою жизнь одной идее,  что всегда
осуждал в других, относя к категории  глупого опасного упрямства.  Мы не раз
спорили  с  ним  на  эту тему,  поскольку  мне  не  все  представители  рода
человеческого,  положившие  свои жизни  на алтарь одной  единственной  цели,
казались опасными безумцами. Он высмеивал их и меня вкупе с ними, и заявлял,
цитируя свою бабушку  - крестьянку,  что " если  уж все яйца нельзя носить в
одной  корзине",  то  доверять  ей  целиком  всю  отмеренную  тебе  жизнь  -
совершенное безумие. И он оказался, как всегда, оказался прав, доказав  свою
правоту своей же жизнью.
     Однако, довольно.
     Мне  не так уж  легко  дается  перечисление  смертельных  шагов  Егора,
неуклонно   ведущих  его  к  тому  зверскому  повороту  коварной  альпийской
Дьяволицы.
     Их было еще несколько.
     Но, в конечном итоге, каким бы  трагически он не  казался,  был и некий
светлый момент.
     Потому что настал тот час, когда Егор понял!
     Все ли понял он или только отдельные догадки  начали складываться в его
голове в целостную картину, мы уже не узнаем никогда.
     Не дано нам узнать, что за картина открылась перед его глазами.
     То  ли мечта  всей жизни  отчетливо  проступила  на холсте,  уродливая,
отталкивающая, возможно, внушившая ужас.
     То ли мечта осталась мечтою,  но он понял,  что ему никто не собирается
вручать ее в безраздельное пользование. Нет! Всего лишь дадут подержать, как
переходящее  красное знамя в комсомольской  юности, позволят примерить,  как
царское убранство в музейных запасниках, и  заберут немедленно, чтобы отдать
в  вечное   пользование  совсем  другим  людям.   Он   же  так  и  останется
комсомольцем,  который,  по   праздникам  выносит   знамя,  в   силу  своего
гренадерского роста и неплохой успеваемости.
     Возможно, ему  открылось  нечто  совсем иное,  чего  мы не смогли  даже
смутно себе представить.
     Но что-то все же произошло.
     И Егор перестал следовать заданному программой курсу, или начал вносить
в него коррективы, или...
     Словом, я  опять должна признаться: в наших умозаключениях  образовался
существенный  пробел - мы не знаем,  чего  не стал,  или, напротив, что стал
делать Егор.
     Но это нечто заставило влекущих его за собой людей, насторожиться.
     Справедливости ради, следует отметить, что  они имели  на это некоторое
право.
     Личный  счет  Егора,  как  утверждает Гвидо, начал  стремительно  расти
именно  около  полутора лет назад, то есть, начиная с того момента, когда он
подписал  свой договор с дьяволом или  теми, кто был уполномочен действовать
от его имени.
     Последний  тезис  -  плод  моей  абсолютной  выстраданной  уверенности.
Остальные трое его не оспаривают, но возможно только из сострадания ко мне.
     Следовательно, они  аккумулировали  свои  средства  на  его  счету  для
достижения, разумеется, своих же целей.
     Вернее, они предоставляли ему ранее недоступные возможности заработать,
а он был не настолько идеалистом, чтобы их упускать.
     Меня в этой весьма щекотливой части нашей истории несколько успокаивает
только одно: теперь, когда я  приняла решение наследовать  не только  деньги
Егора,  но  и  его  дело,  я вижу,  как  стремительно тают  эти  "нечаянные"
средства, и не очень сожалею об этом.
     Более того, я с нетерпением жду часа, когда  на моем, теперь уже счету,
не останется ни одного  из  этих дьявольских пиастров, можно будет  спокойно
подводить итоги, и с помощью Гвидо строить новые схемы.
     Согласно  первому  распоряжению  Егора,  в случае  его смерти, все  эти
средства переходили  частично -  его вдове, частично -  хорошо известной нам
фирме. У них, очевидно, не принято было  доверять до конца друг другу, и для
того имелись веские основания.
     Но  именно здесь  начинается  самый  страшный и самый загадочный эпизод
нашей сказки, над которым мы, по- прежнему дружно ломаем головы.
     -  Стала  ли гибель  Егора  следствием  несчастного случая, возможно  и
хладнокровно  заложенного  в  его  подсознание, что  в принципе,  допустили,
приглашенные нами эксперты? Или же его банально убили, каким-то  дьявольским
способом столкнув с опасной кручи?  - Я все же склоняюсь к  первой версии. -
Егор был отменным спортсменом и очень крепким физически человеком. Попытайся
кто, действительно напасть  на  него,  следы  борьбы были бы неизбежны  - но
Гвидо перебивает меня
     - Тогда зачем понадобился этот фокус с запоздалой отправкой электронной
почты?  Нет,  он  чувствовал  опасность.  Возможно,  догадывался  о том, что
покушение  запланировано именно  на тот проклятый день,  и решил обмануть их
напоследок. Если бы все обошлось, то через три часа он был бы уже в номере и
спокойно мог отменить отправку распоряжения.  Если бы его  худшие подозрения
оправдались, что  собственно  и  произошло, через три  часа уже некому  было
отменить отправку почты, и умная машина сделала свое дело.
     -  Да, -  соглашается  с ним Михаил. Он был  в Швейцарии, и наблюдал за
повторным,  более  тщательным  расследованием гибели, которое  проводило уже
частное агентство по моему настоянию. - Там тоже не все гладко. Нет ни каких
следов, это  правда. Но существуют десятки  способов  вырубить  человека  на
несколько  секунд,  даже  не  попадаясь  ему  на  глаза:  лазеры,  и  прочие
электронные штучки. А  на таком вираже на секунду ослабленное внимание может
оказаться  фатальным.  К тому же  есть,  некое косвенное  доказательство. На
подъемнике  заметили,  что  вместе с Егором в  последнюю вагонетку запрыгнул
некто в  красном костюме инструктора. Это даже несколько  успокоило людей на
подъемнике. Потому что близилось ненастье, и одинокий лыжник подвергал  себя
риску,  хотя  остановить его еще не  было законных  оснований: заперт пришел
через  насколько минут, после того, как  вагонетка  достигла вершины. Но вот
"красный" лыжник куда-то пропал.
     - Но ответьте мне тогда на простейший вопрос, если Егор чувствовал, что
подвергнется нападению  именно в этот день, зачем  он  вообще отправился  на
маршрут? Отказ  не вызывал бы ни  у кого ни малейших подозрений.  С утра все
только и говорили о том, что погода резко портится... - не унимаюсь я
     - А ты, разве, не  лучше  всех нас знала Егора? Попробуй  рассуждать  с
позиций  его логики. Он  лишен  сентиментов,  знает,  с  кем  имеет  дело, и
понимает,   что  обречен.  Бежать  в   полицию,   возвращаться   в   Москву,
информировать меня - все пустые хлопоты. Они все равно  найдут способ  убить
его,  но в случае, если почувствуют, что он знает и собирается противостоять
этому,  наверняка  будут действовать осторожнее вдвойне,  и  главное, найдут
способ,  обезопасить  завещание от  внесения корректив. Это главное.  Он это
понимает, и  решает принять  смерть  по  их первоначальному плану, но крепко
"надуть"  их  в  главном. Кажется, так  говорят  у  вас  в  таких  случаях -
"надуть"?.  И он  победил! - с  логикой Гвидо  спорить трудно.  К тому же  я
вспоминаю свой давешний сон, еще там, у себя  дома. Егор ведь говорил что-то
подобное, про обман и про победу. Что ж, возможно, все было именно так.
     - Но,  в  принципе, это не имеет  такого уж принципиального значения, -
примирительно  говорит  Гвидо  -  меняется  ведь  только  степень  мужества,
проявленная Егором - то ли он шел на маршрут не  зная, способа  казни, то ли
он отправлялся,  поняв, что  запрограммирован на гибель, и с  этим  уж точно
ничего нельзя поделать. Но в любом случае, он что - то знал, или по, крайней
мере, чувствовал, отсюда и фокус с электронной почтой. Проверить эту  хитрую
программу в памяти компьютера, они не догадались.
     - И тогда они попытались спорить с банком?
     - Не  -  е  - т! Что ты! Даже  они понимают, что  это бесполезно,  если
первоклассный банк принял решение...
     - Но первоклассный банк ведь не сразу принял решение?
     - Ну,  это детали, касающиеся наших внутренних  взаимоотношений. Важнее
то,  что мы его приняли, и адвокаты, ушли ни с чем, собственно с тем, на что
и рассчитывали. Иначе, они прислали бы более маститых.
     - Да. И началась изощренная атака на тебя  - адвокат  смотрит на  меня,
словно до сих пор не верит, что я выстояла.
     -  Да не смотри ты  так,  -  не выдерживаю  я, -  нет  тут  моей прямой
заслуги, я же шла пить эти  Мусины таблетки, только молилась перед этим так,
как  никогда  в  жизни,  и  Господь, а  вернее,  Матерь  Божья  послала  мне
избавление
     - Своеобразное,  надо сказать.  -  впервые  за весь вечер подает  голос
Игорь. Третий мой гость сегодня.
     - Не богохульствуй, прошу тебя!
     - Ну, хорошо, не буду. Но ты к  счастью, не видела своей  физиономии, а
вернее того, что от нее осталось, после этого чертового маньяка - наркомана.
Самое  страшное было горло -  там  классически разрез  -  от уха  к уху. При
таких,  не  выживают,  как правило. Все  остальное волновало  меня меньше. Я
например, был  уверен, что этот подонок выколол ей оба глаза, но на это было
тогда плевать. Пусть слепая, главное, чтобы жила.
     - Ну, ничего  себе -  плевать!  Я не имел чести знать  мадам  ранее, но
теперь ее лицо достойно украшать обложки лучших журналов.
     - Спасибо, Гвидо! Но пока это еще не мое лицо.
     -  Ничего,  привыкнешь.  Еще удивляться  будешь,  глядя  на  фотографии
прошлых лет: кто это там такой корявенький?
     - Ну, знаешь, корявенькой я никогда не была...
     - Знаю, знаю, успокойся. Уж я - то единственный из всех знаю.
     -  А  к  слову, почему ее привезли к  вам  в клинику, ведь могли - куда
угодно... и не было бы лица с обложки... И вообще ничего не было, этот  тип,
он,  между просим караулил  свою  бывшую подружку  с  твердым  намерением ее
укокошить. Попытки, должен сказать, предпринимал неоднократно.
     - И его не забрали в полицию? - этого Гвидо понять не может
     - Нет,  у нас не любят возиться с  психопатами,  а у него стопроцентная
справка  из  психушки.  А к нам  доставили,  точно  по  провидению  Божьему.
Приемная "Склифа" взмолилась - они  были под завязку, а у нее  в сумке вдруг
оказалась  моя визитная карточка  - позвонили  на всякий случай, к счастью -
застали...
     - Он же еще и наркоман? - не унимается Гвидо
     - Что-то я не замечал, чтобы  у  вас наркоманов  отправляли за решетку.
Вот бесплатные наркотики из автобуса раздают - это видел лично..
     - Но это часть программы  против СПИДа. В автобусе  - разовые шприцы, и
вообще - гигиена. Но если человек социально опасен...
     - А кто это доказал, до сего момента?
     - Но это неправильно, есть же соответствующие службы
     - Оставьте! Вы никогда не поймете друг друга. Это Россия,  Гвидо, вы же
сами часто повторяете это, когда сказать больше нечего
     - Да, вы правы.
     -  И оставьте вы в покое этого  маньяка. Слава Богу, я жива, и подружка
его  жива, а он,  наконец, там,  где ему быть полагается.  В конце концов, я
намерена даже  принять участие в его судьбе,  ведь некоторым образом он меня
все же спас...
     - Ну, это уже без меня...
     - Да, это сугубо  личное.  И  ты еще подумай на  эту тему  как следует.
Однако, если  вернуться  к той  программе  доведения тебя  до  самоубийства,
которую этот псих буквально  раскромсал  своим скальпелем, то она была почти
совершенна, Потому я  и смотрю на тебя  с таким  восторгом. Не удивлением, а
восторгом. Уж слишком долго ты продержалась.
     - Да не так, чтобы очень, всего-то сорок дней.
     - Да, сорок. Но чего они только не  изобразили за эти сорок дней. Своих
людей в бутик устроили, платье подобрали, фотографию страшную изобразили и в
одном  экземпляре  журнал напечатали. Ты ведь  сразу не могла вспомнить, что
это был за журнал? Я чудом на типографию вышел.
     - А почему они были так уверены, что я обязательно зайду в этот бутик?
     - А потому, что ты, извини  уж,  известная барахольщица. А тут еще дома
засиделась,  и  Муся,   по  инструкции  Дарьи  плавно  тебя  к  мысли  пойти
прогуляться подвела. А на  улице  за  тобой демонстративно  шли.  Ты  слежку
распознать не умела,  не профи, зато тревога и страх появились сразу же, как
у любого нормального  человека, за  которым  начинают  следить практически в
упор. А дальше - дело техники: яркая витрина, воспоминания о прошлой жизни -
и ловушка захлопнулась.
     - Да, виртуозно.
     -  Ничего виртуозного. Сложнее было с  могилой, ее надо было держать, а
это даже могильщиков наталкивало на разные несвойственные им размышлениями.
     - А могильщики были настоящие?
     - Первые? Да! Я с ними три бутылки водки выпил, пока все подробности  и
детали вспоминали. А вот третий, как ты называешь его "кладбищенский мастер"
- тот явно подсадной казачок, который караулил бы тебя хоть до рассвета. И к
разговору  был  готов,  не  сомневайся.  Очень  убедительному,  правильному,
разговору,  после  которого ты, может, свои  таблетки  прямо у могилки  бы и
скушала. Так что  благодари Бога,  что  пожалела  старика, пугать не  стала.
Старик-то был не из пугливых.
     -  Но  вот идея  с одеколоном и топотом на лестнице, по - моему, не  из
самых удачных. Призраки не пахнут, и не топочут
     -  Да?  А кто об этом  думает в такой  момент?  Ты ее спроси.  Она ведь
сначала до смерти испугалась. Так? А испуганный  человек менее всего склонен
анализировать, он действует импульсивно,  эмоционально. А тут извольте - еще
один  эмоциональный удар. Запах из прошлого.  Нет,  не соглашусь я с  тобой.
Задумано  и исполнено  тоже на высоком  уровне.  Главное - нужный эффект был
достигнут?
     -  Да уж, был. Отрицать не стану. К тому  же, откуда мне знать - пахнут
призраки или нет?  Ну а женщина в церкви,  и Кассандра - это сама знаменитая
Дарья.
     -  Да, и модель на фото тоже она, странно,  что ты этого не разглядела,
это наверняка  усилило  бы эффект воздействия. И работала она с тобой  очень
профессионально, что, собственно  было не трудно. У нее было два сензитива -
человека,  проникших в  твое сознание - глубже некуда:  Егор и Муся. Но  все
равно, техника,  по заключению наших экспертов, продемонстрирована отменная.
Собственно,   все   прочее   было   прелюдией,   а    откровенно   и   прямо
запрограммировала   тебя  на  самоубийство  именно  она.  Причем,   красиво,
теоретически выверено, гармонично. Прости, что напоминаю.
     - Ну, из песни слово  не выкинешь. Не  понимаю,  только зачем  она  так
вытягивала из  Егора информацию обо мне, и зачем поначалу, пока еще Егор был
вполне управляем, приставили ко мне Мусю.
     -  На  всякий  случай.  А  случаи,  поверь,  бывают  всякие.  Егор  был
управляем, но  не ощущать  его твердости и хитрости, она не могла. Потом, не
забывай, она отменный специалист, и к тому же,  женщина: не понимать, что до
конца он тебя не разлюбил, и потому ей не принадлежит,  она не могла. Потому
нужен  был постоянный контроль за его мыслями  и  постоянное, на уровне  его
подсознания  противостояние  с  тобой. Ну  а  Муся?  Муся  была  приставлена
поначалу на случай всяких выходок с твоей стороны. От тебя ведь ожидали чего