бладал еще и  неплохим художественным вкусом,  либо
просто был очень неглуп,  и полностью отдал оформление свей обители на откуп
толковым дизайнерам.
     Все  в  нем было  к месту, ко времени и  порождало  ощущение абсолютной
гармонии и дорого, уютного комфорта.
     Молодая  женщина,  с  удивительно   правильными,  почти  академическими
пропорциями  лица  и очень  короткой  стрижкой  комфортно  расположилась  на
большом английском диване, классически сдержанно зеленого цвета в отдаленном
углу кабинета, который подчеркнуто, был предназначен для деловых бесед, но с
людьми близкими или, по меньшей мере, давно знакомыми хозяину кабинета.
     Не случаен здесь и  пылающий камин в массивном  обрамлении  зеленого, в
тон  мебели,  мрамора, и низкий столик  красного дерева заставленный  сейчас
чайными и  кофейными приборами строгого гарднеровского  сервиза,  и  большие
кожаные кресла, составляющие вместе с диваном единый, добротный гарнитур.
     Все три кресла геометрически выверено окружающий столик,  сейчас заняты
тремя мужчинами, очень разными внешне.
     Однако сторонний  внимательный  наблюдатель,  окажись  он в  эту минуту
поблизости, непременно заметил бы, что  каждый  из них по-своему, уместен  в
этом кабинете, и своим  присутствием ни как не  нарушает общей,  безусловной
гармонии.
     А венцом ее, и одновременно стержнем, на котором собственно и держался,
прочно   и  уверенно  весь  безукоризненно  выверенный  стиль  кабинета  был
огромный, портрет над камином в массивной золоченой раме.
     На  холсте, изображен во  весь  рост  очень  крупный,  представительный
мужчина,   с   окладистой   бородой  и   ясными,   пронзительными   глазами,
устремленными, кажется, непосредственно  на  каждого из посетителей кабинета
и, одновременно, озирающими все его пространство.
     Человек на  портрете был ни  кто иной, как русский Император  Александр
III,  и  присутствие в кабинете  великого  Государя,  говорило  о  вкусах  и
пристрастиях хозяина гораздо более, нежели все прочее.
     Атмосферу абсолютной  гармонии,  царившей,  как  уже замечено,  в этом,
обставленном с умной роскошью кабинете, нарушало лишь одно обстоятельство.
     Болезненно хрупкая  женщина,  с неестественно  правильными чертами лица
теперь была его хозяйкой.
     И  это  было совершенно  нелогично и  необъяснимо  настолько,  что даже
взгляд  Государя  Императора,  устремленный  на нее, кроме привычного слегка
насмешливого превосходства, окрашивался еще и изрядной долей недоумения.
     И, тем не менее, это было именно так.
     Более того, эта женщина - я



     Странная и не вполне здоровая привычка постоянно оценивать себя, как бы
глядя со стороны, прочно живет  во мне, иногда сильно отравляя жизнь и жутко
раздражая.
     Но  отделаться от нее, мне,  очевидно, не удастся еще достаточно долгое
время.
     По  крайней мере, до  той  поры,  пока  я  не  привыкну  к  своей новой
внешности, которую своими воистину "золотыми" руками воссоздал Игорь из того
кровавого месива, в которое было превращено мое лицо безумной рукой маньяка.
     Пока не  зарубцуется  на шее  глубокий  шрам,  который Игорь  обещает "
иссечь", как он выражается, несколько позже. Теперь же я вынуждена  скрывать
его под несколькими  рядами  крупного жемчуга, сильно напоминающими  собачий
ошейник.   Несмотря   на  свою  баснословную,   даже   при  теперешних  моих
возможностях, цену, ошейник выводит меня из себя своим постоянным навязанным
мне присутствием.
     Откровенно  говоря,  очень  многое  теперь  в  моей  жизни, не является
следствием моего свободного выбора.
     Однако - все это, начиная от совершенно чуждого мне кабинета, в котором
я,  выбиваясь из сил, осваиваю совершенно чуждую мне деятельность,  и многое
еще другое является результатом моего выбора.
     Не свободного, но добровольного.
     Такая вот странная коллизия.
     Но я пытаюсь учиться жить в ее рамках.
     И трое мужчин, с которыми мы теперь мирно и  вроде бы даже расслаблено,
попиваем чаек и кофе - кому что по  вкусу,  каждый - по - своему, помогли  и
продолжают помогать мне в этом.
     Выходит, что на сегодняшний  день - все они, совсем недавно, понятия не
имевшие о существовании друг друга, - самые близкие мои друзья и помощники.
     И, если угодно, моя команда.
     Хотя к этому термину я отношусь очень осторожно.
     Когда  - то его внедрил в  мое сознание Егор, и  заставил принять,  как
нечто  очень  важное  в  жизни человека, если он, разумеется, не  из  породы
раков-отшельников, по собственному же Егорову выражению.
     Однако  позже  сам  Егор  как   -   то  уж  очень  несвойственно  себе,
легкомысленно  и  непродуманно  распорядился  этим  важным фактором  в своей
собственной жизни, за что, собственно и поплатился так жестоко.
     Но  эти трое  -  все же  команда,  команда  моих  спасателей, правда, к
сожалению, временная.
     И сегодня, как не грустно признавать мне это - последняя наша встреча в
полном составе.
     По крайней мере, на ближайшее, обозримое время.
     С каждым  из  этих людей, я  провела  наедине,  в долгих,  порой  очень
непростых беседах, бесчисленное множество времени.
     Гораздо  реже собирались мы все вместе. Тем дороже для меня сегодняшняя
встреча.
     И  я  велела разжечь камин,  и подать традиционные чай-кофе  в парадном
гарднеровском сервизе.
     Сдается мне,  что  поступила я  верно, потому  что  Государь,  впервые,
пожалуй, с момента моего водворения в кабинет Егора, вроде бы не  удивляется
моему присутствию.



     Нас  собрала  здесь вместе  история, которая могла  бы  лечь  в  основу
захватывающего остросюжетного романа.
     Популярного  фильма  или даже целого сериала,  из  тех редких,  которые
счастливо  избегают попадания  в  искрящуюся  пенную  бесконечность "мыльных
опер".
     Но она обернулась страшной сказкой, ужасной и неправдоподобной.
     Однако именно она, эта страшная сказка чьей-то злой волей и  совершенно
невообразимым способом была воплощена в жизнь.
     История эта такова.
     Давным  -  давно,  целых  тридцать  с  небольшим  лет  назад,  в  одной
совершенно обычной московской  семье родились друг за другом, с интервалом в
один год две девочки
     Погодками называю таких детей.
     И они, часто бывают мало похожи друг на друга, как похожи близнецы, или
даже дети одной семьи, рожденные с большим интервалом.
     По крайней мере, эти девочки, были совершенно непохожи друг на друга.
     Более того,  казалось,  что  природа  решила  немного  поразвлечься  на
потомстве этой, ничем не примечательной семьи.
     И потому  старшая девочка уже в раннем детстве, когда все  дети кажутся
одинаково   симпатичными  бутузами,   оказалась  не   удивление  некрасивой,
медлительной  и неповоротливой.  Однако, тихой,  беззлобной,  безотказной  и
более всего  озабоченной  с малых лет благополучием кого  угодно, начиная от
любимой  бабушки  и  заканчивая  приблудным  котенком,  но только  не  своим
собственным.
     Та  же,  которая  рождена была всего -  то на  один год позже, теми  же
самыми родителями, в том же самом старом доме и при  прочих равных условиях,
появилась  на свет  красавицей и  это,  так же  вопреки  обыкновению,  стало
очевидно с первых дней ее жизни.
     Надо ли говорить,  что все прочее  в младшей сестре  было  диаметрально
противоположно тому, что отличало старшую.
     Она  была  жива  и подвижна  как  ртуть, соображала стремительно не  по
годам,  и  не по  годам  была прагматична. Ее эгоизм,  заметный уже в нежном
возрасте настораживал даже родителей,  а жестокость, которую она вдруг могла
беспричинно проявить к любому живому  существу в недобрый час попавшемуся ей
под руку, вселял откровенную тревогу.
     Тревога  старших был не просто тревогой родственников по поводу дурного
характера подрастающего члена семьи,
     Семья,   в  которой   появились  на  свет  обе  девочки,   была  семьей
потомственных, профессиональных психиатров. Основатель династии  - известный
московский    профессор   пользовал,   и   небезуспешно,    еще   страдающих
расстройствами нервов столичных барышень, врачевал более серьезные  душевные
недуги  у  вельможных   аристократов,   крупных  помещиков  и  нарождающихся
российских буржуа, - словом на отсутствие практики и славы не жаловался.
     По его стопам пошел и сын, которому довелось врачевать больные души уже
совсем иных, но также власти придержащих персон, из числа партийной и прочей
советской номенклатуры.  Женился  он  довольно  рано, на  молодом докторе  -
коллеге, также успешно практикующей.
     Таким   образом,  озабоченность   семьи   более   чем   дурным   нравом
ангелоподобного  чада,  носила  профессиональный характер, и  споры  методах
воспитания девочки часто приобретали характер научных дискуссий.
     Но их,  как правило, и постигала судьба  всех  ученых  дискуссий. Иными
словами, ни к каким конкретным решениям, родители не приходили и радикальные
меры в воспитательном процессе младшей дочери не применялись.
     Обоим, откровенно  говоря,  было  не  до  этого.  Советская  психиатрия
развивалась  в ту  пору  бурно  и,  как  казалось  тогда  апологетам  школы,
продуктивно.  Сознание  множества  сограждан  вызывало  тревогу  у  отечески
настроенных  властей, и  советские психиатры -  патриоты работали на  износ:
гражданам великой страны требовалась их квалифицированная помощь. Посему оба
родителя большую часть время проводили в стенах своих клиник, встречаясь под
крышей старой,  дедовской квартиры только поздними вечерами  и, похоже, лишь
для того, чтобы обменяться профессиональной информацией, и обсудить новейшие
методики.
     Обе девочки,  не смотря вопиющую свою непохожесть, проявляли одинаковый
интерес  к семейной  профессии, и даже  игра с  куклами "в  доктора"  всегда
превращалась в игру " в доктора - психиатра"
     Что  же  касается,  проблем  с  их  воспитанием, то  они  целиком  были
возложены  на плечи  бабушки  -  вдовы  основателя  династии, и  та,  будучи
единственным - не  психиатром  семье, пыталась  воспитывать  сестер,  в  тех
канонах, которых была когда-то воспитана сама.
     Ей, разумеется, не удалось существенно повлиять на  развитие  характера
обеих.
     И  старшая, росла по-прежнему  тихой неуклюжей толстушкой, работящей  и
безответной,  а  младшая  -  формировалась  надменной  капризной красавицей,
патологически ненавидящей всех, просто  так " на всякий случай", проявляющей
чудеса изворотливости, лживости и ловкости для достижении своих целей.
     К   примеру,   пожелав   откушать   сладостей  из  подарочного  набора,
предназначенного  для  вручения  кому-то, девочка  умудрилась, не  повредив,
снять целофановую  упаковку  с  огромной  коробки  конфет, предусмотрительно
извлечь - не одну, а  целый ряд шоколадных фигурок, и упаковать все сызнова,
так, что  ни у кого не возникло никаких подозрений относительно  целостности
подарка. Обман раскрылся совершенно случайно, когда хозяйка  дома, в котором
проходило торжество, решила угостить гостей дареными конфетами. Но и  тогда,
никому в  голову не  пришло заподозрить семейство дарителей, а вернувшиеся с
торжества, папа  с мамой  возмущались  беспорядками, царящими  на шоколадной
фабрике, где в коробку могли не доложить целый ряд конфет.
     Иногда  она  "шалила"  просто так,  даже не  желая  для  себя какого-то
вознаграждения.
     К   примеру,  уже,  будучи  подростком,  подслушав   случайно  разговор
родителей  о  маниакальной  ревности  одной  из приятельниц, девочка  начала
методично   названивать   несчастной   ревнивице,  представляясь  мифической
подругой ее мужа, и предрекая той скорую одинокую старость.
     Такой вот подрастал на земле человечек.
     Единственное,  чего,  пожалуй,  добилась   бабушка  в  своем  искреннем
стремлении  воспитать"  хороших  девочек  из порядочной семьи" было странное
весьма обстоятельство.
     Возможно, помимо бабушкиных  стараний  здесь сыграл роль пресловутый  "
голос крови"
     Но  как бы там  ни было, обе  девочки  были искренне  привязаны друг  к
другу. Можно даже  сказать,  что сестер  связывала  самая настоящая  любовь,
причем, как ни странно - взаимная.

     Пришел  срок, и обе девочки, естественно, с интервалом в год, поступили
в  медицинский  институт,  точно  зная,  какая  отрасль  здравоохранения  их
ожидает.
     Однако, судьба к тому времени, очевидно, уже устала наблюдать за ровным
течением  жизни  этой  семьи,  и  начала  постепенно  вносить  в  него  свои
коррективы.
     Старшая  - уже заканчивала третий курс института, когда бабушку  разбил
жестокий паралич.
     Надежды на  выздоровление не  было ни  малейшей,  но и сказать, сколько
дней, месяцев  или лет продлится безгласное и  неподвижное присутствие  ее в
этом мир, не брался никто.
     Остро встал вопрос о сиделке.
     Разумеется,  семья   без   труда   могла  позволить   себе  подобное  с
материальной  точки  зрения,  но  по  разумению  старшей  внучки,  это  было
категорически невозможно, стыдно, бессовестно и  неблагодарно по отношению к
воспитавшему их с сестрой человеку.
     Она выдержала не один семейный совет, но на своем настояла.
     Институт был  оставлен. И  девушка начала осваивать нелегкое мастерство
профессиональной сиделки.
     Бабушка прожила, на удивление долго - почти шесть лет.
     Когда она, наконец, покинула этот мир, положение старшей сестры было не
из легких.
     Ей было  двадцать  шесть  лет,  за  плечами  -  три  года  медицинского
института  и  опыт  ухода  за  парализованным  человеком.  Продолжать  учебу
отчего-то уже не хотелось, найти достойную работу было сложно.
     Но  некая высшая  справедливость все же, видимо, изредка осуществляется
относительно людей, служащих ей бескорыстно.
     Близким приятелем  родителей оказался известный профессор, пластический
хирург, который взялся похлопотать за дочь старых друзей.
     Прошло совсем немного  времени, и она удивительным образом обрела себя,
в  качестве хирургической  сестры  в  одной  из частных клиник,  еще  только
возникающих на руинах некогда монументального советского здравоохранения.
     Шел год 1987.
     Вышло так, что она пришла в клинику одной из первых.
     Остальное  стало  следствием  ее,  по-прежнему  идеального:   кроткого,
самоотверженного нрава и богатого опыта.
     Скоро  ее  не  просто  любили  в  клинике  все:  от  молодого,  модного
руководителя   -  профессора   до   обыкновенной  санитарки  -   она   стала
ангелом-хранителем   местного   масштаба,   к  тому   же  одной  из   лучших
хирургических  сестер. И потому постоянным соратником самого  талантливого и
перспективного пластического хирурга.
     Всего  несколько  лет работы принесли ей то, чего долгое время была она
лишена,  прикованная  собственным  решением  к  постели умирающей  старушки:
популярность, уважение, признательность, новые знакомства, связи, дружбу.
     Перед ней  открылись  двери,  за которые вряд ли  могли  попасть все ее
маститые предки - профессора, если только не случалось  с кем - ни- будь  из
тамошних обитателей тяжкого психического расстройства.
     Но и тогда,  доктора  впускали лишь  как  доктора,  на время визита или
курса лечения. И, расплатившись за услуги, как правило, знакомство прерывали
до следующего ( не приведи Господь! ) случая.
     В другое же время, вспоминать о скорбном  людям не хотелось: просто так
доктора в гости не звали.
     Другое дело - милая  и услужливая  сестра из клиники, приносящей только
радость преображения.
     Ее охотно  знакомили с друзьями,  рекомендуя как хорошего  специалиста,
если нужно поделать специальный массаж после операции или поколоть  какой  -
ни - будь препарат.
     С ней консультировались.
     В,  конце концов, людей  просто  согревал ее  мягкий покладистый  нрав,
готовность всегда и  все выслушать, понять, посочувствовать, по возможности,
помочь.
     Она была неприметна и не опасна с позиций извечной женской ревности, но
при случае, радовала глаз своей уютной домашней полнотой.
     А главное -  всегда  оказывалась  полезной, что бы  ни  затевалось и ни
происходило: детский  праздник  или  благотворительный бал,  не на кого было
оставить собаку или  нужно было,  не раскрывая источника, довести до чьих-то
ушей кофиденциальную информацию...
     Она быстро становилась всем "своей", и тем жила.



     Младшая   сестра,  тем  временем  блестяще  закончила  институт,   и...
оказалась почти в таком же затруднительном положении, что и старшая.
     Советская  психиатрия,  столпами  которой   были   сильно  постаревшие,
растерявшие связи и позиции в научном мире, предки, разваливалась на глазах,
погребая под своими руинами надежды на успешную карьеру.
     Однако,  молодой  интерн,  была  не из  тех,  кто  складывает  лапки  и
поджимает  хвостик,   ощутив   увесистый  пинок   судьбы,   смиренно  ожидая
наступления лучших дней.
     Да, линкор психиатрической школы дал течь, но  в сопредельных водах уже
барражировал,   вынырнув   из-за  "железного  занавеса"  современный  лайнер
психологии - науки, быстро входящей в моду и стремительно развивающейся.
     " Век двадцать  первый станет  веком  психологии, так же предыдущие два
века были веками естественных и точных наук " - вскользь заметила на  лекции
заезжая американская психологиня, но  младшая сестра вняла этому пророчеству
безоглядно.
     Великие открытия, а с ними - великая слава и великие деньги, конечно же
манили ее, ибо незыблемый  некогда достаток семьи,  таял как  предрассветный
туман ранним, солнечным утром: стремительно и бесследно.
     А красота  ее,  по-прежнему  сияющая  и пленительная,  требовала если и
жертв, то  исключительно материальных,  причем постоянных и в  очень больших
размерах.
     Нужно было  соответствовать обществу, в котором  ее  красота  и  прочие
достоинства только  и могли быть оценены должным оразом,  и принести должные
дивиденды.
     Но  общество,  которое  могло бы  дать  то многое, на что  рассчитывала
младшая  из сестер, было теперь устроено таким хитрым образом, что попасть в
него без специального пропуска - пароля было не так-то просто.
     Впрочем, это самое общество,  какие бы модификации оно не претерпевало,
всегда было устроено именно таким образом.
     Но вот  пропуск  -  пароль  ранее  привычно был  зажат  в ладошке нашей
красавицы  -  ее  происхождение и положение ее  семьи открывали  ей заветные
двери.
     Однако,  что-то неуловимо  изменилось  в атмосфере,  и  открытые  двери
оказались своем  не  теми,  а те,  как раз, оказались плотно закрыты  и  без
пароля не желали открывать ни перед какой красотой, умом и даже коварством.
     Можно было, разумеется, подкараулить какого -  ни - будь  зазевавшегося
принца из-за тех дверей.  Были на  то  разные способы  и уловки, прибегнув к
которым, претерпев  массу  унижений, окаченные тоннами помоев,  извалянные в
перьях, мазуте  и печной  золе,  терпеливые девицы  все же  просачивались за
нужные двери, даже в качестве вполне законных принцесс.
     Но наша красавица с детства ненавидела сказку про Золушку.
     А саму Золушку презирала за плебейское происхождение и глупую доброту.
     Ей не нужна была карета из тыквы с крысами на запятках.
     А  вздумай  какая  заблудшая рассеянная фея предложить  ей  пресловутые
хрустальные  башмачки,  то, непременно,  острым  каблучком  одного  из  них,
пребольно получила бы по лбу.
     Нет  уж, наша  принцесса  рассчитывала прибыть на  бал  в  собственной,
причем совершенно натуральной карете, самой последней и престижной модели.
     Интуицией, как и многим другим не обидел  ее Господь, а, вероятнее тот,
извечный его  оппонент,  который,  судя  по  всему,  более  приложил  руку к
формированию ее души.
     И потому в психологии она не без  основания надеялась  обрести  вкупе с
профессиональным  признанием,  немалые  гонорары,  и  возможность общаться с
принцами