. Она ушла. А он переехал в Рощино.
     - Короче,   хотите  сказать,   что   Кропотин  -   натура  вспыльчивая,
мстительная.
     - А история с женой?
     - При всем том,  что вы рассказали мне о личности Кропотина, санкцию на
арест я вам дать не могу.
     Бутов хотел что-то сказать, но я продолжил:
     - У  вас нет убедительных улик.  И потом пока не найдено тело мальчика,
нельзя сделать окончательных выводов о наличии убийства.
     - Прошло слишком много времени,  -  задумчиво проговорил следователь. -
Потом в Рощине ходят разные разговоры...
     - Какие, например?
     - Многие уверены, что убийство - дело рук Кропотина.
     - Факты, где факты? Где улики, подтверждающие это?
     - Мы их ищем,  -  сказал спокойно Бутов.  - Признаться, я боюсь, как бы
продавщица не натворила бед.  Хоть она и молчит,  держит свое горе при себе,
но человек она ой-е-ей.
     - Ну,  Сергей Сергеевич,  вы бы ей объяснили,  что все на самом деле не
так просто.
     Бутов мотнул головой.
     - Прямо скажем, в сложном я положении. С одной стороны, подозревал ее в
преступлении...
     - А сейчас?
     - В  общем-то я  не отказался совсем от своей точки зрения.  А с другой
стороны, должен как-то поддерживать в горе.
     - Вот видите, какие закавыки иногда подбрасывает жизнь?
     - Вижу, Захар Петрович, - вздохнул следователь.
     - И еще, Сергей Сергеевич, - сказал я серьезно, - подумайте о том, что,
помимо ваших предположений,  о  которых мы  говорили,  возможно,  что истина
совершенно не там, где вы ищете.
     Бутов посмотрел на меня с недоумением.
     - Да-да.
     - Но ведь не случайно Кропотин был в  доме Парабуков накануне похищения
денег?  Не случайно он оказался на лесной дороге в тот момент,  когда по ней
шагал Павел? А зачем ему лгать, юлить?
     - Слишком много совпадений тоже опасно для поиска истины...
     ...Следователь ушел от меня,  кажется,  удрученный. Работа, проделанная
им  совместно с  инспектором угрозыска,  была если не  опровергнута,  то  во
всяком случае поставлена под сомнение.  И когда он приехал ко мне через день
торжественный и сосредоточенный,  я понял, что произошло нечто важное. В мою
комнату был  внесен  портфель.  В  потеках грязи,  с  прилипшими хвоинками и
листьями.
     - Портфель опознали родители Павла Парабука, - сказал Бутов.
     Он  вынул  из  него  стопку тетрадей,  исписанных неустоявшимся детским
почерком, учебники, альбом с гербарием. Все пахло сыростью, прелыми листьями
и землей.
     - Где обнаружили портфель? - спросил я, машинально листая дневник.
     - В лесу. Был зарыт под ворохом ветвей и листьев.
     - Кто нашел?
     - Старушка из Рощина.  Грибы пошли. Верно участковый инспектор говорил:
пойдут дожди,  грибы появятся,  а где грибы, так и грибники. Они ведь каждый
кустик, каждую кочку обшаривают. У каждого свое заветное местечко припасено.
Старушка говорит, что там, где нашла портфель, груздей всегда полно. Как вам
нравится этот груздь?
     - Находка важная, - сказал я. - Обследовали место вокруг?
     - Прощупали каждый метр.  Рядом небольшое озерцо.  Какое озерцо - лужа,
затянутая ряской, заросшая камышом. А дальше - болото.
     - Это далеко от просеки?
     - С  километр будет...  Я думаю,  Захар Петрович,  что вопрос более или
менее проясняется.
     - В отношении чего?
     - Кого... Кропотина.
     - Но ведь труп вы не нашли.
     Бутов выдержал мой взгляд и сказал:
     - Если бы вы видели те болота. Там слон увязнет, не отыщешь.
     - Поиски ведутся?
     - Все Рощино принимает участие. Но это может и не дать результата. И не
потому,  что в болоте ничего нет. А потому что это болото. - Бутов помолчал.
И добавил:  -  Захар Петрович,  я считаю,  что теперь мы имеем все основания
взять Кропотина под стражу.
     На  моем столе зазвонил телефон.  И  пока я  разговаривал с  секретарем
райкома,  Бутов  сложил в  портфель тетради,  учебники,  дневник и  альбом с
гербарием.
     - Вот что, Сергей Сергеевич, - сказал я, окончив телефонный разговор, -
мы вернемся к этому вопросу завтра. Сейчас меня срочно вызывают в райком.
     По  дороге  я  подбросил  следователя в  РОВД,  договорился встретиться
утром.
     Сейчас трудно сказать,  как бы  разворачивались события рощинского дела
дальше.  Не  стану гадать.  Но,  вспоминая этот случай,  я  еще  и  еще  раз
убеждаюсь,  как  нелегок путь  к  истине.  Сколько подводных камней,  всяких
неожиданностей,  своеобразных ловушек для...  следователя.  Окажись в  плену
первой версии -  жертвой могла  стать Анна  Парабук,  еще  более трагической
могла оказаться вторая версия -  об убийстве. Только объективность и еще раз
объективность -  гарантии  успеха  следствия.  И  неуклонное соблюдение норм
закона, охраняющего права, интересы гражданина. Каждого гражданина!
     По  данному  делу  произошло  то,  что  должно  было  рано  или  поздно
произойти.   Но  чем  раньше,   тем  лучше.   Клубок  рощинского  дела  стал
стремительно распутываться именно в  то самое время,  когда Сергей Сергеевич
Бутов привез из леса портфель Павла Парабука.
     За много километров от наших мест,  на берегу Черного моря,  под Ялтой,
на пустом пляже милиционер задержал двух подростков.  Голодных и озябших под
ночным южным небом.  Они  оказались теми  самыми пареньками,  что,  пообедав
плотно два дня назад в ресторане, не могли расплатиться и предложили в залог
фотоаппарат "Зоркий",  пообещав принести деньги и  забрать его.  Но  они  не
пришли.  У них не было денег.  Пятьсот шестьдесят восемь рублей растаяли как
дым.
     Владик Боярский,  которому было  от  роду  чуть больше шестнадцати лет,
наезжал в  Рощино скорее по  несчастью.  Здесь жила  его  тетка.  Мать после
развода с отцом осталась в Лосиногорске,  что в двух часах езды на поезде от
села,  а  отец укатил в далекую Пермь.  Оба родителя давно обзавелись своими
семьями,  в которых их совместный сын был одинаково лишним.  Парень ездил от
отца к  матери и  обратно.  Отдушиной была тетка.  Все бы хорошо,  но Владик
любил жить в  городе.  И  что удивительно,  все трое -  мать,  отец и  тетка
никогда точно не знали, у кого в настоящее время находится паренек.
     Первое  свое  воровство Боярский  совершил  в  Перми.  Стащил  у  новых
родственников по  линии мачехи транзисторный приемник и  продал его.  Вторая
кража  -  фотоаппарат в  клубе  Рощина.  План  ограбления сейфа  магазина он
разработал очень тщательно.
     Вот  что рассказал об  этом Павел Парабук,  осунувшийся,  растрепанный,
чем-то похожий и на мать и на отца - коренастый, с рыжими волосами.
     - Владька говорит:  давай заживем,  как люди.  Махнем на юг. Там всегда
тепло и можно хорошо погулять.  Ты,  говорит,  возьми у мамки ключи,  возьми
выручку и  спрячь где-нибудь.  Только,  говорит,  не трать ни копейки,  а то
зацапают.   Все  утрясется,   говорит,  тогда  мотай  ко  мне.  Он  уехал  в
Лосиногорск,  а я так и сделал. Когда батя с дядей клали печку, мамка пришла
и говорит, что инкассатор не приехал.
     - А ты знаешь, кто такой инкассатор? - спросил я.
     - Знаю. Это кто деньги у мамки забирает каждый раз. Ну, они посидели за
столом. Выпивали. Я знаю, мамка ключи всегда держит в халате. А халат вешает
на вешалку.  Я спал во дворе,  в пристройке. Ну, дождался, пока они заснули,
взял в халате ключ, пошел в магазин, открыл сейф, выручку положил за пазуху,
оставил "угрозу", а ключ снова сунул в карман халата.
     - Скажи, Павел, а ты не подумал о своей маме?
     - Жалко.  Но  Владька сказал,  что ей  ничего не будет.  По той записке
будут искать других.  Ведь заведующему клубом ничего не было за фотоаппарат.
Деньги и  плавки я  держал в  лесу.  А  в тот день,  когда мы уехали в Ялту,
Владик встретил меня на дороге в школу. Всю ночь просидели в шалаше.

     Сергей Сергеевич был сильно удручен.  Но  проявил достаточно упорства и
настойчивости,  чтобы выяснить, почему им была допущена ошибка. Бутов провел
по своей инициативе проверку в  поселке Житном и установил,  что в тот день,
когда Кропотин ездил за  рубероидом,  хозяйственный магазин открылся на  час
позже. А рубероид, поступивший с базы, был распродан, как говорят, налево. В
чем, разумеется, продавец побоялся признаться на первых допросах и тем самым
бросил тень на Кропотина.
     Владислав Боярский был  взят под  стражу еще во  время предварительного
следствия.  Ведь за  каких-то пять месяцев он совершил три преступления.  Не
учился и  не  работал,  хотя  в  инспекции по  делам  несовершеннолетних его
предупреждали,  предлагали помощь. В суде адвокат просил не лишать Боярского
свободы,  ссылаясь на его трудное детство...  Но суд не согласился с доводом
защитника.   Приговор  гласил:   признать  Владислава  Семеновича  Боярского
виновным  в  предъявленном обвинении  и  определить ему  наказание два  года
лишения   свободы   с    направлением   его    для   отбытия   наказания   в
воспитательно-трудовую колонию.
     Владислав Боярский приговор суда  не  обжаловал.  Почему?  Я  не  знаю.
Возможно,  он,  находясь на  скамье подсудимых,  понял,  что несмотря на все
трудности,  сложности его воспитания,  главным архитектором своей судьбы был
он  сам.  И  если построенный им карточный домик счастья так быстро рухнул -
виноват в этом прежде всего он.
     Да,  фундаментом счастья может быть  только труд.  Хочется верить,  что
Владислав  это   поймет.   Впереди  было  два   года  для   работы,   учебы,
размышлений...
     Помимо приговора, суд по моему ходатайству вынес частное определение, в
котором  говорилось  о   том,   что   родители  Владислава  Боярского  плохо
воспитывали сына.  Это определение направили по  месту работы отца и  матери
Владислава.  Может возникнуть вопрос:  зачем, ведь через два года сыну будет
почти девятнадцать и вряд ли они займутся его воспитанием?  Все это так. Но,
во-первых, общественность должна знать о моральной вине родителей и спросить
с  них,  а во-вторых,  у каждого из них были еще дети.  Суд не хотел,  чтобы
история старшего сына повторилась.
     После того  как  Паша  Парабук с  берега Черного моря  был  доставлен в
Рощино, в семье Парабуков смешались чувства радости встречи и горечи позора.
     Мать Паши очень боялась,  что сына тоже арестуют. Но этого не произошло
прежде всего  потому,  что  ему  было  всего  тринадцать лет,  а  по  закону
уголовная ответственность наступает с  16  лет,  а  за  отдельные,  наиболее
тяжкие преступления - с 14.
     Но  следователь Бутов объявил,  что  материал по  делу сына направлен в
комиссию  по  делам  несовершеннолетних при  райисполкоме.  Комиссия в  свою
очередь  решила  рассмотреть это  дело  в  сельском  клубе,  пригласив  туда
учителей, школьников, их родителей...
     Следователю  Бутову  предстояло  рассказать  все  как  было.   А  Павлу
Парабуку,   его  матери  и  отцу  предстояло  держать  ответ  -  почему  это
произошло...


        "СКАЖИ, ГАДИНА, СКОЛЬКО ТЕБЕ ДАДЕНО?"

     Каждое свое рабочее утро я  начинаю с  чтения почты,  так было и  в тот
день,  когда началась эта история.  По двум жалобам я  подготовил ответ сам,
одну направил в  милицию,  в другой поручил разобраться помощнику Елизарову,
недавнему выпускнику юридического факультета Ростовского университета.
     Но  было еще письмо,  по  которому я  не  знал,  какое принять решение.
Адресовано в редакцию "Учительской газеты",  а редакция переслала его нам, в
Зорянскую прокуратуру. Автор - житель нашего города Олег Орестович Бабаев.
     Вот это письмо с некоторыми сокращениями.
     "Уважаемые товарищи! Прежде всего немного о себе. Родился в Ленинграде,
окончил среднюю школу, поступил в университет на геологический факультет. По
окончании  его  был  принят  в  аспирантуру.  Выбрал  профессию  гляциолога.
Участвовал в экспедиции по изучению ледников Шпицбергена.  Но не повезло: на
маршруте попали  в  пургу,  сбились с  курса.  В  результате обморозил руку.
Отправили на Большую землю.  Как ни пытались врачи спасти руку,  не удалось.
Ампутировали.  Пришлось расстаться с любимым делом. Не скрою, пережил много,
был на  грани отчаяния.  Но нашлись люди,  которые помогли мне снова обрести
уверенность в себе,  свое место в жизни. Великий норвежский полярник Фритьоф
Нансен писал:  "Жизнь исследователя,  быть может,  тяжела,  но  она  полна и
чудесных мгновений,  когда он является свидетелем победы человеческой воли и
человеческого разума,  когда перед ним открывается гавань счастья и  покоя".
Могу с  уверенностью сказать,  что теперь моя гавань счастья (но не покоя) -
это  возможность открывать  перед  мальчишками и  девчонками  красоту  нашей
земли,  рассказывать о величии людей, которые были на ней первопроходцами. Я
стал учителем географии.  Переехал в Зорянск, где и учительствую до сих пор.
Первое время жил  в  общежитии машиностроительного завода,  где мне выделили
отдельную комнату.  Квартиру обещали только через пять-семь лет,  и  я решил
вступить в  жилищно-строительный кооператив "Салют",  в  члены которого меня
приняли на однокомнатную квартиру.  Получилось так,  что я вскоре женился. У
жены был сын от первого брака. Ко времени окончания строительства дома у нас
родился  совместный  ребенок.   Сами   понимаете,   что   жить  вчетвером  в
однокомнатной квартире довольно тесновато. Тогда я попробовал получить в том
же   "Салюте"   трехкомнатную  квартиру.   Обращался   к   председателю  ЖСК
Н.Н.Щербакову, начальнику жилищного управления горисполкома В.С.Дроздову. За
меня  ходатайствовал  депутат  городского  Совета  Г.Н.Ворожейкин  -   Герой
Социалистического Труда,  слесарь  нашего  машиностроительного завода.  Меня
заверили,  что  если  откажется кто-нибудь  из  пайщиков,  внесших деньги на
трехкомнатную квартиру,  или кого не пропустит жилищная комиссия,  то первым
на  получение таковой  буду  я.  Увы,  хлопоты  были  напрасными.  Никто  не
отказался,  комиссия  тоже  никого  не  зарубила.  Я  опять  посоветовался с
Г.Н.Ворожейкиным.  Он пошел к председателю горисполкома.  Потом я узнал, что
директор нашей  школы  хлопотал перед  городскими властями.  Меня  вызвали в
горисполком и,  к моей величайшей радости,  сообщили,  что мне предоставляют
государственную трехкомнатную квартиру. Я вышел из ЖСК, получил назад тысячу
пятьсот рублей паевого взноса.  Трудно передать словами, какую благодарность
я испытываю к людям, принявшим участие во мне.
     Я  так подробно остановился на своей жилищной эпопее в Зорянске потому,
что столкнулся с  явлением,  которое меня,  мягко говоря,  удивило.  Был я в
гостях у своего приятеля в том же доме,  где должен был получить квартиру, в
"Салюте".  И вдруг в разговоре выясняется, что на той же лестничной площадке
в  трехкомнатной квартире  живет  Калгашкина  Ирина  Алексеевна,  заведующая
магазином "Овощи-фрукты".  Я своим ушам не поверил.  Калгашкина -  одинокая.
Помню ее  по  собраниям пайщиков.  Была в  списке на получение однокомнатной
квартиры.  И  нате  вам,  въехала в  трехкомнатную.  Выходя от  приятеля,  я
встретил своего бывшего ученика Юру  Бобошко.  Школу он  закончил в  прошлом
году.  Парень высокий,  интересный и,  как говорится,  с царем в голове. Все
учителя возлагали на него большие надежды.  Я был рад встрече,  спросил, где
он учится.  Юра ответил, что он и не учится, и не работает. Пригласил меня в
квартиру Ирины Алексеевны Калгашкиной.  Действительно,  три комнаты. Правда,
не обставлены,  только тахта стоит.  Я поинтересовался,  кто она ему - тетя?
Бобошко ответил: жена... Я, конечно, удивился, но не подал виду. Калгашкиной
лет тридцать пять, а Юре девятнадцать. Спросил, расписались они или нет. Юра
с усмешкой ответил:  мол,  я не дурак, чтобы в загс идти. Да и у нее, Ирины,
мол,  таких "мужей" целый взвод.  Меня резанул такой цинизм.  Я  только диву
давался,  куда девалась его чистота,  целеустремленность. Вспомнился прежний
Бобошко,  с тысячью вопросов,  идей,  признанный лидер класса во всех лучших
начинаниях... Может быть, поэтому я не решился сразу уйти. Мне как педагогу,
да и  просто человеку,  -  мы ведь с Юрой дружили по-настоящему,  говорили о
самых сокровенных вещах,  -  было интересно узнать,  что же произошло с  ним
всего за один год. И я не пожалел, что не ушел. Хотя, честно говоря, от того
вечера осталось очень тягостное впечатление.  Показывая квартиру, Юра как бы
вскользь заметил:  "Вот вы, Олег Орестович, вчетвером в трехкомнатной, а Ира
одна..."  Я  спросил,  почему же  ей дали такую квартиру.  И  опять циничный
ответ: жить, мол, надо уметь... А тут пришла с работы Калгашкина. Пригласила
поужинать.  На  столе  появились всевозможные деликатесы,  марочный  коньяк.
Разговор зашел почему-то о квартире. Калгашкина вдруг позавидовала мне: мол,
я получил бесплатно, а ей квартира уже стоила десять тысяч. А во сколько еще
обойдется! Тогда я не придал значения ее словам.
     А  недели через три иду я  после уроков домой и вижу,  что в сквере,  в
самом центре города,  Юра Бобошко валяется совершенно пьяный.  Я поднял его,
посадил на скамейку,  отряхнул.  А  сам думаю:  куда его отвести.  Домой,  к
родителям?  Нельзя. Знаю, что у отца больное сердце, не дай бог, еще инфаркт
хватит,  увидя такое.  Решил:  к "жене", к Калгашкиной. Уже у самого ее дома
Юра,  видимо, стал что-то соображать. Говорит, что к ней - ни в коем случае.
Из его пьяных бредней я  разобрал только,  что у  заведующей магазином новый
"муж",  какой-то грузин.  Я взял такси,  отвез Бобошко к себе, уложил спать.
Пришел в  себя он поздно вечером.  И  тут у нас произошел разговор по душам.
Разговор, скажу прямо, очень горький для меня как педагога. Я спросил, что с
ним происходит,  почему он пьет.  А Юра вдруг заявил: вы, говорит, учителя и
родители -  все взрослые бросаете нас,  то есть молодых,  как слепых щенков.
Говорите красивые слова,  обещаете после школы светлую дорогу,  а  молчите о
том,  что  творится  вокруг  на  самом  деле.  Оказывается,  он  поступал  в
медицинский,  честно готовился,  трудился вовсю, а срезали его намеренно. По
литературе,  которую Бобошко в  школе знал  лучше всех,  бывал неоднократным
победителем на литературных викторинах.  И все потому,  как он считает,  что
надо было протащить по  конкурсу сынков тех,  кто  дал взятку...  (Это место
письма подчеркнуто в редакции.) Вернувшись в Зорянск,  Юра пошел работать на
керамический завод.  По его словам,  там тоже царит принцип:  ты -  мне, я -
тебе.  Не поставишь мастеру, не получишь хорошего наряда, не пьешь с другими
- чокнутый;  и  все ругаются матом -  от  директора до вахтера.  И  при этом
вкалывать за  сто рублей Бобошко,  мол,  не желает.  Остается воровать,  как
Калгашкина.  (Фраза подчеркнута в  редакции.)  Но  это  Юре все противно.  Я
заметил ему:  обвинять человека в воровстве - штука серьезная. А он в ответ:
Калгашкина каждый  день  приносит  домой  не  меньше  сотни.  (Подчеркнуто.)
Поэтому и покупает любого мужика.  И нечего, мол, ее выгораживать, тем более
что она охаяла вас в тот вечер,  когда вы были на ее квартире.  Ушли, мол, а
она,  окосев после  коньяка,  якобы  сказала,  что  из-за  этого  Бабаева ей
пришлось "давать на лапу" за свою квартиру на две тысячи больше...
     Проговорили мы до утра.  Но переубедить парня в его жизненной установке
я  так и не смог.  Слишком сильный стресс у него от неудачи с поступлением в
институт, от встречи с Калгашкиной и ей подобными...
     ...На  днях на моем уроке произошел эпизод,  который тоже заставил меня
серьезно задуматься.  Я  рассказывал об  экспедиции на Шпицберген,  о  своих
замечательных товарищах,  людях мужественной профессии - гляциологах, о том,
что их труд очень нужен всем.  И  тут Витя (не хочется называть его фамилию)
поднимает руку и спрашивает: "А лично вы что от этого имели?" Вдруг кто-то с
задней парты отвечает:  "Деревяшку".  Имея в виду,  конечно,  мой протез. За
глаза ребята зовут меня  Деревянная Рука  -  Друг Индейцев,  но  я,  честное
слово,  не  в  обиде.  Дет