овам  этого   компетентного,  но  не  названного  в  официальной
американской публикации лица, ЦРУ примерно так использует книги как средство
подрывной работы:
     "а)  организует  публикацию  и  распространение  книг  за  рубежом,  не
раскрывая  при  этом  американского  влияния, тайно  субсидируя  иностранных
издателей и книгопродавцев;
     б)  публикует  книги, которые "не заражены"  любыми открытыми связями с
правительством США, особенно если положение автора "деликатно";
     в)  книги  публикуются   по  оперативным  причинам  независимо   от  их
коммерческой ценности;
     г)  создает  национальные и  международные  организации  для  издания и
распространения книг;
     д)  поощряет   написание   политически   значимых   книг   неизвестными
иностранными авторами,  либо прямо субсидируя  автора, если возможны  тайные
контакты, либо косвенно - через литературных агентов или издательства".
     По оглашенным комиссией в 1976 году  данным, "до  1967 года значительно
более тысячи  книг было подготовлено, субсидировано или одобрено ЦРУ", а  "в
последние несколько  лет" таким  же  образом  было  выпущено  еще  250 книг.
Комиссия  лаконично  записала  в  своем  докладе:  "ЦРУ отказалось  сообщить
комиссии ряд названий и имен авторов пропагандистских книг, выпущенных после
1967 года"[5]. Если же говорить о книгах,  изданных до 1967 года,
то комиссия  Черча привела считанные примеры, дав несколько  названий. Среди
них "Бумаги Пеньковского"  - книга, выпущенная в 1965 году в США. При выходе
в   свет   этого   грязного  антисоветского  пасквиля   в  США  был   поднят
отвратительный шум  - автор, шпион ЦРУ и Интеллидженс сервис,  расстрелянный
по  приговору  советского  суда, написал-де  ее.  Комиссия Черча  заключила,
однако, в  своем  докладе, что  эта  "книга  была  подготовлена  и  написана
хитроумными  сотрудниками  ЦРУ" и  напечатана в "оперативных целях".  Теперь
даже об очень половинчатых выводах комиссии Черча стараются забыть.
     Сообщая об очередном выходе пасквиля массовым тиражом, "Вашингтон пост"
в середине 1982 года ограничилась  следующим: "Редактор спорного бестселлера
"холодной  войны"  "Бумаги  Пеньковского"  теперь  признает, что он  получил
основные материалы для  книги от ЦРУ. В то  же  время  редактор  Фрэнк Гибни
утверждает,  что бумаги, авторство которых приписывается Пеньковскому,  были
целиком достоверными, и отрицает,  что их публикование было частью какого-то
тайного   плана   или  заговора  ЦРУ  в  издательском  деле"6.  Такого  рода
опровержения или уточнения ничего не стоят.
     Главный вопрос - какие  же книги  выходят под  незримой маркой  ЦРУ?  В
конце октября  1982  года редактор американского  журнала "Нэйшн" В. Наваски
рассказал  на страницах  "Нью-Йорк Таймс" о  том, как  он попытался получить
ответ на этот вопрос от ЦРУ. Итак:
     "4 октября  1982 года Верховный суд США отказался рассмотреть  мой  иск
против ЦРУ. Иск я предъявил  в  соответствии с законом о  свободе информации
чтобы получить список названий "значительно  более  1000 книг", которые,  по
словам  доклада  сенатского комитета о тайных операциях от апреля 1976 года,
"были  изданы, субсидировались или одобрены ЦРУ  до конца 1967 года". Почему
мое  дело  представляет интерес?  Да потому,  что оно иллюстрирует,  с какой
легкостью ЦРУ  и суды  перечеркивают закон  о свободе  информации,  запрещая
доступ  к государственным документам, которые по  этому  закону якобы должны
быть открыты.
     У  меня, писателя  и гражданина,  было  множество  причин, по которым я
захотел  взглянуть  на список книг, выпущенных  ЦРУ. Во-первых, некоторые из
них были  выпущены в США.  Следовательно,  ЦРУ,  которое  действует будто бы
только   за  американскими  границами,   нарушило  свой  устав.   Во-вторых,
независимо от того, попрало ЦРУ его или нет, тема "ЦРУ -  издатель"  увлекла
меня  как   тема  для  статьи.  Меня   интриговал  вопрос,  какие  же  книги
субсидировало  ЦРУ. Все же  как выглядит их список? Какой процент составляет
художественная, а какой политическая литература?  Сколько  продано,  как  их
рецензируют?  Кто из авторов ЦРУ выпускает бестселлеры?  Какой линии требует
ЦРУ придерживаться в этих книгах? Ничто из делающегося в США, на мой взгляд,
не опровергает столь наглым образом  бытующую у нас теорию о том, что истина
в конечном счете утверждает себя на ярмарке идей".
     С октября 1976 года  по март 1977 года Наваски осаждал своими просьбами
должностных лиц ЦРУ. Безрезультатно. Затем подал в суд.
     "Я не поддамся соблазну, - продолжает Наваски,  - подробно рассказывать
об  изощренных технических  и юридических  препятствиях, которые создало мне
ЦРУ. Достаточно сказать, что я  прошел  суды трех инстанций, дважды  подавал
апелляции.  Все  это  заняло  6 лет.  Ушло  почти  1000  долларов  на оплату
машинисток,  перепечатывавших  документацию, не считая времени, затраченного
адвокатом. Он вел дело бесплатно. Стоило ли идти на все это!
     Думаю,  стоило из-за  того, что  мы узнали  в ходе этого.  Я поразился,
когда увидел:  мое определение ЦРУ - издатель, а не субсидирующее ведомство,
совершенно верно. Оно было вынуждено  передать мне 85 документов. Хотя в них
вымараны названия книг и их авторы, ЦРУ упустило снять своего  рода анкетные
данные. Выяснилось, что как подлинное издательство ЦРУ ведет постоянный учет
продажи  книг с ежеквартальными бухгалтерскими  отчетами, в которых значится
автор,  название,  дата издания  и количество  проданных экземпляров.  В эти
обычные данные ЦРУ добавило: "Издатель"  (от имени которого  выходит книга),
"Условия" (какое управление  ЦРУ  оплатило  книгу), "Язык"  (на  каком языке
первоначально  вышла  книга) и нечто, названное  "Шифр проекта"  (под  этим,
видимо, значится шифр книги).
     Я узнал также, каковы  бы ни были другие заботы ЦРУ, речь шла отнюдь не
о небольшом издательстве.  Отказав мне в  выдаче материалов, ЦРУ  объяснило,
что  даже  при  желании сделать  это "иск потребует  объять необъятное", ибо
"досье и материалы, касающиеся финансирования или одобрения книг... занимают
от  двух до двухсот погонных  футов  на полках. В каждом таком футе примерно
2000 страниц".
     Из  меморандума  ЦРУ,   переданного  мне  в   ходе  рассмотрения  иска,
выяснилось: ЦРУ и я согласны в одном - книги важны...
     В конечном  счете,  ЦРУ  победило меня, указав,  что разглашение списка
опубликованных  книг  будет  официальным  признанием  участия  ЦРУ в  тайном
издании  книг   в   других  странах.   Это  повлечет   за   собой  серьезные
внешнеполитические  осложнения,  которые  нанесут ущерб  нашей  национальной
безопасности.
     Суды всех инстанций  согласились с ЦРУ,  что это  утверждение  не нужно
подкреплять доказательствами даже в закрытом заседании.  Тогда  спорить не о
чем.
     По  сей день  в  США  не предается огласке ни  одной  фразы,  если  ЦРУ
возразит    против    этого,    ссылаясь   на    обеспечение    национальной
безопасности"[7].
     Прекрасная  иллюстрация  нравов американской  "демократии"!  Вы  вольны
отправиться  в  суд,  опираясь  на  действующее  законодательство,  а  итоги
многолетних хождений по судам равны нулю. Наваски не последний человек в США
-  редактор  крупного  либерального,  но  благонамеренного, по  американским
критериям, журнала, сумел пробиться на страницы "Нью-Йорк Таймс" и вылить на
них  свое  разочарование. Дело, по тем  же критериям, благородное,  "свобода
слова" в действии.  Высказался! А что изменилось? ЦРУ продолжает свое  дело.
Надо думать, после 1967 года оно не остановилось, выходят  и выходят книги в
"оперативных целях" ведомства.
     Среди тысяч и тысяч авторов  на  службе ЦРУ вместе с  изменником Родины
американо-английским  шпионом  Пеньковским  стоит  рядом  человек   тех   же
моральных качеств - Солженицын.

3

     В  1957-1958 годах по  Москве шнырял малоприметный  человек, изъеденный
злокачественной  похотью прославиться.  Он нащупывал, по собственным словам,
контакты с теми, кто  мог бы переправить на Запад и опубликовать пасквили на
родную страну. Товар был самого скверного качества.
     Не кто другой, как американский посол в Москве на рубеже шестидесятых и
семидесятых Дж. Бим, припоминал, обнаруживая поразительную осведомленность в
делах,  не  входящих  в  традиционную  компетенцию  дипломатов:  "Солженицын
создавал трудности  для  всех,  имевших с ним  дело...  Первые  варианты его
рукописей были  объемистой,  многоречивой  сырой массой,  которую нужно было
организовывать   в  понятное   целое...   они  изобиловали  вульгаризмами  и
непонятными местами. Их нужно было редактировать"[8].
     Редакторы  и вдохновители нашлись,  ибо  по всем  параметрам Солженицын
подходил для  схемы создания  "писателя" в  рамках подрывной  работы  против
СССР. Надлежащие убеждения и запас "товара" - рукописи, которые с известными
редакторскими трудностями можно превратить в "книги". Как полагается в  этих
случаях, поначалу будущий "писатель" получил духовную пищу из филиала  ЦРУ -
НТС. Качество ее,  как мы видели, таково, что оно придало специфический вкус
и  запах  произведениям Солженицына.  Отчего  случались  последствия  иногда
комического  свойства,  а  по  большей части  с самого  начала  уничтожавшие
возможности воздействия на умы советских  людей:  "операция  Солженицын" ЦРУ
строилась  на  полном  отрицании  советского строя,  того, что  дорого  всем
советским людям.
     Сначала о политическом кредо НТС -  Солженицына,  как оно  проступает в
его самых различных трудах.
     Враги  коммунизма  неизменно  поднимают  на  щит  Н.  Бердяева.  Многое
почерпнул у него и Солженицын, тем  более что НТС издает труды  Бердяева и в
удобном  карманно-конспиративном формате.  Но  вот одно  место у Бердяева он
умышленно просмотрел  - уж очень точно там  характеризуются сам Солженицын и
цели его "творчества".
     Бердяев как-то заметил,  что Достоевский  предвидел смердяковщину.  "Он
знал, - писал  Бердяев,  - что  подымется  в  России лакей и в  час  великой
опасности для нашей родины скажет: "Я  всю Россию ненавижу", "я не только не
желаю быть  военным гусаром, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с".
На  вопрос:  "А когда  неприятель  придет,  кто  же  нас  защищать  будет?",
бунтующий  лакей  ответил:  "В  двенадцатом  году  было   великое  нашествие
императора  Наполеона  французского  первого, и  хорошо,  как бы  нас  тогда
покорили  эти  самые  французы: умная  нация  покорила бы  весьма глупую-с и
присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки".
     Солженицын  по  духу  своему  родствен  с  этим лакеем.  В  час великой
опасности  для   Родины,  в  годы  войны,  он  поносит  действия  Верховного
Главнокомандования. За это по законам военного  времени устраняется из армии
и подвергается наказанию. По отношению к тем, кто с оружием в руках приходил
завоевывать наш народ, неся смерть  и  разрушения,  он остался неискоренимым
пособником в самом его гнусном смысле.
     По Смердякову, он  разглагольствует о годе 1812-м:  "Простая истина, но
ее  надо выстрадать: благословенны не победы в  войнах, а поражения в них!..
Мы  настолько привыкли гордиться нашей победой над Наполеоном, что упускаем:
именно благодаря  ей  освобождение  крестьян  не  произошло  на  полстолетия
раньше,  именно  благодаря   ей   укрепившийся   трон   разбил   декабристов
(французская же оккупация не была для России реальностью)".  Оставим стороне
ложную  причинно-следственную связь -  известно,  например, что декабристами
возвращались  из  похода на  Сену,  а  обратим  внимание на другое: разве не
звучит здесь лакейский голос Смердякова?
     Этот  лакей  никак  не  может успокоиться из-за того, что  бесчисленные
походы на Россию терпели крах.  Почему история  сложилась так, а  не  иначе,
вопрошает Солженицын: "Настолько  все впитали и усвоили: "важен  результат".
Откуда  это  к  нам  пришло? Сперва от  славы наших  знамен и так называемой
"чести  нашей  родины".  Мы  душили,  секли  и  резали  всех наших  соседей,
расширялись  -  и  в отечестве утверждалось:  важен результат".  Вдумаемся в
смысл сказанного. Русский  народ на протяжении  многовековой истории не  раз
спасал человечество от тех, кто стремился установить гегемонию над тогдашним
цивилизованным миром. Через Русь не прорубились в Европу  орды  Чингисхана и
Батыя,  Россия  сокрушила Оттоманскую империю, в России был  разгромлен Карл
XII, в России  нашла гибель  "великая армия" Наполеона. Разве русские ходили
"к  соседям"?  Разве  не они ценой громадных усилий,  крови и жертв отражали
нашествия иноземцев? Им пришлось драться за свою свободу и за свободу других
народов. Если бы бесчисленные поколения наших предков стойко  и мужественно,
с оружием в руках  не стояли на страже родных рубежей, русские  давным-давно
исчезли бы как народ.
     На  стиле Солженицына определенно сказалось влияние языка  и синтаксиса
русского  писателя  С.  Н. Сергеева-Ценского,  у  которого  его  подражателю
полезно было бы позаимствовать  не только манеру  изложения, словосочетания,
но и  взгляд на историю России.  Описывая  Крымскую войну, когда  "соседи" -
французы  и  англичане   -  пришли  за  тысячи,  верст  воевать  с  Россией,
Сергеев-Ценский в свойственной; ему  рассудительной манере заметил: "Легенды
ли, песни ли,  предания  ли, которые передаются от старых  солдат молодым из
поколения  в  поколение,  внушили  им  веру  в  свою  непобедимость... такую
уверенность  солдатской голове  давали ноги,  которые  вышагивали в  походах
маршруты в  тысячи  верст, пока  приходили  к границам  русской земли.  Ведь
солдаты русские были сами людьми деревни, они знали, что такое  земля, с кем
бы ни довелось за нее  драться, и  без особых  разъяснений ротных командиров
могли понять,  что такую уйму земли, как в России, могли добыть в бою только
войска,  которые непобедимы. География учила их истории  и вере в себя, и на
Инкерманские   высоты  поднялись   они   как   хозяева   выгнать  непрошеных
гостей"[9].
     Вся книга  Солженицына  "Август четырнадцатого" пронизала смердяковской
тоской, что "умная  нация"  (немецкая)  не покорила  нацию  "весьма глупую".
Именно  под этим углом  зрения  и описываются действия русских  и германских
войск в Восточной Пруссии в августе 1914 года.
     Польский публицист Е.  Романовский в подробном разборе книги подчеркнул
именно  лакейскую  угодливость  Солженицына  перед германским  милитаризмом.
Отозвавшись с  величайшим  возмущением о  восхвалении в  книге  кайзеровской
будто бы всегда  победоносной  военной машины, Е. Романовский писал: "Далеко
не  все  обстояло  так стройно, как  сообщает окаменевший от восторга автор,
бухнувшийся на колени перед немецкими милитаристами. Писать в этой позе куда
как неудобно, да  и ракурс  взгляда  не тот, во всяком случае,  искажается в
сторону  преувеличения   созерцаемый  предмет...  (у  автора),  ослепленного
глянцем сапог  немецких генералов". Но  поза-то, поза-то, только  и уместная
для лакея Смердякова.
     Славянин,  польский  публицист,  гневно  восклицает:  "Предав  забвению
историю, автор переворачивает все вверх ногами, а то,  что он написал, точно
соответствует   шовинистическим  выступлениям,   прославляющим   битву   под
Танненбергом во времена фашистской Германии... Страшно и кощунственно звучат
слова  Солженицына. Услышали  бы  их  польские  и советские солдаты, которые
лежат в этой земле и которые отдали жизнь за то, чтобы никогда не возродился
"Дранг нах остен!". На страницах своей книги Солженицын пытается перевоевать
минувшие войны"[10].
     Смердяковщина -  часть проклятого  прошлого царской  России, сметенного
Великим Октябрем. То, что преподносится Солженицыным как новейшее  открытие,
как плод его  "глубоких" размышлений,  на деле перепевы  дней,  давным-давно
минувших. Он возрождает взгляды тех реакционных сил дореволюционной  России,
которые многие годы стремились подчинить великую страну Германии. Крупнейший
русский  полководец первой мировой  войны А. А. Брусилов вспоминал:  "Немец,
внешний и внутренний, был у нас всесилен... В Петербурге была могущественная
русско-немецкая партия, требовавшая во что бы то ни стало, ценой каких бы то
ни было унижений  крепкого союза с Германией,  которая  демонстративно в  то
время плевала на нас. Какая же при таких условиях могла быть подготовка умов
народа  к этой заведомо неминуемой войне, которая должна  была решить участь
России? Очевидно, что никакая или скорее отрицательная"[11].
     Об этом знают  и помнят  все  те, кто  любит русскую историю и кровными
узами  связан с русским народом. Не случайно в обширной статье "Воинствующий
мракобес" об "Августе четырнадцатого" в болгарской газете "Отечествен фронт"
Н.  Павлов сделал особый  акцент на том, что Солженицын выступает апологетом
германского   милитаризма.  "Прискорбная  тенденция  автора   восхвалять   и
воспевать все, что относилось к кайзеровской Германии, -  писал Н. Павлов, -
общеизвестна...  Гальванизировав труп ненавистной славянам  "русско-немецкой
партии",  стремившейся  повергнуть  великую  страну   к   ногам  германского
империализма, Солженицын  и  пересказывает  с  величайшим  удовольствием  ее
аргументацию"[12].
     Солженицын неодинок в своих умозаключениях. Вот высказывание  одного из
духовных союзников:  "Я  пришел к твердому  убеждению, что  задачи,  стоящие
перед  русским  народом, могут  быть  разрешены  в союзе  и сотрудничестве с
германским народом. Интересы русского народа всегда сочетались  с интересами
германского народа. Высшие  достижения  русского народа неразрывно связаны с
теми  периодами его истории, когда он связывал свою судьбу с Германией". Так
разглагольствовал Власов в 1943  году в "Открытом письме" под  красноречивым
заголовком: "Почему я  стал на путь борьбы с  большевизмом". Духовный союз с
Власовым  закономерен  и объективен  как  для  НТС,  так и для  Солженицына.
Смердяков  в  надежде,  что  "умная" нация наведет в  России  порядок, желал
уничтожения в ней всех солдат.  Чтобы никто с оружием в руках не смел мешать
учить уму-разуму "глупую" нацию.  Такова и  сокровенная  мечта  Солженицына.
Прошлое  неутешительно  -  русские били  в пух и прах иноземцев,  шедших  на
страну  войной.  Это  отличительная  черта  русской  истории.  Оглянитесь  в
прошлое, вопит Солженицын, посмотрите, почему вы, русские, не подставили шею
под  иноземное ярмо.  Вы  же согрешили,  вы  не  поняли истинной  свободы, а
"свобода -  это  САМОСТЕСНЕНИЕ!  -  самостеснение - ради  других!.. Аспектов
самоограничения  - международных,  политических,  культурных,  национальных,
социальных,  партийных  -  тьма. Нам бы, русским,  разобраться со своими.  И
показать пример широкой души".
     Без большого промедления выясняется  и  "широта" солженицынской души  -
добровольно  перестать  быть  великой  державой.  Нелепость?   Конечно.   Но
Солженицын стоит на своем, объясняя с видом знатока: "военных необходимостей
у нас вдесятеро  меньше", нужно на "многие  годы  сильно  сократить  военную
подготовку".  Разоружение  перспективно  только  при том  условии,  если обе
стороны вступают на этот путь, к чему неустанно зовет Советский Союз. В наши
дни  общепризнано,  что существует стратегический паритет между СССР  и США,
что, помимо  прочего,  определяет соотношение сил  на  международной  арене.
Солженицын же предлагает, чтобы  военная мощь СССР составила бы 10 процентов
от американской  - это называется  проявить "широту  души"!  Что же касается
Соединенных Штатов, то им Солженицын  отводит особую  роль. Выступая 30 июня
1975  года  перед  трехтысячной аудиторией, собранной стараниями руководства
АФТ-КПП  в Вашингтоне,  он  говорил:  "Бремя лежит  на  плечах Америки.  Ход
истории, хотите  ли вы этого или нет,  возложил  на  вас руководство миром".
Привычка к плагиату, видимо, въелась  Солженицыну  в плоть и кровь.  Не  кто
другой, как  Трумэн, начиная "холод