б-квартира ЦРУ  - 46
миллионов  долларов.)  Его  обширный двор  30  сентября 1975  года  идеально
подошел для внушительной церемонии,  дабы очистить лик Э. Гувера. В тот день
там  собрались 7000 рудников ФБР и  тысячи  зрителей. Оркестр морской пехоты
грянул недавно написанный  "Марш Эдгара Гувера", под его  бравурные звуки во
двор вступил президент к. Форд.  Он шел  спортивной походкой, печатая шаг. А
почему нет?  При жизни  Гувера восемь президентов маршировали в такт  музыке
ФБР. Форд не нарушил традиции, хотя Гувера уже не было в живых.
     Обратившись    к    собравшимся,    Дж.   Форд   восхвалил   преданного
"государственного деятеля" Эдгара Гувера и воспользовался случаем напомнить:
ФБР посвящает свои усилия поддержанию "правления  закона в  Америке",  слова
президента собравшиеся выслушали с подобающим вниманием.
     А  за словами последовали дела, пошло укрепление ФБР  по всем линиям. В
президентство  Картера  политический  сыск набирал  силы, а  с воцарением Р.
Рейгана в Белом доме  шпики ФБР  получили свободу, которой вероятно, никогда
не  пользовались.  Уже  в ноябре года  директор ФБР потребовал  в  сенатском
комитете  полного  засекречивания важнейших "расследований",  которое  ведет
ведомство[90].  Снова  и снова  в  массовых средствах  информации
американцев убеждают: скрытность - залог-де грядущих успехов  ФБР. В  общем,
нужно поменьше спрашивать, в ФБР-де знают лучше. А что знают?
     В  журнале  "Пэрейд"  в  очередной статье о  ФБР в  феврале  1983  года
проскользнуло: "На следующий год ФБР исполнится 75 лет, но до сих пор оно не
имеет  хартии"[91].  Власть  предержащие  в  США, разумеется,  не
заинтересованы  хотя  бы  в  формальном  определении функций  ФБР.  По очень
понятной  причине: в выдающейся "демократии" ничто не  должно связывать руки
политическому  сыску. 7 марта  1983 года  министр  юстиции  У.  Смит  ввел в
действие "новые директивы в  ведении расследовании  ФБР". Отныне поводом для
"расследования" может оказаться несогласие со  строем, существующим  в  США,
или протест против социальных  несправедливостей. На "подозрительного" будет
спущена свора тайных агентов и провокаторов ФБР. "Нью-Йорк таймс" без особых
эмоций отметила в марте 1983 года в статье под заголовком "Дух Гувера витает
над  ФБР", что в  1984  году  впервые  официальный бюджет  ФБР перевалит  за
миллиард долларов. И еще добавила:  "Большинство  членов конгресса не  хотят
антагонизировать  ФБР".  Как  говорит  конгрессмен  Д.  Эдвардс, "ФБР  много
сильнее     всех     нас     в     конгрессе,    когда    оно    чего-нибудь
добивается"[92].  А   Эдвардс  -   председатель  подкомитета   по
гражданским  и конституционным правам палаты представителей, которому вверен
контроль  над  ФБР! Вот такая картина - застыли,  как кролики перед питоном,
избранные представители американского народа!
     В апреле 1983  года английский журнал "Экономист" спросил  в  заголовке
статьи  "Тяжкие  времена возвращаются?"  и тут  же  ответил:  "Ряд  недавних
решений и действий администрации  Рейгана  заставляет  некоторых американцев
задуматься, не возвращаются ли прежние старые времена. Ослаблены ограничения
на ФБР при расследовании дел, касающихся внутренней безопасности. Почему это
сделано  именно сейчас,  непонятно... Формулировки  "новых  директив"  очень
туманны...  В то же  время  президент  Рейган издал исполнительный  приказ с
целью  не  допустить  разглашения секретных данных.  Каждый  государственный
служащий дает  подписку  выполнять эти правила и  в  случае нужды  проходить
проверку на детекторе лжи... Отныне каждый имеющий доступ к секретной работе
должен  получать  разрешение  на каждую публикацию или  даже  выступление  с
лекцией в университете"[93].
     Все это  выглядит в высшей  степени  мрачно. Торжествуют  разве  органы
американского политического сыска. Директор ФБР Д. Вебстер заявил в одном из
недавних  интервью: "В  наших  рядах  высоко поднялось  чувство гордости. На
каждую вакансию агента ФБР  мы ежемесячно  получаем 500-600 заявлений, среди
них  множество  очень способных  молодых  мужчин и  женщин.  Какой моральный
подъем"[94].

5

     Узнать  правду о  Центральном разведывательном  управлении - все равно,
что "попытаться приколоть булавкой варенье к стене!" - в сердцах  воскликнул
сенатор   У.   Мондейл   в   речи   в   Денисон-колледж   3   октября   1975
года[95]. Что ж,  мнение просвещенное: в то время Мондейл состоял
членом комиссии Ф.  Черча. Он  знал, о  чем говорил.  Ведомство,  официально
созданное  для шпионажа за  рубежом, давным-давно  превратилось  также  и  в
сыскное агентство против  американцев в самих Соединенных Штатах.  Этот факт
был  одним   из  наиболее   тщательно  охранявшихся  секретов  ЦРУ.   Стоило
публицистам   Д.   Уайзу   и   Т.   Россу    выпустить   книгу    "Невидимое
правительство"[96],   разоблачив  в  ней  ЦРУ  как  именно  такое
"правительство",   как  они  стали   объектом  его   пристального  внимания.
Руководство ЦРУ безуспешно пыталось сорвать  выход книги, а когда она все же
увидела свет, организовало в печати травлю обоих публицистов.
     В 1967 году в другой книге тех же  авторов  указывалось[97],
что ЦРУ  в одном  квартале от Белого дома учредило  Управление по внутренним
делам.  Несколько позднее  выяснилось,  что  это управление -  лишь  одно из
полдюжины подобных ведомств ЦРУ, занятых внутренним сыском,  и что ЦРУ имеет
в США не менее 60 местных отделений.
     В  начале семидесятых  годов журналисты В. Марчетти и Д. Маркс написали
книгу "ЦРУ  и культ разведки". Когда они представили рукопись на  просмотр в
ЦРУ, последнее  потребовало сделать в  ней 339 купюр. Очевидно, подбодренные
тогдашними газетными толками  о том, что политический сыск в  стране великой
"демократии" вот-вот  выставят к позорному  столбу, авторы  подали в  суд на
цензоров ЦРУ. Журналисты  уверовали, что  после прискорбного зигзага  грядет
царство  закона  в Соединенных Штатах. Видимо,  эту наивную веру  разделял и
федеральный судья А. Брайан, который постановил: в книге подлежат исключению
только  26  мест,  и   те  с  натяжкой  он  квалифицировал  как   касающиеся
государственных  тайн.   Американская   Фемида,  однако,   была   начеку   -
апелляционный суд  отменил решение Брайана, а Верховный суд  США  отказал  в
пересмотре дела. После ожесточенных споров кое-как договорились: 168  купюр,
и в таком виде лишь в 1974 году[98] книга увидела свет.
     Завеса глубокой тайны окутывает дела ЦРУ  независимо от уровня принятой
там  секретности.  Молчат  обо  всем  - кровавом,  подлом и  даже о смешном,
граничащем нередко с шизофренией на почве параноидного сыска, чему в немалой
мере способствуют  нравственные и интеллектуальные качества  героев  ЦРУ.  В
торжестве  правосудия  Марчетти  и  Маркс  усмотрели  отнюдь  не   заботу  о
сохранении   государственных   тайн,   а  стыдливое   нежелание  ЦРУ   стать
национальным  и мировым посмешищем. В исключенных местах книги  описывались,
помимо прочего,  научно-технические  "достижения" ЦРУ.  К  примеру,  светлую
голову  какого-то стража "демократии" осенила  идея  вмонтировать в домашних
котов  радиопередатчики, а затем  дать  им  "курс"  специальной дрессировки.
Борцы ЦРУ за свободу слова ликовали. Еще бы!  Отныне  инакомыслящим спасения
нет:  уютно  устроившийся  на коленях диссидента  мурлыкающий  любимец будет
передавать  в  эфир подрывные высказывания хозяина!  Особо доверенные агенты
ЦРУ занялись  отловом котов,  каковым в  засекреченных лабораториях  вшивали
миниатюрные передатчики с питанием. Хотя слово "кот" было отнесено в  разряд
секретных, Марчетти  не удержался и сказал в интервью журналу "Харперз", что
ЦРУ  "хирургическим  путем" помещают-де микрофоны в тела  "обычных  домашних
животных".
     Возмездие не заставило себя  ждать. Судья Брайан  получил иск  с грифом
"Совершенно секретно" -  ЦРУ требовало привлечь Марчетти  к ответственности.
Брайан  рассудил:  коль скоро  термин  "кот",  составляющий  государственную
тайну, не фигурировал в интервью, устои республики  не поколеблены. "Великая
кошачья битва велась в федеральном суде в строжайшей тайне", - саркастически
заметил Д. Уайз.
     Отбиваясь от  прессы, пытаясь сохранить свое реноме,  ЦРУ  ссылается на
то,  что журналисты проявляют-де "опасную" для отечества любознательность. К
примеру,  в  отношении  тесного  многолетнего  сотрудничества  с  бесславным
ведомством  Генри Киссинджера. Знаменательными вехами на  этом пути была для
Генри служба в военной контрразведке в годы второй мировой войны и... работа
в Гарвардском университете.  С 1951 года  Киссинджер был  ученым  секретарем
международных  семинаров  при  Гарвардском  университете,  через которые  за
несколько   лет  пропустили  около  600  молодых  иностранцев   -  политиков
(впоследствии они сделали примечательные карьеры в своих странах!).
     В  достаточно популярной биографии Киссинджера, увидевшей свет в  США в
1975  году,  сказано:  "Главная задача семинара  заключалась  в  том,  чтобы
противодействовать   советской  пропаганде  путем  воздействия  на   молодых
политиков и  публицистов". Без  большого  промедления прояснилось:  семинары
проходят  под  эгидой  ЦРУ.  Это,  говорится  далее  в  биографии,  ужаснуло
Киссинджера. "Очень прискорбно,  - жаловался он друзьям, - ибо подумают, что
и  я работаю  в  ЦРУ". Конечно,  он  работал.  Когда  один  турок,  участник
семинара, умер  при таинственных обстоятельствах, в его дневнике прочли, что
Киссинджер  пытался  заманить  умершего  на  службу   в   ЦРУ   в   качестве
"политического   наблюдателя".   Киссинджер   также   тщательно   выслеживал
коммунистов и молодых людей с левыми взглядами. Конечное решение о том, кого
допустить к работе в семинаре, выносил Киссинджер.
     Та  самая  прискорбная  необходимость  побуждала  Киссинджера  выносить
далеко идущие  конкретные  решения, ведь "молодые интеллектуалы из-за рубежа
особенно хотели посмотреть Нью-Йорк, главным образом злачные  места города -
Гринвич-Вилледж, Гарлем, район Бродвея. Генри знал  их как свои пять пальцев
как по личному  опыту,  так и по слухам... Генри, несомненно, в совершенстве
изучил обитель греха. В его маленькой черной записной книжке были координаты
несметного  числа  ослепительных куколок, блиставших  в Гринвич-Вилледж,  на
Бродвее и с  радостью разделявших  средства, которые он раздавал им  и своим
иностранным  друзьям.  Дядя  Сэм  во   многом  один   из  самых  прижимистых
нанимателей, но  коль скоро  речь заходит о разведке, он  становится щедрым,
особенно  в  оплате  плотских  удовольствий... Один из участников  семинара,
которого обхаживали  в  качестве  будущего  источника  информации  для  ЦРУ,
припоминал:  "Генри  давал  невероятные  обещания  -  с  какими  прелестными
девушками  он познакомит  нас и как весело мы  проведем время  в  Нью-Йорке.
Обещания,  поверьте  мне,  оправдывались  почти  целиком.  Да,  женщины были
прелестны... и нас удовлетворяли вечера,  которые  Киссинджер  устраивал для
нас". Деньги  на оплату ночных похождений Киссинджера в  Нью-Йорке, конечно,
предоставляло ЦРУ, перечислявшее их на счет семинара"[100].
     А как  же  Киссинджер  отчитывался в  суммах, истраченных  на описанные
"высокие  цели"? Налогоплательщикам  интересно было бы узнать об этом, но...
разглашение  "сверхсекретных" сведений о некоторых интимных статьях расходов
подрывает, по мнению ЦРУ, основы государственного строя США.
     В  конгрессе есть  комитеты, которым  по закону вменено  контролировать
разведку.  В  классическую  эпоху  ЦРУ  очевидец  описал,  как  руководитель
ведомства А. Даллес  раздраженно размышлял поутру о предстоящей днем встрече
с  "контролером", председателем сенатского комитета по делам вооруженных сил
Р.  Расселом.  "Попыхивая  трубкой,  Даллес  размышляет  о том,  сказать  ли
сенаторам,  что  сейчас бесит его. Он только что истратил  громадные деньги,
создавая шпионскую сеть, и она оказалась бесплодной. Хуже чем бесполезной...
Как  неизбежные  вопросы,  так и  ответы мрачны.  Наконец  Даллес  встает  и
бросает: "Ладно, придется маленько извратить правду".  Его глаза  улыбаются,
когда он произносит  "извратить", но  неожиданно  становятся  серьезными. Он
натягивает старое пальто на сутулую спину и направляется к двери. У двери он
поворачивается  и  произносит: "Я скажу  правду  Дику  (Расселу).  Я  всегда
правдив". Глаза его снова улыбаются, и со  смешком Даллес говорит: "Если Дик
захочет ее знать"[101].
     Конечно, с точки  зрения  ЦРУ и  иже с ним, освещение в печати подобных
"операций"    своего    бывшего    руководителя,    безусловно,    подрывает
государственные устои.
     Так  было  всегда.  В  1974  году  неопытному  человеку  казалось,  что
политический  сыск  в  США  попал под  убийственный  огонь  критики.  Однако
"Нью-Йорк  таймс"  подсчитала,  сколько  же  раз в  истекший год  собирались
подкомитеты конгресса,  которым  вверено  наблюдение  за ЦРУ.  В комитете по
делам вооруженных  сил палаты представителей - 6 раз, в аналогичном комитете
сената -  2, в сенатском  комитете по ассигнованиям  -  5 раз, в аналогичном
комитете  палаты   представителей   "нет   протоколов   заседаний".   Газета
процитировала сенатора Г.  Бейкера: "На  мой взгляд, среди законодателей нет
ни  одного,  кто   по-настоящему  знает  происходящее  в  сообществе   служб
разведки"[102].   Расследования   конгрессом   деятельности   ЦРУ
проводились,  конечно,  при  величайшей неохоте с  обеих  сторон. И не  будь
Уотергейта,  едва   ли   бы  вообще  этим  занялись.   Как  стало  известно,
неукоснительно  выполняя  распоряжение   Никсона,  ЦРУ  снабдило  взломщиков
штаб-квартиры   демократической  партии  фальшивыми  документами,  париками,
фотоаппаратами и  прочим.  По  приказу Никсона  оно  пыталось помешать  даже
скромным потугам ФБР разобраться с Уотергейтом,  совсем упустив из виду, что
это накалит  и без того острое межведомственное соперничество. Идя на поводу
у  Белого дома,  многоопытное  ЦРУ  готовило себе огромную лужу, в которую и
плюхнулось наконец с оглушающим всплеском.
     Ниточка, пусть очень тонкая, потянулась и привела к политическому сыску
ЦРУ. Кое-что вскрылось. Например, уже в 1952 году ЦРУ поставило под контроль
всю   переписку  американских  граждан  и  организаций  с  СССР   и  другими
социалистическими странами. Об операции не знали министры почт и юстиции,  а
из  президентов, вероятно,  только  Л. Джонсон был  посвящен в  тайну. Очень
скоро ЦРУ стало вскрывать и прочитывать письма по собственному выбору, в том
числе и не отправлявшиеся за пределы страны. Каковы же были критерии отбора?
"Если угодно, в  зависимости от  вкуса", - безмятежно-издевательски объяснил
сенатскому  подкомитету один из специалистов ЦРУ. Сенатор Ф. Черч  пришел  в
понятное  бешенство,  обнаружив,  что  вскрывалась   его  личная  переписка.
Впрочем, он был в достойной компании: ЦРУ снимало копии с  писем Р. Никсона,
сенатора  Э.  Кеннеди и  многих других.  Их  письма в интересах  секретности
помещались в "особое досье"[103].
     А ведь  в свое время  Даллес явился в великолепном  расположении духа к
министру  почт в администрации Кеннеди Д. Дею и сказал, что может  "раскрыть
нечто очень секретное". Дей  мигам переспросил: "А я должен знать об  этом?"
"Нет", -  улыбнулся Даллес[104].  Так игриво, полушутя, уходил он
от  острого вопроса о перлюстрации ЦРУ переписки американцев,  охрану  тайны
которой закон возложил на министерство почт.
     В черном кабинете (если припомнить историческое  название перлюстрации)
ЦРУ  отлично  понимали,  что  занялись  делами  сугубо  противозаконными.  В
служебном  документе  ЦРУ в  1962 году рассматривался  вопрос: что делать  в
случае разглашения этой тайны? В  документе  рекомендовалось заблаговременно
"найти козла отпущения, которого можно обвинить в незаконном своевольничанье
с письмами". В  то  же  время виртуозы  подлога  требовали избегать  в любом
случае  официальных  санкций,  ибо  "поскольку  официальное  признание  этих
нарушений   нецелесообразно,  а  федеральные  законы  не   допускают,  чтобы
стряпались законные извинения их  нарушений... важно, чтобы все американские
органы   поддержания  порядка  и  разведки  энергично  отрицали  прямую  или
косвенную связь с этой деятельностью"[105]. Вот как! Комментарии,
как говорится в таких случаях, здесь излишни.
     Надо думать, что в ФБР были крайне озадачены,  когда, начав в 1958 году
собственную программу вскрытия переписки, обнаружили, что ЦРУ  обогнало бюро
по  крайней мере  на  шесть лет. Но  оба  органа политического  сыска быстро
поладили  в этой сфере, начав полюбовный обмен информацией из  перехваченной
переписки. Двадцать лет в ЦРУ прилежно вскрывали письма  - в 1952-1973 годах
было просмотрено 28  миллионов единиц  почтовой корреспонденции, из  них с 2
миллионов сняты  копии, но  так и не обнаружено  ни одного случая "шпионажа"
против Соединенных Штатов. А какие были надежды!
     "В 1976 году  глава контрразведки ЦРУ Джеймс  Энглтон объяснил, почему,
по его мнению, вскрытие писем должно было дать полезную информацию. Русские,
-  сказал он, - думали, что  мы верны конституции и не вскрываем-де писем. В
действительности   программа   вскрытия   переписки   касалась   внутреннего
политического  сыска...  ФБР,  оценив  важность  программы  для  собственных
операций против движения за гражданские права, включило в список "подлежащих
наблюдению" отдельных  лиц и организаций.  Позднее ФБР добавило к списку ЦРУ
группы, выступавшие за мир... В списке "подлежащих наблюдению" ЦРУ значились
Комитет  друзей   военнослужащих.   Федерация  американских  ученых,   такие
писатели,  как  Эдвард  Олби  и  Джон  Стейнбек,  конгрессмены  и  сенаторы,
американцы,     выезжающие     за     рубеж,     включая     члена     семьи
Рокфеллеров"[106]. Программа якобы была прекращена  в 1973 году -
министерство почт  потребовало от ЦРУ санкции на нее президента. Санкция как
будто дана не была: Уотергейт был в разгаре.
     В  1967  году  президент Л. Джонсон  потребовал  от ЦРУ доказать  любой
ценой, что  антивоенное  движение в  Соединенных Штатах  направляется  из-за
рубежа. Логика президента была  убийственная - он верил, что законопослушный
американец не может протестовать  против преступлений бравых вояк, сжигавших
напалмом женщин, детей  и стариков в  Юго-Восточной  Азии. ЦРУ  уже накопило
громадный  опыт  шпионажа за  своими согражданами  и безоговорочно принялось
искать  "иностранные  деньги и иностранное влияние"- в антивоенном движении.
Президент  часто требовал к себе директора  ЦРУ Хелмса  и осведомлялся,  как
идут поиски. "Пока ничего не обнаружено", - следовал ответ. "Они должны быть
там!"  -  гневался Джонсон.  Под стук президентского  кулака по  столу Хелмс
удалялся.
     ЦРУ  создало ударные  контрразведывательные  группы,  объединенные  для
выполнения описанной задачи, что именовалось операцией "Хаос". Руководителем
ее стал Р. Обер, уже набивший руку в политическом сыске  внутри страны, - он
расследовал  вместе  с  ИРС  журнал  "Рэмпарте",  Национальную  студенческую
ассоциацию  и  завел порядочное  досье  на американских инакомыслящих.  Обер
исходил   из  того,  что  "президент  знает   лучше",   оставалось   собрать
доказательства  в пользу  патриотического озарения Линдона Джонсона,  а  для
этого пошире закинуть мелкоячеистую сеть политического сыска. Все учреждения
ЦРУ  получили  приказ  для  начала  следить  за  "радикальными  студентами и
экс-патриотами из  числа  американских  негров"  с тем,  чтобы выяснить, как
иностранные державы "используют наши внутренние затруднения".
     Поиск  фантомов  истощал  силы  и  умы  занимавшихся  операцией "Хаос".
Собиралось гигантское количество  информации о ком  и  о  чем  угодно. Некий
работник  ЦРУ отчеканил: действуем  подобно "пылесосу",  втягивая  всяческую
грязь. Для систематизации д