Убежденные,  что  иного  пути  нет,  военные  отныне  составляли  планы
использования атомных  бомб как главного средства массированного сдерживания
и возмездия. Это не  держали  в  тайне. В ноябре  1945  года был опубликован
доклад  (главнокомандующего  ВВС)  генерала  Арнольда  военному  министру, в
котором указывалось, что США  должны "указать потенциальному агрессору  - за
нападением на США немедленно последует всесокрушающий атомный удар по нему с
воздуха".  Куда  дальше, чем  Арнольд, зашел комитет  начальников штабов,  ч
который  в секретном докладе взвесил желательность нанесения  атомных ударов
по Советскому  Союзу  как  в  виде  возмездия, так  и  первыми. Объединенный
разведывательный комитет наметил двадцать советских городов, подходивших для
атомной  бомбардировки...  Этот комитет  рекомендовал  атомное нападение  не
только в случае неминуемого выступления СССР, но и в том случае, если успехи
врага в области экономики  и  науки указывали  на создание  возможностей  "в
конечном  итоге напасть на США или создать оборону против нашего нападения".
Комитет советовал "предоставить  приоритет  стратегической авиации" в  любых
усилиях пресечь продвижение России  к созданию  возможностей для  нападения.
Комитет  добавил,  что  атомные  бомбардировки  относительно  малоэффективны
против обычных  вооруженных  сил  и транспортной  системы, то есть признал -
атомная бомба будет пригодна только для  массового  истребления  (населения)
городов"[14].
     Эти оголтелые,  плечи которых густо усыпали  генеральские  и офицерские
звезды, сочинявшие каннибальские  планы и разгонявшие маховик гонки  атомных
вооружений,  что  -  они  верили  в  советскую  "угрозу"?  Уже   приведенное
содержание  секретных  штабных  документов,  которые  обозрел  и в  какой-то
степени  проанализировал М. Шерри с надлежащими отсылками к  архивным досье,
не оставляют  сомнения  - никто не верил в "агрессивность" Советского Союза.
Конечный вердикт М. Шерри:
     "Советский Союз не представляет собой непосредственной угрозы, признало
командование вооруженных сил. Его экономика и  людские ресурсы были истощены
войной...  Следовательно, в ближайшие несколько лет  СССР сосредоточит  свои
усилия на восстановлении... Советские возможности, независимо  от  того, что
думали о намерениях  русских, представлялись достаточным основанием  считать
СССР потенциальным врагом"[15].
     Директива комитета начальников  штабов 1496/2 не оставалась  достоянием
военных.  Она  была   доложена  координационному   комитету,   объединявшему
представителей  государственного  департамента, военного  и  военно-морского
министерств. Уже как документ этого комитета (СВНКК-282) она была предложена
на  рассмотрение  и  суждение  руководства   государственного  департамента.
Политики, как им подобает, сделали второстепенные замечания  в своей записке
от  16  ноября  1945  года:  "Действия   во  исполнение  заявления  комитета
начальников штабов о военной политике США", но и слова не сказали  по поводу
устрашающего  положения  директивы  1496/2,   воспроизведенной  в  документе
СВНКК-282, а именно:
     "Мы не можем допустить, чтобы  возобладала ложная и опасная идея - дабы
избежать занятия агрессивной позиции,  мы позволили первому удару обрушиться
на нас.  В таких обстоятельствах наше правительство должно быстро добиваться
политического  решения,  одновременно проведя  все  приготовления,  чтобы  в
случае необходимости самому нанести первый удар"[16].
     Чем?  Прежде всего атомными бомбами!  Вплоть  до  последнего  времени в
американской  историографии безраздельно господствовало представление о том,
что   Трумэн  поторопился   с   сожжением  Хиросимы  и  Нагасаки,   ибо  США
располагали-де двумя атомными  бомбами.  Их  нельзя  было  израсходовать для
демонстрации мощи атомного оружия где-нибудь не в  населенном месте, поэтому
был  необходим предметный урок  ценой гибели сотен  тысяч мирных  жителей. В
изданной в 1978 году, например, примечательной во многих отношениях книге У.
Манчестера   "Слава   и  мечта"   сказано:   "Генерал   Грэвс  считал,   что
предварительные испытания  будут не нужны. Он считал, что первая бомба будет
готова примерно к 1 августа 1945 года, вторая к 1 января 1946 года, а третья
позднее, в точно не  установленный  срок". Так он  считал  на рубеже 1944/45
года.  На  начало лета 1945  года, по словам У.  Манчестера,  "американцы не
имели бомб, чтобы  растрачивать их  без дела. Помимо  статичного устройства,
которое  подлежало  взрыву,  у  них  было  всего  две  бомбы  -   "Худой"  и
"Толстяк"[17].
     Итак,  для Японии США располагали  двумя  бомбами, к исходу  1945 года,
оказывается, в американских арсеналах было по  крайней мере 196 атомных бомб
и...  для русских! В директиве Объединенного комитета  военного планирования
No 432/д от 14 декабря 1945 года, принятой в  связи с описанными директивами
комитета  начальников штабов  об атомной бомбардировке 20 советских городов,
было  сказано:  "На  карте  к  приложению   А  (к   документу  Объединенного
разведывательного  комитета  от  3  ноября 1945  г. -  Н.  Я.)... указаны 20
основных  промышленных  центров  Советского  Союза  и  трасса Транссибирской
магистрали  -  главной советской линии коммуникаций. Карта  также показывает
базы,  с  которых  сверхтяжелые  бомбардировщики могут достичь семнадцати из
двадцати  указанных  городов  и  Транссибирскую  магистраль. Согласно  нашей
оценке,  действуя  с указанных  баз  и используя все 196  атомных бомб (куда
входят  100  процентов резерва), Соединенные  Штаты смогли бы  нанести такой
разрушительный удар по промышленным источникам  военной силы  СССР, что он в
конечном счете может стать решающим".
     Упомянутые  "источники  военной  силы"  планировщики  атомной  агрессии
трактовали   куда    как    расширительно.   Из   документа    Объединенного
разведывательного комитета 329 от 3 ноября 1945 года отчетливо  виден ход их
мысли:  "Одной  из  главных  особенностей   атомного   оружия  является  его
способность  уничтожить  скопления   людей,  и   эту   особенность   следует
использовать в сочетании с иными его качествами".
     Посему:
     "1. В приложении А приведены 20  городских территорий,  рекомендованных
как  наиболее  подходящие  стратегические  цели  для  ударов  с  применением
атомного оружия. Города отобраны по принципу их общего значения с учетом: 1)
производственных  мощностей,   особенно  производства  самолетов  и  другого
вооружения;  2) наличия государственных  и административных учреждений  и 3)
наличия научно-исследовательских учреждений...
     Мы  располагаем лишь  неполной информацией  о  расположении  и функциях
ведущих научно-исследовательских учреждений, находящихся в  ведении Академии
наук СССР (ее штаб-квартира в Москве). Эти институты, возможно, работающие в
контакте   с   ведущими   университетами,    представляют   собой    главные
исследовательские  центры.  Следует полагать,  что  значительная  часть этих
учреждений расположена в отобранных для бомбежки районах".
     Значит, сожжем  и  ученых! А всего в 20  городах,  избранных  на первый
случай  объектами атомной бомбардировки, в то время проживали  13  миллионов
человек, среди них женщины, дети, старики. Мартиролог,  открытый Хиросимой и
Нагасаки,  должны  были  пополнить  20  советских  городов  (в  очередности,
установленной   американскими  штабными  планировщиками):  Москва,  Горький,
Куйбышев,  Свердловск, Новосибирск, Омск,  Саратов, Казань, Ленинград, Баку,
Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк,
Грозный, Иркутск, Ярославль[18].
     Итак,  в сентябре - ноябре  1945  года  Соединенные  Штаты  приняли  на
вооружение  доктрину  "первого  удара",  внезапной  атомной  агрессии против
Советского Союза. Повод  к открытию военных  действий  был ясен: чем быстрее
становился  на ноги Советский Союз после тяжелейшей войны, тем громче звучал
военный набат в Вашингтоне. Мы безмерно радовались тому, что год 1947-й стал
годом  великого успеха - Советский Союз  после четырех лет войны и двух  лет
восстановления снова  вышел на позиции, завоеванные в ходе социалистического
строительства к 1941 году. Открылись горизонты, омраченные было войной.
     Страна, скорбя о павших в недавнюю  войну,  чествовала  героев  мирного
труда.  Наши успехи были  замечены и "отмечены" правящей  элитой Соединенных
Штатов, которая  сделала из  них надлежащие  практические выводы.  Выводы  в
глазах  той самой  элиты  вдвойне  прочные,  ибо  одновременно  с  советским
народом,  героически трудившимся на послевоенных  стройках, не покладала рук
рать "специалистов" по нашей стране. Эти  подлинно установили, кто мы такие,
и  разрабатывали  рекомендации,  как именно с нами поступить, какие орудия и
средства употребить для этого.

4

     22 февраля 1946 года поверенный в делах США в СССР Дж. Кеннан отослал в
Вашингтон "длинную  телеграмму", которую  американские политики  и  историки
единодушно  считают  по  сей день  краеугольным камнем  в  оценке Советского
Союза. В  восьми тысячах резких слов, на комментирование которых в США с тех
пор ушли  многие  миллионы слов, Кеннан  обрисовал жуткую угрозу,  будто  бы
нависшую  над  США, и предложил  стратегию  неукоснительной  вражды  к СССР.
"Итак,  перед нами политическая сила, фанатически утвердившаяся в убеждении,
что с США не может быть постоянного модус вивенди... Вот отправная точка, от
которой    должен   действовать   отныне   наш    политический   генеральный
штаб"[19]. Против Советского  Союза  надлежит действовать  только
силой. Умники, собравшиеся в Вашингтоне при Трумэне, уже по той причине, что
Кеннан назвал их "политическим генеральным  штабом", преисполнились сознания
собственной государственной  значимости и пустились  в состязание  с  ним по
части сочинения прожектов расправы с советским народом. Специальный помощник
президента  К.  Клиффорд  по  приказу Трумэна  провел  совещание  с  высшими
государственными руководителями США и  24 сентября 1946  года представил ему
обширный  доклад  "Американская  политика  в  отношении  Советского  Союза".
Определенно  разделяя  апокалипсическое видение Советского  Союза  Кеннаном,
Клиффорд высказался:
     "Адепты силы понимают  только  язык  силы. Соединенные Штаты  и  должны
говорить  таким   языком...  Надо  указать  Советскому  правительству,   что
располагаем достаточной  мощью  не только для  отражения нападения, но и для
быстрого сокрушения  СССР в войне... Советский Союз не слишком  уязвим,  ибо
его промышленность и  естественные ресурсы широко рассредоточены, однако  он
уязвим для  атомного, бактериологического оружия и дальних бомбардировщиков.
Следовательно,  чтобы держать нашу  мощь на уровне,  который эффективен  для
сдерживания  Советского  Союза,  США  должны  быть  готовы  вести атомную  и
бактериологическую  войну.   Высокомеханизированную  армию,  перебрасываемую
морем  или   по  воздуху,  способную   захватывать  и  удерживать   ключевые
стратегические районы, должны поддержать мощные  морские  и  воздушные силы.
Война против СССР будет "тотальной" в куда более страшном  смысле, чем любая
прежняя  война,  и  поэтому   должна  вестись  постоянная   разработка   как
наступательных, так и оборонительных видов вооружения... Любые переговоры об
ограничении вооружений вести  медленно  и осторожно, постоянно  памятуя, что
предложения  о запрещении применения атомного оружия  и наступательных видов
вооружения  дальнего  действия   значительно  ограничат   мощь   Соединенных
Штатов...
     США должны  понять,  что  советская пропаганда  опасна  (особенно когда
подчеркивается  американский  "империализм"),  и  избегать  любых  действий,
которые могли бы придать видимость правды советским обвинениям... США должны
приложить  энергичные усилия,  чтобы  добиться лучшего понимания  США  среди
влиятельных    слоев    советского     населения,    и    противодействовать
антиамериканской  пропаганде, которую Кремль распространяет среди советского
народа.  В   самых  широких  масштабах,  какие  только  потерпит   Советское
правительство,  мы  должны  доставлять в  страну книги,  журналы,  газеты  и
кинофильмы,  вести  радиопередачи  на  СССР...  В  самих Соединенных  Штатах
коммунистическое     проникновение     должно     быть     разоблачено     и
ликвидировано"[20].
     Если присовокупить  вялые и косноязычные  рассуждения  в  докладе (куда
Клиффорду  тягаться  с  отменным  стилистом  Кеннаном!)  насчет   того,  что
"трудности"  США с  СССР  порождены советским режимом,  а  ссоры  с  русским
народом  у  Вашингтона-де нет, тогда обрисовываются контуры  стратегического
мышления правящей элиты США. К генеральной цели - уничтожению или фатальному
ослаблению Советского Союза - ведут два пути: война или (на подступах к ней,
а при определенных условиях вместо нее)  подрывная работа. Вашингтон  должен
быть готов проводить оба курса. Какой возобладает, покажет  завтрашний день,
точнее, соотношение сил между СССР и США. Мирного сосуществования, не говоря
уже о сотрудничестве, между капитализмом и социализмом быть не может.
     Так гласила доктрина, восторжествовавшая  в  самых верхах американского
общества.   Она    отражала   отчаяние   увядающей   цивилизации,    которая
мобилизовывала силы, чтобы удержаться на исторической арене.
     Политика США  в  отношении Советского Союза была  представлена миру как
политика   "сдерживания"   коммунизма[21].    А    рамки    этого
расплывчатого  и  пустого  лозунга   оказались  достаточно  широкими,  чтобы
охватить  "доктрину  Трумэна",  "план  Маршалла",  сколачивание  агрессивных
блоков  и окружение  Советского Союза плотным  кольцом американских  военных
баз. В интересах "сдерживания" на исходе 1947 года проводится  реорганизация
высшего  государственного руководства в  США. Учреждается Совет национальной
безопасности  во  главе  с  президентом,  орган  чрезвычайного  руководства,
который отныне в глубокой тайне решает вопросы войны и  мира для Соединенных
Штатов.  В  прямом  подчинении Совета национальной  безопасности учреждается
Центральное    разведывательное   управление.   Одновременно    основывается
министерство  обороны  для  руководства  и  координации  военных усилий. Эта
структура государственного правления была  создана для войны и имела  в виду
скорейшее развязывание войны против СССР. То, что инициативу возьмут на себя
Соединенные Штаты,  в  Вашингтоне сомнений  не вызывало. Совет  планирования
политики  государственного  департамента, который возглавил Кеннан, 7 ноября
1947 года представил "Резюме международной обстановки":
     "Опасность   войны  многими  значительно  преувеличивается.   Советское
правительство не желает  и не ожидает войны с  нами в  обозримом  будущем...
Крайние  опасения  по поводу  опасности войны  исходят  из  неверной  оценки
советских намерений. Кремль не желает новой большой войны и не ожидает ее...
В  целом  нет  оснований  полагать,   что  мы  внезапно  будем  вовлечены  в
вооруженный конфликт с СССР"[22].
     Получив и ознакомившись с выводами совета  планирования политики, те  в
Вашингтоне, кто готовил  нападение на Советский Союз,  надо думать, испытали
немалое удовлетворение - подготавливаемый удар будет внезапным.

5

     Штабное планирование к этому времени зашло  далеко, и  министр  обороны
Дж.  Форрестол  10  июля  1948  года  потребовал  представить  правительству
всестороннюю оценку национальной политики в  отношении Советского Союза, ибо
без  нее "нельзя вынести логических решений относительно  размеров ресурсов,
уделяемых   военным   целям"[23].  Совет   планирования  политики
представил  просимый анализ, озаглавленный  "Цели  США в отношении  России",
который  был  утвержден  18  августа  1948  года  как  совершенно  секретная
директива Совета национальной безопасности СНБ 20/1. Этот документ, занявший
33  страницы  убористого текста, впервые опубликован в США  в  1978  году  в
сборнике  "Сдерживание.  Документы  об  американской  политике  и  стратегии
1945-1950 г".
     Во вступительной части директивы СНБ 20/1 объяснялось:
     "Правительство вынуждено  в  интересах развернувшейся ныне политической
войны наметить более определенные и воинственные цели в отношении России уже
теперь, в мирное время, чем  было  необходимо  в отношении Германии и Японии
еще до  начала  военных действий с ними... При государственном  планировании
ныне, до возникновения войны, следует определить наши цели,  достижимые  как
во  время  мира, так  и во время войны,  сократив  до минимума  разрыв между
ними".
     В элегантнейших фразах формулировалось:
     "Наши основные цели в отношении  России, в сущности, сводятся  всего  к
двум:
     а) Свести до минимума мощь и влияние Москвы;
     б) Провести коренные  изменения в  теории и практике  внешней политики,
которых придерживается правительство, стоящее у власти в России".
     По  уже  сложившейся   практике  высшего  государственного  руководства
намечались действия в условиях мира и в условиях войны. Для  мирного периода
директива  СНБ 20/1 предусматривала  капитуляцию  СССР под давлением  извне.
Последствия такой политики в директиве СНБ 20/1, конечно, предвиделись:
     "Наши  усилия,   чтобы  Москва  приняла  наши  концепции,   равносильны
заявлению: наша цель - свержение Советской власти. Отправляясь от этой точки
зрения, можно сказать, что эти цели недостижимы без войны, и, следовательно,
мы  тем  самым признаем:  наша конечная цель в отношении Советского  Союза -
война и свержение силой Советской власти.
     Было бы ошибочно придерживаться такой линии рассуждений.
     Во-первых, мы не связаны определенным сроком для достижения наших целей
в  мирное время. У  нас  нет строгого чередования периодов войны и мира, что
побуждало бы  нас заявить: мы должны  достичь наших целей  в мирное время  к
такой-то дате или "прибегнем к другим средствам...".
     Во-вторых,  мы  обоснованно  не должны испытывать  решительно  никакого
чувства вины, добиваясь уничтожения концепций, несовместимых с международным
миром и стабильностью, и замены их  концепциями терпимости и  международного
сотрудничества (так именуется социализм и капитализм. - Н. Я.). Не наше дело
раздумывать над внутренними  последствиями, к  каким может привести принятие
такого рода концепций в другой стране, равным образом  мы не должны  думать,
что несем хоть какую-нибудь ответственность за эти события... Если советские
лидеры  сочтут,   что   растущее  значение   более  просвещенных   концепций
международных отношений  несовместимо с  сохранением их власти в  России, то
это  их,  а  не  наше дело.  Наше дело  работать и  добиться того, чтобы там
свершились   внутренние   события...   Как   правительство   мы   не   несем
ответственности за внутренние условия в России..."
     В  директиве   СНБ  20/1  подрывная  работа  против   Советского  Союза
хладнокровно признавалась государственной политикой,  неотъемлемым элементом
общего  политического курса Вашингтона.  Для  этого  понадобилась  тотальная
мобилизация   немалых    ресурсов,   традиционного   лицемерия   заокеанской
республики.  В  самом  деле,  в  директиве  СНБ  20/1  с  редкой  софистикой
констатировалось:  "Нашей  целью  во   время  мира  не   является  свержение
Советского  правительства.   Разумеется,   мы  стремимся  к  созданию  таких
обстоятельств и  обстановки, с которыми нынешние советские  лидеры не смогут
смириться  и которые им не  придутся по вкусу.  Возможно, что,  оказавшись я
такой  обстановке,  они  не  смогут сохранить свою  власть  в России. Однако
следует  со  всей  силой  подчеркнуть  -  то  их,  а  не  наше  дело... Если
действительно  возникнет обстановка,  к созданию  которой мы направляем наши
усилия в мирное время, и она окажется  невыносимой для сохранения внутренней
системы правления в СССР, что  заставит Советское прав