дающимся успехом в  тайной войне британский  военный
кабинет  столкнулся  с  мучительной  моральной проблемой  -  был расшифрован
приказ Гитлера о  предстоящей террористической  бомбардировке Ковентри.  Как
быть? Спасти жизни мирных жителей, предупредив  население, и почти наверняка
дать понять гитлеровцам, что  англичане "свои" на их  тайной кухне,  или  не
делать ничего,  сохранить  тайну,  но погубить беззащитных людей? Черчилль и
военный кабинет высказались за второй путь. 14 ноября 1940 года Ковентри был
разгромлен с  воздуха настолько  основательно,  что  Гитлер  зловеще посулил
"ковентрировать" другие английские города.
     Рузвельт  обсудил   со   Стефенсоном  проклятье   знания,   подумал   и
присовокупил:  "Война  заставляет нас  все чаще действовать  вместо бога. Не
знаю,  как бы я  поступил... " Так  и пошло. Известный в те  годы английский
актер Л. Ховард  принял на себя поручение английской разведки  и  вылетел из
Англии.  "Немцы  узнали об  этом и  сбили  невооруженный  самолет,  -  пишет
Стефенсон. - Англичане заранее знали, что немцы знают, но, чтобы сохранить в
тайне  источник  своих познаний  в  Блечли  (так  назывался  дом, в  котором
располагалась служба дешифровки. - Н. Я.), позволили погубить самолет".
     6  июня  1941  года  Стефенсон  гостеприимно  приглашает  американского
генерала   Донована  в  Блечли.  Генерал  присутствует  там  на  инструктаже
сотрудников.  "Господа, - обратился к ним начальник британской  политической
разведки  Р.  Липер,  -  премьер-министр  поручил  мне  раскрыть вам  тайну,
известную г-ну Черчиллю  и начальникам штабов вот  уже  несколько недель. Он
разрешил  мне   сказать  вам,   и  только  вам,  с  тем,   чтобы  мы   могли
скоординировать наши планы, - Гитлер  нападет на Советскую Россию. Вторжение
ожидается в середине июня, вероятно, 22 июня, через две недели и два дня..."
Липер  далее рассказал о  дислокации соединений вермахта,  изготовившегося к
вторжению  в  СССР.  Донован  уважительно  слушал,  тем более  что  в Блечли
работала и группа американских криптографов. "Если бы англичане  переслали в
Кремль  перехваченные  германские  военные  приказы,  -  докладывал  Донован
Рузвельту, -  Сталин, быть может, уяснил бы истинное положение вещей. Однако
англичане  считают  аппарат  Блечли  совершенно  секретным.  Они  используют
перехваченную ими информацию в собственных целях".
     Оставим в стороне  морализирование: читатель сам волен делать выводы из
очень  пестрого  конгломерата   фактов.  Последние  могут   быть  совершенно
различными,   неизменен   только   интерес   разведки,   которая   абсолютно
беспристрастна.
     Американский посол в  Лондоне Джозеф Кеннеди вызывает подозрение своими
взглядами. Позднее Рандольф Черчилль припомнит: "Мы дошли до того, что стали
тайно  подслушивать   разговоры  потенциальных   предателей  и  врагов.   За
американским послом Джо Кеннеди  было установлено электронное наблюдение", о
чем   англичане  конфиденциально   сообщили   Рузвельту.   Президент  весьма
недолюбливал  собственного   посла,  грозившего   выступить   соперником   с
серьезными  шансами  на  президентских  выборах  1940  года.  Тогда   в  США
происходила ожесточенная политическая борьба, "изоляционисты" стояли  против
широкой  американской помощи  Англии,  утверждая,  что  это  в  конце концов
вовлечет  США в войну. В этом  ключе  уже начинал выступать  Кеннеди, находя
жадных  слушателей.  Английская  разведка  представила  Рузвельту   досье  с
нелояльными   высказываниями   Кеннеди   в   адрес   президента,    добытыми
подслушиванием. Президент вызвал Кеннеди в Вашингтон, где показал ему  часть
досье. С политической карьерой  Кеннеди, восхищавшегося тогда нацизмом, было
покончено. Он замолк навсегда.
     Тайная война не знает иных законов, кроме достижения успеха любой ценой
-  охраны собственных тайн и раскрытия секретов противника.  Когда в августе
1942 года был совершен налет на Дьеп, среди десантников были двое английских
ученых - специалистов по радиолокации. Они должны были  обследовать немецкие
радарные  установки.  К  ученым прикомандировали двух  агентов  ФБР. "Задача
работников ФБР состояла в том, чтобы  застрелить любого из  этих ученых  или
обоих  в случае опасности захвата немцами". ФБР дублировал сержант канадской
службы безопасности, который должен был убить ученых, если бы сотрудники ФБР
не  преуспели.  Среди участников  налета были три союзных агента в  немецкой
форме,  которые  забрасывались во вражеский тыл. Они "наскоро пожали  руки и
скрылись,  без  сомнения,  с   облегчением   -  не   возникло  необходимости
пристрелить их".  Когда спустя  тридцать  лет  - в 1972  году - Маунтбэттен,
командовавший  рейдом,   встретился  с   ветеранами   налета   на   Дьеп   и
родственниками  погибших, его спросили об описанных приказах, которые только
что  стали известны. Он ответил: "Если  бы я знал о них... я бы отменил их".
Едва  ли, как следует из книги, это случилось бы,  ибо те, кто командовал, и
не могли  быть в  курсе тайных операций, выполненных при высадке в  Дьепе, а
"люди, реализовавшие секретные задания, все до одного остались во мраке, без
наград".
     У   спецслужб  свои  законы,  точнее,   узаконенное   беззаконие,   что
растолковывается читателям не только и не столько словами: "Как-то ФБР  было
потрясено и вынуждено  скрыть этот инцидент от президента,  - рассказывал со
слов самого шефа Эдгара  Гувера Ян Флеминг  (впоследствии  автор детективных
романов о Дж. Бонде, а тогда разведчик. -  Н. Я.). - Некий британский моряк,
находившийся в США,  продавал  немцам  сведения о  конвоях.  Маленький  Билл
(Стефенсон)  выследил  его, просмотрев  дешифрованные сообщения  нацистского
радиопередатчика  в Нью-Йорке...  В тот  день  Билл с утра  не был  в  своем
кабинете и вернулся только к вечеру. Сотрудник ФБР, ведший дело, сказал ему:
нужно бы оторвать голову мерзкому предателю.
     Билл посмотрел на свою правую руку и рубанул ею по столу:
     - Я уже сделал это.
     В  ФБР  сначала  думали, что он  шутит, пока тело предателя не  нашли в
подвале жилого дома".
     Впрочем, ФБР  и БСС очень быстро наладили сердечные отношения, выяснив,
что очень удобно совмещать функции следователя, судьи и палача в одном лице.
В марте 1941 года в центре Нью-Йорка "изъяли из обращения" (служебный термин
служб,  работавших  в сердечном  согласии)  немецкого агента,  американского
гражданина  Остена.  Его  на глазах  удивленных  прохожих  сбил  и  переехал
автомобиль. Все-таки  немало  людей  видели  "несчастный случай", хотя  и не
догадывались  о его причинах. С годами  пришел опыт: выслеженных  нацистских
агентов  стали убирать  незаметно.  "Обычное объяснение  "убыл  в  Канаду" -
свидетельство о куда более конечной судьбе жертвы, чем следовало из записи в
полицейском протоколе".
     Конец малоизвестных, предположим,  волновал немногих. Как быть  с теми,
кого хорошо знали  в  стране?  Одним  из  столпов "изоляционизма" в  США был
крупный  нефтяной  магнат  В.   Дэвис,  не  скрывавший  своих  профашистских
взглядов. Дэвис  был лично известен Рузвельту, использовавшему  его даже для
важной  и деликатной  внешнеполитической миссии в  Берлин в 1939 году. Очень
скоро выяснилось, что Дэвис неисправим в своих, мягко говоря, заблуждениях и
даже носился  с планами содействия  нацистам в западном полушарии. При  всем
этом он являл собой типичного представителя американского монополистического
капитала.  Как быть? Пишет Стивенсон:  "В  самом расцвете  сил,  в 52  года,
Вильям Роде  Дэвис скоропостижно  скончался. О причине  смерти сообщалось  -
внезапный  сердечный   приступ".   ФБР   пресекло   дальнейшее   полицейское
расследование[15]. Вполне возможно, что все помянутые  фашистские
агенты и соучастники заслужили свой конец, да они и сами прекрасно знали, на
что шли.  Дело  не  в  этом, а  в том,  с каким смаком  теперь  доказываются
преимущества внесудебной расправы. Расправы, в которой в этой  форме вряд ли
была нужда, ведь дело происходило не на фронте.
     Новейшие  открытия  в  области  философии разведки подводят  к нехитрой
мысли о том, что в тайной работе западных спецслужб как было, так и будет.
     Рассуждения о событиях  более чем тридцатилетней давности  имеют прямое
отношение к нашим дням. Дискуссия о роли ЦРУ восходит именно к тем временам,
когда "карьеристы в Вашингтоне, размышляя о будущем, ощущали угрозу, которую
УСС  являло  традиционным   службам  разведки.  Постоянная  централизованная
разведка могла бы лишить их руководителей части власти и подорвать авторитет
дипломатов".   Отсюда   трения   между  различными   спецслужбами  в  США  и
зарождавшейся  системой   централизованной  разведки,  созданию  которой  из
опасения утратить часть  своих прерогатив  много препятствовал  руководитель
ФБР Э. Гувер.
     В США особенно чувствительны  к воспоминаниям о Пирл-Харборе, внезапном
нападении  7  декабря  1941 года  японской  авиации  на  базу  американского
Тихоокеанского  флота  на Гавайских  островах,  что катапультировало США  во
вторую мировую войну. По поводу предыстории этого нападения в США существует
обширная литература, и  серьезные споры идут  по сей день.  В это дело  внес
свой вклад и  Стивенсон - Стефенсон: "Эдгар Гувер сделал ошибку, которая, по
мнению  его  врагов,  привела  к японскому  успеху  в  Пирл-Харборе".  После
осторожной  формулировки  следуют вздохи  по  поводу  того, как Э. Гувер  из
чистоплюйства и брезгливости не использовал агента-двойника, прославившегося
среди шпионов, помимо профессиональных данных, еще невероятными сексуальными
возможностями,  о  чем  пошел  слух  в  компетентных  кругах.  В  результате
высокоморальный  Гувер  проморгал-де  японскую  подготовку  к  нападению  на
Пирл-Харбор. Мораль ясна -  перешагивающий порог разведки оставляет у дверей
все  без  исключения   обычные  человеческие   добродетели  -  порядочность,
например. Гувер якобы не расстался с ней, а США получили Пирл-Харбор!
     Насчет  "порядочности"  Гувера  небесполезно  напомнить  одну  историю,
случившуюся много позднее. В 1965 году окружной прокурор Нью-Йорка Ф. Хоган,
доведенный  до  отчаяния  действиями банды  шантажистов, вымогавших  крупные
суммы у лиц, склонных к гомосексуализму, начал  расследование. Оно далеко не
пошло:  вице-адмирал  У.  Черч,  одна  из  жертв  шантажистов,  застрелился.
Главное,  ФБР решительно вмешалось, чиня  всякие препятствия. Личная роль Э.
Гувера во всем этом осталась необъяснимой. Тогда припомнили, что холостяк Э.
Гувер   нежно  дружил   со   своим  заместителем  К.   Толсоном.  Гувер  был
единственным,  кто  являлся  в  психиатрическую  лечебницу  с букетом цветов
утешать  помощника президента Л. Джонсона, У. Дженкинса, уличенного  в  1964
году в гомосексуализме.  Напомнив об этих фактах, "Нью-Йорк  пост" заметила:
"Хоган, по-видимому, никогда не понимал полностью личную  заинтересованность
Э. Гувера  в деле этих  шантажистов.  Поскольку  роль Гувера так и  не  была
объяснена,   многие  работники  юридических   органов   Нью-Йорка   остались
убежденными, что  "тайные досье"  Гувера о сексуальной жизни  президентов  и
конгрессменов не фиксировали их самую страшную тайну"[16].
     Книга  о "неустрашимом" - массированный удар  по массовому  сознанию  в
обозначенном  духе  ради  создания  благодатного  климата  для  интриг  ЦРУ.
Помните, запугивает Стивенсон - Стефенсон, "будущая  война может  начаться и
закончиться  в  день-два  или  даже  меньший  срок.   Первая  линия  обороны
свободного мира - свободный поток информации..., которую необходимо собирать
методами  тайной разведки".  Перед  этим  меркнет все.  Уже только  от  лица
Стефенсона звучит конечный вывод:
     "Я   верю,   что   американцы   окажут   сопротивление    давлению    и
пропагандистским  ухищрениям, чтобы ликвидировать первую линию обороны.  Они
разработают действенные средства для  контроля  над  тайным оружием".  Так о
каком  давлении идет  речь  и почему, собственно,  внутренний сыск в  США  в
последние  годы  оказался  не  только  предметом  шумного  внимания,   но  и
ожесточенной критики?

3

     Мир  обязан знакомством, пусть поверхностным,  с геркулесовыми усилиями
американских рыцарей  плаща  и  кинжала  на  земле  отчизны,  взрастившей  и
воспитавшей  их, в результате различных расследований деятельности ЦРУ и ФБР
в середине семидесятых годов. Они  стали необходимы  не потому, что какие-то
силы бесподобной  Америки неудобным  процветание шпионажа  внутри страны,  а
потому, что  различные спецслужбы, образующие сообщество  - назовем его хотя
бы старым термином - тайной полиции, стали претендовать не только на особое,
но, пожалуй, даже  на  главенствующее положение  в стране.  Филеры возомнили
себя выше хозяев, тех, кто нанимал и содержал их.
     Компетентные наблюдатели  с  порога указали на истоки этого феномена  -
годы второй мировой войны. То, что воспевалось как героика в смертной борьбе
с  державами  "оси",  имело также  и  оборотную сторону,  в  высшей  степени
неприглядную.  Воздавая  должное  или  раздувая  действительные свершения  в
схватках в  бездонных траншеях тайной  войны, ее летописцы  создали развитую
мифологию разведки и контрразведки, герои  которой затмили всех  и вся. Дело
не  только  в  пропагандистском эффекте  вовне, а главным образом в том, что
сами герои той  войны и их  преемники  по службе  в мирное время сочли  себя
сверхлюдьми, которым дозволено и позволено решительно все.
     Когда  в США на  разные  голоса  заговорили о том, что с  тайным сыском
неладно, Т. Брейден, в прошлом  один из руководителей ЦРУ, счел  необходимым
излить  наболевшее. Пенсионером,  конечно,  руководило понятное  стремление,
укладывающееся в понятие чести мундира, сделать  так, чтобы дела его родного
ведомства,  попавшего  под огонь  критики,  пошли  на  лад.  "Я  думаю,  что
высокомерие  ЦРУ  коренится в  боевом  прошлом,  оно пережиток времен второй
мировой  войны.  Почти  все руководители ЦРУ - ветераны УСС, предшественника
ЦРУ военных  лет. Возьмем, например, людей, лица  которых я вспоминаю, - вот
они стоят в кабинете директора (Аллена Даллеса) ЦРУ. Один  из оккупированной
нацистами  страны  руководил  сетью  агентов  в  Германии.  Другой  вызвался
прыгнуть с  парашютом  в  расположение  штаба  фельдмаршала  Кессельринга  с
условиями его  капитуляции. Третий,  самолет  которого  потерпел аварию  при
посадке в Норвегии, потерял половину своих  людей, но тем не менее оправился
и взорвал намеченные мосты...
     Еще одно качество выделяло их. По каким-то причинам, объяснение которых
я оставляю на  долю  психологов, человек,  берущийся за чрезвычайно  опасное
задание в одиночку или с одним-двумя помощниками, не только смел и находчив,
но  и суетен... Стоило им  оказаться по ту линии фронта, как внешние символы
приобрели  совершенно  другой смысл. Они были  единственными  американцами в
стране,  полной  французов,  греков,  итальянцев  или   китайцев.  Некоторые
относились   к  этим  американцам  с  величайшим   уважением.  Иногда   они,
всего-навсего  лейтенанты,  командовали многими  тысячами.  Они  завоевывали
любовь и уважение, которое  народы оккупированных стран испытывали к великой
демократии,  именуемой Америкой. В результате они начали  рассматривать себя
каждый в отдельности и все вместе держателями национального достоинства".
     Слов нет, драгоценный  капитал,  нажитый в достойной  борьбе  и  весьма
значительный. Но стоило стихнуть орудиям второй мировой войны, как громадное
достояние, собранное  борцами против  держав  "оси"  (американцы внесли свой
вклад,  но отнюдь  не подавляющий!), было употреблено для недостойных целей.
Тот самый  капитал  был пущен  на  оплату  абсурдных  счетов,  предъявленных
"холодной  войной". А  единоличные держатели  его,  в первую  очередь ЦРУ, в
обмен получили власть, увеличивающуюся с каждым годом.
     "Сами события, - пишет Т. Брейден, -  способствовали увеличению власти.
США вели горячую  войну в Корее и "холодную войну"  в Западной Европе, а ЦРУ
было единственным  авторитетом  в отношении планов и возможностей подлинного
врага. Выступать против  ЦРУ означало выступать против знания. Только Джозеф
Маккарти мог пойти на  такой  риск.  Маккарти вопреки своим намерениям  лишь
увеличил  власть ЦРУ. Он обрушился  на него  с  нападками, а  когда  схватку
выиграл Даллес, то  эта победа значительно увеличила респектабельность того,
что тогда называлось "делом" антикоммунизма. "Не присоединяйтесь к тем,  кто
сжигает  книги",  -  сказал  Эйзенхауэр.  -  Это  ошибочный  путь  борьбы  с
коммунизмом. Правильный путь - путь ЦРУ.
     Ошибки ЦРУ начались со злоупотребления властью. Ее было в избытке, и ее
было слишком  легко употребить - в  отношении государственного департамента,
других  министерств,  патриотически  настроенных  бизнесменов в  Нью-Йорке и
фондов, которыми они руководили. Мощь  ЦРУ  превзошла мощь конгресса, печати
и, следовательно, народам[17]. Что же, правдоподобный диагноз, по
крайней мере, поставлен специалистом.
     Как видим,  сфера профессионального интереса ЦРУ  охватила и всю страну
"великой  демократии".  Очень  и  очень  многие   среди  власть  предержащих
оказались   прямо   заинтересованными  в   том,   чтобы   притупить   острие
разведывательного  управления,  пронизавшее  самую  вершину  государственной
структуры.  Вмешательство его  в дела  высших сфер,  а отнюдь не обеспечение
интересов "народа",  вызвало  в Вашингтоне  великий гнев. В  конечном  счете
нападки на  ЦРУ  и ФБР  были не самоцелью,  а  производным  от  Уотергейта -
восстановления  баланса  между исполнительной  и  законодательной  властями,
деформированного   в   США  в  последние  десятилетия,  что  особенно   ярко
обнаружилось  в президентство Р.  Никсона.  Расследования  и  пошли по  этой
линии, не затронув существенным  образом внешних функций ЦРУ или карательных
прерогатив  ФБР  против инакомыслящих в США. Во всем этом деле несомненна  и
легко различима при внимательном рассмотрении грубая политическая подоплека,
а   отнюдь  не   прекраснодушное   стремление   к   обеспечению  пресловутых
демократических  свобод.  На   Капитолийском   холме  давно  по  уши  заняты
самообслуживанием, и потому не хватает времени для заботы о правах тех,  кто
населяет остальную территорию страны.
     С  разной  степенью  резкости, но  обычно ядовито  американские  газеты
отметили личную заинтересованность конгрессменов  в разоблачении шашней ФБР,
но одновременно поклялись в своем уважении  сыскным  институтам,  а  именно:
"Некоторые конгрессмены вознегодовали, когда открылась практика ФБР собирать
о них сведения. В их негодовании просматривается мысль о том, что прекрасно,
когда ФБР заводит досье на рядового гражданина, а на конгрессмена нельзя: он
важное должностное лицо республики... Конечно,  нет  возражений,  чтобы  ФБР
находилось  под  жестким  контролем. Однако  было  бы удивительно,  если  бы
общественное мнение или конгресс настаивали на  свободном доступе к досье, в
которых содержатся доказательства  преступных  деяний, имена  добросовестных
осведомителей и  наверняка - значительно  больше о некоторых государственных
деятелях, чем нам хотелось бы знать"[18].
     "Стейт", выходящая  в Южной Каролине, заявила: "Конгрессмены не святые,
и отнюдь не  оправданно их нынешнее возмущение по поводу известий о том, что
в  досье ФБР  содержится некая  информация  о них, собранная в ходе  обычной
работы ФБР. Выборы или назначение на государственную должность, к сожалению,
автоматически не гарантируют, что люди,  попавшие туда, становятся  образцом
добродетели. Хотя государственные деятели как класс не должны быть предметом
особого  внимания ФБР или  других  ведомств  по  поддержанию закона,  равным
образом их не следует исключать из числа лиц, подпадающих под это  внимание,
если обстоятельства этого требуют"[19].
     Оклахомская "Тулса