поведение Коцукэ-но-Сукэ,  а эти  сорок  восемь  ронинов,
пример которых очень много значит для воспитания самурайского духа в юношах,
известны в обычной речи как  сорок восемь гиси. От "гиси" образовался термин
"гири". Первоначально  гири  означало обязанность,  сознание долга,  который
должен  быть  непременно  выполнен.  И в отношении родины,  и  божественного
тэннэ, и  к обществу,  родителям, близким... Если любовь не  побуждает людей
делать должное, то рассудок человека и его доводы, по гири, должны вызвать в
нем убеждение поступать по  справедливости. "Гири", стало быть, есть суровый
учитель  с  палкой  в  руке,  заставляющий  делать  должное.  Оно  выполняет
второстепенную  роль  в  этике, являясь,  по  существу, неумолимым  законом.
Следуя чувству  гиря, мать должна, если потребуется,  жертвовать жизнью всех
детей   ради   спасения   старшего;   девушка  должна  продавать   себя  для
предоставления средств к существованию  своих обедневших родителей. Но  гири
выродилось бы  в  боязнь порицания, морального осужденния, даже  в трусость,
если бы  Бусидо  не  требовал других  сильных чувств:  смелости,  храбрости,
терпения... Искать рискованных ситуаций, идти  на  явную  смерть,  рисковать
жизнью, безумная храбрость на войне, все это  - свойства души, которые часто
восхваляют,  но  не  в  этом  состоит истинная  храбрость  самурая.  Не  зря
напрасную смерть называют собачьей смертью. -  "Броситься в середину битвы и
быть  убитым,  -  говорил митоский  принц,  -  довольно  легко,  но истинная
храбрость -  жить, когда надо жить, и умереть,  когда надо  умереть." Бусидо
требует от воина быть милосердным, сострадательным, великодушным..., но  без
слюнтяйства, ибо "Бусидо но насакэ"  -  милосердие  самурая  - это не слепой
импульс, а  воспитанное чувство,  имеющие целью сохранить  власть,  добиться
поставленной цели,  разумно употребить  силу, избегнуть  ненужных жертв.  Ты
помнишь, сорок восемь гиси не причинили никакого вреда  женщинам и детям, и,
покидая дом своего  врага, погасили все огни,  чтобы не  произошел случайный
пожар и не нанес вреда соседям.
     -  А  что же  война?  Как же  мне  поступать, если  будет  отдан приказ
обстрелять из орудий вражеский город?
     -  Сострадание  к  слабым,  беспомощным,  униженным  представляется как
особенная   добродетель   самурая.  Всем   знакома   картина,   изображающая
священника, едущего  верхом  на корове.  Этот  всадник был воином, самое имя
которого  внушало  ужас.  В страшной  битве  при Суманэ-ура в  1184 году  по
христианскому летоисчислению, которая была одной  из  самых жестоких битв  в
истории Японии, он, догнав  врага, вступил с  ним в единоборство и готов был
уже задушить противника в  своих могучих  объятиях.  Этикет войны  требовал,
чтобы в таких  случаях  кровь  не проливалась,  если более слабая сторона не
была по положению или состоянию равна или превосходила сильную. Грозный боец
спросил имя человека, находившегося под ним  и когда тот отказался отвечать,
то  грубо  сорвал шлем. Открылось красивое,  молодое,  безбородое лицо  и  у
сильного бойца  невольно разжались руки.  Помогая  юноше встать на ноги,  он
сказал, что не будет  убивать  его. -  "Принц,  ступайте к своей матери, меч
Кумагаэ  не обагрится вашей кровью. Уходите отсюда поскорее, пока ваши враги
не  настигли вас".  Молодой воин отказался  уходить и попросил  Кумагаэ, для
славы их обоих, убить его на месте. Воин-ветеран попробовал взмахнуть мечом,
поразившем  уже немало людей, но мужественное сердце его снова  оробело, при
виде мальчика, вышедшего на звук трубы попробовать остроту своего меча; рука
закаленного воина опустилась и он попросил того бежать. Но видя, что все его
увещевания напрасны и слыша приближение товарищей, он воскликнул, - "Если ты
не убежишь, ты  умрешь от более неблагородной руки, чем моя.  О, всемогущий,
прими его душу! И в тот же миг кинжал блеснул  в воздухе и обагрился кровью.
По окончании  сражения наш  воин  возвращается  с  триумфом,  но он  его  не
радовал. Он отказался от воинской карьеры,  обрил  себе голову, надел одежды
священника, посвятил остаток своих дней паломничеству и никогда не обращался
спиной  к западу, где находится рай, откуда приходит спасение  и куда солнце
ежевечерне  прячется на  отдых.  Как свидетельствует этот  эпизод, нежность,
жалость  и  любовь  к людям  были чертами,  которые украшали  самых  грозных
самураев. Хотя не забывай, что кодекс Бусидо утвердился  в  эпоху  сэнгоку -
междуусобных войн и  его каноны не были обязательны в отношении париев-эта -
"много  грязи"  и  хинин -  недочеловеков. В княжестве  Сацума, отличавшимся
воинственным духом  и военным  направлением воспитания юношей, преобладающим
занятием среди  молодых людей была музыка. Не звуки трубы, не бой барабанов,
эти  шумные  превоздвестники  крови  и  смерти,  побуждавшие  нас  подражать
действиям  диких  зверей,  а заунывные  и  нежные звуки  набива  успокаивали
пылающие  души, отвлекали мысли от  дыхания смерти  и ужасов войны. Но не  в
одной  только Сацуме мягкость и  нежность лелеялись юношами. Среди афоризмов
принца  Сиракавы  есть  и  такие: "Хотя они  подкрадываются к  вашему ложу в
спокойные часы ночи, не отгоняйте их прочь, лелейте их - трепетание цветов и
растений, звон отдаленного колокола, жужжание  насекомых равнодушной ночью",
или "Хотя они могут  скверно повлиять на ваше  настроение и досадить вам, но
имейте мужество простить им - ветерку,  который повредил ваши цветы, облаку,
которое затеняет луну, и  человеку,  который  старается поссориться с вами".
Верность данному слову -  один из  главнейших  законов  Бусндо. "Буси но ити
гон" - слово самурая -  имеет такой вес, что ему верят без всяких письменных
подтверждений  и  которые даже будут  приняты как  унижаюшие его достоинство
сомнения в  верности  слову. В нашем  языке нет даже слова, соответствующего
слову  красноголовых  варваров  -  "ложь".  Слово  "усо"  употребляется  как
отрицание  верности "макото" или факта "хонто". Самурай  высоко поддерживает
свою  честь, доброе имя свято  охраняется воином.  Для  него чувство стыда -
самое тяжкое чувство.  "Над ним смеются" или "Вы пристыжены" - слышать такое
для буси  невыносимо.  Спустить обиду, остаться  неотмщенным - значит начать
катиться  в нравственное зловонное болото, и поэтому прав был  тот  самурай,
который  отказался от примирения  с обидчиком, потому что,  как  он  сказал,
бесчестие подобно порезу на дереве, которое  со временен, вместо того, чтобы
уменьшаться, делается  все больше  и  больше.  Но и излишняя заботливость  о
сохранении  чести по  Бусидо  смягчается учением о  терпении  и  выдержке  и
великодушии. Популярная  пословица гласит:  "перетерпеть то, что, по  вашему
мнению,  вы не в силах перетерпеть,  это значит  действительно перетерпеть".
Великий  сегун  Иэясу писал: "Жизнь - это  длинный путь  с тяжелой  ношей на
плечах. Не спеши  же идти.  Терпение есть основа долголетия". Народная молва
вложила в уста трех великих сегунов  такие слова. Нобунага  говорил: "Я убью
ее, если она не запоет во время". Хидэеси: - "Я заставлю ее  петь для меня".
И Иэясу: - "Я буду  ждать  до  тех пор, пока  она не откроет рта".  Примером
кротости служат и слова наших писателей. Огава пишет: -"Когда другие говорят
о твоем поведении дурно, не плати им злом за зло, но лучше  подумай  о  том,
что  должно  быть, и старайся точно исполнять  свои  обязанности". Кумадзава
говорит: -"Когда другие бранят  тебя, ты их не брани, когда другие сердятся,
не отвечай им тем же". Верность своему господину -  главная заповедь Бусидо.
Ты смотрел и слушал историю сорока восьми ронинов и не понял морали. Тогда я
расскажу тебе более ужасную историю, она не длинна. Дайме Мицидзане сделался
жертвой клеветы и обмана и был изгнан из столицы. Не довольствуясь этим, его
неумолимые враги решили погубить весь род.  Тщательные розыски его сына, еще
ребенка,  обнаружили, что  он  скрыт в деревенской  школе,  которую содержал
некто Гэндзо,  прежний вассал Мицидзане. Когда  было приказано выдать голову
сына изгнанника в назначенный день,  то первой  мыслью учителя было заменить
его другим мальчиком. Он несколько раз  внимательно прочитал список учеников
школы, рассмотрел  их  всех, но ни  один не оказался похож на сына  прежнего
сюзерена. Однако его отчаяние  продолжалось  недолго. В  школу  явился новый
мальчик,  одного  возраста с сыном  его  прежнего господина,  из благородной
семьи.  Ему  придется  погибнуть! В назначенный  день прибыл чиновник, чтобы
засвидетельствовать  и  получить  голову  мальчика.  Рука  Гэндзо лежала  на
рукояти  меча,  готовая  ударить  чиновника  или  самого  себя,  если  обман
раскроется. Чиновник взял голову  в руки, внимательно осмотрел,  прошелся по
школе и торжественно объявил, что эта голова  действительно принадлежит сыну
Мицидзане. Хотя это была  голова его собственного сына! Отец чиновника,  дед
мальчика, долгое  время  пользовался  милостями Мицидзане,  а после изгнания
того,  отец мальчика оказался на службе у врага их прежнего сюзерена. Но сам
он  не  мог  быть  неверным своему  господину, который  оказался  неимоверно
жестоким.  Сын же мог сослужить добрую службу в пользу прежнего  сюзерена. И
вот, окончив свою  печальную миссию,  он вернулся домой, переступил порог  и
сказал: -"Радуйся, жена, наш  милый  сын доказал верность своему господину!"
Японская  история  представляет много случаев, когда  сердце  разрывается на
части при столкновении  долга с любовью и когда у человека душа рвется между
любовью  и  верностью.  Бусидо  повелевает  жертвовать  всем  ради верности.
Женщины,  воспитывая  детей, учат  их  жертвовать всем  ради императора.  Но
феодальный  князь  не  был  деспотом  по  отношению  к  своим  вассалам.  Он
чувствовал  ответственность за  них  перед своими предками и  небом. Он  был
отцом для тех,  кого небо  вверило его милости. Бусидо не учит людей  рабски
жертвовать своими убеждениями в пользу сюзерена. Человек,  который жертвовал
своей  совестью,  не пользуется  уважением  по Бусидо.  Он  считается вором,
крадущим любовь низкопоклонством.  В тех случаях, когда  сюзерен требовал от
вассала поступка, не согласного с убеждениями, вассал должен был всеми силам
отклонить, отговорить  своего господина  от принимаемого  дурного решения. В
крайнем случае вассал мог пролить свою кровь, совершив сэппуку, надеясь, что
это может заставить господина изменить решение. Двадцать лет уже прошло, как
отменены сословия, но Бусидо всегда будет нравственным  законом  для  воина,
верного  императору  священного  царства  Ямато.  И  помни  главное:  кодекс
рыцарских  законов  применим  только  в  отношении  самураев,  высшей  касты
населения страны Ямато. Но ты волен поступать так, как сочтешь нужным, когда
имеешь дело с низшими кастами, расами и народами.


     После этого он с товарищами несколько раз играл в сорок восемь  гиси и,
к полнейшему  своему  удивлению и тайной гордости, товарищи назначали его на
роль Оиси  Цикара, одну  из ведущих и считавшихся почетной.  Об  этом  узнал
сэнсэй Сумимото, подозвал его, вооруженного тикуто - бамбуковым фехтовальным
мечом  и заметил,  что  весьма  доволен  высоким  его  авторитетом  в  среде
товарищей по колледжу.


ЖУН МЭЙ. ЦЗИН-ЧЖОУ-ТИН.

     К полудню она очнулась от ласковых прикосновений и открыла глаза.
     - Потерпи,  доченька,  потерпи немного,  - чуть  слышно  бормотал монах
небольшого соседнего храма старый хэшан Янь, осторожно обмывая ей лицо.
     Она жадно захватила губами струйку прохладной воды и попыталась сделать
глоток,  но горло  так  невыносимо болело,  что  глотать было трудно,  и она
выплюнула воду.  Память  стремительно вернула  ее  в  недавнее прошлое;  она
попыталась вскочить на ноги, но ей удалось лишь чуть приподняться  на локте.
Ее дом  зиял обугленными провалами  окон, стены  чернели сажей, а черепичная
крыша рухнула вниз. Со смертельной тоской и обрывающимся сознанием вспомнила
она, как трое молодых японских солдат ловят ее, прижимающую к груди ребенка,
ее черноглазое счастье и солнышко, вырывают его  из  рук и с размаху бросают
через окно в полыхающее нестерпимым жаром нутро догорающего дома, а ее саму,
визжащую  от ужаса и  беспомощности, кулаками  сбивают с  ног... И она снова
потеряла сознание.
     Окончательно  пришла  она  в  себя  только  к  вечеру.  Она  лежала  на
гаоляновой  циновке  в  жилой  пристройке  к храму  Ху-шэнь  -  Духа лисицы,
недвижно застывшая, с остановившемся взором, и  слезы непрерывно текли из ее
глаз,  оставляя  на  щеках  мокрые   блестящие  полосы.  На  попытки  хэшана
заговорить,  она  не  отвечала, а когда  он  попробовал покормить ее рисовой
лепешкой, она не размыкала губ.
     Умереть, - думала  она, -  скорее  умереть, помчаться вдогонку за своим
сыном, ясным рисовым зернышком, к гроту Персикового источника, прижать его к
груди,  зацеловать черные  вишенки  глаз, успокоить,  спеть  ему  песенку  и
успокоиться самой...
     Так прошли и день и два и три...
     На  четвертый  день острая мучительная память пережитого ужаса капельку
отступила, она  наконец почувствовала  голод и физическое бессилие,  и съела
рисовую лепешку.
     Наш    город    Цзин-чжоу-тин    сожжен    и    разграблен   иноземными
червяками-японцами, твой муж погиб,  отважно защищая  западные ворота, а что
случилось с тобой и твоим сыночком в шуан цзян * двадцатого  года  правления
Гуансюя**, ты знаешь. Воистину правду говорят - Не цветут цветы сто дней, не
длится  тысячу дней человеческое счастье.  Поправляйся  скорее, доченька, но
храни в памяти все, что с тобой случилось, копи в душе ненависть к иноземным
варварам и щедро  делись  ею со  всеми,  с кем сведет тебя судьба. В древних
книгах написано, - Только испивший до дна
     Глубокое море страданий
     Сможет возвыситься в мире
     Бренных страстей и желаний.***
     * "Иней" - сезон солнечного цикла, 23 октября
     ** 1894 год
     *** Стихи в переводе  И.Смирнова. Ло  Гуаньчжун, Фэн Мэйлун "Развеянные
чары". Москва, изд.Художественная литература, 1983, стр.96

     Болела  она  долго.  Холодными уже  вечерами,  когда  тяжелое  уставшее
оранжевое  солнце  уходило на  покой за высокую черную гору,  а  вместо него
бледным  светом  заливал землю  серебряный  ковш  месяца,  ее  начинала бить
крупная нервная лихорадка  и вся  она, больно закусив  руку, сотрясалась  от
беззвучных рыданий.  И тогда  хэшан Янь  укрывал  ее  теплым ватным одеялом,
садился рядом на низенькую деревянную скамеечку и,  поглаживая длинную седую
бородку, розовощекий, добрый и ласковый,  ни дать, не взять - бог долголетия
- Шоусин - принимался неторопливо и таинственно внушать.
     - Живущий - всего лишь  человек, а мертвый -  таинственный дух, незримо
присутствующий рядом с близким и дорогим ему человеком. Твой сыночек
     превратился  в  лисенка, доброго духа  этой  местности,  и будет теперь
всегда жить  в храме Ху-шэнь, вот здесь,  в этом  самом храме. Ху -  лисица,
шэнь  - добрый дух. Ты не  должна погибнуть, не  должна страдать от голода и
холода, потому что твой маленький сыночек рядом, он видит, как тебе плохо, и
мучается вместе  с тобой.  Он  добрый и  ласковый, он любит тебя.  И ты  его
любишь. Поэтому ты  должна заботиться о  нем, должна молиться ему,  и  тогда
ваши души сольются, и вы станете едины, и ему будет тепло и  светло. Коли ты
сильно захочешь, ты  в любое время сможешь  перевоплощаться в лисицу и  быть
вместе со своим сыночком.
     Она  так  мучалась  раскаянием  перед  своим милым,  добрым,  теплым  и
ласковым  ребенком  за  то,  страшно  вспомнить,  что  не смогла спрятать  и
защитить,  уберечь, спасти его, что, находясь на грани сознания, видела себя
рыжей   лисицей,  играющей,   облизывающей,  легонько  покусывающей   своего
ребенка-лисенка и, отрешившись от всего земного, с наслаждением растворялась
в колеблемом зыбком мире грез.
     Но  время  шло,  здоровый организм побеждал физическую немощь, синяки и
ушибы  сходили,  и  она  начала  потихонечку подниматься;  сперва неуверенно
бродила  по  заднему двору  храма,  а  потом принялась  выполнять  несложные
хозяйственные  поручения старого хэшана. Но, едва  заслышав гортанную речь и
стук  тяжелых башмаков  японских  солдат, занявших  Ляодунский полуостров  и
бесцеремонно   хозяйничавших  в  их   городе,  она  стремительно  пряталась,
укрывалась  в  самом дальнем  уголке  храма, ища защиты у тысячелетнего лиса
Чжана, закрывая собой своего теплого лисенка.
     А с  наступлением  темноты, после  третьего удара  гонга,  возвещавшего
время отхода  ко сну,  старый хэшан, успокаивая и убаюкивая  ее, говорил,  -
Тянь-са, Поднебесная империя, подверглась многочисленным нашествиям западных
и  восточных заморских дьяволов, которые рекой льют  кровь народа, тянут  из
него соки, заставляют глубоко мучиться  и тяжело страдать. Они принесли свою
непонятную религию, свои дикие  обычаи, свои  варварские одежды. Мало  того,
что  они  сосут соки из нашей земли, они нагло вторгаются сюда и безжалостно
всех убивают. Император Гуансюй  робок, хил и безволен, императрица-регентша
Цы-си  занята  удовольствиями и  развлечениями,  армии  маломощны  и  слабы,
чиновники не  заботятся о людях, не выполняют своих  обязанностей,  живут  в
праздности,  творят беззакония,  нещадно грабят  людей. Кто  спасет Чжун-го,
Срединное  государство,  кто  защитит  бедных  и  обездоленных,  кто  напоит
страждущих,  кто утолит голодных, кто позаботится о сиротах и вдовах? Первые
отцы нашей религии  -  даосизма  -  научили нас Шэн-цюань-чжи-ши  - занятиям
гимнастикой  духа.  Сейчас  по  всему Китаю  создаются кружки  для  изучения
военных упражнений  и тайных заклинаний. Они называются И-хэ-туань -  кружки
во  имя справедливости и гармонии. Их  уже много,  они есть  везде, в каждой
провинции и в каждом уезде, и в них вовлекают все новых и  новых людей, тех,
кто не смирился с  упадком государства,  душою не покорился иноземцам,  лишь
сильнее стал их ненавидеть, а главным образом мальчиков и девочек, юношей  и
девушек, лет до двадцати, учат их тайным словам  и заклинаниям, занимаются с
ними физическими упражнениями, чтобы люди могли силою  своего духа побеждать
вооруженных  ужасными  заморскими  военными  орудиями  армии  рыжеголовых  и
черноголовых варваров,  разрушать каменные их  дома и уничтожать  их  самих.
Вообще-то  человеку  не  по  силам бороться  со  злыми  духами, но, когда мы
накопим  силы  и  определим благоприятное  время,  чтобы  ударить  заморских
дьяволов, уничтожить их и  освободить Тянь-чао - Небесную династию, к нам на
помощь придут наши бессмертные, которые живут в горах и на небесах и незримо
следят за нашим горем с большим состраданием и жалостью.
     Доверчиво, но и с изумлением слушала Жун  Мэй слова старого  хэшана;  в
ней возникало  дикое желание отомстить и насладиться победой, но  она видела
свое бессилие и опятъ сникала душой.
     - Двоюродный  брат твоего  деда -  Жун Лу - добился  в жизни  многого и
сейчас  он приближенный вдовствующей  императрицы  Цыси,  генерал-губернатор
столичной  Чжилийской  провинции  и  главнокомандующий   расположенными  там
войсками. Ты поедешь к нему в Пекин, расскажешь о своем горе и попросишь его
устроить тебя фрейлиной к императрице.  Он всесилен и сумеет помочь тебе. Ты
должна  во  всем  угождать  императрице-регентше,  стать  ей  необходимой  и
приблизиться  настолько, чтобы знать все дворцовые секреты.  Но главная твоя
задача - научиться влиять на императрицу.
     Еще больше изумилась Жун МэЙ и попыталась было возразить, что не сумеет
справиться с  поручением, да и не  такая она,  чтобы на кого то влиять,  тем
более на саму грозную  императрицу, но хэшан  Янь  смотрел  требовательно  и
проникновенно, слова  его  западали  в  самую душу,  его  глаза смотрели так
властно, что она полностью покорилась ему.
     - К тебе иногда будут приходить люди; ты обязана будешь рассказыв