мательно  слушал.  Сара
говорила и думала: какой  идеальный  баланс  между  участием  (казалось,  он
понимает, как сильно задел ее случай на улице) и добродушной  беззаботностью
(он посоветовал посмеяться над яростью того жалкого чудака). Она пересказала
и  спор,  подслушанный  в  кафе  "Валладон":   как   разговор   свернул   на
женоненавистничество, и она вдруг ощутила потребность вмешаться в него.
   - Животрепещущая  тема,  -  согласился  новый  знакомый.  -  Здесь  полно
противников феминизма.
   И добавил, что какие-то вандалы недавно проникли на недавно  образованную
кафедру феминизма: взломали дверь и аэрозольными красками  испоганили  стены
огромными надписями: "Смерть сестрам".
   Саре нравилось беседовать с этим человеком, но усталость  брала  свое.  С
ней  уже  случалось  такое:  усталость  -  чрезмерная  для  кого  угодно   -
наваливалась столь внезапно,  что  пару  раз  Сара  засыпала  прямо  посреди
разговора. А сейчас это было особенно ни к чему:  Саре  хотелось  произвести
впечатление.
   - Пожалуй, пойду прилягу, - сказала она, споласкивая тарелку под холодной
водой. - Было приятно познакомиться. Я рада, что вы поселились здесь. Думаю,
мы подружимся.
   - Надеюсь.
   - Кстати, меня зовут Сара.
   - А меня Роберт.
   Они улыбнулись друг другу. Сара запустила руку в волосы, ухватила прядь и
легонько потянула. Роберт заметил и запомнил этот жест.
   Сара поднялась к себе и снова заснула, на час или два - пока не  вернулся
Грегори и не разбудил ее, включив верхний свет.  Щурясь,  она  взглянула  на
будильник.  Времени  прошло  не  так   много:   часы   показывали   четверть
одиннадцатого.
   - Уже вернулся?
   Стоя к ней спиной, Грегори что-то засовывал в ящик комода.
   - Похоже на то, - проворчал он.
   - Я думала, ты придешь  совсем  поздно.  Все-таки  ваш  последний  вечер.
Думала, вы как следует повеселитесь.
   Начинался осенний семестр, и Грегори приехал из родного  Данди  лишь  для
того, чтобы упаковать вещи, повидать старых  друзей  и  провести  напоследок
несколько дней с Сарой. В июле оба закончили первую университетскую ступень.
В конце недели Грегори уезжал в Лондон, где  собирался  изучать  психиатрию.
Сара еще на год оставалась в университете,  чтобы  получить  диплом  учителя
начальных классов.
   - Завтра тяжелый день, - сказал Грегори, присаживаясь на край  кровати  и
стаскивая ботинок. - Надо пораньше встать. - Тут он впервые бросил  на  Сару
взгляд. - Ты выглядишь изнуренной.
   Она рассказала о прохожем, оскорбившем ее на улице.
   - Бессмыслица какая-то, - тотчас отреагировал Грегори. -  С  какой  стати
кому-то тебя обзывать?
   - Я женщина, - ответила Сара, - и этого достаточно.
   - Ты уверена, что он обращался к тебе?
   - Вокруг никого не было. - Грегори сосредоточился на запутавшемся шнурке,
и Сара подсказала:
   - Я так расстроилась.
   - Нельзя, чтобы такие вещи тебя  задевали.  -  Грегори  наконец  развязал
шнурок и через простыню стиснул Сарину лодыжку.  -  Я  думал,  мы  уже  выше
этого. Ты ведь большая девочка. - Он нахмурился. - Это правда случилось?
   - Думаю, да.
   - Да… но ты не уверена. Может, стоит на всякий случай записать?
   Грегори сел за туалетный столик  и  достал  из  верхнего  ящика  тетрадь.
Написал несколько слов, откинулся на спинку стула и  принялся  перелистывать
страницы. Его лицо в зеркале расплылось довольной улыбкой.
   - Знаешь, мне очень повезло, что я познакомился с тобой. Смотри,  сколько
материала я получил. Ну то есть, конечно, это не единственная причина, но… у
меня теперь есть преимущество.
   - Не слишком ли рано об этом думать? - спросила Сара.
   - Чепуха. Начинать никогда не рано, если  действительно  хочешь  добиться
успеха.
   - Но это же не гонка.
   - В  человеческой  гонке,  как  и  в  любой  другой,  есть  победители  и
проигравшие. - Грегори уже убрал тетрадь и теперь снимал рубашку. -  Сколько
раз я тебе об этом говорил?
   К своему удивлению Сара отнеслась к вопросу серьезно.
   - Раз пятнадцать или двадцать.
   - Вот видишь, - Грегори был явно  доволен  статистикой.  -  И  мои  слова
применимы ко всему - даже к умению подыскивать себе жилье. Ты  не  поверишь,
но Фрэнк через неделю уезжает в Лондон,  а  еще  не  нашел  квартиру.  -  Он
недоуменно рассмеялся. - Как объяснить такое поведение?
   - Ну, - отозвалась Сара, - возможно, ему не повезло, и у него  нет  отца,
который купил бы ему квартиру в Виктории.
   - В Пимлико, а не в Виктории.
   - Какая разница?
   - Во-первых, разница в двадцать тысяч фунтов. Мы очень тщательно выбирали
район. Чтобы удобно  было  добираться  до  больницы.  И  чтобы  соседи  были
добропорядочные.  -  Почувствовав  невысказанное  презрение  Сары,   Грегори
добавил:
   - Господи, я думал, что уж ты-то оценишь. Ты ведь  будешь  каждый  уикенд
ночевать там.
   - Да?
   - Ну, я так думал.
   - Знаешь, мне надо готовиться к занятиям, да и других дел хватает. У меня
в этом семестре практика в школе. Возможно, я буду занята.
   - Не думаю, что подготовка  к  нескольким  урокам  займет  так  уж  много
времени.
   - Некоторым все дается без труда. Но не мне. Я работяга.
   Грегори сел рядом на кровать.
   - По-моему, у тебя проблемы с самооценкой, - сказал он. - Тебе никогда не
приходило в голову, что именно низкая самооценка не позволяет  тебе  чего-то
добиться?
   Сара некоторое время переваривала сказанное, но рассердиться  не  смогла.
Вместо этого она вдруг вспомнила сцену на кухне.
   - Я познакомилась сегодня с новым жильцом, - сказала  она.  -  Его  зовут
Роберт. С виду очень приятный. Ты его знаешь?
   - Нет.
   Грегори, уже успевший раздеться до трусов, рассеянно скользнул  рукой  по
ночной рубашке Сары, ладонь замерла на ее груди.
   - Ты с ним не разговаривал?
   Грегори вздохнул.
   - Сара, я завтра уезжаю. Я буду жить в Лондоне. Зачем  тратить  время  на
знакомство с людьми, которых я больше никогда не увижу?
   Он снял трусы, забрался на Сару и стянул с нее  ночную  рубашку,  обнажив
груди. Провел пальцами по соскам и принялся пощипывать их. Сара наблюдала за
выражением его лица, пытаясь вспомнить, где она видела такое: лоб нахмурен в
нетерпеливой сосредоточенности - совсем  как  в  тот  вечер,  когда  Грегори
одновременно крутил ручки контрастности и синхронизации кадров на телевизоре
в гостиной, пытаясь добиться хорошей картинки, чтобы посмотреть  "Новости  в
десять". Сара припомнила, что на это у него ушло около двух минут, но сейчас
не истекло и половины этого срока, как он сжал ее тонкие запястья, прижал их
к подушке над головой и торопливо вошел в нее. Сара поморщилась: внутри  все
было сухо, очень неприятное ощущение.
   - Послушай, Грегори, - сказала она. - Я не в настроении. Честно говоря, у
меня совсем нет настроения.
   - Все в порядке, я быстро.
   - Нет. - Она высвободила руки и остановила движения его  бедер.  -  Я  не
хочу.
   - Но я ведь провел стимуляцию.
   В его глазах читались обида и недоумение.
   - Прочь, - сказала Сара.
   - Что - из тебя, из постели или из комнаты?
   Казалось, он искренне смутился.
   - Для начала - из меня.
   Секунду-другую он смотрел на Сару, потом недовольно хмыкнул  и  вышел  из
нее.
   - Иногда ты такая эгоистка. - Он не слезал  с  нее,  и  Сара  знала,  что
последует дальше:
   - Закрой на минутку глаза.
   Она смотрела на него - вызывающе и беззащитно.
   - Что я вижу, подгляди. Давай, а?
   - Грегори, нет. Не сейчас.
   - Ну давай. Я же знаю, что на самом деле тебе нравится.
   - На самом деле мне совсем не нравится. И никогда не  нравилось.  Сколько
раз тебе говорить - мне никогда не нравилось.
   - Это просто игра, Сара. Игра в доверие. Ты ведь мне доверяешь?
   - Отпусти.
   Грегори одной рукой стиснул ее ладони и снова прижал  к  подушке.  Другая
рука зависла над лицом Сары, растопыренные  указательный  и  средний  пальцы
медленно приближались к глазам.
   - Давай же, - повторил он. - Покажи, что ты мне доверяешь. Закрой глаза.
   Подушечки его пальцев были так близко,  что  Саре  не  оставалось  ничего
другого - она рефлекторно зажмурилась. И через мгновение ощутила, как пальцы
Грегори давят на прикрытые  веками  глазные  яблоки;  она  чуть  напряглась,
поддаваясь хорошо знакомому страху. Сара умела справляться с этим  чувством,
и способ был простой - выбросить из головы все мысли о  происходящем.  Когда
Грегори склонялся над  ней,  время  словно  останавливалось,  и  мысли  Сары
утекали к далекому, казалось (пока), прошлому: к самому  началу  их  романа,
когда она радовалась компании Грегори, когда их отношения еще не  свелись  к
непрерывным ссорам и странным постельным ритуалам.
   Как они перешли от того, что было, к тому, что стало?
   Сара живо помнила, как они познакомились в буфете Центра искусств. Она не
собиралась  идти  на  концерт,  но  оставшиеся  билеты   распродавались   по
смехотворной цене, а перед началом кассиры и вовсе опустились до  того,  что
бесплатно всовывали билеты прохожим -  только  чтобы  публика  собралась,  и
заезжий музыкант не умер от стыда. В программе  значилось  "Искусство  фуги"
Баха, а Сара ничего не слышала об этом произведении, от начала  и  до  конца
исполняемом на клавесине. В  ее  ряду  сидел  только  один  человек:  худой,
долговязый студент с темными волосами, коротко  остриженными  на  затылке  и
висках; он сидел, неестественно выпрямившись, в твидовом  пиджаке,  галстуке
частной школы и желтой жилетке - из кармана  свисала  цепочка  от  часов;  с
суровой сосредоточенностью он слушал музыку и временами без видимой  причины
то громко вздыхал, то раздраженно прищелкивал языком. Студент не обратил  на
Сару никакого внимания, и потому она очень удивилась, когда  в  антракте  он
подсел за ее столик; но еще больше она удивилась, когда  после  напряженного
молчания, длившегося минуты две или  три,  он  вдруг  заговорил  с  рубленым
шотландским выговором:
   - Абсурдная смена темпа в одиннадцатом контрапункте, не находите?
   Саре никогда не говорили более странных и непонятных слов,  но  благодаря
им удалось завязать  какой-никакой  разговор,  благодаря  которому,  в  свою
очередь, завязались какие-никакие отношения. Все пять  семестров,  что  Сара
провела в университете, у нее не было приятеля, и светская жизнь сводилась к
редким буйным вечеринкам в большой компании  знакомых,  которые  никогда  ее
(как она чувствовала) всерьез в свой круг не включали.  Приглашения  Грегори
пообедать, сходить с ним в кино или  в  театр  -  все  это  доставляло  Саре
непривычное блаженство. Чаще всего они  ходили  на  концерты,  и  хоть  Сара
замечала, что Грегори питает склонность к сухой, академической, бесстрастной
музыке, особо не тревожилась из-за этого. Во всяком случае, до тех пор  пока
не обнаружила, что и в постели у Грегори - похожие склонности.
   С ним Сара и лишилась девственности спустя примерно  шесть  недель  после
знакомства.  Событие  это,  как  Сара  и  ожидала,   оказалось   трудным   и
болезненным; но она никак не  предвидела,  что  последующие  свидания  также
будут лишены удовольствия. Грегори занимался любовью с  тем  же  холодным  и
рациональным мастерством, какое восхищало его в самых  выверенных  баховских
экзерсисах. Нежность, уступчивость, выразительность и смена ритма не входили
в его репертуар. После нескольких месяцев регулярных совокуплений лучшее, на
что могла рассчитывать Сара,  лучшее,  чего  ей  приходилось  с  нетерпением
ждать, -  посткоитальная  усталость,  когда  Грегори,  сделав  свое  дело  и
лишившись  сил,  заговаривал  вкрадчивым,  задушевным  тоном,  который   она
находила нехарактерным и весьма приятным. Именно в один из таких моментов он
задал ей неожиданный вопрос.
   Безветренной  душной  ночью  они  с  Грегори  лежали  в  постели,   тесно
прижавшись друг к другу,  ее  голова  покоилась  на  его  плече.  И  Грегори
спросил, вроде бы ни с того ни с сего,  какая  часть  его  тела  ей  кажется
особенно красивой. Сара подняла на него удивленный взгляд  и  ответила,  что
точно не знает, ей надо подумать, и тогда Грегори, к ее большому  облегчению
(поскольку, если честно, Сара ни одну часть его тела  не  находила  особенно
красивой), спросил: "Сказать, что у тебя самое красивое?" И  Сара  ответила:
"Да, скажи". Но он заставил ее гадать, и они, хихикая,  перебрали  несколько
очевидных вариантов, но ни один не оказался верным, и наконец Сара  сдалась,
а Грегори улыбнулся и шепнул: "Веки". Поначалу она ему не  поверила,  но  он
пояснил: "Это потому, что ты никогда не  видела  свои  веки,  и  никогда  не
увидишь, если только я не сфотографирую" (он так и  не  сфотографировал),  и
тогда Сара спросила: "А когда это ты успел так близко познакомиться с  моими
веками?" - и Грегори ответил: "Когда ты  спала.  Мне  нравится  смотреть  на
тебя, когда ты спишь". Это был первый знак, первый намек, что Грегори  любит
склоняться над людьми в постели, любит разглядывать спящих. И  поначалу  эта
черта показалась Саре интересной, она сочла ее признаком пытливого  ума,  но
вскоре стала спрашивать себя, нет ли в этом желании - разглядывать спящих  -
чего-то зловещего, даже какого-то  фетишизма?  Ведь  в  эти  минуты  человек
беспомощен, можно сказать, он без сознания, а наблюдатель бодрствует и  свое
сознание вполне контролирует.
   С тех пор Сара разучилась легко засыпать: ей не давала покоя мысль, что в
любой момент Грегори может склониться над ней, разглядывая при лунном  свете
ее лицо. (И это еще до того, как она разбудила в  нем  интерес  историями  о
своих снах - о снах, столь реальных, что порою она не могла отличить  их  от
реальности.) Но Сара привыкла к этой мысли, как, по ее мнению,  привыкают  к
любой мысли. И даже зная,  что  Грегори  наблюдает  за  ней,  еще  несколько
месяцев (или все-таки недель?) она по-прежнему крепко спала  -  пока  ранним
декабрьским утром с криком не пробудилась от лягушачьего кошмара, снившегося
ей регулярно. На этот раз лягушка была  размером  с  человека  и  сидела  на
обочине шоссе, огибающего студенческий  городок.  Сара  пыталась  проскочить
мимо твари, но та жутко квакнула и пришлепнула к ее векам  свой  раздвоенный
язык - по одному кончику на каждый глаз.  Усилием  воли  Сара  проснулась  и
закричала еще громче, ибо поняла, что хотя она  уже  не  спит,  на  веки  ей
по-прежнему что-то давит: это кто-то или что-то было тесно прижато к глазам.
Она попыталась открыть их, но поняла, что не  может  этого  сделать.  Что-то
мешало поднять веки. Но потом  препятствие  вдруг  исчезло,  она  распахнула
глаза и обнаружила  перед  собой  Грегори:  он  сидел  рядом  и  склонившись
внимательно наблюдал за ее лицом,  а  его  растопыренные  пальцы  маячили  в
каком-то дюйме над ее глазами.
   - Какого черта ты делал? -  спросила  Сара  минут  десять  спустя,  когда
окончательно проснулась,  дыхание  и  сердцебиение  вошли  в  норму,  и  она
убедилась, что никаких гигантских лягушек в комнате нет.  -  Что  ты  делал,
пока я спала?
   - Ничего, - ответил Грегори. - Просто смотрел на тебя.
   - Ты прикасался ко мне, - сказала Сара.
   - Я не хотел тебя будить.
   - Тогда тебе не следовало притрагиваться к моим  глазам  своими  погаными
пальцами.
   После паузы Грегори пробормотал:
   - Прости. - Он сказал это очень тихо, даже трогательно, и сжал  ей  руку.
Потом наклонился и поцеловал ее. - Я не хотел тебя будить, - повторил он.  -
Я должен был к ним прикоснуться. Это невероятно… - Она угадала в сумраке его
улыбку. - …за твоими глазами таится столько жизни, когда  ты  спишь.  И  мне
хотелось к ним прикоснуться, чтобы кончиками  пальцев  ощутить  твою  жизнь…
Знаешь, я так уже делал, - добавил он.
   - Да, но… ты меня напугал. Все  было  так  реально.  -  И  Сара  смиренно
вздохнула:
   - Ты давил очень сильно.
   Грегори снова улыбнулся:
   - Да, но ты же мне доверяешь, правда? Ты ведь уверена, что я  не  причиню
тебе вреда?
   Сара ощутила,  как  его  пальцы  сжали  ей  руку  и  ласково  поглаживают
запястье.
   - Наверное.
   - Наверное?
   Повисло обиженное молчание, и Сара не выдержала:
   - Конечно, доверяю. Но ведь речь не об этом?
   - Нет, именно об этом. Что, по-твоему, я собирался с тобой сделать?
   С этими словами Грегори снова поднес руку к ее  лицу.  Сара  инстинктивно
прикрыла глаза, и он осторожно надавил на веки.
   - Что я вижу, - прошептал он, - подгляди. Больше не боишься?
   - Нет, - с сомнением ответила Сара.
   Он надавил сильнее.
   - А теперь?
   Вот так началось то, что они в итоге назвали "игрой", которая все  больше
и больше переплеталась с сексом, и вскоре они играли в  нее  (точнее,  играл
Грегори, а Сара неизменно была пассивным участником) не только после соития,
но и во время  самого  полового  акта,  так  что  нередко  Грегори  достигал
оргазма, все сильнее и сильнее вдавливая пальцы в закрытые веки Сары.
   Все это припомнила  Сара  в  те  несколько  мгновений,  пока  лежала  под
Грегори, готовому начать свой эксперимент. Как оказалось - в последний  раз,
потому что внезапно в ней пробудились мятежный дух и  невиданная  физическая
сила, поразившие обоих. Испустив последнее слабое  "Нет!",  Сара  отшвырнула
Грегори - так, что он кубарем скатился с кровати  и  голый  распластался  на
полу.
   - О господи, женщина!
   Сара вскочила и поправила ночную рубашку.
   - Ну ни хрена ж себе. Да за что?
   С вешалки на двери Сара сдернула халат и торопливо, не попадая в  рукава,
влезла в него. Грегори стоял на коленях рядом с кроватью  и  тяжело  пыхтел,
одной рукой держась за лоб.
   - Ответишь ты или нет?
   Не говоря ни слова, Сара  распахнула  дверь  и  побежала  по  коридору  в
туалет.  Она  заперлась,  села  на  унитаз  и  заплакала.  Несколько   минут
раскачивалась взад и вперед. Понемногу слезы и мерные движения успокоили ее,
Сара сполоснула  лицо  холодной  водой  и  оглядела  себя  в  зеркале.  Веки
покраснели,  губы  сжаты  с  непривычной   решительностью.   Она   принялась
репетировать подходящие фразы.
   Грегори, прости, но с меня довольно.
   Думаю, будет лучше, если мы больше не станем встречаться.
   У нас ничего не выходит, ведь так?
   Думаю, нам стоит остаться друзьями.
   Странным образом, стоило Саре сочинить речь, и ей захотелось ее  поскорее
произнести  -  точнее,  с  волнением   и   робостью   она   предвкушала   то
удовлетворение, которое ощутит, когда одно  из  наиболее  твердых  убеждений
Грегори окажется разбито. Через пять минут,  сказала  она  себе,  все  будет
кончено. Внезапно ей показалось невероятным, что отношения, тянувшиеся более
года и позволившие ей узнать чуточку о счастье и  немало  -  а  в  последние
месяцы все больше и больше - о разочаровании, можно  завершить  в  несколько
мгновений. Горстка тщательно подобранных фраз  дадут  ей…  что?..  наверное,
свободу и право на иные,  более  достойные  дружеские  отношения  (в  голове
мелькнули имена и лица Роберта  и  -  Сара  успела  мимолетно  и  безотчетно
удивиться - Вероники). Но  все  это  было  чистым  домыслом:  от  ближайшего
будущего она не ждала ничего, кроме опустошенности, вакуума чувств и  полной
черноты. Однако даже такая перспектива выглядела вполне соблазнительной.
   Чернота окутала Сару, когда она осторожно открыла дверь комнаты.  Чернота
и тишина. Не было слышно  даже  дыхания  Грегори.  Сара  собралась  нащупать
выключатель, но передумала. Вместо этого откашлялась и тихонько спросила:
   - Грегори?
   Тотчас зажегся ночник. Грегори, приподняв голову, смотрел на нее, и  руки
его были сложены  на  груди.  Пижама,  по  обыкновению,  застегнута  на  все
пуговицы. Не успела Сара открыть  рот,  как  Грегори  заговорил  -  четко  и
бесстрастно.
   - Я могу сказать тебе только одно, Сара, и я  намерен  сказать  тебе  это
прямо сейчас, чтобы все произошло как можно быстрее и  безболезненнее.  Твое
сегодняшнее поведение подтвердило подозрение, которое уже давно зрело у меня
в голове. Подозрение, что ты, если говорить  прямо,  д