те. Ее поведение  буквально  вопиет
об этом. Да у нее это на лбу  написано.  Я  хочу  сказать  -  вы  же  с  ней
разговаривали после ее приезда сюда?
   - Только в первый вечер.
   - Оно и понятно. Для меня она больше, чем на два слова,  не  расщедрится.
Из тех баб, кто предпочитает не обращать внимания на мужчин, потому что  они
не представляют для нее интереса в сексуальном смысле.
   - Я заметил некоторую враждебность между вами… - сказал Терри.
   - Она опытный психолог, - сказал доктор Дадден. - И я  уважаю  ее  -  как
профессионала. Но на личном уровне между  нами  нет  ничего  общего.  Совсем
ничего.
   - А вы близки с кем-нибудь из коллег? Я имею в виду, на личном уровне.
   - Честно говоря, нет. Мои сотрудники дружат друг с другом, но меня в свою
компанию не допускают.  -  Доктор  Дадден  доверительно  подался  вперед.  -
Возможно, вы удивитесь, Терри. Меня и самого это сбивает с  толку.  Но  факт
остается фактом: я не пользуюсь популярностью в клинике. - Он  откинулся  на
спинку стула с видом мученика. - Если сможете, выясните, в чем тут дело.
   Как только Терри увидел вторую, запертую дверь в подвальной  лаборатории,
у него зародился  план  на  предстоящий  вечер,  и  выслушивание  всей  этой
дребедени еще несколько часов, к сожалению, являлось его  составной  частью.
После ужина они удалились в личную гостиную доктора Даддена, где разлили  по
рюмкам бренди, выпили, снова разлили, потом в ход пошла бутылка - а затем  и
другая - красного вина. Терри удалось свести уровень потребления алкоголя  к
минимуму, но когда часы на каминной полке пробили десять, он чувствовал, что
соображает не  вполне  ясно.  Большая  часть  последней  обличительной  речи
доктора Даддена явно прошла мимо его сознания.
   - …в Соединенных Штатах делают  по-другому,  -  глаголил  доктор.  -  Там
гораздо дальше продвинулись в изучении сна.  В  Великобритании  единственная
клиника подобного рода - это моя, а в Америке таких десятки.  Они  прекрасно
финансируются,  укомплектованы  хорошими  специалистами  и  оборудованы   по
последнему  слову  техники.  В  Америке  создают  компьютерное   обеспечение
специально для полисомнографии. Такие программы могут следить за  состоянием
пациентов, спящих у  себя  дома,  при  этом  колебания  мозга  передаются  в
исследовательский  центр  по  телефонным  линиям  через  модем.  Вы   только
представьте!  Вы  только  подумайте!  Именно  такой  подход,  именно   такие
нововведения я хочу внедрить  здесь,  но  не  встречаю  никакого  понимания.
Говорю  вам  это  потому,  что  в  нашей  проклятой  стране  такая   система
здравоохранения - все привыкли всё получать бесплатно. Американцы могут себе
позволить делать то, что  делают,  потому  что  у  них  эффективная  система
частной страховой медицины, которая поддерживает все здравоохранение.
   - Конечно-конечно, - вставил Терри.
   Доктор Дадден поставил бокал.
   - Вы не очень хорошо выглядите, - сказал  он.  -  Мы  оба  слишком  много
выпили. Давайте прогуляемся.
   Не  успел  Терри  возразить,  как  они   стремительно   пересекли   холл,
задержавшись лишь для того, чтобы взять в  одном  из  шкафчиков  фонарик,  и
через минуту шагали по лунной террасе к краю скалы.
   - Куда мы идем? - спросил Терри. - Тут темно для такого рода…
   - Не то чтобы я  сильно  переживал  из-за  того,  что  меня  не  ценят  в
медицинском сообществе, -  продолжал  доктор  Дадден,  не  обращая  на  него
внимания. - Я не против, чтобы меня считали белой вороной, оригиналом. Такое
часто случается с теми, кто опережает свое время. К  примеру,  мне  плевать,
если меня не примут в масоны. Я вообще  не  хочу  вступать  в  эти  долбаные
масоны. На кой черт мне вступать в эти долбаные масоны? Вся эта  дрянь  меня
не интересует, потому что я точно знаю - когда меня не станет, память о моей
работе будет жить. Потому что я - единственный, понимаешь, Терри?  -  Доктор
Дадден повернулся и посмотрел ему в  лицо.  Поднялся  сильный  ветер,  внизу
ревел океан. - Я единственный, кто работает в этой  области,  для  кого  сон
является тем, чем он является на самом деле.
   - И чем именно?
   - Болезнью, разумеется. - Дадден двинулся по  тропинке,  которая  в  этом
месте подходила особенно близко к краю обрыва. С  прежней  напыщенностью  он
продолжал:
   -  Болезнь,  Терри,  самая  распространенная,  самая  опасная  для  жизни
болезнь!  Забудь  про  рак,  забудь  про  рассеянный  склероз,  забудь   про
иммунодефицит. Если ты проводишь в постели по восемь часов в сутки,  значит,
сон укорачивает твою жизнь на треть! Все равно что умереть в пятьдесят лет -
и это происходит со всеми. Это не просто болезнь, это чума! И ни у кого  нет
к ней иммунитета, понимаешь. Ни у кого, за исключением… -  он  повернулся  к
Терри и глубоко вздохнул - то ли от нахлынувших чувств, то ли от напряжения,
- …за исключением тебя.
   - Грегори, - сказал Терри (он впервые произнес это имя, с немалым  трудом
спихнув его с языка), - куда мы идем?
   - Не знаю, как ты, - ответил доктор Дадден, - а я иду купаться.
   Он включил фонарик и внезапно пропал  за  краем  обрыва.  Они  подошли  к
крутой и узкой тропинке, прорубленной в отвесной скале, -  она,  как  теперь
вспомнил Терри, вела к песчаному пляжу, на который он сам изредка  спускался
в студенческие годы. Он потоптался у сомнительного на вид  спуска,  а  затем
последовал за прыгающим лучом фонарика, тихо матерясь под нос.
   -  Так  вот,  -  донесся  голос  Даддена  из  темноты,  -  меня  называют
оригиналом, так ведь? Прекрасно. А я лишь пытаюсь вернуть человечеству  одну
треть жизни, только и всего.  Я  лишь  пытаюсь  увеличить  на  тридцать  три
процента среднюю продолжительность жизни каждого мужчины,  женщины,  ребенка
на этой проклятой планете. Господи, разве эта цель не оправдывает  страдания
нескольких  крыс?  Или  мук  нескольких  симпатяг-щенков?  -  Он   замолчал,
преодолевая неожиданно возникший на пути скользкий участок скалы, с которого
осыпалась песчаная почва. Потом закричал еще громче, чтобы  его  можно  было
расслышать за грохотом волн. - И даже смерть человека,  если  на  то  пошло?
Один смертельный случай? Неужели это такая уж большая цена?
   Терри почти не вслушивался в его речь, поскольку думал лишь о том, как бы
не рухнуть в пропасть, - он отставал все больше и больше.  Наконец  тропинка
стала более пологой, под ногами зашуршал песок. Терри поравнялся с  доктором
Дадденом и с удивлением обнаружил, что тот успел полностью обнажиться.
   - Ну как ты? - сказал доктор. - Не прочь?
   - Простите?
   - Искупаться, приятель, искупаться.
   - Не холодно?
   - Да ладно тебе, неженка, скидывай  свое  тряпье.  Два  славных  взрослых
парня, нагие  в  лунном  свете:  разве  могут  небеса  не  обратить  на  нас
внимания?
   - Как-то неспокойно.
   - За жопу хватать не буду. Этого можешь не бояться.
   - Я не умею плавать, -  возразил  Терри.  Ложь  была  неоригинальной,  но
действенной.
   - Многое теряешь. Ладно, присмотри за одеждой.
   Странная просьба ночью на пустом берегу, но Терри кивнул в знак  согласия
и стал смотреть, как  его  спутник  семенит  к  морю.  Как  только  бледная,
волосатая спина скрылась в темноте, он быстро поднял пиджак  доктора,  нашел
два золотых ключа и снял их с цепочки.  Спешка  оказалась  не  лишней  -  не
прошло и двух минут, как доктор Дадден вернулся, трясясь всем теплом и хрипя
больше обычного. Губы его посинели, пенис скукожился до размеров опенка.
   - Боги, - простонал он, натягивая трусы и  засовывая  облепленные  песком
ноги в штанины. - Бодрит. Вот настоящее испытание для человека.
   - С вами все в порядке? - спросил Терри, помогая ему надеть рубашку. Руки
доктора Даддена тряслись так, что он с трудом мог застегнуть пуговицы.
   - Со мной? В порядке? Конечно. Мы, шотландцы,  ребята  крепкие.  Я  не  в
первый раз такое проделываю.
   - Зато может оказаться последним, если мы не доберемся до дома как  можно
скорее.
   - Чепуха, приятель, - сказал доктор Дадден.
   Но все-таки проворно взобрался по тропинке. Он все еще дрожал, когда  они
добрались до холла Эшдауна. Настало  время  пожелать  друг  другу  спокойной
ночи.
   - Ты очень опоздал с отбоем, - сказал доктор Дадден.  На  каменные  плиты
холла с него стекала соленая вода. - Извинись за меня перед  Лорной.  Скажи,
что это я занял тебя разговорами.
   - Обязательно.
   - И подумай о том, что я тебе сказал. Завтра я уезжаю на пару  дней,  так
что можешь не спешить с решением.
   - Хорошо, - согласился Терри. - Я подумаю.
   Доктор Дадден протянул руку, звучно зевнув.
   - Тогда спокойной ночи.
   - Вы уже ложитесь?
   Доктор взглянул на часы.
   - Только на четыре часа. Поставлю будильник на три. На три  десять,  если
быть точным. Я знаю, это возможно. И доказательство тому - ты.
   Терри улыбнулся, пожал доктору руку и проводил его взглядом, пока тот  не
скрылся в  коридоре  второго  этажа.  Подождал  еще  минуту,  послушал,  как
открылась и закрылась  дверь  спальни.  Затем  пересек  коридор  и  бесшумно
спустился в подвал.
   Разумеется, Терри  запомнил  восьмизначный  код,  который  отпирал  дверь
лаборатории, хотя далось это нелегко - из-за объединенного натиска  алкоголя
и пустословия доктора Даддена. В прачечной никого не было, Терри набрал  код
в оглушительной тишине. Едва открыв  дверь,  он  испытал  приступ  животного
возбуждения,  но  стараясь  не  смотреть  на  стеклянные  резервуары,  начал
пробираться к  дальней  стене.  Он  слышал,  как  усталые  лапы  шлепают  по
поворотному кругу. Терри добрался до дальней стены и, даже  не  взглянув  на
левую дверь, прямиком направился к  той,  которую  доктор  Дадден  отказался
открыть несколько часов назад. Дверь открылась легко, щелкнул язычок  замка,
автоматически вспыхнул верхний свет.
   В первый момент Терри не понял, что находится у него перед глазами -  ему
показалось, что он видит комнату внутри комнаты. Прямо перед ним был толстый
лист прозрачного плексигласа, примерно в десяти футах за ним  горизонтальная
перегородка - судя по виду, из ДСП, - на которой располагались  холодильник,
раковина  и  унитаз.  Где-то  в  дюйме  под  перегородкой  имелась   большая
полукруглая деревянная платформа, приподнятая над полом  фута  на  два.  Все
пространство  между  платформой   и   полом   было   заполнено   голубоватой
хлорированной водой.
   Вскоре Терри осознал, что видит он не что иное, как  огромный  резервуар,
занимающий почти всю комнату. Если обойти вокруг, становилось ясно -  как  и
следовало ожидать, - что резервуар разделен на две равные  половины,  каждая
из  которых  оснащена  элементарными  удобствами.  Вверху  перегородки  было
просверлено  отверстие,  оттуда  с  двух  сторон  свисали  пучки   проводов,
заканчивающихся электродами. Словом, в этой  комнате  находился  увеличенный
вариант устройства из соседней лаборатории, и  круг  был  достаточно  велик,
чтобы на нем могли разместиться два подопытных человека.
   - Безумие, - прошептал Терри, завершая третий круг вокруг резервуара.  Он
вглядывался в прозрачную клетку с благоговением и ужасом. -  Полное,  полное
безумие…
   Он сунул руку в карман и  достал  скомканную  записку  -  ту  самую,  что
подбросили ему почти неделю назад в виде бумажного самолетика:  "СПРОСИ  ЕГО
ПРО СТИВЕНА УЭББА". Терри догадывался, что между запиской и жуткой  комнатой
есть какая-то связь. Кто бы ни был этот Стивен Уэбб, он  побывал  здесь,  он
участвовал  в  одном  из  экспериментов  доктора  Даддена.  А   что   потом?
Несчастный, а, может,  и  смертельный  случай  (ведь  Дадден  употребил  это
выражение)? И теперь  некто  призывает  Терри  расследовать  происшедшее.  В
клинике у  доктора  были  враги,  вероятно,  даже  немало  врагов,  и  Терри
приглашали пополнить их ряды. Казалось,  в  каком-то  смысле  на  него  даже
рассчитывают.
   Терри вышел из комнаты, затем  из  лаборатории,  не  забыв  запереть  обе
двери. Он попробует  забыть  восьмизначный  код.  Спускаться  в  лабораторию
доктора Даддена ему больше не хотелось.
   На  цыпочках  поднимаясь  на  первый  этаж,  Терри  вдруг   вспомнил   об
исчезнувшей фотографии. И подумал, что, возможно, вскоре вновь начнет  спать
и видеть сны. Несомненно, история Стивена Уэбба очень интересна, но Терри  -
всего лишь кинокритик, а не репортер. Он просто не годится для такого дела.
   Кроме того, он уже час как должен находиться в постели.

11

   ПСИХОАНАЛИТИК: Опишите свои чувства к Роберту.
   ПАЦИЕНТ:  Это  был  единственный  человек,  с  кем  я   была   совершенно
откровенна. Я ему доверяла и… чувствовала, что могу рассказать ему все.
   ПСИХОАНАЛИТИК: И все же он не стал вашим любовником?
   ПАЦИЕНТ: Нет. Он мне был словно сестра. То есть брат.
   ПСИХОАНАЛИТИК: Вы сказали, словно сестра.
   ПАЦИЕНТ: Я хотела сказать - брат.
   ПСИХОАНАЛИТИК: У вас есть братья и сестры? Вы никогда о них не говорили.
   ПАЦИЕНТ: Есть одна сестра. Она на восемь лет старше  меня,  эмигрировала,
когда мне было всего тринадцать. Ее решение оказалось внезапным.
   ПСИХОАНАЛИТИК: Насколько я  понял,  и  Роберт  внезапно  исчез  из  вашей
жизни?
   ПАЦИЕНТ: Совершенно внезапно.
   ПСИХОАНАЛИТИК: Что ж, мы продвигаемся вперед.

***

   С тропинки, бежавшей вдоль скалы, они видели Терри -  он  сидел  в  своей
комнате  у  окна,  склонившись  над  письменным  столом,  свет  лампы   сиял
сигнальным огоньком маяка. Они помахали Терри, но он то ли не видел  их,  то
ли не пожелал откликнуться.
   Они двинулись дальше. Время от времени Роберт  осмеливался  посмотреть  в
глаза Саре, но не только потому, что ему хотелось в них смотреть (он никогда
от этого не уставал), но еще и потому, что  хотел  упомянуть  глаза  Сары  в
своем стихотворении, но не знал, как их описать.
   В твоих таких-то и таких-то глазах я подглядел…
   В… ласковых и нежных? Теплых  и  сияющих?  Чистых  и  живых?  Здоровых  и
бодрых?
   Нет, все не  то.  Роберт  попробовал  выкинуть  эти  мысли  из  головы  и
сосредоточиться на голосе Сары - она говорила  о  какой-то  тряпке,  которую
недавно купила Вероника и  которая,  похоже,  Саре  не  нравилась;  еще  она
говорила о каком-то  письме,  полученном  Вероникой,  которое  та  спрятала,
отказавшись обсуждать его содержание. Сару явно расстраивало и то, и другое.
Роберт изо всех сил  старался  понять,  почему  ее  так  завели  эти  мелкие
события.
   - Ты кому-нибудь уже рассказывала? - просил он.
   - Нет, конечно. Ты единственный, с кем я  могу  поговорить.  Кому  еще  я
могла сказать?
   - Например, Терри.
   Сара невесело рассмеялась.
   - Я не в силах  заставить  его  слушать,  если  только  речь  не  идет  о
каком-нибудь фильме. Ты ведь ему не расскажешь?
   - Конечно, нет, - ответил Роберт.
   - Я знаю, как вы близки.
   Он снова посмотрел ей  в  глаза.  Голубые  они  или  серые?  Определенно,
голубые.
   В твоих голубых и каких-то там глазах…
   Они перелезли через низкую стену и подошли к  тому  месту,  где  тропинка
раздваивалась. Одна вела вдоль обрыва в город примерно в двух милях.  Другая
- к шоссе, где можно было сесть на автобус.  Они  решили,  что  пешком  идти
слишком поздно и направились к дороге.
   Голубые незабвенные глаза?
   Нет, это горы голубые и незабвенные, но не глаза. Да  и  к  тому  же  они
скорее серые, чем голубые.
   - Наверняка, это все пустое, - сказал он.
   - Ты прав. Видимо, я принимаю слишком близко к сердцу.
   - Да и вообще: она всего лишь купила себе  какую-то  одежду,  не  спросив
твоего мнения. В этом нет ничего ненормального.
   - Да, но речь идет о костюме, Роберт.  О  жутком,  чопорном,  официальном
костюме. Она знает, что меня тошнит от подобной одежды.
   Именно вот такие мелкие подробности  давались  Роберту  особенно  тяжело.
Мысль, что Сара с Вероникой  даже  одеваются,  чтобы  угождать  вкусам  друг
друга, доводила до белого каления, и он не удержался:
   - Но это же такая ерунда, правда?
   - Нет, Роберт, совсем не ерунда. - Вся ее природная резкость, которая так
страшила и так притягивала его, вырвалась наружу. - Это симптом.  Это  знак,
что мы отдаляемся друг от друга. Я вложила в эти отношения все, что  у  меня
было, и если они разрушатся… Не знаю, что я сделаю.
   - Уверен, что ничего страшного не…
   - Знаешь, Роберт, это вовсе не прихоть. Мы сейчас говорим о моем будущем.
Для меня решение встречаться  с  Ронни  было  очень-очень  серьезным.  Самым
серьезным в моей жизни.
   - Знаю. Я знаю.
   В твоих серых, задумчивых глазах…
   Задумчивых? Умных? Чем больше он размышлял, тем менее пригодными казались
все эти слова.
   - Дело ведь вовсе не в этом дурацком костюме, -  продолжала  Сара.  -  Мы
сейчас почти не разговариваем. Все мои планы насчет следующего года… Похоже,
они совсем ее не интересуют.
   Сара все еще надеялась найти работу в местной школе и снять домик  вместе
с Вероникой, а та попробует собрать театральную труппу, о которой так  много
говорит. Но времени на осуществление планов оставалось все  меньше.  Семестр
закончился, экзамены сданы, результаты объявлены, и через несколько дней они
навсегда покинут Эшдаун. Время истекало - не только для Сары и Вероники,  но
и для Роберта.
   Постаравшись отбросить эту мысль, а заодно и панику, он сказал:
   - Думаю, тебе не о чем волноваться. По-моему, Вероника совсем  помешалась
на театре. Когда мы в последний раз болтали, прошлым  вечером  в  кафе,  она
говорила только о театре. Женщина, которая дает уроки актерского  мастерства
в центре искусств… какая-то Селия…
   - Селия Блейк! - почти выкрикнула Сара. Роберт в очередной раз  подивился
тому, как она напряжена в последнее время, как легко приходит в ярость. - Ну
да, на ней она помешалась, это точно.  Так  помешалась,  что  потащилась  на
прошлой неделе в этот чертов  Лондон,  только  чтобы  посмотреть  на  нее  в
какой-то пьесе, а потом встретиться с ней за кулисами - наверняка ведь.
   - А кто она такая?
   - Они вместе учились в школе. Три года не  виделись.  А  теперь  Селия  -
почти знаменитость, приехала сюда, чтобы провести актерский мастер-класс,  а
после окончания занятий Ронни подошла к ней, та ее вспомнила, и теперь этому
нет конца.
   - Так она лесбиянка? Эта Селия?
   - Думаю, да.
   Машин  на  дороге  было  мало.  Сара  прислонилась  к  стенке  автобусной
остановки, глубоко вздохнула и обратила лицо к заходящему солнцу. Теперь  ее
глаза были не голубыми и не серыми. Почти зелеными.
   В твоих разнорасцвеченных глазах…
   Нет, ужасно. Впрочем, ритм ему понравился: одно весомое, в шесть  слогов,
слово выглядело лучше двух хилых и легковесных…
   В твоих цветоизменчивых глазах…
   В твоих диатонических глазах…
   Возможно, возможно. Но не успел он  придумать  иные  варианты,  как  Сара
снова повернулась к нему: она все еще переживала поведение  Вероники,  и  на
лице ее читалась прокурорская суровость.
   - Черт, так вот почему она купила этот костюм. Чтобы встретиться с ней  в
Лондоне. Уверяю тебя, она принарядилось, чтобы пробраться  за  кулисы  этого
театра где-то в  Вест-Энде,  а  потом  завалиться  в  какой-нибудь  шикарный
ресторан.
   - Она ушла в новом костюме?
   В твоих антисептических глазах…
   - Утром, когда она уходила, я ее не видела. Как она  вернулась,  тоже  не
видела.
   - Она ночевала в Лондоне?
   - У своей кузины. Так она сказала.
   Или же…
   В твоих нарколептических глазах…
   Да, лучше. Роберт не был  уверен,  что  Сара  страдает  нарколепсией,  но
подобное подозрение уже несколько раз посещало его - он часто думал,  почему
она  так  беспокойно  спит,  откуда  у  нее  эти  странные  галлюцинации   и
обыкновение засыпать в самый неподходящий  момент.  В  любом  случае,  слово
замечательно вписывалось в строку.
   - Ну предположим, письмо от нее…
   Роберт потерял нить рассуждений Сары, слишком сосредоточившись на своем.
   - Прости?
   - Предположим, что письмо от нее… от Селии, - сказала  Сара  звенящим  от
раздражения голос