у, он
уже знал - это Ухалов. Яшка лежал  тут  же.  Осветив  собаку  фонариком,
Касьянин не притронулся и к нему. Хребет его был переломлен.
   И тут вдруг совсем рядом, в нескольких шагах  он  услышал  осторожный
шорох.
   Не раздумывая, Касьянин направил в ту  сторону  луч  фонарика  и  сам
бросился туда же, на шорох.  Он  споткнулся,  упал,  поднялся  и,  когда
подбежал к лежащей плите, за ней обнаружил  человека.  Касьянин  схватил
его за воротник, приподнял, направив в лицо свет фонаря, и вдруг чуть ли
не с ужасом увидел, что держит в руках молодую женщину.  Впрочем,  какая
женщина, это была совсем девчонка.
   - О боже, - прошептал он, обессиленно опуская руки. -  Что  ты  здесь
делаешь?
   - Ничего.
   - Ты кто?
   - Наташа.
   - Как здесь оказалась?
   - Живу вон там, - она указала на одну из трех серых громад.
   - Так, - Касьянин устало опустился на плиту. - Садись, - сказал он.
   Девушка села, но осторожно, в стороне от него, чтобы в любую  секунду
можно было вскочить и умчаться в свои бетонные пещеры.
   - Я поздно возвращалась, - сказала она, будто это  все  объясняло.  -
Задержалась немного.
   - Выстрел слышала?
   - Да.
   - И видела?
   - Видела.
   - Кто это был?
   - Не знаю... Я спряталась за плитой... А то бы и меня пришили.  Зачем
им свидетели...
   - Им? Сколько их было?
   - Двое.
   - Они из вашего дома? Из этой берлоги? - Кась-янин кивнул  в  сторону
ближайшей громады.
   - У нас таких нет. Там живет  много  людей,  которых  можно  называть
плохими, но таких нет.
   - Вы что же, все знаете друг друга?
   - Конечно.
   - А эти куда делись?
   - Сели на машину и уехали. Их машина поджидала, вон там, на дороге.
   - Какая машина?
   - Не знаю... Темная какая-то... Долго стояла...  Когда  я  уходила  в
город, она уже стояла вон там, на повороте. А  когда  возвращалась,  все
еще была там...
   Видимо, поджидали мужика с собакой. А потом выстрел... Они побежали к
машине и тут же уехали.
   - Так, - пробормотал Касьянин. - Значит, их многие видели.
   - Не исключено, - девушка отвечала осторожно.
   - Наташа... А фамилия?
   - Да ладно тебе... Фамилия... Иванова.
   - Врешь, - без уверенности сказал Касьянин.
   - Конечно. Это кто... Твой приятель?
   - Мой.
   - А собака?
   - И собака моя. Ты где живешь? - Касьянин понимал, что эта девушка  -
единственный человек, который может хоть  что-то  произнести  внятное  о
случившемся, что только она и может прояснить положение, навести на след
убийц.
   - Я же сказала, - она опять  показала  рукой  на  ближайшую  бетонную
громаду.
   - Этаж?
   - Седьмой... На седьмом небе  живу.  Заходи,  гостем  будешь,  -  она
усмехнулась.
   - Спасибо... Как-нибудь в другой раз.
   - Я сегодня одна.
   - Я тоже... Уже один, - ответил Касьянин.
   - Пойдешь в милицию звонить?
   - Надо.
   - Тогда я пошла.
   - Куда же ты? Расскажешь все, что видела, слышала...
   - Нет, - она покачала головой. - Жить  хочется.  Вы  уж  решайте  без
меня.
   - Кто это вы?
   - Люди. Вы сами по себе, я сама по себе.
   - Даже так, -  озадаченно  пробормотал  Касьянин,  провожая  взглядом
удаляющуюся фигурку. На Девушке были темные  джинсы,  темная  куртка,  и
только короткие волосы еще некоторое время светились в темноте.  -  Даже
так, - повторил он и, поднявшись, быстро зашагал к своему дому.
   Девушка невольно подсказала, что он должен был сделать  немедленно  -
позвонить в милицию. И,  шагая  по  сухой,  вытоптанной  траве,  не  мог
Касьянин,не мог не отметить - Ухалов был единственным человеком, который
знал о том, что у него был револьвер, что он стрелял из него и  довольно
удачно попал дробовым зарядом в шею  неизвестного  нападавшего,  который
уже утром стал настолько известен, что  о  нем  написали  все  городские
газеты. Теперь, со  смертью  Ухалова,  никто  вольно  или  невольно,  по
оплошности или злому умыслу не сможет доказать, указать, просто брякнуть
поганое слово, что, дескать, уж не автор ли уголовной  хроники  Касьянин
совершил убийство в ночной темноте?
   Подумать  Касьянин  об  этом  подумал,  но  мысль  эта,  в   общем-то
спасительная, не  принесла  ему  утешения.  Была  усталость  и  гадливое
чувство вины  -  начинала  доходить  до  него  истинная  причина  смерти
Ухалова.
   - Явился - не запылился! - заорала из  темной  комнаты  Марина,  едва
услышав звук открываемой двери. И  хотя  в  ее  голосе  слышалось  явное
облегчение, Касьянин не откликнулся. Заглянув в  комнату,  он  убедился,
что в простынях все еще ворочаются три бабы,  время  от  времени  хватая
друг дружку то за письки, то за сиськи. После этого он прошел на  кухню,
налил из заветной, припрятанной бутылки полстакана водки, выпил легко  и
сразу как нечто прохладительное и, отодвинув рукой  возникшую  в  дверях
Марину, прошел к телефону.
   Касьянин набрал номер, простой двузначный номер, прислушался.
   - Что-нибудь случилось? - спросила Марина, стараясь, чтобы  в  голосе
было и немного заботы, и в то же время достаточное количество насмешки.
   -  Да,  -  ответил  Касьянин,  продолжая   вслушиваться   в   длинные
безответные гудки.
   - Что именно? Кому-то плохо? Кто-то умер? Повредил себе  какую-нибудь
конечность?
   - Да, - ответил Касьянин, и  в  этот  момент  трубку  где-то  там,  в
дежурной части, наконец подняли. - На  пустыре  рядом  с  недостроенными
домами лежит труп, - сказал Касьянин почти спокойно, почти  бесстрастно,
лишь тоном своим мстя Марине за ее насмешливость.
   - Что? - вскричала она.
   - Помолчи, пожалуйста, -  бросил  ей  Касьянин  и  опять  вернулся  к
разговору с дежурным. - Адрес? Улица Высоковольтная... Поворот дороги  к
лесу...
   - Опять Высоковольтная? - удивился дежурный.
   - Да.
   - Когда обнаружен труп?
   - Десять минут назад.
   - Почему же не позвонили сразу?
   - Потому что на пустыре нет телефонов.
   - Кто говорит?
   - Касьянин. Илья Николасвич Касьянин.
   - А-а-а, - протянул  дежурный  с  явным  облегчением.  -  Узнал.  Тот
самый?
   - Труп еще теплый, - сказал  Касьянин.  -  Поторопитесь.  А  узнавать
будете потом, когда убийц задержите.
   - Их несколько?
   - Двое.
   - Вы их видели? - До свидания, - сказал Касьянин и положил трубку. Он
прошел на кухню, снова потянулся к бутылке, но Марина решительно  отняла
ее и поставила подальше, на подоконник. - Я слушаю, - сказала она.
   - Ухалов убит. Яшка тоже убит. Они лежат на пустыре.
   - Так, - сказала Марина и, взяв из шкафчика пачку сигарет,  закурила.
- Так, - повторила она, присев к столу  и  подперев  щеку  рукой.  -  Ты
хочешь сказать...
   - Ничего не хочу сказать. И слышать тоже ничего не хочу.
   - Понятно, водки хочешь.
   - Да. Водки.
   - Тебе нельзя. Сейчас приедет милиция,  и  если  будешь  пьян  -  это
наведет их на разные мысли.
   - Какие еще мысли? - вскинулся Касьянин.
   - О том, что вы напились, поссорились и  один  пьяница  убил  другого
пьяницу.
   - Ухалов убит выстрелом из револьвера. А у меня нет револьвера.
   - Куда же ты его дел?
   - У меня никогда не было револьвера. Запомни это, заруби это себе  на
самых интимных местах - у меня никогда не было ничего огнестрельного.
   - Хорошо. Усекла. Но ты мог его убить иначе...
   - Получается, что я и свою собаку убил?
   - Вот тут ты уже начал  соображать...  Смерть  Яшки  говорит  в  твою
пользу.
   Хотя...
   - Что хотя?! - заорал Касьянин, не выдержав  спокойного  и  до  ужаса
назидательного тона жены.
   - Хотя может быть и иное толкование. - Марина выпустила изо рта  дым,
помолчала, стряхнула пепел и лишь после этого, прищурившись,  посмотрела
на мужа. - Ухалов убил твою собаку, а ты, не выдержав потери, убил  его.
Подобные происшествия не так уж и редки, ты сам писал о чем-то похожем.
   - У Яшки перебит хребет.
   - Бедный Яшка, - сказала Марина, и, кажется, за весь вечер  это  были
единственные ее слова,  в  которых  можно  было  уловить  хоть  какое-то
чувство. - Значит, он не сразу подох.
   - Он до сих пор подыхает. - Почему же ты не принес его домой?
   -  Нельзя  нарушать  картину  убийства.  Может  ,  на  Яшке  остались
какие-нибудь следы, Улики...
   - Какой же ты, однако, рассудочный! - сказала Марина без  гнева,  без
презрения, просто в ее голосе было изумление. Но обидеться  Касьянин  не
успел, потому что тут же прозвучали слова Марины, которые заставили  его
похолодеть:
   - Ну, хорошо, убили. Ухалова... А кого хотели убить?
   - Не понял?
   - Не лукавь, Илья... Ты все понял.
   - Нет, не понял!
   - Успокойся, Илья... Сейчас сюда придет  милиция,  ты  будешь  давать
показания, каждое твое слово может быть истолковано против  тебя...  Как
это постоянно говорится в импортных фильмах... Поэтому  ты  должен  быть
спокоен и уверен в себе.
   - Я не убивал Ухалова.
   - Этого никто не утверждает. Я спросила о другом...
   - О чем же, господи! - простонал Касьянин.
   - Я спросила о том, кого хотели убить. - Ты очень глупая баба.
   - Я знаю. Но знаю  и  то,  что  некоторое  время  назад  у  тебя  был
револьвер. Он лежал вон в том ящике. Я же  тебе  как-то  и  давала  его,
когда ты отправлялся в опасную прогулку.
   - Барабан крутила?
   - Немного поигралась. Касьянин вдруг напрягся,  вдруг  что-то  в  нем
забрезжило - не то понимание, не то опасение чего-то... Он  взглянул  на
Марину, попытался собраться, понять, что  коснулось  его  легким,  почти
неуловимым дыханием, какая истина, догадка.
   - Вынимала патроны?
   - Не бойся, я не взяла себе ни одного, - усмехнулась  Марина.  -  Все
снова вставила в гнезда.
   Касьянин не нашел в себе силы произнести ни звука,  лишь  кивнул.  Он
все понял - Марина вынимала патроны, поигралась и снова вставила. Ухалов
невиновен, он ничего не перепутал, он был  надежным  и  аккуратным.  Все
устроила Марина, сволочная баба.
   - О боже, - простонал Касьянин.
   - Я еще не все сказала, - напомнила  о  себе  Марина,  пуская  дым  в
потолок.
   - Неужели еще что-то осталось?
   - Через некоторое время револьвер исчез. Я подумала вначале,  что  ты
переложил его в другое место. Обыскала всю квартиру...
   - Представляю. Зачем?
   - Когда на пустыре был убит тот бандитский авторитет, а  тебя  в  это
время не было дома... Я кинулась искать револьвер. Его  нигде  не  было.
Знаешь, какая мысль пришла мне в голову?
   - Знаю... Ты очень умная баба.
   - Надеюсь, ты хорошо его спрятал?
   - Да.
   - Я могу не бояться обыска?
   - Можешь.
   - И на том спасибо. - Марина резко,  по-мужски  загасила  сигарету  в
блюдце и вышла на балкон. Кась-янин подумал, что ей захотелось  подышать
свежим воздухом, но ошибся. Марина, как оказалось,  была  куда  четче  и
спокойнее. Вернувшись через минуту, она снова села перед  Касьяниным  на
табуретку. - Приехали, - сказала она, прикуривая следующую сигарету.
   - Кто?
   - Милиция... На пустыре уже три машины и куча народу.
   - Что же они там делают?
   - Слушай! - рассмеялась Марина. - Кто автор криминальной хроники?  Ты
или я? Что делают смотрят,  фотографируют,  ищут  следы,  щупают  твоего
Ухалова...
   - А чего его щупать?
   - Чтобы узнать, как давно наступила смерть.
   - Вообще-то да, ты права... Тут тебе не откажешь...
   В этот момент раздался звонок в дверь.
   - Иди открывай, -  сказала  Марина.  -  Это  к  тебе.  Пойду  выключу
телевизор.
   Неудобно все-таки милиции голых баб показывать.  Может  быть,  у  них
другие вкусы... Или, как сейчас говорят, другая сексуальная ориентация.
   - Наверняка.
   Ночь оказалась кошмарной. Гораздо  хуже,  чем  мог  себе  представить
Касьянин.
   Когда  он  открыл  дверь,  на   пороге   действительно   стояли   два
милиционера.
   Убедившись, что попали по  адресу,  оба  тут  же  принялись  подробно
расспрашивать Касьянина обо всем, что с ним произошло в этот  вечер,  об
Ухалове, их взаимоотношениях, потом предложили ему пойти вместе с  ними.
И он снова,  уже  на  пустыре,  с  содроганием  рассказывал,  как  нашел
Ухалова, как подошел к нему, как обнаружил Яшку, который к этому времени
уже околел.
   Мелькали вспышки фотоаппаратов,  суетились  какие-то  люди,  Касьянин
снова  вынужден  был  опознавать  Ухалова,  поскольку  лицо   его   было
изуродовано выходным отверстием от пули.
   Касьянину пришлось присутствовать и когда грузили бедного Ухалова  на
носилки, когда запихивали носилки в машину. Без конца подходили какие-то
люди и задавали одни и  те  же  вопросы  то  ли  потому,  что  следствие
началось так бестолково, то ли действительно его в чем-то подозревали  и
пытались сбить с толку, заставить произнести слова,  которые  бы  его  в
чем-то уличали, в чем-то разоблачали.
   Вокруг собралась уже чуть ли не  сотня  жителей  из  соседних  домов,
вылезли из своих пещер бомжи и пропойцы, а  Касьянин,  щурясь  от  ярких
прожекторов, машин, окруживших пятачок, продолжал то  ли  оправдываться,
то ли признаваться. И когда уже готов был рухнуть, ему сказали,  что  он
может идти домой, может забрать с  собой  Яшкин  труп.  Подхватив  Яшку,
Касьянин направился к своему дому.
   И только тогда увидел, что уже светает, что небо над лесом  посерело,
а в  домах  зажглись  огни  -  рабочий  люд  собирался  к  автобусам,  к
проходным, к станкам.
   Шагая по пустырю к освещенной трассе, Касьянин  вдруг  ясно  вспомнил
одну маленькую подробность - несмотря на полубессознательное  состояние,
несмотря на тошноту и, казалось бы,  полное  безволие  после  нескольких
часов толчеи на пустыре, он  все-таки  ни  слова  не  сказал,  что  есть
свидетель происшедшего, что в одной из  бетонных  громад  живет  девушка
Наташа, которая видела убийц, была  рядом  с  ними,  более  того,  могла
описать машину, простоявшую  вон  на  том  повороте  несколько  часов  в
ожидании жертвы.
   Он рассказал о машине, о двух убегающих  убийцах,  но  не  о  Наташе.
Касьянин даже самому себе не смог бы  объяснить  эту  странность  своего
поведения. Но был твердо уверен, что  поступает  правильно.  Незачем  ее
впутывать, да и не дала она ему такого права. Более  того,  Наташа  сама
умыкнулась от всего происходящего.
   Может быть, с документами у нее не все в порядке или в жизни  не  все
благообразно и законопослушно.
   Касьянин не считал, что распрощался с  девушкой  навсегда,  допускал,
что все может перемениться, что следствие может завести  усердных  своих
исполнителей в какую угодно сторону, и  тогда  у  него  останется  пусть
маленький, совсем незначительный шанс, который спасет его и  избавит  от
каких-то там невзгод.
   Где-то в глубине сознания зрела то ли уверенность, то ли надежда, что
Наташа еще пригодится ему. В какой-то момент Касьянину даже  показалось,
что он видел ее в толпе, окружавшей машины, но яркий  свет  фар  помешал
убедиться в этом наверняка. Но она была, была в толпе, и  если  сама  не
вышла и не пожелала ничего сказать, то и он не имел права  тащить  ее  к
следователю.
   Фонари над дорогой блекли прямо на глазах и  уже  не  казались  столь
яркими.
   Рассвет набирал силу, и на  дорожках  среди  домов  появились  первые
собачники.
   Слух о новом убийстве, видимо, пронесся среди жильцов,  состоялся  их
утренний телефонный перезвон, и любопытные торопились к пустырю. Там еще
стояли милицейские машины, шарили в траве  сыщики,  пытаясь  найти  хоть
какие-нибудь следы преступления.
   Оглянувшись на невнятный шорох, Касьянин увидел, что за ним идут  два
милиционера. Он подождал их, все еще держа Яшкин труп под мышкой.
   - Ко мне приставили телохранителей? - спросил он.
   - Президент даже у своих министров снимает охрану, - усмехнулся  один
из них. - А ты о себе печешься... С женой твоей поговорить надо.
   - О чем?
   - Да все о том же...
   - Не было ее на пустыре! Не выгуливает она собаку! Не желает!
   - Убитый был у вас в квартире  перед  тем,  как  все  это  случилось,
верно? Ты сам говорил.
   -  Говорил,  -  кивнул  Касьянин,   понимая,   что   его   возражения
бессмысленны.
   Едва войдя в квартиру, Касьянин сразу проследовал на кухню - вот  уже
несколько часов перед его  мысленным  взором  стояла  бутылка  водки  на
подоконнике за шторкой, куда ее поставила Марина. И пока он  отвечал  на
вопросы, боролся с тошнотой и изо всех сил старался не упасть  прямо  на
пожухлую траву, он видел эту бутылку,  из  которой  успел  выпить  всего
полстакана. И пока Марина выражала недоумение  ранними  гостями,  быстро
откинул занавеску, убедился, что водка  на  месте,  и  тут  же,  схватив
первый попавшийся стакан, наполнил его до половины.
   Касьянин  уже  допивал  водку,  когда  на  кухне  показался  один  из
милиционеров.
   - О! - сказал он обрадованно. - Я тоже  не  откажусь  от  стаканчика!
Горло пересохло.
   И Касьянину ничего не оставалось, как сделать вид, что он пил воду.
   Подойдя к крану, ополоснул стакан, наполнил его водой почти до краев,
протянул милиционеру.
   А потом начался долгий разговор с Мариной. Она  курила,  возмущалась,
делано  смеялась  над  беспомощными,  как  ей   казалось,   милицейскими
вопросами, а Касьянин сидел в низком кресле, откинувшись на  спинку,  то
засыпал, то впадал в забытье.
   Перед его глазами опять мелькали слепящие фары  машин,  суета  людей,
плотная молчаливая толпа за пределами освещенного круга и залитое кровью
лицо Ухалова.
   Впрочем, какое лицо, если вместо лица у него была  какая-то  кровавая
яма.
   - Вы давно знакомы с Ухаловым? - спросил у него милиционер.
   - Да, - кивнул Касьянин.
   - Как складывались ваши отношения?
   - Хорошо.
   - У него были враги, недоброжелатели, завистники?
   - Нет.
   - Что случилось, если он, гость, повел  среди  ночи  выгуливать  вашу
собаку, а вы остались дома?
   - Я его оставила, - сказала Марина.
   - С какой целью?
   - Подумайте сами, с какой целью жена может остаться наедине с мужем!
   -  Ответ  красивый,  но  не  убедительный,  -   проворчал   один   из
милиционеров, и Касьянин даже глаза приоткрыл, чтобы  посмотреть  -  кто
произнес эти точные слова. И тут же снова впал в забытье. Он  не  видел,
как ушли ночные гости, почти не помнил, как оказался на работе, за своим
столом, залитый невыносимым солнечным светом, который бил из  громадного
пыльного окна.
   Касьянин настолько устал за ночь, что у него не было никаких сил даже
поменять позу, встать, задернуть штору, вообще выйти в коридор, пройти в
туалет и плеснуть себе в лицо холодной водой. Он сидел за столом и молча
страдал от  света,  от  усталости,  от  какой-то  полной  безнадежности,
охватившей все его существо.
   А потом  посыпались  телефонные  звонки.  Самые  разные  касьянинские
источники торопились сообщить о  новом  убийстве  на  кровавом  пустыре.
Звонили из районного отделения милиции, из городского,  из  прокуратуры.
Касьянин терпеливо выслушивал, задавал какие-то вопросы, делал вид,  что
записывает, благодарил, опускал трубку, но через  минуту  телефон  снова
взрывался нервным раздражающим треском.
   - Илья! - заорал  от  порога  редактор.  -  Что  у  тебя  под  окнами
происходит каждую ночь?
   - А что происходит? - Касьянин с трудом поднял голову.
   - Знаешь такого критика - Ухалова?
   - Слышал.
   - Убили!
   - Надо же...
   - Опять на твоем пустыре!
   -  Наверное,  какие-нибудь  излучения  из-под  земли,  -  предположил
Касьянин.
   - Какие, к черту, излучения, если в затылок стреляют!
   - Контрольный выстрел в голову, - пробормотал Касьянин явно некстати,
но как ни странно, эти слова понравились редактору.
   - Вот и назови - контрольный выстрел в голову!
   - Можно и так, - уныло согласился Касьянин.
   - Какой-то ты вялый сегодня, дохлый, а? Встряхнись, взбодрись,  жизнь
бьет ключом! - захохотал редактор.
   - По голове, в основном по голове, - кивнул Касьянин  и,  склонившись
над листком бумаги, вывел название: "Критикам нынче стреляют в затылок".
Пренебрег  он  советом  редактора,  сознательно  пренебрег.  Знал,   что
Осоргину это не понравится, но понимал и другое - при  желании  ре