гораздо раньше, чем  ты  думаешь,  чем  я  надеюсь,  чем
кто-то там наверху, - Наташа показала пальцем в потолок, - затевает.
   - Ну ладно, это можно представить... А попала сюда как?
   -  А!  -  девушка  снова  пренебрежительно  махнула  рукой,  как   бы
отмахиваясь и от самого Касьянина, и от его вопросов. - А ведь  я  могла
слинять с твоими деньгами! - неожиданно обернулась  она  к  нему,  и  он
впервые заметил, что она нравится ему, понял, что пришел сюда не  только
для того, чтобы перебедовать ночь.
   - Не слиняла, значит, не могла.
   - Но мысль была! - шало произнесла Наташа.
   - У меня тоже бывают разные мысли.
   - Например?
   - Например, мне хочется, чтобы ты села рядом, а я положил  тебе  руку
на плечо.
   - О! - воскликнула Наташа. - Это от тебя никуда не уйдет.
   - Хорошо бы, - вздохнул Касьянин.
   - Да перестань ты вздыхать... Не поверишь, мне хочется того  же...  А
как сюда попала... Родители устроили пэтэушницей... На штукатура  решили
меня выучить. Понимаешь... - Наташа быстро глянула  на  Касьянина  через
плечо, словно прикидывая, стоит ли говорить главное. - Ну, это...  Стихи
начала писать,  а  мои  старики  решили,  что  я  слабоумная.  Наверное,
правильно решили. Но из училища я сбежала...  Представляешь,  вот  такой
дом отштукатурить?! Кончиться можно.
   - Можно, - согласился Касьянин. - А у тебя есть что-то  вроде  вилки,
стакана?
   - За кого ты меня принимаешь?  -  Даже  в  темноте  было  видно,  как
обиженно сверкнули глаза у девушки. -  Думаешь,  я  совсем,  да?  -  Она
нагнулась к сумке у дивана и  вынула  оттуда  сверток  -  там  оказались
пластмассовые стаканчики и  гибкие  одноразовые  вилки.  Видимо,  Наташа
иногда перекусывала у киосков, а посуду, которую ей  давали,  уносила  с
собой. - Каково? - спросила она, укладывая вилки на газету.
   - Потрясающе!
   - Я не положила еще самое главное, - и Наташа между бутылок поставила
на ребро пачку салфеток. - Ну? Что скажешь?
   - Нет слов! - Касьянин вышиб пробку из бутылки с  испанским  вином  и
почти доверху наполнил Наташин стаканчик.
   - Не много? - спросила она.
   - Сухое вино... Надо уж очень много его выпить,  чтобы  захмелеть.  А
захмелеешь - тоже не страшно.
   - Думаешь, мне ничего не грозит?
   - Уверен.
   - Жаль.
   - Ну, вообще-то...  -  растерянно  проговорил  Касьянин.  -  Я  могу,
конечно, немного поугрожать... Но не слишком опасно.
   - Сколько тебе лет, Илья?
   - Тридцать пять... шесть... Что-то так.
   - Ничего, - кивнула Наташа. - Вполне дееспособный возраст.
   - Ты имеешь в виду...
   - Да, - Наташа не дала  Касьянину  договорить.  Неожиданно  в  дверях
раздался невнятный шорох, и оба почувствовали - в комнату кто-то  вошел.
Вспыхнул  сильный  свет  фонаря,  осветив  сначала  Наташу,  потом   луч
передвинулся на Касьянина.
   - Суду все ясно, - сказал человек удовлетворенно.
   - Отвали! - резко бросила Наташа.
   - Отваливаю, - и мужчина исчез так же неожиданно, как и появился.
   Некоторое время  еще  слышались  его  шаги  по  лестнице,  потом  они
затихли.
   - Кто это? - спросил Касьянин.
   - Хмырь болотный.
   - Он тебя обижает?
   - Он  никого  не  обижает.  Только  стучит.  Наша  внутренняя  служба
безопасности.
   - Кому докладывает?
   - Черт его знает!
   - А вообще... Тебя здесь не трогают?
   - У меня "крыша". - Наташа подняла свой стаканчик, бесшумно чокнулась
с Касьяниным и медленно выпила до дна. - Хорошее вино.
   - А "крыша" надежная? - спросил Касьянин.
   - Евладов... Слышал такую фамилию?
   - Что-то знакомое...
   - Если не слышал, значит, у тебя еще все впереди.
   Больше никто их не тревожил, и Касьянин с Наташей без помех закончили
свой полуночный ужин.  Фонарь,  который  Наташа  закрепила  в  кирпичном
проеме, продолжал высвечивать стол, по стенам иногда проносились сполохи
от проезжающих на повороте машин.  Звуки,  наполнявшие  дом,  постепенно
затихли, и, когда  над  дальним  лесом  возникла  еле  заметная  светлая
полоска рассвета, дом уже  спал.  К  этому  времени  на  столе  опустела
бутылка красного вина, немного осталось  и  "Смирновской",  которую,  не
торопясь, пригубливал Касьянин,  закончилось  все,  что  смогла  достать
Наташа в ночных киосках.
   - Пора ложиться, - сказала она наконец. - Места у меня  немного,  так
что хочешь ты или не хочешь, но придется нам  с  тобой  спать  на  одном
диване.
   - Я не капризный, - усмехнулся Касьянин.  -  Привык  к  самым  разным
неудобствам.
   - Ну ты даешь, Илья! - рассмеялась Наташа. - Душ не предлагаю, другие
удобства тоже лучше отложить до утра...
   Касьянин разулся, снял с себя  пиджак,  коробочку  сотового  телефона
сунул под диван, чтобы не наступить на него  в  темноте.  -  Штаны  тоже
можешь снять, здесь тепло... А то утром будешь выглядеть, как  последний
бомжара с Павелецкого вокзала.
   - Почему именно с Павелецкого?
   - Потому что на Павелецком самые бомжаристые бомжи! Что  ты  там  под
диван запрятал? Деньги? Не бойся, не возьму!
   - Деньги кончились. Поэтому я за них не переживаю.
   - Тогда что же там?
   - Телефон.
   - Сотовый?! - восхитилась Наташа. - Покажи!
   Рассмотрев при свете фонаря маленькую коробочку телефона, она набрала
какой-то номер и, услышав идущие от аппарата  гудки,  тут  же  выключила
его.
   - Что же ты? Звони!
   - Да нет... Поздно уже... Утром позвоню. Ложимся? - Наташа исподлобья
посмотрела на Касьянина, и он  понял,  что  в  этом  слове  куда  больше
вопросов, чем может показаться на первый взгляд.
   - Да, - ответил он сразу на все вопросы,  которые  почудились  ему  в
голосе девушки.
   - Как скажешь, - Наташа сбросила с себя синие джинсы, голубую рубашку
мужского покроя и сразу стала какой-то беззащитной.
   Легли рядом.
   Некоторое время лежали, почти не  прикасаясь  друг  к  дружке,  потом
Касьянин осторожно завел руку девушке под голову и привлек с себе.
   - Наконец-то, - произнесла она, и в голосе ее было облегчение. - А то
как неродные.
   - Породнимся, - ответил Касьянин.
   - Мы породнились за красным вином... А это уж так... Скажи... Я  тебе
нравлюсь?
   - Да.
   - Не врешь?
   - Нет. Ты мне нравишься.
   - Чем?
   - В тебе есть... что-то настоящее.
   - Во мне все настоящее! - воскликнула Наташа шепотом.
   -  Вот  этим  и  нравишься.  Ты   не   хитришь,   не   лукавишь,   не
притворяешься...
   Говоришь то, что думаешь, поступаешь, как считаешь нужным.
   - Вообще-то да, - удивленно согласилась Наташа. - Это во мне есть. Ты
мне тоже нравишься... И я даже знаю чем... Ты  умеешь  говорить  "да"  и
умеешь говорить "нет".
   - И ты это заметила?! - удивление Касьянина было еще большим.
   - Знаешь, я вообще-то не дура... И если мы не разбежимся  после  этой
ночи, может быть, ты это заметишь...  Кто  знает,  может  быть,  ты  еще
что-нибудь заметишь, увидишь, почувствуешь...
   - Уже почувствовал.
   - Согрешим? - спросила Наташа каким-то особенным ночным шепотом.
   И Касьянину ничего не оставалось, как привлечь девушку к себе. Наташа
провела по его груди своими  твердыми  сосками,  и  все  в  нем  заныло,
застонало и замерло. То, что он хотел уйти  с  рассветом,  то,  что  ему
попросту нужно уйти, - все это перестало иметь какое-то значение.  Когда
Касьянин опрокинулся на спину  и  глянул  в  потолок  широко  раскрытыми
глазами, то увидел на красной кирпичной стене солнечный зайчик.
   Над горизонтом взошло солнце.
   Дом  постепенно  просыпался.  Сначала  послышались  звуки  на  других
этажах, в других блоках. Звуки были глухими, едва различимыми. На дороге
уже гудели машины, из-за леса донесся визг электрички.
   - Пора собираться, - сказал Касьянин.
   - Да, наверное, -  откликнулась  Наташа.  -  Хочешь,  я  прочту  тебе
несколько строчек... Моих строчек, хочешь?
   - Да.
   - Я играю, в судьбу ныряю, жизнь - блиц, я - вист!
   - Так, - произнес Касьянин несколько растерянно. - Это твои стихи, ты
их написала?
   - Я.
   - Прочти еще раз.
   Наташа медленно, нараспев, лежа на спине  и  не  отрывая  взгляда  от
полыхающего   солнечного   зайчика   на   кирпичной   стене,   повторила
четверостишие.
   - Это хорошие стихи, - сказал Касьянин.
   Хотя сам он стихов не писал, но как человек, многие годы имеющий дело
со словом, он легко заметил точность  каждого  слова,  вызов,  грамотный
вызов, без ерничества и повтора чьих-то открытий. Да, это Касьянин понял
сразу - каждое слово было на месте.
   - Еще, - сказал он.
   - Мелькнул в трамвае профиль гордый и скрылся за жующей мордой. Морда
восторжествовала. Профиля - как не бывало.
   - Круто, - проговорил Касьянин. Обернувшись, он смотрел на  Наташу  с
немым изумлением. - Это настоящие стихи.
   - Я же тебе сказала - у меня все настоящее.
   - Кажется, я начинаю в это верить... Знаешь, что я сделаю?  Напечатаю
в газете. Это я могу... Хочешь?
   - Хочу. Только с портретом. Чтобы я могла каждую шелупонь потом  этой
газетой по морде бить. - Давай фотку.
   - Ты что?! Шутишь?!
   - Шутки кончились, - этот голос прозвучал от двери. Касьянин и Наташа
одновременно оглянулись  и  увидели  двух  ребят  в  синих  с  разводами
спортивных костюмах. В их глазах не было ни улыбки, ни торжества. Вообще
не было никакого выражения. Разве что некоторая удовлетворенность -  они
нашли человека, которого искали. -  Собирайся,  -  сказал  один  из  них
Касьянину. - Мне тоже? - спросила Наташа.
   - Можешь остаться... Пока.
   Касьянин узнал этих ребят, это были люди Евладова.  Значит,  все-таки
выследили, значит, и в этом доме  у  него  налажена  служба  оповещения.
Может, Наташа сдала? Нет, это невозможно. Как же так... Неужели  они  от
дома шли за ним? Но тогда зачем было тянуть всю  ночь...  Ах  да,  ждали
рассвета.
   - Быстро! - неожиданно громко рявкнул один ,: из парней.
   Все произошло так неожиданно и так необратимо,  что  у  Касьянина  не
нашлось никаких сил для сопротивления, и единственное  желание,  которое
посетило его в этот момент, - это вести себя достойно в  глазах  Наташи.
Она была подавлена и сидела  на  своем  диване,  не  смея  пошевелиться.
Касьянин наклонился к своим туфлям, причем сознательно встал так,  чтобы
ребята от входа не видели его рук.
   Весь пол покрывал песок вперемешку с цементной пылью. Увидев  в  этой
пыли обгоревшую спичку, он быстро, не разгибаясь, написал на полу  номер
анфилоговского телефона, домашний номер. Наташа видела его  движения,  и
когда их взгляды встретились, молча кивнула, дескать, все поняла.
   Касьянин снял с гвоздя, вбитого в стену между кирпичами, свой пиджак,
надел его и обернулся к Наташе, чтобы попрощаться. И в тот момент, когда
стоял спиной к ребятам, успел прошептать несколько слов.
   - Звони немедленно... Немедленно... Телефон под диваном...  Номер  на
полу...
   Больше ничего сказать он не успел - один из парней, взяв его сзади за
воротник, резко повернул к двери. И тут же Касьянин почувствовал сильный
удар по затылку. Удар оказался неожиданно болезненным, обернуться он  не
посмел, чтобы не получить еще и по физиономии.
   - Боже, куда они тебя, Илья? - вскрикнула Наташа, когда Касьянин  уже
вышел из комнаты.
   - Убивать, - все так же без выражения ответил один из  парней.  -  За
все надо платить, да? - спросил он уже у Касьянина.
   - Вам виднее.
   Не торопясь, но в то же время и не задерживаясь, не произнеся  больше
ни единого слова, все трое спустились с седьмого этажа. Один из боевиков
Евладова шел впереди, второй позади Касьянина. Получилось так, что он не
мог ни проскочить вперед, ни  рвануть  назад,  вверх,  чтобы  попытаться
затеряться среди этажей, квартир, переходов.
   Выглянув из своего окна, Наташа увидела лишь, как  Касьянин  с  двумя
своими конвоирами сели в поджидавший их джип и машина тут же тронулась с
места. Она проследила за ней взглядом и с удивлением увидела, что машина
свернула на узкую дорожку в сторону леса.
   - Выходит, он приходил ко мне  прятаться,  спасаться  приходил...  Не
спасся... - проговорила Наташа и, сев на диван, зажала  ладонями  виски,
пытаясь собраться, понять происшедшее.
   И тут ее взгляд упал на сумку, стоящую в  сторонке.  Подойдя  к  ней,
Наташа  рванула  молнию  и  увидела  рубашки,  майки,  далеко  не  новые
босоножки, целлофановый мешок с бритвенными принадлежностями.
   - Бедолага, - прошептала она. - Он не  мог  даже  переночевать  дома.
Кажется, я где-то сболтнула  лишнего,  -  пронзило  ее  вдруг  понимание
случившегося.
   Да, вчера ночью она немного поболтала с киоскером, который продал  ей
столько вкусных вещей - от ананаса  до  красного  испанского  вина.  Тот
ошалел от ночного одиночества в своей железной  будке,  никак  не  хотел
отпускать ее, все  зазывал  в  нагретую  за  день  будку,  но  не  очень
настойчиво, не очень решительно, зная, с кем эта девушка, чьей  "крышей"
защищена. А Наташа разболталась от обилия денег, которые вдруг свалились
на  нее,  от  обилия  покупок,  которые  делала  с  непривычно-радостным
азартом. И болтала, болтала поганым своим языком, выбалтывая то,  о  чем
нужно было молчать даже на костре.
   - Дура, - произнесла она  вслух.  -  Какая  дура...  У  него  же  все
схвачено, все работают на него,  все  только  и  ждут,  чтобы  услужить,
услужить, услужить...
   Стихи взялась читать! Слова, видишь ли, у нее необыкновенные! Дура!
   И тут ее взгляд упал на пол - в косых лучах восходящего солнца  четко
просматривались написанные на пыльном полу цифры.  Господи,  да  это  же
телефон, о котором говорил Илья,  телефон,  по  которому  он  просил  ее
позвонить!
   Колебалась она недолго.
   Прокололась, подумала она, обгадилась, теперь исправляйся.  Осторожно
поднялась, чтобы не наступить на цифры  в  пыли,  чтобы  не  смазать  их
тряпкой, тапочкой, свалившейся подушкой, она сунула  руку  под  диван  и
нащупала там сотовый телефон. Откинула крышечку,  попыталась  вспомнить,
как вчера Касьянин показывал ей порядок набора  номера.  Нажав  одну  из
кнопочек, которая явно отличалась от всех остальных и по размеру,  и  по
цвету, она с  радостью  услышала,  как  из  коробочки  раздался  сильный
устойчивый звук.
   Номер она набрала быстро и безошибочно.
   - Да! - раздался недовольный сонный голос.  Но  было  в  этом  голосе
что-то такое, что она поняла - этот человек не бросит  трубку  в  сонном
раздражении, этот человек привык к тому, что  гудки  раздаются  в  самое
неурочное время. В коротком "да" была готовность разговаривать.
   - Я звоню по просьбе Ильи Касьянина...
   - Слушаю вас.
   - Вы знаете такого?
   -  Да!  -  нетерпеливо  и  уже  с  явной  озабоченностью   воскликнул
незнакомый Наташе человек. - С ним что-то случилось?
   - Его только что увезли люди Евладова.
   - Откуда увезли?
   - Ну... Это... От меня.
   - Простите, но я снова вынужден повторить свой вопрос... -  в  голосе
собеседника явно прозвучала досада. - Откуда увезли Касьянина?
   -  На  пустыре  стоят   три   недостроенных   дома...   Здесь   собак
выгуливают...
   - Знаю!
   - Так вот из ближайшего к дороге дома его и увезли. На джипе зеленого
цвета.
   - Давно?
   - Минут пять назад.
   -  Куда?  -  Вопросы  звучали  короткие,  резкие,  будто   собеседник
догадывался о том, что Наташа в чем-то виновата.
   - Я так поняла... Ну, посмотрела в окно... Они свернули в лес.  Не  в
город, а в лес. Там есть поворот, может быть, вы видели...
   - Видел.
   - Так вот, на повороте дорога раздваивается... Влево  пошла  в  новые
кварталы, а вправо - узкая дорога в лес.
   - Как вас зовут?
   - Наташа... Егорова, если это имеет значение.
   - Имеет. Давно знаете Касьянина? - Давно. С вечера.
   - Вы живете в этом доме?
   - Да.
   - Почему Касьянин к вам пришел?
   - Не знаю... Наверное, ему больше некуда было идти. Здесь  все  такие
собрались... Те, которым некуда идти, - уже с вызовом произнесла Наташа.
   - Откуда вы знаете, что его взяли ребята Евладова?
   - Мне так показалось.
   - Вы с ними знакомы?
   - Немного.
   - Работаете на Евладова?
   - Почему вы так решили?
   - Вы сдали им Касьянина?
   - Знаете,  что  я  вам  скажу,  уважаемый  гражданин  хороший...  Мне
кажется, что вы увлеклись нашим разговором.  Илья  просил  позвонить,  я
позвонила. Наверное, он надеялся, что вы сможете ему помочь. Похоже, его
надежды были напрасны. Я правильно понимаю?
   - Круто! - восхитился Анфилогов. - Простите. Через пять минут буду на
повороте. Белые жигули. Вы меня встретите.
   - Зачем?
   - Вообще-то да...  Мы  с  вами  увидимся  позже.  Наташа  Егорова,  -
произнес Анфилогов, чтобы лучше запомнить девушку, которая  звонила  ему
этим утром.
   - Буду ждать с нетерпением, - произнесла Наташа и нажала серую кнопку
телефона. Сунув коробочку под  диван,  она  обессиленно  упала  на  свой
лежак, закинув руки за голову. - Прости, Илья, но что смогла, я сделала.
Пусть теперь включаются другие силы. Я играю, в судьбу  ныряю.  Жизнь  -
блиц. Я - вист! Хотя сейчас, конечно, я в полных пасах.
   После ночного дождя джип оставлял широкие и четкие  отпечатки  колес.
Было раннее утро, и еще ни одна машина не прошла в сторону леса.
   Кроме джипа.
   Дорога шла в лес, потом свернула вправо, к озеру, она становилась все
уже, но вдавленные следы тяжелого джипа просматривались хорошо.
   Анфилогов не представлял себе, как поступит через минуту, как поведет
себя, наткнувшись на банду Евладова, что скажет, да и дойдет ли дело  до
слов.
   Сжав губы, он всматривался в дорогу, опасаясь,  что  джип  где-нибудь
свернет в сторону, а он проскочит мимо. Его "жигуленок" был  куда  менее
проходимым и пробирался вперед уже не так уверенно и напористо.
   Неожиданно пространство перед  дорогой  распахнулось,  и  следователь
оказался на небольшой поляне. В стороне стоял джип, на берегу  озера  он
увидел несколько человек.
   Заглушив мотор, Анфилогов вышел из машины, осмотрелся. И сразу увидел
Касьянина. Тот сидел у  дерева,  руки  его  были  заведены  за  спину  и
связаны, рот залеплен широкой липкой лентой. Но что более всего ужаснуло
следователя - Касьянин был каким-то мокрым, словно его только что, прямо
в одежде, окунули в озеро. И только увидев  в  стороне  канистру  из-под
бензина, Анфилогов понял, в чем дело, - Касьянина облили бензином, и кто
знает, что он застал бы здесь, опоздай минут на пять.
   - Что, начальничек, не спится? - к Анфилогову  вразвалку  приближался
Евладов. Его широкое мясистое лицо излучало добродушие, маленькие глазки
светились участием.
   - Кошмары одолели, - ответил Анфилогов.
   - Кошмары - это плохо... - Евладов  был  в  обычном  своем  наряде  -
свободный  спортивный  костюм  с  разноцветными  лентами,  босоножки   с
широкими кожаными ремнями. Он оглянулся по сторонам, и его ребята  сразу
поняли, что надо делать, - все стали медленно стекаться с разных  сторон
к Анфилогову, отгораживая его от Касьянина.  -  Не  надо  бы  тебе  сюда
приезжать, начальник. - Евладов остановился в двух шагах и, сунув руки в
карманы штанов, склонил голову набок. - Здесь ты от  своих  кошмаров  не
избавишься. Здесь твои кошмары станут совершенно невыносимыми. - Евладов
улыбнулся, глазки его стали совсем маленькими, тяжелые щеки дрогнули.
   Скосив глаза в сторону, Анфилогов  увидел,  что  евладовские  ребята,
стоявшие в отдалении, уже приблизились к нему, двое зашли за спину, один
отгородил Касьянина, теперь следователь уже не видел его.
   - Что задумали? - спросил Анфилогов, заставив  себя  улыбнуться.  Его
белые зубы сверкнули на этот раз с какой-то беспомощностью.
   - Ну и вопросики у тебя, начальник, - Евладов  сделал  шаг  вперед  и
почти вплотную приблизился к  следователю.  -  Это  не  твое  дело.  Иди
отсюда. Пока цел. - Все это Евладов проговорил негромко, даже с грустью.
- Иди, начальник. И займись чем-нибудь. Здесь тебе нечего  делать,  все,
что здесь происходит, не твоего ума.
   Евладов посмотрел на свою широкую мясистую ладонь, розоватую в  свете
восходящего солнца и, увидев что-то гряз