Касьянина, и взгляд ее,  скользнув  вниз,
остановился на собаке.
   - Яшка, - пробормотала она растерянно, - что с тобой?!
   Мужа она не узнала.
   Марина уложила Касьянина на диване в большой комнате, вызвала "Скорую
помощь", сходила к соседям за  йодом.  Все  это  она  проделала  быстро,
решительно, немногословно,  но  мелькала,  все-таки  мелькала  время  от
времени на ее губах усмешечка - дескать, надо же, как мужика угораздило.
   - Ты что, поддал там? - спросила она наконец, остановившись у дивана.
   - Нет.
   - Один был?
   - С Ухаловым.
   - И не поддали?
   - Нет.
   - А он? Выжил?
   - Не знаю... Позвони.
   Марина постояла некоторое время, словно прикидывая, нет ли в  просьбе
мужа провокации, не уронит ли она  себя  этим  звонком.  Но  к  телефону
подошла и медленно, все еще колеблясь, набрала номер.
   - Ухалов? - требовательно спросила она.
   - Ну? Ухалов.
   - Жив?
   - Кто говорит?
   - Касьянина. Мариной меня зовут.
   - А, Мариночка! - обрадовался  Ухалов.  -  Прости,  не  узнал  твоего
божественного голоса!
   - Это сколько же  божественных  голосов  тебе  звонят,  если  мой  не
узнал?
   - Позванивают иногда, позванивают, - рассмеялся Ухалов. - А что Илья?
Он уже вернулся?
   - Будет жить.
   - Не понял?
   - Докладываю... Илья пришел домой пять минут назад. Ты вот мой  голос
не узнал, а я его самого не узнала. Только по Яшке и догадалась, что это
Касьянин.
   Морда - сплошной синяк, глаза не смотрят, язык не ворочается. Весь  в
кровище.
   - Подожди, подожди, - зачастил Ухалов. -  Ему  что  -  по  физиономии
врезали?
   - Миша, ему так врезали,  как  еще  никогда  не  врезали.  Я  вызвала
"Скорую помощь" - вдруг, думаю, у него и череп проломлен, вдруг  челюсти
перебиты...
   Ногами его били. Кулаками такое с человеком Сделать невозможно.
   - Иду, - коротко ответил Ухалов и положил трубку.
   Он вошел через пять минут настороженно,  даже  недоверчиво  -  уж  не
разыгрывают ли его, уж не затеяли ли соседи посмеяться над ним  на  ночь
глядя.
   Но когда он  увидел  изуродованного  друга,  замер  и  побледнел.  За
прошедшее  время  касьянинское  лицо  еще  больше  налилось,   появились
синюшные пятна, глаза заплыли настолько, что даже щелочек не было видно.
   Ни стонов, ни слов Касьянин не произносил, он был в  шоке  и  пытался
лишь понять происшедшее. Недовольства, обиды, гнева -  ничего  этого  не
было и в помине. Похоже, чисто физическое насилие подавило его дух, и ко
всему случившемуся он относился, как, к примеру, если бы  упал  в  лужу,
подвернул ногу, неожиданно оказался под проливным дождем.
   - Илья, - проговорил наконец Ухалов без обычного своего напора, -  ты
как?
   Живой?
   - Местами, - заплывшая маска, в которую превратилось лицо  Касьянина,
чуть дрогнула - изобразить улыбку он так и не смог.
   - Кто тебя, Илья?
   - Не знаю. -  Слова  у  Касьянина  получились  какими-то  смазанными,
звуки, которые  он  произносил,  тоже  казались  измятыми,  изломанными,
искореженными. - Не видел.
   - Сзади напали?
   - Темно было... У него собака большая, черная... На Яшку  натравил...
Я вступился...
   - Он из нашего дома?
   - Вроде нет.
   - А ты не слышал, как он свою собаку звал?
   - Не помню... Может, никак не звал...
   - Но он хоть что-то сказал? Угрожал, обещал добавить?
   - Матерился.
   - Хоть грамотно матерился-то?
   - Ничего... Доступно... Сучий потрох, пидор позорный... Так примерно.
   Сделаю, говорит, из тебя бифштекс с кровью.
   - Но это не мат!
   - Знаю... Зэковский жаргон.
   - Но это же улика! - радостно заорал Ухалов.
   - Улика, - шепотом откликнулся Касьянин.  Он  устал  от  разговора  и
потерял к нему интерес.
   - Мы его найдем.
   - Зачем? - кровавая маска на лице Касьянина чуть шевельнулась.
   - Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.
   - Их нужно оставлять безнаказанными.
   - Что ты несешь, Илья!
   - Я знаю, Миша... Это не мое желание, не моя слабость... Это другое.
   - Что другое?
   - Закон.
   - Нет такого закона!
   - Закон  выживания,  -  проговорил  Касьянин  чуть  слышно.  -  Закон
выживания.
   - Я дам тебе пистолет! Сейчас нельзя без пистолета.
   - "Парабеллум"? - маска чуть заметно дрогнула.
   - Да, "парабеллум"! -  решительно  заявил  Уха-лов.  -  И  ты  будешь
отстреливаться.
   - До последнего патрона, - сказал Касьянин и потерял сознание.
   Приехала "Скорая помощь", Касьянину дали понюхать  какой-то  гадости,
он очнулся, но к тому времени лицо его заплыло еще больше и он не увидел
ни парней в белых халатах, ни встревоженной Марины, которая тем не менее
находила  в  себе  силы  иногда  усмехаться,  словно   извиняясь   перед
посторонними людьми за то дурацкое положение, в котором оказалась.
   - Мужик, - санитар коснулся руки Касьянина. -  Ты  как?  Живой?  Меня
слышишь?
   - Слышу.
   - Как себя чувствуешь?
   - Прекрасно... С каждым годом все лучше.
   - Ну ты даешь, - санитар растерянно оглянулся на напарника. Тот  тоже
развел руками.
   Подошел врач, молча посмотрел  на  распростертого  Касьянина,  сделал
укол, брызнув предварительно из иглы маленьким фонтанчиком.
   - Что это? - спросила Марина.
   - Для порядка... Против столбняка. Забирать его надо.
   - Может, ему лучше дома отлежаться?
   - А вдруг череп проломлен, а вдруг кости смещены, а  вдруг...  Дальше
продолжать? - врач усмешливо посмотрел на Марину. Был он невысок ростом,
рыжий, худой, но к Марине сразу проникся каким-то добрым  чувством,  как
будто встретил своего человека там, где и не надеялся.
   - Ну что ж, - сказала Марина. - Если надо - забирайте. Может,  заодно
и собаку посмотрите?
   - А что с собакой?
   - Ей тоже досталось... Подверглась бандитскому нападению.
   Врач наклонился над лежащим на подстилке Яшкой,  ощупал  уши,  провел
рукой по ребрам, а когда коснулся задней лапы, Яшка взвизгнул.
   - Я вообще-то в этом деле темный, но сдается мне, что задняя  лапа  у
него перебита, - врач  обернулся  и,  посмотрев  на  Марину,  усмехнулся
каким-то своим мыслям. - Сейчас уже поздно, а завтра с  утра  советую  к
ветеринару.
   - А поздно не окажется?
   - Совершить доброе дело никогда не поздно, - опять  усмехнулся  врач.
Он подошел к Касьянину, тронул его за руку. - Мужик! -  обратился  он  к
нему точно так же, как недавно санитар. - Ты как, идти сможешь?
   - Смогу.
   - Руки-ноги целы?
   - Вроде...
   - А то у твоей собаки с лапой не все в порядке.
   - Я слышал.
   - Тогда все... Ребята, - обратился он к  санитарам,  -  помогите  ему
подняться, сведите вниз и в машину.
   - Мне с вами? - спросила Марина.
   - А зачем? Ночь промаетесь, толку от вас все равно никакого.
   - Может, мне поехать? - вызвался Ухалов, который все это время  молча
стоял в  стороне  и  только  вертел  головой,  поворачиваясь  в  сторону
говорившего. - Все-таки вместе собак выгуливали...
   - Похоже, у вас это лучше  получилось,  -  врач  усмехнулся,  показав
желтые прокуренные зубы. - Как вы-то уцелели?
   - Да я отлучился, свою собаку пошел  искать,  тут,  наверное,  все  и
произошло...
   - Хорошая у вас собака, знает, когда нужно слинять... Нет,  не  надо.
Назад вернуться не сможете, транспорт уже не ходит...  Приходите  утром.
Вот телефон, вот адрес. - Врач подошел к столу, взял газету и в  верхнем
свободном от текста углу нацарапал несколько строк. - Мужик ваш вроде  в
порядке... Тошноты нету? - повысил голос врач.
   - Нет, - неуверенно ответил Касьянин. Слова он выговаривал с  трудом,
да и внятность оставляла желать лучшего -  его  распухшие  окровавленные
губы еле шевелились.
   - Это хорошо, - сказал врач весело. - Так и запишем -  покойничка  не
тошнило.
   - Какого еще покойничка? - не поняла Марина.
   - Анекдот  такой  есть,  -  рассмеялся  врач,  на  которого,  похоже,
изуродованный Касьянин не произвел слишком уж большого  впечатления,  он
наверняка видел больных и похлеще. - Приходит врач домой к  больному,  а
того уж хоронят. Врач спрашивает: покойничек потел перед смертью? Потел,
отвечают, обильно потел. Это хорошо, говорит врач, это очень хорошо.
   - Да, - кивнула Марина. - Смешно. Остроумно. Мне нравится.
   - Не советую приходить завтра слишком рано, -  врач,  видимо,  и  сам
понял, что анекдот рассказал не самый уместный. - После обхода. Ваш  муж
будет на втором  этаже  в  травматологическом  отделении.  Заведующий  -
Сергей Николасвич. К нему и обратитесь. Он мужик  ничего,  все  доложит,
как есть. Всего доброго. Не унывайте. Несмотря на то, что  физиономия  у
вашего мужа достаточно  помятая,  по  опыту  могу  сказать,  что  самого
страшного не случилось.
   - А что вы называете самым страшным? - вмешался Ухалов.
   - Я уже говорил - проломленный череп, перебитая челюсть... Ну  и  так
далее.
   Мужик разговаривает, тошноты  нет,  значит,  возможно,  и  сотрясения
мозга тоже нет. Кстати, он был трезв?
   - Да, - твердо сказал Ухалов.
   - Это плохо.
   - Почему?
   - Пьяные мягче, податливее, и потому удары по ним всегда  оказываются
как бы смазанными, как бы по касательной. Пока!
   Врач помахал маленькой ручкой, заросшей  рыжими  волосами,  подхватил
свою хромированную кастрюлю и, уже  не  задерживаясь,  быстро  вышел  из
квартиры.
   Следующие две недели для Касьянина прошли спокойно и  размеренно.  Он
лежал в палате, где, кроме него, маялись от  различных  травм  еще  пять
человек, в основном молодые ребята. Самое неприятное,  что  было  в  его
новой жизни, это  сопалатники  -  они  ставили  в  магнитофоны  какие-то
сумасшедшие  записи,  надсадно  хохотали,   показывая,   как   презирают
собственные  раны,  какие  они  все  мужественные  и  отчаянные.  К  ним
приходили девушки, которые тоже хохотали громко и хрипло, видимо,  желая
доказать своим ребятам, что ни в чем  им  не  уступают.  У  одного  было
ножевое ранение, второго сшибла машина,  третий,  постарше,  свалился  с
крыши, сломав себе  при  этом  несколько  ребер.  Но  в  основном  жизнь
протекала без приключений, и  постепенно  из  кровавой  распухшей  маски
проступало несчастное, но узнаваемое лицо Касьянина.
   Приходили  из  редакции,  приносили  мандарины,  соки,  даже  котлеты
приносили, чему Касьянин радовался больше всего. Редактор Осоргин пришел
с небольшой бутылочкой коньяка и тут же выпил ее с потерпевшим. И  лишь,
сунув пустую бутылку редактору в чемоданчик, Касьянин обнаружил, что она
была не так уж и мала  -  пол-литровой  оказалась  бутылочка.  Но  пошла
хорошо.
   - Ты вот что, Касьяныч, - сказал редактор -  молодой,  настырный,  со
своими очень правильными представлениями о том, как  должен  вести  себя
настоящий журналист, как должен выражаться, что пить,  какие  слова  при
этом употреблять. - Ты вот что... Не вздумай задерживаться. Понял? Кости
целы, зубы тоже на месте, слава богу. Я разговаривал с лечащим врачом  и
теперь знаю о тебе больше, чем знаешь ты сам. У нас  беда...  Без  твоих
криминальных заметок тираж упал.  В  электричках  совсем  не  берут,  на
прилавках первым  делом  ищут  твою  бандитскую  колонку.  Понял?  Мы  в
редакции стерпим твой внешний вид, женщины тебе такой  марафет  наведут,
будешь краше прежнего. С понедельника выходи. Можешь даже о себе заметку
написать.
   - Зачем? - не понял Касьянин.
   - Как зачем? Во-первых, это криминальная тема,  твоя,  между  прочим,
тема. И материал уже собран. Нашим читателям будет полезно знать, что  и
мы живые люди, что и мы подвергаемся смертельному риску, когда  собираем
материал для газеты.
   - Я собаку выгуливал, - попытался возразить Касьянин.
   - Об этом можешь умолчать.
   - И потом... Я не знаю, кто на меня напал.
   - Ведется следствие. Я звонил  в  милицию,  пообещал  прославить  все
отделение, если найдут злодея. Так и напиши - ведется следствие,  весьма
успешно, милиция уже вышла на след преступников,  но  в  интересах  дела
фамилии пока называть не считает нужным.
   - Тогда тот подонок меня найдет и  еще  добавит,  -  серьезно  сказал
Касьянин.
   - Это,  Касьяныч,  как  написать,  понял?  Ты  же  мастер  слова,  ты
профессионал высокого класса. Ты можешь написать так, что ни одна собака
ничего не учует, - Осоргин твердо посмотрел на Касьянина.
   - Собака, может, и не учует...
   - Значит, так, - редактор поднялся,  окинул  молодым,  требовательным
взором притихших сопалат-ников, откинул назад волосы, поправил  галстук.
- Ждем. С нетерпением. Так себе и заруби на своем  похорошевшем  носу  -
без тебя загибаемся. Ставку тебе повысили, будешь получать больше.
   - Это хорошо, - живо откликнулся Касьянин. - Намного?
   - Не о том думаешь,  Касьяныч,  -  назидательно  подняв  указательный
палец, произнес Осоргин. - Важно внимание. А тебя,  я  смотрю,  алчность
тут обуяла.
   Нехорошо.
   - Ладно, - Касьянин махнул рукой. - Вы только  не  забудьте  к  моему
возвращению.
   - О чем?
   - Что зарплату повысили.
   - Не о том думаешь, Касьяныч, - повторил редактор  уже  в  дверях.  И
приветственно махнув рукой всей палате, подмигнув  Касьянину,  осторожно
закрыл за собой дверь.
   Пришел проведать друга и Ухалов.
   - Илья! - заорал он с порога. - Тебя уже можно узнать! Теперь я  хотя
бы вижу, к кому пришел, чьему выздоровлению радуюсь!
   - Спасибо.
   - Хотел было притащить Яшку, тебе, думаю,  было  бы  приятно  увидеть
родственную душу, а?
   - И что же?
   - Не пустили! Представляешь, какие нравы, какие суровые  безжалостные
порядки заведены здесь!
   - Как Яшка? - спросил Касьянин.
   - Уже ходит. Твой Степан выносит его во двор, чтобы он мог погадить.
   Знаешь, как он, бедный, страдает оттого, что не может  погадить  там,
где привык!
   А в квартире не позволяет собачья  совесть!  А  мой  Фоке  пропал,  -
печально проговорил Ухалов. - Увели какие-то подонки. В тот самый  вечер
и пропал. Можешь считать,  что  мы  с  тобой  оба  пострадавшие.  И  еще
неизвестно, кто пострадал больше!
   - Надо же, - обронил Касьянин. Все-таки он был  еще  слишком  слаб  и
явно не поспевал за словами Ухалова, не мог откликаться на все, что  тот
выкрикивал. Его хватало  лишь  на  такие  вот  необязательные  словечки.
Сотрясение мозга у Касьянина все-таки было, и тошнота была, и  рвота,  и
обилие всевозможных таблеток, какие-то уколы, которые чаще кололи  не  в
вену, а рядом, принося  совершенно  невыносимые  страдания.  Но  сестры,
промахнувшись, выдавив  какую-то  заразу  мимо  вены,  весело  смеялись,
дескать, главное, что зараза, которая была прописана, оказалась там, где
ей и положено быть, - в организме.
   Замолчав на полуслове,  Ухалов  опасливо  оглянулся  по  сторонам  и,
убедившись, что никто не  обращает  на  него  внимания,  приоткрыл  полу
пиджака.
   - Смотри сюда! - произнес он шепотом.
   Сначала Касьянин не понял, в чем  дело,  и,  лишь  присмотревшись,  в
полумраке палаты увидел торчавшую из бокового  кармана  пиджака  Ухалова
темную  рукоятку  револьвера.  Рукоятка  была  соблазнительно  изогнута,
поблескивала облагороженным металлом, а  карман  отдувался,  безошибочно
показывая место, где находится барабан.
   - Каково? - спросил Ухалов восторженным шепотом.
   - Потрясающе!
   - Дарю!
   - Прямо сейчас?
   - Почему бы и нет!
   -  Думаешь,  здесь  пригодится?   -   спросил   Кась-янин,   терзаясь
двойственными чувствами - ему хотелось взять пистолет, взвесить  его  на
ладони, ощутить его холод и изысканные линии, но понимал он  и  то,  что
все это блажь, что больничная палата  не  место  для  таких  игрищ,  что
Ухалов опять куражится, втягивая его в свой сомнительный  и  рискованный
мир.
   - Здесь? - Ухалов шало оглянулся и, словно убедившись, что  применить
оружие в палате вряд ли придется, немного поскучнел.  Но  тут  же  снова
воспрянул, и глаза его  сверкнули  каким-то  сатанинским  огнем.  -  Да,
действительно... Но хотя бы подержать,  а?  Пусть  он  почувствует  руку
хозяина, а?
   - Разве что, - согласился Касьянин вроде бы уныло, но на  самом  деле
что-то радостно вздрогнуло в его душе, что-то напряглось, как  бывало  в
детстве в ожидании праздника. - Давай, так и быть!
   - Во! Это по-нашему! - Ухалов опять  оглянулся,  ссутулился,  спрятав
ото всех  внутренний  карман  пиджака,  и  принялся  выдергивать  оттуда
револьвер.
   Барабан зацепился за подкладку,  потом  предохранитель  зацепился  за
петлю, но в конце концов Ухалов своего добился и,  вырвав  револьвер  из
кармана, протянул его Касьянину рукояткой вперед. - Держи!
   Касьянин не мог, не мог не почувствовать добротность изделия.  Все  в
нем было подогнано, совмещено и согласованно. И черный цвет,  и  насечка
на рукояти, и массивный барабан, и коротковатый ствол с мушкой на конце.
   - Что скажешь? - спросил Ухалов, ожидавший, видимо, воплей восторга и
радостной пляски Касьянина.
   - Ничего игрушка... Убедительная. Газовый?
   -  Газовый,  -  неохотно  подтвердил  Ухалов.  -  Но  знаешь...   Как
отнестись...
   - Не понял? - проговорил Касьянин, не отрывая взгляда от револьвера -
он прямо впился в его ладонь, все его выступы и впадины нашли на  ладони
свои заветные уголки, и револьвер, похоже, просто не желал  расставаться
с ладонью Касьянина.
   - Дело вот в чем, Илья... Эта машинка шестизарядная... Вряд  ли  тебе
когда-нибудь  понадобится  сделать  больше  шести  выстрелов.   А   если
понадобится, то вынешь патроны из  кармана  и  зарядишь  снова.  Но  тут
маленькая особенность...
   Патроны в барабане расположены не просто так... Первые два -  обычные
шумовые.
   Грохот, огонь из ствола, страх  и  ужас.  Два  следующих  -  газовые.
Противник отброшен, воет от боли и бессилия, задыхается, раздирает  себе
морду собственными когтями.
   - Ногтями, - поправил Касьянин.
   - Когтями! - повысил голос Ухалов. - После твоих выстрелов его  хилые
ногти превратились в когти, потому что только когтями можно  драть  себе
морду после твоей газовой атаки.
   - Понял, - кивнул Касьянин. - А последние два патрона?
   - Мелкая дробь. Но это для тебя она мелкая,  а  для  злодея,  который
осмелится в следующий раз напасть под покровом  ночи,  дробь  произведет
впечатление картечи! Страшной кабаньей картечи, которая крошит  ребра  и
вылетает с противоположной стороны тела, оставляя за собой дыру размером
с футбольный мяч.
   - Круто! - проговорил Касьянин, возвращая револьвер Ухалову.
   - Понравился? - заговорщицки прищурившись, спросил Ухалов.
   - Да, - ответил Касьянин, помедлив, не сразу ответил, не бездумно.
   - Берешь?
   - Если не передумаешь.
   - Заметано! - Ухалов так  обрадовался,  словно  ему  самому  подарили
что-то чрезвычайно ценное. - Придешь ко мне  после  больницы  и  тут  же
требуй - где мой черный пистолет? А я, не задумываясь, отвечаю -  а  вон
лежит, тебя дожидается.
   Ты как? - Ухалов большим и указательным пальцем  показал  расстояние,
равное примерно одному большому глотку. - А?
   - Знаешь, даже не хочется, - Касьянин извиняюще прижал руку к  груди.
- Что-то я здесь маленько захирел.
   - Будем выкарабкиваться! - уверенно заявил Ухалов и ловким  движением
полноватой  руки  вынул  из  второго  внутреннего  кармана  пиджака  две
маленькие бутылочки коньяка, два мерзавчика. - Тут такое количество, что
стакан даже не требуется. Свинчивай головку и пей прямо из горла, как  в
молодые годы!
   - Откуда ты знаешь, как я пил в молодые годы? - подозрительно спросил
Касьянин.
   - В молодости все пьют одинаково! Бутылка портвейна на двоих в кустах
из горла и - через забор на танцплощадку!
   - А ведь было, - озадаченно протянул Касьянин  и,  увлекшись  давними
воспоминаниями, сам того не замечая, свинтил крышечку и  в  задумчивости
выпил коньяк.
   На следующий день в палату пришел следователь.
   Едва этот человек заглянул в дверь, Касьянин сразу догадался - по его
душу.
   Так и оказалось.
   И следователь тоже узнал  его,  сразу  направился  к  его  кровати  -
видимо, перед этим поговорил с врачом. Был этот человек высок,  в  сером
заношенном костюме, какой-то рубашке, к