сьянин больше всего боялся, что круглое бревно, на которое был
намотан  трос,  вырвется,  выскользнет   из   его   рук   и,   мгновенно
раскрутившись, бросит Степана в свободное падение. Но все обошлось.
   Ухватив двумя руками рукоятку, Касьянин медленно, оборот за оборотом,
отпускал трос и по его натяжению чувствовал, что все  идет  хорошо,  что
Степан уже миновал несколько этажей и неуклонно приближается к земле.
   У Касьянина не было даже возможности глянуть вниз, убедиться, что  со
Степаном все в порядке. Бревно, насаженное на стальной штырь квадратного
сечения,  поскрипывало   от   непривычной   тяжести,   но   справлялось,
справлялось со своей задачей. По количеству оставшегося на бревне  троса
Касьянин мог судить, где сейчас находится  Степан  -  он  наверняка  уже
миновал третий этаж. Еще десяток оборотов и  -  коснется  ногами  травы.
Наконец наступил момент, когда трос ослаб.
   Значит, Степан должен быть на земле.
   Отпустив рукоятку, Касьянин прижался грудью  к  перилам  и  посмотрел
вниз.
   - Степан! - крикнул он. - Степан!
   - Все в порядке! - донеслось снизу.
   - Молодец!
   - Я не могу развязать веревки...
   - Не надо их развязывать! Отцепи карабин!
   - Понял! Отцепил!
   - Беги, Степан!
   Увидев, как метнулась вдоль дома  маленькая  фигурка  сына,  Касьянин
снова намотал трос на барабан и обессиленно опустился на пол балкона.
   - О боже, - выдохнул он, - о боже...
   Странное состояние охватило Касьян ина. Он уже не ждал  милицию,  это
стало для него как бы и не важно. Придут - хорошо, не придут -  тоже  не
слишком страшно. Главное сделано - Степан в безопасности, и теперь пусть
ломятся, пусть стреляют, это уже не имело слишком большого значения.
   Вспомнив, как колотилась в стекло Марина, он  отодвинул  шпингалет  в
сторону и вошел в комнату. Марина уже пришла в себя и  сидела  на  полу,
откинув голову на кресло и уставившись прямо перед собой в голую стену.
   - Ты в порядке? - спросил Касьянин.
   - Послушай, - сказала она каким-то  непривычно  низким,  надломленным
голосом, какой бывает, наверное, у людей, только что перенесших страшные
потрясения. - Ты что же, опустил его вниз на тросике, как собаку?
   - Да, - кивнул Касьянин. - Как собаку.
   - И после этого ты сможешь спрашивать  что-то  у  меня,  общаться  со
мной, общаться с сыном?
   - Смогу. Если останусь в  живых,  если  ты  останешься  в  живых,  то
смогу...
   Что касается Степана, то за него я спокоен, он  в  безопасности.  Его
мне удалось спасти. Если хочешь... могу и тебя спустить. Как собаку.
   - Как суку, - поправила Марина.
   - Тебе виднее, дорогая. Тебе виднее.
   Касьянин разговаривал с Мариной, а сам настороженно  прислушивался  к
малейшим звукам, доносившимся со двора сквозь открытую балконную дверь.
   Потом он пробрался в прихожую и осторожно  посмотрел  через  дыру  на
площадку. В мертвящей тишине,  которая  установилась  в  подъезде  после
выстрела, он хорошо услышал голос с нижней площадки. Касьянин всю  жизнь
работал журналистом, провел годы, разговаривая  по  телефону,  и  потому
прекрасно разбирался в интонациях человеческой речи.  И  сейчас  вот  по
едва слышному голосу понял,  что  человек  говорит  в  трубку.  Телефона
общего пользования в подъезде не было, значит, говорили по сотовому.
   - Понял, - проговорил голос, который пятнадцать минут назад предлагал
ему встречать  гостей,  накрывать  стол  и  называл  его  смертником.  -
Спасибо, что предупредил, мы уходим. С меня причитается.
   И лишь когда Касьянин уже с балкона увидел, как из подъезда выскочили
несколько человек и один за Другим расселись в алой машине,  когда  она,
сорвавшись  с  места,  скрылась  за  углом,  он  понял,  откуда  звонили
бандитам. Да, из милиции предупреждали  о  выезде  группы  захвата.  Для
Касьянина это стало очевидным, когда через  две-три  минуты  к  подъезду
подъехал милицейский "газик".
   Жидковато  хлопнули  дребезжащие  дверцы,  и   несколько   парней   с
автоматами и в вязаных шапочках с прорезями бросились в подъезд.
   - Приехали.
   - Кто приехал? -  спросила  Марина  отрешенно,  все  еще  пребывая  в
горестно-расслабленном состоянии.
   - Степан милицию привез.
   - Да? Надо же...
   - Сейчас они зайдут в квартиру. Может  быть,  ты  пойдешь  приляжешь?
Видик у тебя еще тот...
   - Да. Ты прав. Видик у меня еще тот. Пойду прилягу.
   В этот момент раздался звонок в дверь.
   Касьянин  с  грустной  улыбкой  наблюдал  за  действиями   приехавшей
милиции.
   Ребята с  автоматами  и  сдвинутыми  на  затылок  масками  стояли  на
площадке и трепались  о  чем-то  совершенно  постороннем  -  в  квартиру
доносились слова о Кипре, телках, кожаных куртках,  слышался  молодой  и
здоровый гогот людей, не удрученных большими проблемами. А в  это  время
молоденький лейтенант с экспертом ходили по квартире,  совали  пальцы  в
дыру, где совсем недавно был глазок, потом  им  пришла  в  голову  мысль
найти пулю, и они нашли  ее  -  пуля  ударилась  в  стену  и,  сделав  в
штукатурке небольшую раковину, упала на пол. Лейтенант осторожно  поднял
ее, сдул пыль, осмотрел под лампой, сдвинув молоденькие  свои  бровки  и
пробормотав  себе  под  нос  нечто  такое,  что  не  позволено   слышать
остальным, и осторожно  опустил  в  целлофановый  пакетик,  который  ему
протянул эксперт.
   - Важная улика? - спросил Касьянин уважительно.
   - Достаточно важная, - серьезно ответил лейтенант, бросив  в  сторону
Касьянина опасливый взгляд - дескать, не знаю, можно ли с тобой говорить
откровенно.
   - Наверное, это большая удача - найти такую улику?
   - Как относиться к делу, - лейтенант опять  неодобрительно  посмотрел
на Касьянина, который явно проявлял слишком большое  любопытство.  -  Вы
подозреваете кого-нибудь? - строго спросил лейтенант.
   - Подозреваю.
   - Кого именно?
   - Зачем это вам? - устало спросил Касьянин.
   - Вы хотите сказать...
   - Да. Именно это я и хочу сказать. Еще когда  вы  в  своем  отделении
собирались сюда, ваши ребята позвонили этим бандюгам, - Касьянин  кивнул
в сторону развороченной двери. - И предупредили. Так,  дескать,  и  так,
сматывайтесь  побыстрее,  поскольку  выезжает  группа  захвата.  И   они
смотались. За несколько минут до вашего прибытия.
   Лейтенант долго, с подозрением смотрел на Кась-янина,  потом  перевел
взгляд на Марину, на сидевшего  здесь  же,  рядом  с  матерью,  Степана,
подумал, с трудом осознавая сказанное.
   - Откуда вам все это известно?
   - Сам слышал. В двери дыра,  как  вы  успели  заметить,  поэтому  все
хорошо было слышно. Да они и не  старались  говорить  потише,  поскольку
источник их совершенно надежен и для вас неуязвим.
   - Вы так думаете? - Я думаю, не вы ли и  позвонили  этим  ребятам?  -
усмехнулся Касьянин. - Осторожней со словами, гражданин  потерпевший,  -
строго сказал лейтенант.
   - Простите, - Касьянин развел руками. - Шутка.
   - Есть вещи, которыми не шутят.
   - Да, наверное, есть, В природе.
   - Вы сказали, что подозреваете кого-то... Кого?
   - Соседей.
   - Что же вы им такого сделали, что они решили  вот  так  поступить  с
вами?
   - А почему вы не спросите, откуда у них оружие?
   - Всему свое время.
   Лейтенант  раздражал  Касьянина.  В  его  голосе  все  время  звучала
какая-то назидательность, превосходство,  служебная  недоступность.  При
этом Касьянин прекрасно видел  и  неопытность  этого  дознателя,  и  его
недалекость. Все услышанное  до  него  доходило  не  сразу,  судорожными
скачками. Пытаясь выглядеть проницательным и значительным, он  даже  сам
не понимал, как все это глупо и бестолково.
   - Вы сказали, что подозреваете своих соседей... Кто они? Вам известны
фамилии, адреса, род занятий?
   - Да, - кивнул Касьянин, усмехнувшись. - Известны.
   - Вам кажется это смешным? - повысил  голос  лейтенант.  Голос-то  он
повысил, но от этого вдруг заговорил тонко и немного истерично.
   - Да, - опять кивнул Касьянин.
   - Что же в этом смешного? - лейтенант оглянулся по сторонам, призывая
в свидетели всех, кто слышал их разговор.
   - Вы хотели знать фамилию моего соседа,  который  стрелял  в  дверной
глазок?
   Записывайте... Евладов.
   - Записал, - проговорил лейтенант и тут же поднял недоуменный взгляд.
- Вы хотите сказать, что это тот самый Евладов?
   - Да. Тот  самый.  Вы  хорошо  его  знаете.  Вам  интересен  род  его
занятий?
   - Если вам это известно...
   - Бандитизм. Сказать, на что он живет?
   - Если нетрудно... - лейтенант был  явно  растерян  и  совершенно  не
представлял, как ему вести себя дальше.
   -  Он  обирает  все  соседние  магазины,   базы,   торговые   склады,
промышленные предприятия, рынки, заправочные станции... Все  они  платят
ему дань. И он на эту дань живет.
   - Но это очень ответственное заявление...
   - Я знаю.
   - А этот, простите, как его...
   -  Евладов.  Когда  забудете  эту  фамилию,  зайдите   к   начальнику
отделения. Он напомнит. Подозреваю, что эта фамилия выколота у  него  на
лбу. А если этой фамилии у него  на  лбу  еще  нет,  то  она  там  скоро
появится! - С каждым словом Касьянин повышал  голос  и  последние  слова
почти выкрикнул. Странно, но именно крик больше всего и подействовал  на
лейтенанта, он сразу сделался подчеркнуто вежливым, даже оробевшим.
   - Ну что ж, похоже на то, что мы свое дело сделали... - он озабоченно
оглянулся по сторонам. - Протокол осмотра места происшествия  составили,
следы юридически зафиксировали, даже вещественное доказательство  нашли,
- он похлопал себя по карману, где в целлофановом пакетике лежала  пуля.
- Осталось только попрощаться, - он осмотрел жильцов квартиры.
   - Евладова сегодня будете брать? - поинтересовался Касьянин.
   - Повременим. У нас нет доказательств, что нападение совершил  именно
он.
   - Вы полагаете, такие доказательства будут?
   - В любом случае решение о захвате, об аресте,  задержании  принимает
руководство. Спокойной ночи, - лейтенант уже направился было к прихожей,
но его остановила Марина.
   - Вы что же, вот так и уходите?
   - Конечно. А почему нет?
   -  Может  быть,  оставите  до  утра   хотя   бы   одного-двух   своих
автоматчиков...
   Ведь нападение может повториться.
   - Знаете,  что  я  обо  всем  этом  думаю,  -  доверительно  произнес
лейтенант, избавившись наконец от робости и неуверенности. -  Чем-то  вы
им досадили, они вас маленько припугнули... Скорее всего  дело  на  этом
закончится. Вам не стоит волноваться.
   - Вы так уверенно об этом говорите, - пробормотал Касьянин. - Я  могу
передать ваши слова руководству?
   - Зачем? - быстро спросил лейтенант и почему-то опять  засуетился.  -
Вовсе, незачем. Это наш с вами разговор. К делу, по которому я  приехал,
он отношения не имеет.
   - Даже так? - удивилась Марина.
   -  Все,  что  имеет  отношение  к  делу,  записано  в  протоколе,   -
назидательно произнес лейтенант. - Все  остальное  -  домыслы,  помыслы,
умыслы, - он широко улыбнулся и подмигнул Степану,  который  смотрел  на
него, широко раскрыв глаза. - Спокойной ночи, - повторил он и  вышел  из
квартиры вместе с экспертом и еще  каким-то  мужичком,  который  за  все
время так и не произнес ни единого слова.
   Исчезли чужие люди и чужие голоса, в квартире стало тихо, на площадке
прекратился веселый, молодой гогот - вся группа захвата съехала на лифте
вниз.
   Касьянин вышел на балкон и некоторое время наблюдал, как  погружаются
в машину ребята с автоматами - вязаные шапочки с прорезями для глаз  так
и остались у них на затылках. Видимо, опасности они уже не чувствовали и
могли позволить себе раскрыть лица и вдохнуть прохладный ночной  воздух.
Хлопнули жидковатые двери машины, она отъехала от подъезда, свернула  за
угол и исчезла.
   Проводив ее взглядом, Касьянин вернулся в квартиру.
   - Что будем делать? - спросила Марина.
   - Собирать вещи.
   - Они не вернутся?
   - Кто? Милиция? Нет, не вернется.
   - А бандиты?
   - Вернутся  обязательно.  Но  не  сегодня.  Уже  светает,  над  лесом
поднимается заря, а бандиты тоже люди, им необходим отдых перед долгим и
напряженным днем.
   Они очень устают к концу дня.
   - Когда уезжаем?
   - Я отвезу вас на утренний поезд, а сам вернусь в редакцию.
   - Зачем? - спросила Марина. - Почему мы не можем поехать вместе?
   - Потому. Деньги надо  получить,  с  редактором  договориться...  Что
значит - сняться и поехать? Я человек служивый... Опять же нужно описать
в газете сегодняшнее происшествие, - улыбнулся Касьянин.
   - Доигрался один, - пробормотала Марина. - Дотешился, дозабавлялся. И
получил в конце концов то, что и заслужил.
   - Не один я чужими игрушками забавляюсь, - ответил  Касьянин,  уловив
укор в словах Марины. - Если бы никто не совал свой нос в чужие дела,  в
чужие вещи, жизнь на земле была бы совсем другой.
   - Я не знала, что в этом доме мне все чужое!
   - Я тоже не знал, что в этом доме мне уже ничего  не  принадлежит,  -
ответил Касьянин.
   - Утешься, дорогой, утешься... Здесь все твое.
   - Спасибо, дорогая.
   - Сына, даже единственного сына, не задумавшись, с двенадцатого этажа
выпихнул! Это ведь надо Додуматься!
   - Может быть, благодаря Степану мы и живы остались.
   - Да! Согласна! Благодаря Степану! Но не тебе! Это не твоя заслуга!
   - О твоих заслугах мы говорить не будем, - голос  Касьянина  зазвенел
металлом.  -  Займись  тряпками,  лифчиками,  трусиками...   Не   забудь
купальник  прихватить,  ты,  кажется,  собиралась  загорать  на  берегах
Днепра! - И Касьянин вышел на балкон.
   Над городом  поднимался  рассвет.  Полоска  неба  на  востоке  быстро
светлела,  постепенно  из  бледно-серой  превращаясь   в   розовую.   Из
предутренних сумерек  проступади  темные  громады  недостроенных  домов.
Где-то  там,  в  бесконечных  пещерах  вон  того  крайнего   дома,   моя
единственная свидетельница Наташа, неожиданно подумал  Касьянин  и  даже
сам удивился своей мысли - оказывается, он помнил о ней, оказывается,  в
чем-то еще на нее надеялся. Хотя сейчас, после ночного наезда, ее  лепет
о том, что двое из темноты побежали к поджидавшей  их  машине...  Чепуха
все это.
   Касьянин зябко поежился, ощутив холод. Он беспомощно  оглянулся  -  в
доме на балконе не было ничего, что могло  бы  послужить  хоть  каким-то
оружием, хоть как-то помогло бы отбиться от  парней  Евладова,  если  те
решат снова навестить его. На балконе он нашел  несколько  автомобильных
ключей - когда-то у Касьянина была машина, но он благополучно разбил  ее
года два назад. У самой  стены  лежал  проржавевший  гвоздодер,  тут  же
стояли несколько надколотых стекол, которые Касьянин  никак  не  решался
выбросить. В самом углу он нашел прикрытый  тряпьем  алюминиевый  бидон.
Заглянув в него, Касьянин уловил запах бензина. Этот бидон тоже  остался
с тех времен, когда у него была машина. Канистры после аварии он  роздал
соседям, а вот бидон, на треть  наполненный  бензином,  так  и  остался.
Касьянин закрыл крышку, набросил на бидон тряпки и задвинул  на  прежнее
место, в самый угол, чтобы никто не споткнулся о него, не опрокинул.
   Полоска света над лесом стала совсем розовой,  потом  красноватой,  и
этот ее цвет снова вернул  Касьянина  к  мыслям  о  бидоне  в  углу.  Он
оглянулся на него, прикидывая что-то, полюбовался небом, снова обернулся
к бидону.
   - Так, - пробормотал он негромко. - Так...
   Касьянин  и  сам  не  замечал,  как  постепенно  происходили  в   нем
незаметные, но  необратимые  превращения.  В  криминальной  журналистике
каждый божий день ему приходилось собирать  сведения  о  совершенных  за
ночь преступлениях, убийствах, самоубийствах, пьяных разборках, кровавых
семейных ссорах. Когда обо всем этом он вынужден был узнавать мельчайшие
подробности, особенности, странности, и  происходили  в  нем  эти  самые
превращения. Описанные им  события  заполонили  все  клетки  его  мозга,
сделав само мышление каким-то криминальным.
   И сейчас вот, едва увидев  бидон  с  бензином,  едва  вдохнув  запах,
Касьянин сразу подумал о том, что его можно использовать. Бензин  -  это
тоже оружие, как и пистолет, гвоздодер или стальной  тросик,  намотанный
на обрубок бревна. Все могло быть пущено в ход, могло  или  спасти  его,
или окончательно угробить. Касьянин полез  в  старый  кухонный  шкафчик,
выставленный на балкон, и долго копался там, сам не зная, что ищет. Руки
бесцельно перебирали  шампуры,  запыленные  гантели,  лыжные  крепления,
которые он свинтил, прежде  чем  выбросить  лыжи,  сломанные  на  крутых
горках  ближнего  леса.  И,  наконец,  под  руки  попала   электрическая
трехсотваттная   лампочка,   старая,   запыленная,   вдобавок   еще    и
перегоревшая. Почему он не выбросил ее, что вынуждало  его  хранить  эту
перегоревшую лампочку с разболтанным цоколем? Касьянин осмотрел лампу со
всех сторон, почему-то прикинул ее емкость. И решил, что в ней, по  всей
видимости, не менее литра.
   Этот вывод понравился ему.
   Покрутив ржавый цоколь, Касьянин  сорвал  его  со  стеклянной  колбы.
Потом нашел  кривой  гвоздь  и  сунул  его  в  стеклянную  дыру.  Тонкая
стеклянная трубочка уходила в глубь лампочки и заканчивалась  проводками
со спиралькой. Чуть надавив на  гвоздь,  Касьянин  надломил  трубочку  и
вынул ее из лампы.
   Теперь в его руках была просто колба из тонкого стекла, которая могла
расколоться при одном неосторожном движении.
   - Так, - пробормотал Касьянин,  удовлетворенно  осматривая  колбу.  -
Так, - повторил он и повернулся к стоявшему в углу бидону. И,  наверное,
только сейчас ему самому стал ясен собственный замысел.
   На  кухне  он  нашел  небольшую  воронку  из  желтой  пластмассы   и,
вернувшись  на  балкон,  осторожно  наполнил  колбу  бензином,   заткнул
отверстие клочком газеты, стараясь поглубже протолкнуть бумажный комочек
в трубочку. Найдя тюбик какого-то клея, Касьянин залил им газетный пыж.
   Поставив стеклянную  колбу  с  бензином  в  самую  глубину  шкафчика,
Касьянин загородил ее старой кастрюлей.
   - Авось, - пробормотал он про себя. - Авось сгодится.
   - Мы готовы, - сказала  Марина,  едва  Касьянин  вошел  с  балкона  в
комнату. - Хоть сейчас. Хоть навсегда.
   - Это хорошо, - Касьянин опустился в кресло, окинул взглядом комнату.
   Словно прощаясь со всем, что здесь было, с той жизнью, которую  здесь
прожил.
   Телевизор, диван, люстра, письменный стол, палас на полу...  Все  это
пришлось покупать из  последних  сил,  на  последние  деньги,  часто  не
столько по необходимости, сколько  из  неугасающего  желания  Марины  не
отставать от соседей. - А что это  ты  с  бензином  затеял?  -  спросила
Марина. - С собой хочешь бидончик прихватить?
   - Да, - ответил Касьянин  и  не  стал  продолжать,  хотя  видел,  как
мучительно хочется Марине узнать смысл его возни на балконе.
   - Ну, а все-таки? Мне можно это знать?
   - Отчего же... Тебе все можно, дорогая. Бензин я вылил в колбу из-под
электрической лампочки... И заткнул пробкой.
   - Это я видела, а что дальше? .
   - Представляешь, снова приходит банда Евладова, я с  широкой  улыбкой
открываю им дверь и тут же бросаю бензиновую бомбу им под ноги!  Каково!
- воскликнул Касьянин.
   - Они, наверное, удивятся?
   - Конечно! Потому что я тут же, вслед  за  бомбой,  и  спичку...  Вся
площадка  превращается  в  сплошной  огонь,  бандиты  кричат   жалобными
голосами от ужаса и боли, а я тем временем спасаю свою поганую жизнь.  А
если удастся, то и твою тоже.
   - После этого ты наверняка никого не спасешь! - сказала Марина  таким
тоном, будто услышала оскорбление. -  После  такой  хохмы  они  попросту
растерзают тебя в клочья! Размажут по стене! Сделают из тебя  аппетитный
бифштекс с кровью!
   - она выкрикивала эти слова почти с наслаждением, будто ей доставляло
удовольствие  представлять  бедного  Касьянина  во  всех  этих   ужасных
подробностях.
   - Может быть, - легко согласился  Касьянин.  -  Наверное,  ты  права,
дорогая.
   Я и ра