однял  воротник  пальто,
чтобы хоть как-то укрыться от сильного дождя.
     - Как насчет того, чтобы немного поупражняться в стрельбе, Джордж?  -
спросил он.
     - К вашим услугам, сэр, - послышался  ответ;  все  трое  собрались  в
тесный кружок, чтобы шум дождя не мешал им разговаривать. - Что случилось?
     - Похоже, обычаи гостеприимства не распространяются  на  этот  чудной
дом.  Во  всяком  случае,  нас  здесь  встретят  неласково.  Видишь   этот
"Мерседес",  что  стоит  у  крыльца?  С  заднего  сиденья  должны   хорошо
просматриваться двери,  ведущие  в  дом  -  если,  конечно,  удастся  хоть
что-нибудь разглядеть в такой темноте. Эти славные ребята очень экономны -
они уже погасили те огни, которые показались им лишними.  Автомобиль  наш;
если дверцы заперты, ты можешь открыть их запасным ключом.
     - Что надо сделать?
     - Снять стрелка возле двери.
     Матер повернулся и,  прихрамывая,  пошел  назад;  второй  оперативник
отправился за ним, пригнувшись и перебежав под прикрытием  "Мерседеса"  на
другую сторону галереи, просматривающейся из дверей, ведущих в  дом.  Тот,
кого Матер назвал Джорджем, медленно двинулся к  машине,  пригнувшись  еще
ниже, чем его напарник; подойдя к передней дверце, он взялся  за  ручку  и
легонько повернул ее.  Холлоран,  должно  быть,  выскочил  из  машины  так
поспешно, словно за ним гнались все демоны ада, подумал он, обнаружив, что
машина не заперта. Ключи от зажигания болтались на приборном щитке. Джордж
повернул ключ и забрался на заднее сидение,  нажав  на  кнопку  механизма,
опускающего стекло пассажирского окна. Он поднял свой "браунинг" вровень с
открывшейся щелью, следя за тем, чтобы оружие не  намокло  под  дождем,  и
стал ждать.
     Он увидел, как  оперативник,  отправившийся  вместе  с  Матером,  лег
плашмя на каменный пол галереи и пополз вперед, к входным дверям,  держась
поближе к стене, чтобы все время оставаться в  тени.  В  это  время  Матер
протянул руку и постучал своей  тростью  по  полу  внутри  галереи,  чтобы
привлечь внимание противника.
     Прием  сработал  безотказно.  Джордж  нажал  на   спусковой   рычажок
револьвера, как  только  в  нескольких  метрах  впереди  него,  в  дверях,
блеснула ослепительная вспышка. Два выстрела прогремели как  один  -  Фил,
стоявший на крыльце, выстрелил,  целясь  чуть  левее  того  места,  откуда
раздался выстрел врага. Все  замерли  на  несколько  секунд;  когда  вновь
сверкнула молния и грянул гром,  Джордж  увидел,  как  Матер  бросился  по
темной галерее, ведущей к  дверям,  а  спустя  мгновение  за  ним  побежал
поднявшийся с колен Фил. Он выскочил из машины, заняв позицию у стены  как
раз напротив своего напарника, готовясь  прикрыть  огнем  Матера  и  Фила,
рискнувших штурмовать вход.
     Матер распахнул вторую створку дверей и точным ударом трости отбросил
"Армлайт" в сторону от неподвижной фигуры, лежащей у  порога.  В  огромном
холле царил полумрак - слабый свет падал из-за приоткрытой двери  как  раз
напротив парадного  входа  и  с  верхней  лестничной  площадки.  У  Матера
вырвался вздох облегчения,  когда  он  удостоверился,  что  дверь  охранял
только один человек. Предпринятый штурм двери был довольно смелым планом -
ведь приходилось действовать  почти  вслепую,  не  будучи  уверенным,  что
противник,  стерегущий  дверь,  тяжело   ранен   и   не   сможет   оказать
сопротивление. Только  счастливая  случайность  спасла  жизнь  ему  и  его
молодому коллеге; однако быстрота атаки и  очевидный  выигрыш  во  времени
оправдывали риск, на который им пришлось пойти.
     Матер указал своей тростью на тело, скорчившееся у порога:
     - Осмотрите его. Пошлите одного  человека  за  мной.  Вам  я  поручаю
проверить лестницу.
     Последнее  распоряжение  он  отдал  уже  на   ходу,   направляясь   к
полуоткрытой двери, из-за которой лился свет.
     Он скрылся в коридоре и быстро пошел вперед, заглядывая  по  пути  во
все открытые двери. Сквозняк дунул ему в лицо сыростью  -  видимо,  где-то
поблизости была дверь, ведущая на улицу. Он почти побежал вперед,  заметив
проход в конце коридора. На полу разлилась огромная лужа.
     Ему показалось, что он слышит шаркающие звуки шагов - они раздавались
впереди, в конце коридора.


     Палузинский выскользнул за дверь, ведущую во внутренний двор, и дождь
сразу обрушился на него; холодные струи  хлестали  по  лицу,  линзы  очков
намокли и уродливо перекашивали формы окружающих предметов. Блеснула яркая
молния, на несколько секунд превратившая крупные капли  на  стеклах  очков
поляка в крупные серебристые жемчужины;  свет  был  настолько  ярким,  что
Палузинский зажмурился. Быстрым, привычным жестом сняв очки, он  засеменил
через выложенный каменными плитами внутренний двор. Раздался оглушительный
удар грома. Палузинский стремился как  можно  скорее  выбраться  из  этого
жуткого, проклятого дома, и поэтому он не пошел через личные покои  Клина,
откуда надо было долго пробираться до  парадного  входа  по  коридорам,  а
выбрал самый короткий путь, ведущий  к  центральному  холлу.  Безошибочный
инстинкт человека, весьма искушенного в науке выживания, подсказывал  ему,
что для Клина бьет роковой час, и  ему  отнюдь  не  хотелось  в  этот  час
оказаться где-нибудь поблизости,  чтобы  -  не  дай  Бог  -  не  разделить
жестокую участь "своего пана".
     Когда он добрался до центра двора, где стоял разрушенный фонтан,  ему
в лицо брызнуло какой-то жгучей жидкостью.
     Он остановился, чтобы протереть больное место рукой,  и  почувствовал
на щеке что-то липкое и влажное, въедающееся в кожу. Близоруко вглядываясь
во тьму, он заметил, как из переполненного бассейна разрушенного  фонтана,
извиваясь, выползают какие-то ужасные твари,  как  эти  странные  существа
извиваются среди каменных фигур.
     Палузинский  коротко,  приглушенно  вскрикнул  и   попятился   назад.
"Дрянь!" Этого не может быть! Сломанный, заросший лишайником фонтан  давно
пересох, его не прочищали уже бог знает  сколько  лет!  Тем  не  менее  он
отчетливо видел,  как  плещется  вода  в  потрескавшейся  каменной  ограде
бассейна, и в ней пляшут веселые искорки - это были  отражения  освещенных
окон особняка, выходящих во внутренний двор. Вода тонкими струйками  текла
по каменным желобам, и  их  попорченные  временем  резные  каменные  узоры
напоминали  сказочных  зверей,  высунувших  головы   из   темных   ручьев.
Непонятные, жуткие существа  в  бассейне  "двигались",  свивались  вместе,
словно хотели построить живой мостик,  чтобы  перебраться  через  каменную
ограду; их  становилось  все  больше  и  больше  -  казалось,  сами  камни
порождают этих чудовищ. Твари, копошащиеся в  мутной  воде,  извергали  из
себя едкую жидкость, разбрызгивающуюся на много метров вокруг.
     Палузинский кинулся бежать, но поскользнулся и упал в отвратительную,
дурно пахнущую слизь на каменных плитах,  устилавших  дворик.  Он  выронил
очки, и от удара о камень одно стекло покрылось  сетью  тонких  извилистых
трещин.
     Подгоняемый страхом, поляк проворно пополз на  четвереньках  к  двери
напротив, из-за которой падал мягкий свет. Он был слишком  напуган,  чтобы
тратить драгоценные секунды на поиски разбившихся очков  или  оглядываться
на бурлящий фонтан.  Он  приглушенно  всхлипнул,  когда  вокруг  его  ноги
обвилось что-то мягкое, почти бесплотное. Хотя прикосновение было легким и
нежным, Палузинский почувствовал, как его кожу начинает жечь. Он  рванулся
вперед, не останавливаясь ни  на  миг,  ощупью  пробираясь  в  холодной  и
скользкой слизи ко входу в дом, до которого оставалось не  более  полутора
десятков шагов.
     Он вытер мокрое от слез и дождя лицо,  вглядываясь  в  дальний  конец
коридора.  Заметив  прихрамывающего  человека,  идущего   ему   навстречу,
Палузинский  отпрянул  к  стене   и   вытащил   из-под   пиджака   тяжелый
металлический ломик - свое любимое оружие, с которым он не расставался  ни
на минуту. Не раздумывая над тем, кто этот незнакомец, и что он  делает  в
доме в столь поздний час, поляк  бросился  на  высокую  худощавую  фигуру,
занося  ломик  для  смертельного  удара.  Им  руководил  слепой   инстинкт
самосохранения.
     Матер успел заметить, каким диким безумием  горят  глаза  бегущего  к
нему человека. Металлический ломик тускло сверкнул в неярком  свете  ламп,
освещающих коридор. Плановик остановился и поднял свою трость, направив ее
конец прямо в грудь лысого мужчины.
     Палузинский усмехнулся, глядя на оружие, которым собирался защищаться
этот  худощавый  пожилой  человек.  Он  подумал,  что  легко  справится  с
противником, вооруженным хрупкой деревянной тростью. Самое худшее осталось
позади, во дворе, у фонтана, и в подземелье, где горели черные  свечи.  Он
ухватился за конец трости и рванул ее на себя,  одновременно  занося  свой
короткий тяжелый лом над головой незнакомца. Рука  его  дрожала.  Раздался
еле слышный щелчок.
     Матер нажал маленькую кнопку на ручке своей трости, и  длинная  полая
деревянная палка осталась в руке у Палузинского.  Из-под  чехла  показался
острый клинок. Безобидная деревянная трость превратилась в шпагу. У Матера
не оставалось ни секунды на раздумья, ибо этот сумасшедший, стоящий  перед
ним, хотел только одного - убивать.
     Плановик  сделал  выпад.  Лезвие  шпаги   глубоко   вошло   в   грудь
Палузинского, задев сердце и выйдя с другой стороны тела.
     Палузинский удивленно поглядел на высокого  мужчину,  стоящего  перед
ним. Он почувствовал боль только  когда  его  противник  резким  движением
выдернул тонкий клинок из раны.
     Он  медленно  опустился  на  пол.   Его   движения   были   плавными,
естественными - со стороны могло показаться, что он внезапно  почувствовал
сильную усталость и присел отдохнуть возле стены. Затем он неуклюже лег, и
взгляд его помутился.
     Перед смертью его посетило странное видение.  Ему  казалось,  что  он
лежит среди сотен тощих тел, вытянувшихся на холодном полу - не в коридоре
особняка, а в тесном, слабо освещенном бараке, за много  сотен  километров
отсюда.
     Эти живые скелеты  начали  шевелиться,  приподнимаясь  на  полу.  Они
поворачивали к нему головы и улыбались  жуткой  усмешкой  -  растягивались
иссохшие губы, в лунных лучах поблескивали  глубоко  запавшие  глаза.  Они
ждали здесь много лет, ждали, когда он вернется. Один из них подполз ближе
и  дотронулся  до  лица  молодого  Януша  Палузинского  своими  холодными,
костлявыми пальцами. Он лежал  неподвижно,  не  в  силах  шевельнуться,  и
чувствовал, как невидимые руки  приподымают  край  его  грубой  одежды.  И
удивился тому, что совсем не почувствовал боли, когда зубы впились  в  его
обнаженный живот.
     Боли не было. Совсем.
     И он  знал,  что  этот  кошмар,  уже  не  раз  снившийся  ему,  будет
продолжаться дальше...



                            50. ТЕНИ И ВИДЕНИЯ

     Холлоран даже не шевельнулся, ни один мускул не дрогнул на его  лице.
Он по-прежнему глядел вверх, в лицо умирающему гангстеру.
     Ослабевшая рука дрогнула,  и  дуло  револьвера  дернулось.  Умирающий
снова попытался прицелиться в свою жертву, но было уже  слишком  поздно  -
силы оставляли  его.  Дэнни  Шей  начал  опускаться  на  ступеньки,  делая
последнее отчаянное усилие удержать  дуло  револьвера  на  одной  линии  с
головой Холлорана, но не смог - раненному в  живот,  ему  оставалось  жить
всего несколько секунд. Еще несколько  секунд  его  рука  сжимала  оружие,
затем пальцы разжались. Глаза Дэнни закрылись; он почувствовал, что уже не
сможет поднять отяжелевшие веки.
     - Господи всемогущий... -  тихо  проговорил  он,  но  тут  голос  его
дрогнул, и молитва прервалась.
     Его тело скатилось с крутых ступенек на мокрый пол - Шей был мертв.
     Свежий ветер, ворвавшийся в подземелье сверху, со внутреннего  двора,
взъерошил волосы Холлорана. Язычки пламени заметались под  ветром;  многие
свечи  потухли,  и  черные  тени  от  альковов  протянулись   в   комнату,
придвинулись ближе, почти к самым ногам Холлорана.  Древние  изваяния  все
так же бесстрастно глядели из углов. Однако Холлорана тревожил  взгляд  не
этих огромных каменных глаз, а других, непонятных существ, скрывающихся во
мраке под высокими арками. Эти следящие за ним твари не имели ни  тел,  ни
формы - вероятно, они были всего лишь  плодом  его  воображения.  Холлоран
чувствовал на себе их цепкие, пристальные взгляды.
     Он повернулся к алтарю, на котором лежало огромное  тело,  истекающее
кровью. Кора поднялась с пола; на белой ткани ее халата  резко  выделялись
красные пятна. Глаза ее были устремлены на Холлорана,  казалось,  она  без
слов молила его увести ее скорее из этого проклятого, страшного места. Но,
встретившись  с  его  холодным  взглядом,  она   отвернулась   и   приняла
безразличный вид.
     Холлоран ничем не выдал своих чувств; он не мог позволить себе такого
проявления слабости в этот миг. Смущенный, растерянный, он не был до конца
уверен в своих чувствах к Коре. О  да,  ей  удалось  причинить  ему  боль,
глубоко ранить его сердце. Он расплатился за все. Он пытался убедить  себя
в том, что девушка стала невинной жертвой человека, использовавшего  ее  в
своих целях. Но в то же время... он  хотел  прогнать  эту  мысль,  но  она
упорно возвращалась, причиняя ему наихудшие  страдания...  очевидно,  сама
Кора оказалась восприимчивой ко злу - ведь она поддалась его влиянию.
     - Не тебе судить меня, Лайам, - сказала Кора; она не повышала голоса,
но тон ее был вызывающим. - Не тебе и не таким, как ты.
     Холлоран понял, что она имела в виду.
     От  удара  грома  дрогнули  стены  подземелья;  эхо  прокатилось  под
каменными сводами, и с потолка на мокрый пол посыпалась темная пыль.
     В одной из грязных лужиц  лежал  темный  комок  размером  с  кулак  -
сохранившееся с древнейших времен сердце почитаемого Клином божества.
     Из темных ниш в стенах начали появляться невиданные, кошмарные твари,
чьи жадные глаза уже давно следили за Холлораном.
     Холлоран чувствовал их приближение; сперва ему казалось, что он видит
их. Эти призрачные создания были похожи на подводные чудовища, появившиеся
из глубин озера во время его катания  с  Клином  на  лодке.  Они  медленно
продвигались вперед, окружая его со всех  сторон.  Это  было  материальное
воплощение его внутренних пороков, темной стороны его "я" - кажется,  Клин
достаточно ясно объяснил ему их происхождение.
     Холлоран почувствовал, что силы покидают его. Он  пошатнулся,  словно
от сильного удара, и обернулся кругом, оглядывая просторное подземелье.
     Боковым зрением он заметил, как тела  неизвестных  созданий  мелькают
меж каменных идолов, прячась в тени, -  они  подходили  все  ближе,  чтобы
напасть на него. Но стоило ему перевести  свой  взгляд  в  ту  точку,  где
только что извивалась чудовищная тварь, как четкие контуры  фантастической
фигуры расплывались, и она превращалась в чуть заметное туманное облачко.
     Он почувствовал странную тяжесть в голове,  словно  его  виски  тесно
сжал стальной обруч. Ему показалось, что тысячи  тонких  змеистых  щупалец
проникают в его мозг, парализуя волю, связывая мысли.
     Он сжал руками ноющие виски и встряхнул головой, желая избавиться  от
неприятных ощущений. И тотчас же ссутулился, как будто его собственный вес
стал для него непосильной тяжестью. Кора шагнула к нему, но невидимые руки
удержали ее, ухватившись за легкую одежду  -  халат  распахнулся,  обнажив
плечи и грудь, залитые кровью. Она закричала, пытаясь вырваться из  цепких
объятий, но Холлоран не слышал ее крика.
     Собрав остаток сил, он шагнул вперед -  сейчас  ему  хотелось  только
одного:  помочь  девушке;  он  совершенно  забыл   о   своих   собственных
страданиях, когда смотрел на бьющуюся в руках невидимого  врага  Кору.  Но
невидимые щупальца, парализующие его мозг, зашевелились  и  заставили  его
опуститься на мокрый пол.
     Он не слышал стонов  девушки.  Но  хриплый  смех  Клина  терзал  его,
врезаясь в мозг, словно тупой бурав.
     Этот дребезжащий звук вызвал у Холлорана  новый  приступ  бессильного
гнева -  казалось,  Клин  дразнил  его,  издевался  над  ним,  мучил  его,
освобождая из самых темных глубин его души кошмарные образы - чудовищные и
устрашающие, порожденные слепой  злобой;  отвратительные  и  непристойные,
словно живые слепки его худших пороков. Все самые низкие чувства  вдруг  с
новой силой воскресли в нем, подчиняясь воле того,  кто  обладал  древней,
могучей силой - тайным искусством Каббалы, - Феликса Клина...
     Но где же он? "Где" Клин?!
     - "Где же еще ему быть, как не "в тебе самом", -  ответил  беззвучный
шепот, раздавшийся прямо в его мозгу.
     - Не может быть! - воскликнул Холлоран, сжав  голову  обеими  руками,
чтобы больше не слышать этот тихий, вкрадчивый голос.
     - "Тем не менее это так!"
     Послышался знакомый торжествующий смешок.
     -  "Я  могу  быть   везде,   где   только   пожелаю.   Разве   я   не
продемонстрировал себе свои возможности во время нашей первой встречи?"
     - Я могу помешать тебе!
     - "Можешь? Что ж, попробуй", - отозвался Клин, не скрывая насмешки.
     Холлоран почувствовал невыносимую боль - казалось, его глазные яблоки
изнутри кто-то жжет добела раскаленным  железом.  Он  склонился  к  земле,
колени его согнулись сами собой.
     - "Ну, как? Больно? Я могу сделать еще  больнее.  Ты  заслужил  более
тяжкие муки."
     Холлоран поднял глаза - Клин стоял совсем рядом, повернувшись к  нему
лицом; глаза медиума были закрыты, обагренные кровью руки прижаты к груди.
Его голова, торчащая из тесного ворота черной мантии,  представляла  собой
жуткое зрелище  -  кожа  почти  сошла,  и  лицо  превратилось  в  сплошную
кровоточащую рану. Он стоял, шатаясь, и  тени,  протянувшиеся  к  нему  из
темных ниш - нет, нечто "большее", чем тени -  извивались  вокруг  него  в
причудливом танце. Клин широко раскрыл рот в беззвучном крике, а его черты
были искажены гримасой боли.
     - Слишком поздно! - крикнул ему Холлоран. -  Ты  слишком  слаб.  Твои
силы уже не те, что прежде.
     Произнося эти  слова,  Холлоран  почувствовал,  как  утихает  боль  и
разжимается стальной обруч,  стиснувший  его  виски.  Но  через  несколько
мгновений боль нахлынула с новой силой.
     - "Ты ошибаешься, Холлоран", - прошептал  внутренний  голос.  -  "Вся
проблема заключается в том, что я еще не решил, сразу ли я прикончу  тебя,
или помучаю некоторое время, чтобы вполне насладиться твоим страхом, твоей
предсмертной агонией."
     Раздался хриплый вздох  -  Холлоран  уловил  его  внутренним  слухом,
подобно тому, как он слышал беззвучный шепот Клина. Клин, едва  держащийся
на ногах, сделал шаг к нему. Он провел по лицу руками,  оставляя  глубокие
царапины там, где пальцы касались обнаженной плоти.
     - "Холлоран!"
     Этот резкий крик сорвался с потрескавшихся губ Клина.
     Медиум открыл глаза - огромные  черные  зрачки  резко  выделялись  на
синевато-багровом лице.
     - Я могу причинить тебе боль, - прохрипел Клин. - Я могу сделать так,
чтобы твое сердце разорвалось от ужасов, которые я тебе покажу.
     Глаза низкорослого человека закрылись, и снова беззвучно  рассмеялся.
Холлоран "почувствовал" этот смех, и им овладел новый приступ гнева.
     Галлюцинации обрели резкие, отчетливые формы.  Холлоран  видел  перед
собой фантастических чудовищ, созданных его воображением - отвратительных,
ужасных тварей. Но, порожденные его  собственным  воображением,  они  были
чересчур вещественными и осязаемыми для обыкновенных кошмарных видений. Их
острые когти резали тело, словно  острые  ножи.  Он  чувствовал  зловоние,
исходившее от них  -  их  влажное  дыхание  наполняло  воздух  нестерпимым
смрадом. Они присасывались к его коже своими  жадными  ртами  (он  не  был
уверен в том, что это рты - лишенные губ черные отверстия  раскрывались  в
их безобразных телах), впиваясь