ламя вспыхнуло в них, и лицо его потемнело от гнева и отчаянья.
     - Я хотел дать вам бессмертие,- зашептал он,- я хотел, чтобы мы с вами делили вечность,- он поцеловал меня грубо, от его зубов на губах моих осталась кровь,- и вместо этого - измена!
     Он снова поцеловал меня, слизывая языком кровь с моих губ.
     - О, как вы бледны, милорд, как бледны и прекрасны!
     Он приник так близко ко мне, что его раны коснулись моих.
     - Дам ли я сгнить ей, вашей красоте? Выпью ли ваш мозг? Обреку ли скрести полы в моем замке?
     Он рассмеялся и сорвал с меня плащ, оставив меня нагим. Он целовал меня снова и снова, прижимаясь ко мне, и тут я почувствовал его ноготь на своем горле. Кровь тонкой струйкой потекла из ранки. Паша присосался к ней, оставляя ногтями все новые полосы на моей груди. Сердце мое билось со страшной скоростью, отдаваясь в ушах; я посмотрел вверх, на звезды, и мне показалось, что и небо пульсирует, как бьющееся в конвульсиях животное. Я чувствовал губы паши, который жадно пил из моих ран, и, когда он снова взглянул на меня, его усы, борода были липкими от крови, моей крови, и он смеялся надо мной. Он нагнулся вплотную и прошептал мне на ухо:
     - Я дам тебе знание,- услышал я,- знание и нетленность. И проклят будешь ты.
     Звук пульсирующей крови стучал в моих ушах, и я уже больше ничего не слышал. Я кричал, грудь моя буквально разрывалась от боли, каждый нерв был натянут как струна, но даже несмотря на это, я все еще чувствовал огонь страсти, зажженный Гайдэ в эту ночь, он заставлял меня дрожать. Наслаждение и боль достигли такого предела, что я подумал, что больше не выдержу, но они возрастали все больше и больше, словно две музыкальные темы, парящие в ночи, и вдруг я будто поднялся над ними. Чувства остались, и все же я ничего не ощущал. Кровь мчалась по артериям, язык паши ласкал мое бьющееся сердце. Великий покой снисходил на меня, по мере того как кровь густым потоком оставляла мои вены. Я посмотрел на деревья, озеро, горы - все было красного цвета. Я взглянул на небо - моя кровь, казалось, разлилась по нему. Паша все пил и пил, и меня как бы вовлекло, а потом выбросило из него. Я растворился и стал миром вокруг себя. Удары сердца становились все глуше и реже. Моя кровь, разлитая по небу, становилась все темнее. Последний удар - и конец. Все исчезло. Все почило - озеро, бриз, луна, звезды. Тьма поглотила вселенную.
     И затем, затем в недвижной тишине - снова биение, один удар. Я открыл глаза - я мог видеть. Я оглядел себя: казалось, я был совершенно освежеван - столь наг, что вся моя плоть, органы, артерии и вены, словно липкие перезревшие плоды, блестели в свете луны. И все же, хотя я и был выпотрошен, как анатомический труп, двигаться я мог. Пошевелившись и поднявшись, я почувствовал невероятную силу, растекающуюся по моим жилам. Сердце мое забилось. Я огляделся по сторонам - ночь светилась серебром, синие тени жили своей тайной жизнью. Я пошел к ним, мои ноги чувствовали землю: каждая травинка, каждый цветочек наполняли меня радостью, как если бы нервы были струнами арфы, к которым слегка прикасались пальцы музыканта. С каждым моим движением пульсация жизни наполняла воздух, и жестокий голод просыпался во мне. Я побежал. Я не понимал, что охочусь, но я летел, как дыхание ветра, бежал через лес и горные проходы, и каждую минуту мой голод рос и становился все отчаяннее. Я взобрался на скалу и учуял нечто золотистое и теплое впереди. Это должно было стать моим. Это станет моим! Я послал вопль желания небесам. Но из моей глотки вырвался нечеловеческий голос. Я прислушался к собственному крику - волчьему вою.
     Стадо коз замерло в страхе. Я распластался на камнях. Одна коза находилась прямо подо мною. Я чувствовал ее запах - запах крови в ее венах и мышцах, дающей ей жизнь. Каждая крошечная кровяная корпускула была дорога для меня, как самородок. Я прыгнул. Зубами разорвал шею козе. Кровь мощным горячим потоком омыла мое лицо. Я пил ее, и ощущение было настолько острым, будто раньше само чувство вкуса было никогда не ведомо мне. Реакция, зрение и ясность ума полностью вернулись ко мне. Я смотрел в широко раскрытые глаза парализованного животного и замирал от восторга, поражаясь, что такие вещи существуют в природе - и как изящно они переплетаются! Когда я держал это создание, биение его сердца в моих когтях дарило мне незабываемое наслаждение. И я пил, чувствовал, как эта радость вливается в мои собственные вены. Скольких я убил из стада? Трудно сказать. Я пил и пил - восторг убийства не оставлял мне ни минуты на раздумья. Было лишь ощущение, чистое и всепоглощающее. Была лишь жизнь - вокруг меня и внутри меня.
     Ребекка, внимательно следила за вампиром, глаза ее были полны ужаса. Она медленно покачала головой.
     - Жизнь? - произнесла она- Жизнь? Но не ваша Нет! Вы уже. перешагнули ее границы... не так ли?
     Лорд Байрон посмотрел на нее остекленевшим взглядом.
     - Но экстаз...- прошептал он.- Экстаз мгновения...
     Медленно он прикрыл глаза и сплел пальцы, вспоминая.
     Ребекка смотрела на него, боясь вымолвить слово.
     - Даже на мгновение,- сказала она наконец,- даже выпив всю кровь из них, вы не стали живым. Лорд Байрон открыл глаза.
     - Я проспал до рассвета,- продолжил он внезапно, оставляя слова Ребекки без ответа.- Лучи солнца принесли мне слабость. Я хотел встать, но не смог. Я посмотрел на свою руку - это была снова моя рука. Она была липкая от слизи. Я взглянул на свое обнаженное тело. Я лежал в отвратительной луже, в зловонной жиже, а затем, пошевелившись, я ощутил непривычную легкость. Я знал, что это была за грязь - мои жизненные соки, отторженные от моего тела, как нечто ему инородное. Эта слизь уже начала гнить и пузыриться в утреннем тепле.
     Я поднялся на четвереньки. Повсюду на камнях были разбросаны останки - клочья козлиной шерсти, кости и засохшая кровь. Я чувствовал отвращение, да, мне было противно, но никакой тошноты я не испытывал; напротив, глядя на черные пятна крови вокруг и на себе, я ощущал силу, наполнявшую все мое существо. Я изучил свой бок - никакой раны, даже шрама не осталось. Я заметил ручеек, двинулся к нему и умылся. После этого я смог идти. Высыхая под солнцем, моя кожа болела. Вскоре страдания стали невыносимыми. Я стал искать укрытия. Впереди за холмом росла олива. Я поспешил туда. Перейдя через холм, я очутился перед синим зеркалом озера Трионида. Я любовался им, сидя под деревом. Я вспомнил, когда в последний раз видел его - тогда я был еще жив. А теперь?
     Лорд Байрон посмотрел на Ребекку и кивнул.
     - Да, в эту минуту я и понял, по-настоящему понял: я перешагнул пределы жизни, подвергся трансформации, превратившей меня совершенно в другое существо. Меня трясло. Кто же я? Что произошло? Кем сделал меня паша? Кровопийцей, горлодером...- Он сделал паузу.- Вурдалаком...
     Он слабо улыбнулся и сжал руки. На несколько минут воцарилась тишина.
     - Весь день провел я под оливковым деревом,- вновь заговорил он,- неведомые силы, владевшие мною ночью, казалось, ослабели при свете дня; одна ненависть к моему создателю не слабела, а полдень, а за ним и день не торопясь проходили. Паше удалось уйти от меня один раз, но теперь с такой тварью, как он, я совладаю, и я знал как. Я сложил руки на груди. Мое сердце билось медленно, тяжело качая кровь. Мне не терпелось схватить сердце самого паши, ощутить его в своих пальцах, сдавить его, пока оно не взорвется. Что стало с Гайдэ, о какой пытке говорил мне ее господин? Выживет ли она после нее? Увижу ли я ее? И тут я опять вспомнил, во что я превращен, и отчаяние овладело мной, моя злоба к паше удесятерилась. О, до чего сладка была эта ненависть, как лелеял я ее, весь этот долгий первый день я думал о ней.
     Солнце стало садиться, и горы на западе окрасились в кроваво-красный цвет. Чувства возвращались ко мне. Воздух снова наполнился ароматами жизни. Сумерки сгущались, и чем темнее становилось, тем острее было мое зрение. На озере колыхались рыбацкие лодки. Одна из них особенно заинтересовала меня. Она выплыла в самый центр озера и стояла там на якоре, двое подняли груз в мешковине и бросили его за борт. Крути разошлись по воде и пропали, оставив гладь озера такой же незыблемой, как и раньше. Вода была алой, и, глядя на рыбаков, я снова чувствовал одержимость кровью. Я вышел из-под оливы. Темнота была словно моя вторая кожа. Она рождала во мне безумные желания и чувство власти.
     Я пошел к пещере, где паша настиг меня. Там не было и следа его, вообще ни одной живой души. Мои одежды были разбросаны, как я и оставил их. Я натянул их на себя. Только плащ мой уже никуда не годился - он был изорван и испачкан кровью, поэтому я стал искать плащ Гайдэ и обнаружил его валявшимся в глубине пещеры. Я вспомнил, как она скинула его прошлой ночью. Я завернулся в него и сел у входа в пещеру. Я разглядывал черные складки, спадавшие вокруг меня, и закрыл лицо руками в отчаянии.
     - Мой господин!
     Я поднял глаза и увидел Висцилия. Он бежал ко мне сквозь оливковую рощицу.
     - Мой господин! - позвал он снова.- Мой господин, я думал, вы погибли!
     Потом он посмотрел на мое лицо. Он пробормотал что-то и застыл на месте. Медленно он снова посмотрел на меня.
     - Мой господин,- прошептал он,- сегодня... Я с интересом поднял бровь.
     - Сегодня ночью, мой господин, вы можете исполнить свою месть.
     Он запнулся. Я кивнул. Висцилий упал на колени.
     - Это единственный наш шанс,- сбивчиво объяснял он.- Паша пошел через горы. Если вы поторопитесь, мы поймаем его.
     Он сглотнул и замолчал. Какой удивительно изысканный запах исходил от него! Я раньше никогда не замечал этого. Я изучал его и видел, как его смуглое лицо побледнело.
     Я встал на ноги.
     - Гайдэ, где она?
     Висцилий склонил голову. Затем он обернулся и помахал кому-то, и нос мой учуял кровь еще одного человека.
     - Это Элмас,- сказал Висцилий, показывая на такого же крепкого, как он, головореза.- Элмас, расскажи лорду Байрону, что ты видел.
     Элмас взглянул на мое лицо, и я увидел, как он нахмурился и побледнел вслед за Висцилием.
     - Рассказывай,- прошептал я.
     - Мой господин, я был у озера..- Он снова взглянул на меня, и голос его задрожал.
     - И что же? - спокойно сказал я.
     - Мой господин, я видел лодку. С двумя людьми. У них был мешок. А в мешке...
     Я поднял руку. Элмас замолчал. Глаза мои застлал черный туман. Я же знал, конечно знал, когда смотрел на лодку, но не хотел признать скрытый смысл этой сцены. Я сжал край плаща Гайдэ. Когда я заговорил, мой голос ледяными осколками взорвался в моих ушах.
     - Висцилий,- спросил я,- куда направляется паша?
     - Он едет по горным ущельям, мой господин.
     - У нас есть люди? Висцилий склонился.
     - Деревенские, мой господин.
     - Мне нужна лошадь. Висцилий улыбнулся.
     - Вы ее получите, мой господин.
     - Едем сейчас же.
     - Так точно, мой господин.
     И мы отправились. Утесы и овраги проносились мимо. Подковы клацали о камни, бока моего вороного скакуна покрылись пеной. Мы достигли ущелья. В лощине я развернул коня и остановился, привстав в стременах, чтобы посмотреть вдаль, пытаясь учуять присутствие врагов. Я взглянул на небо - по-прежнему кроваво-красное, но заметно потемневшее. Годы воспоминаний пронеслись предо мной в этот миг, словно моя собственная вечность открылась мне. Мгновенный страх. Но ненависть тут же вернулась.
     - Они близко,- сказал я.
     Висцилий всматривался. Он ничего не видел, но кивнул и скомандовал своим.
     - Убить всех,- сказал я.- Всех.
     Я сжал свою саблю и вынул ее из ножен; сталь блеснула красным огнем при свете неба.
     - Но паша,- прошептал я,- мой.
     До нас донесся лязг оружия всадников, спускавшихся в ущелье. Висцилий оскалился, кивнул мне и поднял аркебузу. Потом я увидел их - отряд татарских кавалеристов, а во главе их с бледным лицом, светящимся среди скал,- чудовище, мой создатель... Я сжал пальцы вокруг рукоятки сабли. Висцилий бросил взгляд на меня, я держал саблю наперевес, потом опустил ее. Висцилий выстрелил, и татарин, ехавший впереди, рухнул на землю. Вахель-паша обернулся. Ни страха, ни удивления не отразилось на его лице. Но вокруг него при первом же залпе начался хаос: кто-то, спрятав в скалах коней, пытался стрелять в ответ, другие удирали в ущелье, где их настигали ножи. Жажда крови проснулась во мне. Я пришпорил коня, сорвавшись с места, где стоял, выделяясь силуэтом на фоне гаснущего неба. По всему оврагу воцарилась тишина. Я устремил взгляд на пашу, он в ответ смотрел безразлично. Но один из его солдат закричал:
     - Это он, это он! Смотри, как он бледен, это он!
     Я улыбнулся и помчался вниз, вопли людей Висцилия отдавались в моих ушах.
     Дно ущелья уже было завалено трупами, отряды сошлись в рукопашной. Одинокий посреди резни, возвышался паша, не тронутый никем. Он ждал. Я остановился рядом с ним, и только сейчас он улыбнулся.
     - Добро пожаловать в вечность, милорд,- прошептал, он.
     Я тряхнул головой.
     - Гайдэ, где она?
     Паша недоуменно посмотрел на меня, затем откинулся и захохотал.
     - И вас действительно беспокоит ее участь? - спросил он.
     Он потянулся ко мне. Я отстранился.
     - Вам еще многое предстоит узнать,- мягко произнес паша.- Но я научу вас. Мы должны быть вместе всегда, и я буду вашим учителем.- Он протянул руку.- Поедемте со мной, милорд.- Он улыбнулся и поманил рукой.- Поедемте.
     Минуту я не мог двигаться. Затем опустил клинок. Я почувствовал, как он прошел сквозь запястье паши. Рука, как будто все еще подзывая меня, изогнулась вверх и упала в пыль. Паша уставился на меня в ужасе, но физической боли, казалось, не почувствовал, и это привело меня в еще большее бешенство. Я в безумии набросился на него. Моя сабля взлетала и опускалась, пока паша не слетел с седла. Он смотрел на меня с земли.
     - Ты хочешь убить меня? - спросил он. Вид у него был ошарашенный, он никак не мог в это поверить.- Ты действительно собираешься сделать это?
     Я спустился с лошади и приставил клинок к его сердцу.
     - На сей раз,- прошептал я,- я не промахнусь.
     - Нет! - внезапно завопил паша.
     Он пытался увернуться от моей сабли, раня об нее свою единственную руку, которой пытался отбить удар.
     - Прощайте, ваше превосходительство,- сказал я.
     Я опустил саблю. Острие пронзило его сердце.
     Паша испустил вопль. Не человеческий крик, а ужасный, дикий вой боли и ненависти. Он отразился от стен ущелья и устремился по лощинам, заставив замереть все вокруг, фонтан крови взметнулся в небо, оживляя ярким оттенком глубокий пурпур горизонта и оросив мою голову, словно дождь из тяжелой малиновой тучи. Поток изливался мягкими струями, и я поднял лицо навстречу им. Наконец ливень этот прекратился, и когда я двинулся, то обнаружил, что кожа моя под одеждой мокра от крови. Я посмотрел на пашу. Он лежал, застыв в смертельной агонии. Я взял пригоршню земли и бросил ему на лицо.
     - Похороните его,- велел я,- закопайте его так, чтобы он больше никогда не встал.
     Я отыскал Висцилия и сказал, что буду ждать его в Миссолунги. Сделав это, я сел на коня и, не оглядываясь, оставил ущелье - эту обитель смерти.
     Я ехал всю ночь. Я не чувствовал усталости, меня переполняло необычайное желание деятельности. Кровавый душ утолил мою жажду, а мои силы, чувства, восприимчивость, напротив, возросли в необычайной степени. Я был в Миссолунги на рассвете. Свет более не причинял мне боли. Наоборот, яркие краски, игра небес и моря на горизонте, красота первых солнечных лучей - все это очаровывало меня. Миссолунги хотя и не был столь уже прекрасным местом - обычный городок-крепость на краю болот, но мне он показался самым восхитительным уголком из когда-либо мною виденных. Перебираясь через болото, я пустил своего скакуна легким галопом, любуясь яркими разводами на востоке, как будто никогда в жизни не наблюдал рассвета.
     Я въехал в Миссолунги и отыскал таверну - место нашей встречи с Хобхаузом. Хозяин таверны, которого я буквально поднял с постели, уставился на меня в ужасе - вид у меня был дикий, да и одежда, естественно, вся в запекшейся крови. Я заказал свежее белье, горячей воды, и ощущение свежести, когда я умылся и переоделся, было несравненным. Я вбежал по лестнице в комнату Хобхауза, я поднял подушку и швырнул в него.
     - Хобби, вставай. Это я пришел. Хобхауз открыл свой мутный глаз.
     Проклятье,- сказал он,- что ж с того? - Он сел и протер глаза.- Ну, старина, выкладывай, что повидал.- Он улыбнулся.- Полагаю, ничего интересного?

Глава 7

     Его увлекали восточные сказания о предсущем, и в своих стихах или беседах он выставлял себя падшим и изгнанным из рая или осужденным на новое воплощение в нашем мире за какое-то преступление - проклятым, обреченным следовать своей дорогой до самого конца. Временами его буйное воображение напоминало манию; эти игры в сумасшедшего становились все более серьезными, как будто он верил, что судьба его в том, чтобы ломать жизнь себе и тем, кто вокруг него.
     Внук лорда Байрона. "Астарта"

     - И вы все рассказали ему? - спросила Ребекка.
     Лорд Байрон посмотрел на нее. Он долго
     сидел молча, уставившись во тьму, едва заметная улыбка играла в уголках его рта. Он нахмурился.
     - Рассказал? - переспросил он.
     - Хобхаузу, вы рассказали ему правду?
     - Правду? - Лорд Байрон рассмеялся. - О чем?
     - О вашем превращении.
     - В вампира?
     Лорд Байрон снова рассмеялся и покачал головой.
     - Видите ли, за время нашей разлуки Хобхауз сильно обгорел на солнце. У него и без того цвет лица всегда был красным, теперь же он стал пунцовым. В довершение всех бед у него в тот вечер было несварение желудка, и он всю ночь напролет метался и стонал во сне. Хобби и в лучшие времена не отличался особой доверчивостью. Как же я мог рассказать ему правду, мисс Карвилл? Пусть уж каждый остается при своем. Я не хотел драматизировать ситуацию.
     - Хорошо, но он все-таки должен был догадаться...
     - Конечно, когда-нибудь это бы произошло. Но... как бы это сказать поточнее? Я сам не был в этом уверен. Понимаете, Хобхауз был таким живым, черт бы его побрал.
     Лорд Байрон улыбнулся, и на долю секунды что-то похожее на нежность промелькнуло в его взгляде.
     - Что ни говори, но достаточно и двух часов, проведенных с Хобби, вечно ворчащим, зудящим и жалующимся на свою судьбу, чтобы разувериться в существовании вампиров. Конечно, намного труднее было поверить во все то, что произошло со мной. Меня начали одолевать сомнения в реальности случившегося. Может, это был сон? Но сковывающая сердце тяжесть, тяжесть болезненного ощущения утраты, все время напоминала мне о случившемся. Мне не хватало Гайдэ, я был совершенно один - воды Трионидского озера сомкнулись над ней. Но что-то, что-то произошло со мной, что-то странное,- мои ощущения, как я вам уже говорил, больше не были прежними. Мне открывались явления, доступные духам и ангелам, а не простым смертным. Малейшее дуновение ветерка, едва слышный шепот - и чувства невообразимой силы и красоты охватывали меня. Мне нравилось поглаживать кожу руки, слушать поскрипывание кресла, вдыхать запах воска горящей свечи, часами смотреть на ее огонь - все это мелочи, но они приводили меня в такой восторг, доставляли такое удовольствие, которое...- Он остановился и покачал головой.- Которое не описать словами.
     Он снова улыбнулся, потирая предплечье, словно пытаясь унять поток нахлынувших воспоминаний.
     - Все изменилось,- тихо прошептал он,- абсолютно все. Что произошло с миром и со мной? Как подобное могло случиться?
     Ребекка засмотрелась на его задумчивое лицо, такое бледное и прекрасное.
     - Но вы знали,- сказала она.
     Лорд Байрон медленно покачал головой.
     - Вы должны были знать.
     Она инстинктивно дотронулась до кровавых рубцов на своей шее.
     - Как могли вы не знать?
     Она почувствовала, как лорд Байрон пристально смотрит на ее шрамы холодным немигающим взглядом, и опуст