инуть ее. В наши намерения входило повидаться с Али, албанским пашой, чья щедрость и жестокость завоевали ему славу одного из самых отъявленных негодяев Европы и чьи злодейства заставляли преклоняться даже самых кровожадных турков. Немногим англичанам удавалось проникнуть в Албанию, однако для нас соблазн посетить такую опасную и поэтическую страну был сильнее любых доводов рассудка. Янина, столица владений Али, лежала к северу, за горами. Перед нашим отъездом нас предупредили о "клефти" - греческих разбойниках, обитавших в горах, поэтому помимо слуги и проводника нас сопровождали шестеро албанцев, вооруженных ружьями и саблями. Вы легко можете представить себе, в каком романтическом настроении мы отправились.
     Скоро все следы обитания человека остались позади нас. Но, как мы впоследствии поняли, в Греции это было вполне естественно: мы могли ехать три или даже четыре дня и не встретить на пути ни одной деревушки, чтобы найти еды для себя и накормить лошадей,- таково было тогда незавидное положение Греции. Но отсутствие людей было с лихвой возмещено величием пейзажей, представавших перед нашим взором, когда мы переваливали через горы. Даже Хобхауз, который был чувствителен к таким вещам, как продавец из табачной лавки, иногда останавливал лошадь, чтобы насладиться вершинами Сули и Томароса, которые стояли полускрытые туманом и одетые снегом, отражая пурпурные лучи солнца, и с которых доносились до нас клекот орлов и иногда вой волков.
     Когда однажды вечером над нами стала собираться гроза, я сказал Хобхаузу о своих опасениях, что мы можем заблудиться. Он кивнул и огляделся вокруг. Дорога сужалась под отвесными скалами - вот уже три часа, как мы не встретили ни одного человека. Хобхауз пришпорил свою лошадь и подъехал к проводнику. Я слышал, как он спросил его, где мы собираемся заночевать. Проводник заверил нас, что бояться нечего. Тогда я показал на тучи, нависшие над вершинами, и прокричал, что мы боимся промокнуть до нитки и поэтому нам в первую очередь нужно найти какое-либо убежище. Проводник пожал плечами и опять пробормотал, что все в порядке. Мы, конечно, сразу послали троих албанцев вперед, в то время как другие отстали, чтобы прикрывать нам тыл. Флетчер, слуга, бормотал про себя молитвы.
     С первыми каплями дождя мы услышали звук выстрела. Хобхауз закричал на проводника, вопрошая его, какого дьявола здесь происходит. Проводник пробормотал что-то невразумительное, дрожа всем телом. Тогда Хобхауз достал свой пистолет. Мы оба пришпорили лошадей и погнали их в ущелье. Обогнув острый выступ скалы, мы узрели троих наших албанцев, бледных как мел, вопящих друг на друга и нервно ерзавших в семах. Один из них все еще держал ружье (не было сомнений, что это именно он стрелял). "В чем дело? - спросил я.- На нас напали?" Албанец молча показал куда-то. Я и Хобхауз посмотрели в ту сторону и увидели могилу в тени утеса. Сучковатый кол был вбит в нее, а на нем висела окровавленная голова. Черты лица ее были очень бледны, но в то же время не были тронуты тлением.
     Мы с Хобхаузом спешились.
     - Невероятно,- сказал Хобхауз, уставясь на голову, как на археологическую редкость.- Это какое-то крестьянское суеверие, я полагаю. Интересно, что бы это могло значить?
     Я содрогнулся и закутался плотнее в свой плащ. Уже темнело, и дождь усиливался.
     Хобхауз, чья вера в сверхъестественное начиналась и кончалась за кружкой пунша, все не мог оторвать глаз от проклятой головы. Я тронул его за плечо.
     - Пойдем,- позвал я,- надо убираться. Позади нас албанцы кричали на проводника.
     - Он надул вас,- поведали они нам.- Это не та дорога. Она ведет в Ахерон!
     Я кинул взгляд на Хобхауза. Он повел бровями. Нам обоим было знакомо это название. По древнему поверью, Ахерон был рекой, по которой проклятые души плыли в ад. Если именно он лежал перед нами, то это значило, что мы намного отклонились от дороги, ведущей на Янину.
     - Это правда? - спросил я проводника,
     - Нет, нет,- уверил он. Я обернулся к албанцам.
     - С чего вы взяли, что мы едем к Ахерону? Один из них показал на кол и произнес одно лишь слово, которое было мне незнакомо:
     - Vardoulacha.
     Лорд Байрон прервал рассказ. Он медленно повторил слово по слогам:
     - Vardoulacha. Ребекка вздрогнула.
     - Что это значит?
     Лорд Байрон улыбнулся.
     - Как вы догадались, я задал охраннику тот же самый вопрос. Но он настолько обезумел от страха, что толку от него было мало. Он все повторял это слово: "Vardoulacha... Vardoulacha... Vardoulacha". И вдруг, крикнув мне: "Господи, мы должны поворачивать назад!", он посмотрел на своих помощников и погнал лошадь вверх по дороге в обратную сторону.
     - Что, черт возьми, с ними происходит? - спросил Хобхауз, наблюдая, как два албанца последовали за своим товарищем.- Мне казалось, что эта чернь намного храбрее.
     Где-то вдали прогремел гром, и над неровным силуэтом горы Сули показался первый зигзаг молнии. Флетчер начал ныть.
     - Проклятие,- промолвил я.- Почему мы, как все нормальные путешественники, не поехали в Рим?! Я развернул коня.
     - Ты,- сказал я, указывая на проводника,- ни шагу отсюда.
     Хобхауз уже скакал назад по дороге. Я присоединился к нему. Каких-то десять минут мы ехали под дождем. Черные тучи нависли над нами, отчего вдруг сделалось темно, как ночью.
     - Байрон,- прокричал Хобхауз,- где эти трое?
     - Какие трое?
     - Ну те три головореза, куда они подевались, ты их видишь?
     Я напряженно всматривался сквозь плотную стену дождя, но все, что я смог разглядеть, были только уши моей лошади.
     - Черт бы их всех побрал,- пробурчал Хобхауз, вытирая свой нос.- Эх, добраться бы мне до этих парней, я бы с ними поговорил...- Он взглянул на меня.- Только бы нам выбраться отсюда...
     В это мгновение моя лошадь подалась назад и встала на дыбы, дрожа от страха. Молния осветила дорогу, и я крикнул:
     - Погляди туда!
     Мы не спеша подъехали к трем лежащим на земле телам. У всех троих были перерезаны глотки, но больше мы ничего не могли разглядеть. Я взял горсть земли с ближайшей скалы и бросил ее на мертвецов. Мы молча наблюдали, как потоки воды смыли эту землю.
     Вдалеке, приглушенный шумом ливня, раздался глухой крик. Какой-то миг мы еще слышали его, затем он затих. Мы погнали лошадей вперед, и я чуть было не наехал на четвертый труп, а вскоре мы обнаружили и двух других охранников. Горло у того и у другого также оказалось вспорото. Я спешился и склонился над одним из них, чтобы исследовать рану. Густая багряная кровь осталась на моих пальцах. Я обернулся к Хобхаузу.
     - Они, похоже, все еще поблизости,- сказал он, осматриваясь по сторонам,- где-то здесь.
     Мы прислушались. Но единственное, что мы смогли услышать, был шум дождя.
     - Ну и дела,- промолвил Хобхауз.
     - Да,- согласился я.
     Мы вернулись к тому месту, где оставили Флетчера и проводника. Проводника, разумеется, не было, Флетчер же яростно молился своему Богу. Мы с Хобхаузом, будучи уже вполне уверены во враждебности Всевышнего по отношению к нам, решили, что ничего не остается, кроме как продолжить путь в надежде найти укрытие раньше, чем кинжал разбойника настигнет нас. Мы направились к Ахерону. Молния сверкала позолотой в потоках ливня, который небесным проклятием обрушивался на нас. Один раз нам показалось, что впереди мелькнула шапка пастуха, но, подъехав поближе, мы увидели, что это всего лишь турецкое надгробие с высеченным на нем греческим словом, что значит "Свобода".
     - Спасибо, что нам еще обрезания не сделали,- прокричал я Хобхаузу.
     - Да, уж,- кивнул он,- эта дьявольская страна так и кишит дикарями. И зачем я покинул Англию?!
     Лорд Байрон остановил рассказ и улыбнулся своим воспоминаниям.
     - Хобби всегда был горе-путешественником.
     - Но о вас этого не скажешь,- заметила Ребекка.
     - Вы правы. Какой толк стремиться в чужие страны и после жаловаться, что они не похожи на Риджент-парк?
     - Но в ту ночь...
     - О нет,- лорд Байрон покачал головой.- Может, вы и сочтете это странным, но опасности, какого бы рода они ни были, всегда вдохновляли и укрепляли мой дух. Нет на земле ничего страшнее тупой скуки. Но там, в горах, когда каждую минуту мы ожидали нападения разбойников, воистину мы испытали возбуждение, которое нелегко забыть.
     - И все же вы забыли его?
     - Да,- лорд Байрон нахмурился,- да, в конце концов оно ушло из моей памяти. Чувство страха осталось, но и оно потеряло свою прелесть, отступив перед скукой, и Хобхауз тоже не мог не чувствовать этого.
     Чем дальше мы продвигались, тем сильнее мы это ощущали, страх становился почти физическим и подобно дождю орошал наши головы. Его эманация поглощала весь наш боевой дух. Флетчер снова начал бормотать свои молитвы.
     Вдруг Хобхауз выпрямился в седле.
     - Там, впереди, кто-то есть,- сказал он, указывая на пелену утихающей бури.- Видите?
     Я посмотрел туда, но увидел лишь очертания фигур.
     - Ты куда? - спросил Хобхауз, когда я пришпорил коня.
     - Ну а что нам еще делать? - ответил я ему. Легким галопом я поскакал в дождь.
     - Эй, там! - прокричал я.- Слышите меня? Нам нужна помощь! Эй!
     Ответа не последовало, только вода шумела о камни. Я огляделся. Кто бы они ни были, те силуэты, но их и след простыл.
     - Эй,- вновь позвал я,- пожалуйста, отзовитесь!
     Я привстал в седле. Впереди что-то едва слышно прогромыхало и тут же опять затихло. Я заерзал, чувствуя, как страх парализует меня, проникая в каждую клетку моего тела.
     Внезапно кто-то схватил мою лошадь за узду. Я посмотрел вниз, в смятении взявшись за ружье, но, прежде чем я смог высвободить его, человек, державший мою лошадь под уздцы, вскинул руки и прокричал греческое приветствие. Я тоже приветствовал его, опустился в седло и рассмеялся с облегчением. Незнакомец внимательно осматривал меня. Это был старик с седыми усами и хорошей осанкой. Он назвался Горгиу. К нам подъехал Хобхауз, и я рассказал старику, кто мы' такие и что с нами приключилось. Это, казалось, нисколько не удивило его, и, когда я закончил, он какое-то время хранил молчание. Ничего не говоря, он просвистел, и из-за скалы вышли двое. Это были сыновья Горгиу - Петро и Никое. Петро сразу же мне понравился: крупный закаленный человек с сильными руками и честным лицом. Никое, без сомнения, был намного младше его и выглядел хилым и болезненным на фоне своего брата. Он был с головой укутан в плащ, и лица его было почти не разглядеть.
     Горгиу сказал, что они все трое работают пастухами, и мы поинтересовались, можно ли здесь поблизости укрыться от грозы. Он покачал головой. Тогда мы спросили, далеко ли до Ахерона. На это он ничего не ответил, только лицо его исказилось, и он придвинулся к Петро. Они начали торопливо шептать какие-то слова, из которых мне удалось уловить только то, что я уже слышал от нашею охранника: "Vardoulacha... Vardoulacha". Наконец Горгиу вновь обратился к нам. Из его объяснений стало ясно, что Ахерон - крайне опасное место. Они пришли в эти края по необходимости - из-за болезни Никоса. Но нам он советовал поскорее убираться отсюда. Мы спросили, есть ли поблизости какая-нибудь деревня. Горгиу покачал головой. Тогда мы спросили его, почему Ахерон считается таким опасным. Горгиу пожал плечами. Может, из-за разбойников, спрашивали мы, из-за бандитов? Нет, никаких бандитов здесь нет. Но чего тогда опасаться? Опасно и все тут, сказал Горгиу, снова пожимая плечами.
     Тут в разговор вступил Флетчер.
     - Мне не важно, опасно здесь или нет,- пропыхтел он,- лишь бы поскорее под крышу.
     - Да, твой слуга - философ,- заметил Хобхауз,- и я абсолютно с ним согласен.
     Мы сказали Горгиу, что мы бы хотели присоединиться к нему. Видя нашу решимость, он не стал возражать. Старик двинулся вперед по тропинке, но Петро, вместо того чтобы следовать за ним, потянулся к Никосу.
     - Вы бы не могли взять его к себе на лошадь? - спросил он.
     Я ответил, что с удовольствием, но стоило брату попытаться поднять Никоса, как тот подался назад.
     - Ты болен,- сказал ему Петро, словно напоминая, и Никое в конце концов позволил посадить себя на лошадь.
     Из глубины его капюшона на меня сверкнули темные, почти девичьи глаза. Он прильнул ко мне, и я спиной почувствовал его хрупкое и мягкое тело.
     Тропа стала спускаться вниз. Вскоре рокот, который я слышал раньше, стал довольно громким, и Горгиу, тронув меня за руку, указал:
     - Ахерон...
     Я припустил лошадь. Древний каменный мост предстал моему взору. Прямо под ним бурлил и кипел поток, волнами падающий с обрыва где-то далеко внизу, а затем тихо пропадающий между двух утесов. Буря поутихла, и слабый свет пятном начал растекаться по небу, но его лучи не достигали черных вод Ахерона. Река была темна, темна как ночь.
     - Говорят, что в старину,- заговорил Горгиу, стоя сбоку от меня,- здесь работал лодочник, отвозивший мертвых в ад.
     Я пристально взглянул на старика.
     - Что, прямо здесь?
     Горгиу указал на ущелье.
     - Вот отсюда он отплывал.- Он взглянул на меня.- Но теперь, разумеется, святая церковь хранит нас от злых духов.
     Он поспешно отвернулся и пошел дальше. Я бросил последний взгляд на воды Ахерона и последовал за ним.
     Почва под ногами становилась все более ровной. Скалы уступали место траве, и где-то впереди замаячили огоньки.
     - Деревня? - спросил я у Горгиу.
     Он кивнул. Но, как оказалось, нашим местом назначения была едва ли даже деревушка - просто несколько захудалых лачуг и крошечная гостиница. За гостиницей была видна развилка дороги.
     - Янина,- сказал Петро, указывая на одно из ответвлений.
     На дороге не было никакого указателя, но зато там торчал целый лес кольев, наподобие того, что один из наших охранников нашел в горах. Я объехал гостиницу, чтобы рассмотреть их поближе, но Никос, увидев колья, вцепился мне в руки.
     - Нет,- прошептал он с отчаянием,- нет, не ходите туда.
     Его мелодичный и мягкий, похожий на женский, голос очаровывал меня. Но прежде чем развернуть лошадь, я, к своему облегчению, успел заметить, что никаких зловещих украшений на кольях не было.
     Комнаты в гостинице выглядели крайне убого, но после наших скитаний по горам и зрелища мрачного Ахерона я почувствовал себя словно в раю. Хобхауз, как обычно, ворчал, недовольный жесткой кроватью и рваным бельем, но не стал спорить со мной, когда я сказал, что это все же лучше, чем лежать в могиле, поэтому ужин застал нас в хорошем расположении духа. Поев, мы отправились на поиски Горгиу. Мы обнаружили его сидящим у очага и точившим свой нож. Длинное страшное лезвие сразу же напомнило мне о наших мертвых охранниках, лежащих в грязи. Но все же и Горгиу и Петро внушали мне симпатию своими строгостью и прямотой настоящих горцев. Тем не менее оба они явно нервничали. Они расположились у огня с кинжалами у пояса, и хотя между нами несомненно установились вполне доброжелательные отношения, взгляды их были все время прикованы к окнам. Я даже спросил их, куда это они смотрят. Горгиу промолчал, а Петро расхохотался и пробормотал что-то о турках. Но я не поверил ему - Петро был не из тех, кто мог бы испугаться каких-либо врагов. Но, с другой стороны, если не турков, то кого же еще можно было здесь бояться?
     За окном раздался вой собаки. Хозяин гостиницы поспешил к двери, отодвинул задвижку и высунулся наружу. Послышался приближающийся топот копыт, шлепающих по грязи. Я оставил Горгиу и тоже подошел к дверям. Я увидел хозяина, который быстро бежал по дорожке. Струйки тумана в бледно-зеленых сумерках сочились из земли, мешая что-либо разглядеть, кроме очертаний черных вершин, так что с таким же успехом я мог бы всматриваться в мертвую реку ада; и я с легкостью мог вообразить, что сейчас мне явится старый лодочник Харон, направляя полную мертвецов посудину в опускающуюся ночь.
     - Вам следует быть более осторожным здесь,- услышал я девичий голос позади себя.
     Я обернулся, но обнаружил всего лишь Никоса.
     Лорд Байрон замолчал. Его отсутствующий взгляд блуждал в темноте за спиной Ребекки. Он склонил голову, а затем снова поднял ее и пристально посмотрел Ребекке в глаза.
     - В чем дело? - спросила она, смущенная необычным выражением его лица.
     Лорд Байрон покачал головой.
     - Скажите же.
     Странная кривая ухмылка мелькнула на его лице.
     - Я просто подумал, как это присуще всем поэтам, что красота более всего подвержена тлению. Ребекка посмотрела на него.
     - Глядя на вас, этого не скажешь.
     - Вы правы,- улыбка его померкла,- но Никос был намного красивее меня. Вы только что напомнили мне его. Он стоял передо мной там, в трактире, точно так же, как и вы здесь сейчас сидите. Капюшон скрывал его волосы, но все же я мог различить красоту его лица. Его глаза - черные, как сама смерть, его ресницы - тоже иссиня-черные. Он опустил голову, и на его лицо легла тень, а я не мог оторвать от него взгляда, пока Никос не покраснел и не отвернулся. Но он не ушел, а наоборот, последовал за мной в туман. Я чувствовал, что он хочет взять меня за руку.
     Навстречу выехали два путешественника. Женщина и священник, оба в черном. Женщина прошла мимо нас и скрылась в гостинице; я мельком увидел ее бледное заплаканное лицо. Священник остался снаружи, и когда хозяин подошел к нему - тот отдал какие-то распоряжения и двинулся к развилке. Хозяин трактира отвязал козу, находившуюся рядом с домом, и повел ее к вбитым в землю кольям, поспешая за гостем.
     - Что они делают? - спросил я.
     - Они хотят отвлечь Vardoulacha запахом свежей крови,- ответил Никос.
     - Vardoulacha - с тех пор как я здесь, я постоянно слышу это слово, Vardoulacha. Что это значит?
     - То мертвый дух, что смерти не подвержен...- Никое поглядел на меня, и наши глаза встретились в первый раз с того момента, как я заставил его покраснеть.- Vardoulacha пьет кровь. Он страшен. Вам лучше держаться от него подальше, поскольку более всего он любит человеческую кровь.
     К нам подошел Хобхауз.
     - Посмотри-ка на это, Хобби,- сказал я ему.- Будет о чем написать в твоем дневнике.
     Мы втроем пошли по дорожке. Я увидел священника, стоявшего у канавы, над которой хозяин гостиницы держал козу. Бедное животное буквально верещало от страха, но внезапным взмахом руки хозяин оборвал блеяние козы, и кровь хлынула в канаву.
     - Невероятно,- промолвил Хобхауз,- крайне удивительно.
     Он повернулся ко мне.
     - Байрон, помнишь "Одиссею" - когда Одиссей хотел призвать мертвых, он делал то же самое. Духи из загробного мира питаются исключительно кровью.
     - Да.
     Я прекрасно помнил этот эпизод. Мне всегда становилось не по себе, когда я представлял, как герой ожидает появления призрака из ада. Я посмотрел сквозь туман на дорогу, ведущую к Ахерону.
     - И если он действительно вызывал умерших, то, по-видимому, происходило это именно здесь - у реки смерти.
     Я нарисовал в своем воображении духов, мертвецов в белых одеждах, бормочущих и стенающих, толпой бредущих по дороге.
     - Но,- обратился я к Никосу,- если Vardoulacha и в самом деле столь опасен, зачем же они вызывают его?
     - Когда-то он был мужем той женщины. Священник приехал, чтобы уничтожить его.
     - Той женщины в гостинице? - спросил Хобхауз.- Которая только что приехала? Никое кивнул.
     - Она живет в деревне по соседству с нашей. Ее мужа похоронили несколько месяцев назад, но он до сих пор бродит по деревне, и люди боятся его.
     Хобхауз захохотал, но Никос оставался серьезен.
     - Это чистая правда,- сказал он.
     - Но каким образом?
     - Это он, без сомнения. У него еще при жизни нога усохла, и теперь, когда его видят, он хромает точно так же, как при жизни.
     - Да,- шутливо кивнул Хобхауз,- это неопровержимое доказательство. Пускай же его убьют поскорее.
     Никос кивнул.
     - Они это сделают.
     - Но почему они занимаются этим здесь,- спросил я,- в этой канаве?
     Никос взглянул на меня удивленно.
     - Потому что здесь Ахерон,- промолви