раз, но вместо этого с силой оттолкнул его от себя.
     - Байрон? - задрожал он.
     - Убирайся,- приказал я холодно.
     - Но... Байрон...
     - Убирайся! - закричал я.- Если тебе еще дорога жизнь, ради всего святого - прочь отсюда!
     Он уставился на меня, затем вскочил на ноги. Казалось, он был не в силах оторвать взгляд от меня, но все же быстро попятился, словно пытаясь вырваться из моих чар; затем он вскочил на лошадь и ускакал по тропе. Я глубоко вздохнул и выругался про себя. Мои неудовлетворенные вены пульсировали и содрогались; мозг, казалось, высох от жажды. Я сел на своего коня и пустил его вперед, надеясь отыскать какую-нибудь жертву среди этих надгробий.
     Неожиданно на дорогу выбежало стадо коз. Я почуял запах пастуха прежде, чем услышал его крик. Он пробежал передо мной, подгоняя своих коз, и вряд ли даже заметил меня. Я развернул коня и поскакал за пастухом. Его это насторожило, и он оглянулся; я спустился с седла и пошел к нему, с тем чтобы загипнотизировать его своим взглядом. Пастух встал как вкопанный - затем простонал и упал на колени. Это был старик; мне было ужасно жаль его, как будто кто-то другой, а вовсе не я хотел его смерти. Я чуть было не отказался от затеи, но тут луна показалась из-за тучи, и я, объятый ее светом, совсем обезумел от жажды. Я впился в старческое горло, кожа у него была грубая, и мне пришлось дважды сжать челюсти, чтобы кровь потекла наружу. Вкус ее, несмотря на это, был столь же приятен, как и прежде, а насыщение было еще более сильное и непривычное. Оторвавшись от своей безжизненной жертвы, я по-новому взглянул на лунное зарево, серебряный свет словно ожил, тишину наполнили прекрасные звуки.
     - Ей-богу, сэр, нет такого закона, по которому должно убивать только на кладбище.
     Я посмотрел через плечо. На обломке колонны сидел Ловлас. Неожиданно для самого себя я улыбнулся. После стольких недель одиночества было приятно встретить родственную душу.
     Ловлас встал на ноги и приблизился ко мне. Он окинул взором мою добычу.
     - А тот, кого вы отпустили, был намного симпатичнее.
     - Он был англичанином. Ловлас расплылся в улыбке.
     - Ну вас к черту, Байрон, я и представить себе не мог, что вы патриот!
     - Вовсе нет. Просто на его исчезновение сразу же обратят внимание.
     Ловлас с издевкой покачал головой.
     - Как вам будет угодно, милорд,- он сделал паузу,- но, с моей точки зрения, это странное объяснение тому, чтобы выбрать такого идиота себе в экскурсоводы.
     Я взглянул на него с подозрением.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Я следил за вами целый день, ну и что? Вы постояли у стен гарема, затем разошлись. Эдакое сытое любование ставнями публичного дома.
     - Мм...
     Ловлас подмигнул.
     - Сокровище - это то, милорд, что скрыто внутри,- его яркие глаза сверкнули,- в турецком Серале дожидаются запертые шлюшки.
     Я уставился на него с недоверием.
     - Вы предлагаете мне отправиться в гарем султана?
     Ловлас поклонился.
     - Совершенно верно, сэр.- Он тронул меня за руку.- При одном условии.
     - Так я и знал.
     - Ваш друг Хобхауз...
     - Нет! - Я оборвал его в ярости.- И я вас опять предупреждаю...
     Ловлас презрительно махнул рукой.
     - Тише, сэр, найдутся кусочки и полакомее, чем ваш дорогой друг. Однако, Байрон, вам следует уговорить его вернуться в Англию немедленно.
     - Как? Зачем?
     Ловлас снова коснулся моей руки.
     - Чтобы нам с вами больше никто не мешал,- сказал он.- Чтобы вы наконец отдали себя на мое попечение, Байрон. Чтобы я обучил вас искусству.
     Он посмотрел на труп пастуха.
     - Кажется, вам самое время...
     - Порвать с Хобхаузом...- продолжил я за него. Ловлас кивнул. Я медленно покачал головой:
     - Невозможно.
     - Я покажу вам прелести Сераля.
     Я снова покачал головой и взобрался в седло.
     - Вы говорили мне о тайне, Ловлас, тайне, что угрожает всем, кто мне дорог. Так мне нет дела до этого. Я не брошу Хобхауза, Я никогда не бросаю тех, кого люблю.
     - Тайна?
     Мое упоминание, по-видимому, привело Ловласа в недоумение. Потом он улыбнулся, словно припоминая.
     - О, не волнуйтесь, милорд. Хобхаузу вы не угрожаете.
     - Кому же тогда?
     - Оставайтесь со мною здесь, на Востоке, и я передам вам свои знания.- Его губы слегка приоткрылись.- Сколько удовольствий ждет вас, Байрон! Я-то знаю, что вы понимаете толк в этом.
     Презрение к нему внезапно нахлынуло на меня.
     - Да, оба мы убиваем,- сказал я,- но убийство не доставляет мне радости. Я уже говорил вам - я не желаю становиться подобным вам. Тем более приобщаться к знаниям, которыми вы располагаете. Я не стану вашим учеником, Ловлас.- Я наклонил голову.- И на этом разрешите откланяться.
     Я пустил коня по тропе. Унылые могилы встречались на моем пути. Я выехал на дорогу у стен города. Луна озаряла мне путь ярким светом.
     - Байрон! - Я обернулся.- Байрон!
     Ловлас стоял там, где я его оставил,- призрачный красавец на фоне заросших надгробий. Его золотистые волосы искрились, глаза горели.
     - Байрон,- закричал он с неожиданной свирепостью,- поймите же, это закон! Здесь, в этих мирных садах, собаки раздирают свои жертвы, пташки божьи едят червей, вся природа - суть извечное уничтожение! Вы - хищник, вы более не человек, вы не тот, что были раньше. Вам ли не знать, что сильный ест слабого.- Он внезапно улыбнулся.- Байрон,- услышал я его шепот,- мы будем вместе пить кровь.
     Я содрогнулся, кровь моя, казалось, превратилась в ртуть, столь же восхитительную, как луна. Когда я снова взглянул на Ловласа, его уже там не было.
     Три дня прошло, а я его не видел. Речи Ловласа лишили меня покоя, растревожили меня. Я начал понемногу наслаждаться величием своего нынешнего состояния. Может статься, слова Ловласа были правдой? Я действительно стал падшим существом, и это состояние было на самом деле грозным и романтичным. Хобхауз, который озверел, как лосось на нересте, начал раздражать меня - мы бесконечно ссорились, и я уже и сам начал подумывать о том, а не расстаться ли нам. Так что, стоило Хобхаузу в сердцах проговориться о желании вернуться домой, я не стал его отговаривать - тем паче сам я не думал следовать его примеру. В то же время мысли о природе обещанных Ловласом удовольствий продолжали держать меня в страхе - более всего меня ужасало то, что я, вероятно, найду в них усладу, испытав их однажды, а между тем дикие, необузданные страсти пробуждались во мне. Поэтому я предпочел бездействовать и выжидать, пока Ловлас сам ко мне не пожалует. Но все это время глубоко в душе я лелеял надежду, что его искушения будут достаточно сильны, чтобы соблазнить меня.
     Наступил день аудиенции с султаном. Нас было Двадцать человек, все англичане, которым выпала эта мучительная честь.
     Мой давешний экскурсовод также был в числе гостей, как и прибывший в самый последний момент Ловлас. Увидев меня с моим гидом, он улыбнулся, но остался нем. Все же, когда мы ожидали в приемной султана, он расположился за моей спиной, а после, когда вся эта занудная процедура подошла к концу, он вертелся вблизи меня и Хобхауза.
     Мой гид подошел к нам с горящим от возбуждения взором.
     - Вы произвели поразительное впечатление на султана,- сказал он мне. Я вежливо поклонился.
     - Да, да, Байрон,- восклицал он.- Ваше роскошное платье и поразительная наружность просто приковали его внимание. Воистину...- Тут он осекся, захихикал и покраснел.
     - Что? - спросил Хобхауз.
     Тот продолжал хихикать, отвернувшись от меня. Он стал заикаться, сглотнул и попытался взять себя в руки.
     - Султан сказал, что вы вообще не человек. Я нахмурился и похолодел; я бросил взгляд на Ловласа, который явил мне свой саркастический оскал.
     - Не человек...- медленно произнес я.- Что это значит?
     Румянец на его щеках сделался еще более багровым.
     - Да уж, Байрон,- он прыснул со смеха,- султану показалось, что вы - переодетая женщина.
     Я глубоко вздохнул с облегчением. Экскурсовод сиял от счастья. Шире всех, как я заметил, улыбался Ловлас.
     Позже, когда Хобхауз уже спал, он пришел ко мне. Вместе мы поднялись на крышу и обратили свои лица к свету луны. Ловлас вытащил кинжал. Он погладил тонкое безжалостное лезвие.
     - Великий турок был жалким сводником, как вы полагаете? - спросил он.
     - Почему?
     Ловлас обнажил зубы. Он провел большим пальцем то острию кинжала.
     - Потому что перепутал вас со шлюхой, разумеется. Я содрогнулся.
     - Пусть так, лишь бы он не узнал истину.
     - А я бы на вашем месте проучил отъявленного наглеца, сэр!
     Я холодно взглянул Ловласу в глаза.
     - Нет ничего страшного, если люди находят меня красивым.
     Ловлас оскалился.
     - Что вы говорите? - прошептал он. Он отвернулся и посмотрел на Сераль на том берегу, затем заткнул кинжал за пояс.
     - Что вы говорите?
     Он начал насвистывать арию из оперы. Нагнулся и извлек из сумки несколько бутылок. Одну из них он откупорил. Я ощутил драгоценный запах крови.
     - Целебный эликсир,- сказал Ловлас, протягивая мне бутыль.- Я смешал его с самой изысканной мадерой. Пейте же до дна, Байрон, этой ночью мы должны быть на высоте.- Он поднял вторую бутылку.- Тост.- Он улыбнулся мне.- За спорт для избранных, которым мы будем сегодня заниматься.
     Мы опьянели от этого коктейля крови с вином. Нет, не опьянели - чувства мои были обострены как никогда, и неистовый восторг воспылал пожаром в моей груди. Я припал к стене и смотрел на купол небес и древний город под ним; звезды над Сералем как будто отражали мое собственное дикое безумие, и я понял, что на сей раз Ловлас одержал победу над моей душой. Продолжая насвистывать, он обнял меня и зашептал мне на ухо:
     - Вы обладаете великой силой, хотите ли испытать, на что вы способны? Я едва улыбнулся.
     - Это истощит вас, но у вас хватит сил - хотя вы и молоды для испытания.
     Я смотрел на воды Золотого Рога.
     - Мы поплывем по воздуху,- прошептал я. Ловлас кивнул. Я нахмурился, осознав, насколько ослабела моя память.
     - Во сне, когда-то давно, я был с пашой. Он открывал мне чудеса времени и пространства. Ловлас усмехнулся.
     - Чума на эти чудеса.- Он посмотрел в направлении Сераля.- Мне нужны шлюхи.
     Я хохотал до коликов в желудке. Я буквально обессилел от смеха. Ловлас поддерживал меня, гладя завитки моих волос. Он указал рукой на Сераль.
     - Поглядите туда,- прошептал он,- чтобы отражение его отпечаталось у вас в глазах. Оно должно срастись с вами. Теперь увеличьте картинку и приблизьте ее.
     Смех мой оборвался. Я посмотрел в холодную глубину глаз Ловласа, затем последовал его указаниям. Небосвод исказился перед моим взором. Минареты и купола поплыли, как круги на воде. Мой лоб вдруг уперся в стену дворца.
     - Что происходит? - прошептал я.- Этого не может быть!
     Ловлас прижал палец к моим устам. Он нагнулся за последней бутылью и откупорил ее.
     - Да, прекрасно,- кивнул он,- вдыхайте запах. Ощутите его силу. В нем заключено все ваше бытие. Вы - творение крови. Вы можете парить подобно ей сквозь пространство.
     Внезапно он встряхнул сосуд, и я узрел струю крови, брызнувшую из горлышка и окрасившую своими брызгами город и звезды.
     - Да, парить вместе с ней! - закричал Ловлас.
     Я встал на ноги. Я почувствовал, как мой бестелесный дух оставил тело, словно кровь, текущая из открытой раны. Воздух был плотен. Я парил в нем. Константинополь, расплывшийся пятном, темным, как ночь, алым, как кровь, звал меня. Все вращалось передо мной: море, небо, город, и затем неожиданно все исчезло, кроме Сераля, искаженного и призрачного, будто отраженного в мириаде зеркал. Я оказался в самом центре водоворота и вдруг почувствовал прохладу на своем лице - я стоял на стене гарема.
     Я обернулся. Мои движения казались непривычными. Я шел, воображая себя бризом, скользящим по темным водам озера.
     - Байрон.- Голос камнем упал в пучину.
     Два слога рассыпались рябью по воде. Ловлас улыбнулся мне, и его лицо задрожало и преобразилось, когда я посмотрел на него. Мне показалось, что черное озеро поглотило его. Неясная бледность лица потускнела. Его тело начало сжиматься, и он стал походить на карлика-негра. Я рассмеялся, и звук моего собственного смеха странно преломился в моем мозгу.
     - Байрон.
     Я опять взглянул вниз. Ловлас вновь показался мне лилипутом. Он улыбался ужасающе, и губы его шевелились.
     - Я евнух,- услышал я,- а ты станешь рабыней султана.
     Он вновь покосился на меня, и я захохотал пьяным смехом, но ряби больше не было, и темнота оставалась такой же недвижной, как хрустальный пруд. И вдруг по спиралям моего сознания, из глубин моей памяти взметнулся и отразился, как в кристалле, образ Гайдэ. Дыхание мое перехватило, и я потянулся к ней. Но видение исчезло, рассеялось в моих руках, а затем как бы впиталось в мою кожу, и Гайдэ я больше не видел, да и все вокруг меня таяло и уносилось. Я прижал пальцы к глазам. Нереальность происходящего казалась еще более чарующей. Когда я вновь открыл глаза, я увидел, что ногти мои покрыты золотом, а сами пальцы стали тоньше, изящней.
     - Ты прекрасна,- промолвил карлик. Он засмеялся и взмахнул рукой.- Сюда, милая язычница.
     Я последовал за ним. Подобно призракам бури пронеслись мы через ворота гарема. Длинные коридоры, украшенные аметистом, желтыми и зелеными изразцами, разбегались в разные стороны. Вокруг царила тишина, если не считать шарканья ног черных карликов, стоящих на страже у золотых дверей. При нашем приближении они хмурились и вертели головами, но явно не могли видеть нас, а за последней, самой роскошной из всех, дверью, Ловлас достал кинжал и распорол часовому горло.
     Я тут же встрепенулся, почуяв запах крови. Ловлас остановил меня.
     - Зачем желать воды, если внутри нас ждет шампанское?
     Он коснулся меня, и прикосновение его было сладко и странно. Я посмотрел вниз. Я понял наконец что то, что я до сих пор принимал за сон, было явью - я превратился в прекрасную девушку. Я дотронулся до своих грудей, поднял тонкую руку и провел по длинным локонам. Но не удивление, а плотское наслаждение росло во мне с каждой минутой. Я шагнул вперед и впервые обратил внимание на мягкий шелест шелка вокруг моих ног и хрустальный звон колокольчиков у меня на лодыжках. Я поглядел вокруг. Я стоял в просторных покоях. Вдоль стен располагались кушетки. Было темно и тихо. Я заскользил по направлению к центру зала.
     На каждом ложе спали женщины. Я вдыхал головокружительный аромат их крови. Ловлас находился рядом. По его лицу блуждала жадная распутная ухмылка.
     - Ей-богу! - шептал он.- Это же самый шикарный бордель из всех, что я когда-либо видел.- Он обнажил зубы.- Они должны быть моими.- Он кинул взгляд на меня.- Они будут моими.
     Он двигался словно туман по водной глади. Он замер у изголовья, и тень его легла на безмятежное чело девушки, которая застонала и возвела руку, как будто пытаясь отразить зло. Ловлас захихикал от удовольствия, но я уже не смотрел, я развернулся и двинулся дальше по покоям. Впереди была еще одна дверь с золотым орнаментом. Она оказалась слегка приоткрыта. Отдаленные всхлипывания доносились до меня. Я откинул вуаль и отчетливо услышал звук, напоминающий удар хлыста, затем плач возобновился. Позвякивая колокольчиками, я проник за дверь.
     Я осмотрелся. На мраморном полу были раскинуты подушки. Вдоль комнаты протянулся бассейн с голубой водой. Единственным источником света была золотая лампа Озаренная ее мерцающим светом, стояла обнаженная девушка. Я рассмотрел ее. Она была необычайно красива, держала себя высокомерно, а лик ее был чувствен и жесток. Она глубоко вздохнула, взмахнула плетью и с силой ударила ею. Плеть больно хлестнула девушку-рабыню по ноге.
     Девушка всхлипнула, но осталась покорно стоять. Ее повелительница любовалась делом своих рук, но вдруг метнула взгляд в темный угол, где находился я. Ее ленивое избалованное лицо оживилось; она прищурила глаза, но затем выражение пресыщенности вернулось на ее чело и она, вздохнув, бросила плеть на пол. Повернувшись к девушке, она закричала на нее, и та, все еще всхлипывая, начала подбирать осколки стекла с пола. Собрав все, она низко поклонилась и выбежала из комнаты.
     Царица султанского гарема, а это была именно она, откинулась на подушки, крепко сжала одну из них и стала вертеть ее в руках, затем с силой швырнула на пол. Я заметил на ее запястьях глубокие порезы, наполненные кровью; царица пристально посмотрела на них, дотронулась до раны, затем поднялась. Она позвала служанку, ответа не последовало. Она позвала еще раз, топнув ногой, подняла с пола плеть и подошла к двери. В этот момент я вышел из тени. Царица обернулась и посмотрела на меня. Она нахмурилась, увидев, что я не опустил глаза.
     Негодование постепенно сменилось удивлением мне показалось, что смятение промелькнуло на ее лице. Властность боролась с чувственностью, затем она щелкнула пальцами и вновь стала высокомерной. Она выкрикнула что-то на языке, которого я не знал, затем указала на место, где ее служанка только что разбила стакан.
     - Я истекаю кровью,- сказала она по-турецки, держась за запястья.- Позови доктора, девушка.
     Я медленно улыбнулся. Царица вспыхнула, недоверие на ее лице затмила ярость. Она стала стегать меня по спине плетью. Боль обожгла меня, как огонь, но я остался стоять там, где был. Царица посмотрела пристально в мои глаза, отбросила плеть и, спотыкаясь, пошла прочь. Она бесшумно всхлипывала, и я видел, как вздрагивали ее плечи. Она закрыла лицо руками, и в золотом свете лампы кровь на ее запястьях мерцала, как драгоценные камни.
     Я приблизился к ней и обнял. Вздрогнув, царица подняла на меня глаза, я поднес палец к ее губам. Ее глаза и щеки теперь были мокрыми от слез, я смахнул их и нежно погладил раны на ее запястьях. Царица сморщилась от боли но, когда ее глаза встретились с моими, боль была забыта. Она начала гладить мои волосы, затем коснулась моей груди и прошептала мне что-то на ухо на непонятном языке, ее пальцы начали распускать мои шелка. Я опустился на колени, целуя ее руки и запястья, ощущая на губах вкус свежей крови, которая сочилась из ее порезов; когда мы оба оказались совершенно обнаженными, я поцеловал ее в губы, окрашивая их, словно помадой, ее же кровью, затем увлек ее в тишину бассейна, в приятную прохладную воду. Я чувствовал, как нежные пальчики царицы ласкают мои груди и живот, я раздвинул ноги. Она коснулась меня, и я потянулся к ней; она застонала и откинула голову назад. Отраженный от воды свет лег на ее горло, которое вспыхнуло словно золотом. Царица задрожала, теплая вода покрылась мелкой рябью, и я почувствовал, как моя кровь будто вибрирует вместе с движением воды на моей коже. Я облизал ее груди, затем нежно укусил; когда мои зубы прокусили ее кожу, тело царицы напряглось и она начала задыхаться, но не вскрикнула, и ее дыхание стало более глубоким от страсти. Внезапно она содрогнулась, ее начало трясти, она легла спиной на кафель, и снова на ее горле заиграл золотой свет. Я оказался вне своего тела, почти без сознания - в эту минуту у меня не было ничего, кроме желания. Инстинктивно я полоснул зубами по горлу своей возлюбленной, и, когда ее кровь потекла в воду бассейна, я ощутил, как мои бедра раскрываются навстречу воде и сливаются с ее потоком.
     Царица так и не вскрикнула. Она лежала в моих объятиях, омываемая водой, смешанной с ее собственной кровью, ее дыхание становилось слабее, а я жадно пил из ее ран. Она умерла без вздоха, и воды бассейна помутнели с ее уходящей жизнью. Я нежно поцеловал ее и выбрался из бассейна. Я выпрямился - мое гладкое тело было словно умащено маслом. Оно окрепло и посвежело от ее крови. Я посмотрел на царицу, плавающую в своем пурпурном гробу, и увидел, как ее мертвые губы улыбаются мне вслед.
     Лорд Байрон замолчал и улыбнулся сам себе.
     - Вам неприятно? - спросил он Ребекку, ловя на себе ее взгляд.
     - Да, конечно.- Она сжала кулаки.- Конечно, неприятно. Н