должен сдаться и отступить. Я сделал шаг назад, и существо тут же снова застыло в оцепенении. И все-таки мне было стыдно за свою трусость. И как обычно в таких ситуациях, мне хотелось свалить на кого-то вину за свое отступление.
     - Вахель-паша! - позвал я.- Вахель-паша!
     Никто не ответил, лишь эхо моего собственного голоса заметалось в исполинских стенах зала. Теперь я увидел у дальней стены полускрытое тенями существо, такое же, как у беседки или как то, что приносило мне воду в спальню. Существо сидело на четвереньках и мыло каменные плиты пола, не обращая на меня никакого внимания. Я подошел к нему.
     - Эй, ты! - окликнул я.- Где твой хозяин?
     Существо и ухом не повело. В ярости я отшвырнул таз с водой, стоявший рядом, и схватил существо за его черные лохмотья.
     - Где паша? - спросил я.
     Существо уставилось на меня, беззвучно хлопая ртом.
     - Где паша? - заорал я.
     Существо и глазом не моргнуло, лишь начало улыбаться тупым, животным, похотливым оскалом. Я выпустил его, взял себя в руки и снова осмотрел зал. Я увидел винтовую лестницу вокруг одной из колонн и еще одно существо, которое так же, как и первое, на четвереньках мыло лестницу. Я проследил взглядом за изгибами лестницы и увидел, что она отходит от колонны, проходит между горящими факелами, далее - вдоль купола и обрывается в пустоту. Я посмотрел на другие колонны, туда, где они возносились к куполу. И увидел то, что до этого оставалось мной не замеченным,- лестницы были повсюду: разорванные пролеты, бесполезные переплетения ступеней, стремящихся ввысь и обрывающихся в пустом пространстве. На каждой из этих лестниц, подобно узникам какого-нибудь проклятого бастиона, множество скорчившихся фигур терли каменные ступени, и я вспомнил свой давешний сон, в котором я карабкался по таким же вот фантастическим лестницам, пока не запутался и не заблудился окончательно. Суждено ли мне было разделить участь этих существ и нести вместе с ними эту бессмысленную повинность, вечно скоблить это мрачное царство знания, которое никогда не будет открыто мне? Я содрогнулся, так как в это мгновение вдруг самыми дальними уголками своей души ощутил реальность тайной мудрости и власти паши, и для меня стал очевиден истинный смысл слов, однажды уже оброненных мною в праздности, о том, что он был личностью, какой мне еще встречать не приходилось. Но что же скрывалось за этой личностью? В моей памяти всплыло единственное греческое слово, которое всегда произносилось в страхе тихим шепотом,- вурдалак. И могло ли статься, подумать только, что я теперь пленник этого чудовища? Так и стоял я в гигантском зале, и чувство страха во мне переросло в яростный гнев.
     Ну нет, думал я, никакие ужасы этих замков не сломят меня. Тогда, во сне, я потерялся в лабиринте лестниц, но паша каждый раз находил все новые ступени, по которым он мог взбираться. Поэтому я вновь взглянул вверх на заканчивающиеся в пустоте ступени, и тогда я увидел, что одна из лестниц не оканчивается в воздухе, как другие. Я поспешил к ней и стал подниматься. Вверх по спирали я ступал по узким ступеням, выбитым в колонне, и достиг края купола. На этот раз мне не встретился никто, никакие твари в черных одеждах, и ничто не могло преградить мне дорогу - я был один. Прямо передо мной ступени уходили в стену. Я опять посмотрел вниз, на огромный зал, простершийся подо мной, на эту головокружительную пустоту гигантского каменного мешка и ощутил внезапное отвращение при мысли, что мне предстоит протиснуться в узенький проход, открывшийся передо мной. Тем не менее я склонил голову, вошел в него и начал взбираться все выше и выше в кромешной тьме.
     Необычайное возбуждение, вызванное злостью и недоверием, овладело мною. Ступеням, казалось, не будет конца, я понял, что я - в башне, в той самой, красный огонь которой я видел прошлой ночью. Наконец я остановился перед дверью.
     - Вахель-паша! - прокричал я, стучась в дверь своей тростью.- Вахель-паша, впустите меня!
     Ответа не было. Я толкнул дверь, сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть у меня из груди от страха перед тем, что могло открыться моему взору. Дверь отворилась без труда. Я шагнул в комнату.
     Никаких ужасов там не было. Я огляделся. Ничего, кроме книг на полках, на столах, стопки книг на полу. Я поднял одну из них и прочитал название. Книга оказалась французской: "Основы геологии". Я поднял брови в удивлении: совсем не этого я ожидал. Я приблизился к окну, там стоял прекрасный телескоп неизвестной мне доселе работы, нацеленный в небо; я открыл вторую дверь, за которой находилась другая комната, полная склянок и пробирок. Яркие разноцветные жидкости булькали в сосудах и текли по стеклянным трубкам, словно кровь по прозрачным венам. Баночки, наполненные порошками, выстроились на полках. Повсюду была разбросана бумага. Я взял один лист и взглянул на него. Он был покрыт непонятными мне письменами: впрочем, одну фразу на французском мне все же удалось разобрать: "Гальванизм и принципы человеческого бытия". Я улыбнулся. Выходит, паша у нас натурфилософ - последователь Просвещения, в то время как я погряз в глупых суевериях. Вурдалаки, вампиры! И как только я мог поверить в такую чепуху, хотя бы на мгновение. Я подошел к окну, качая головой. Надо было взять себя в руки. Я смотрел на чистое синее небо. Уезжаю отсюда, решил я, прочь из замка, и постараюсь как-нибудь изгнать фантомов из головы.
     Не то чтобы я вдруг почувствовал себя вне опасности, далеко нет. Обычный он человек или нет, это еще не мешает ему оставаться чудовищем - мысль, что я узник паши, по-прежнему наполняла меня сомнениями и гневом. Как бы то ни было, внизу в конюшнях никто не помешал мне оседлать коня; ворота в стене замка были открыты, когда я миновал татарских стражников, чьи факелы я, очевидно, видел накануне ночью,- они наблюдали за мной, но преследовать не стали. Я скакал быстрым галопом по горной дороге - ощущение свежего ветра в волосах и солнца, слепящего глаза, было приятно мне. Я проехал под аркой с посвящением князю Тьмы, и в этот миг груз, тяготивший мои душевные силы, казалось, исчез куда-то, и я почувствовал всю полноту жизни, ее красоту и радость. Я уже было поддался искушению умчаться прочь по горным тропам и никогда не возвращаться сюда, но тут я подумал о своем долге перед Висцилием и Флетчером и, самое главное, вспомнил клятву, которую я дал Гайдэ. Одной секунды раздумий хватило мне, чтобы понять, насколько невыносимо будет бросить девушку,- моя честь была поставлена на карту, да, еще бы! Но не только в этом было дело, честь - это всего лишь слово. Нет, я не мог признать то, в чем мне было трудно сознаться перед собой: я был банально, безумно и бесповоротно влюблен. Раб рабыни - но все же как нечестно было думать так о Гайдэ, ведь рабыня, которая отказалась признать себя таковою, ею не является. Я потянул поводья и залюбовался дикой красотой гор, подумав, что Гайдэ - истинная дочь этой страны. Да, она должна быть свободной, в конце концов, разве не удалось мне бежать сейчас из замка без малейшей помехи, и к тому же было ясно, что паша - это всего лишь человек! Страх он внушал, но не потому, что был вампиром, не по этой причине. Ужас крестьян перед демонами не может меня удержать. Успокоив себя подобными размышлениями, я счел свой боевой дух достаточно крепким, чтобы противостоять паше до конца. И по мере того как солнце опускалось, я лишь укреплялся в своем решении.
     Я помнил, что обещал Гайдэ повидать ее отца. Для побега нам были необходимы еда, оружие, лошадь для самой Гайдэ. Кто, как не ее семья, может снабдить нас всем этим? Я направился назад в деревню. Я не торопился - чем темнее небо, тем труднее меня будет заметить. Уже почти смеркалось, когда я достиг деревни и поехал по тропинке, безлюдной, как и раньше. На развалине большой базилики сидел человек, который приветствовал меня вставанием, это был священник - тот самый, что убил тогда вампира у гостиницы; я подъехал к нему и спросил, как добраться до дома Горгиу. Священник выпучил на меня глаза и показал рукой. Я поблагодарил его, но он не проронил ни слова и тут же скрылся в тени. Я поехал дальше по тропе, деревня вокруг казалась абсолютно вымершей.
     У дома Горгиу я увидел мужчину на скамейке. Это был Петро. Я с трудом узнал его, настолько озабоченным и измученным был его вид. Тем не менее, увидев меня, он поздоровался и поднял руку в знак приветствия.
     - Мне надо увидеться с вашим отцом,- объяснил я,- он дома?
     Петро прищурился и покачал головой.
     - У меня для него новости,- сказал я,- послание,- я нагнулся в седле,- от его дочери,- прошептал я.
     - Вам лучше зайти,- кивнул он наконец.
     Он стоял, держа поводья моего коня, пока я спешивался, а потом проводил меня в дом. Он усадил меня возле двери, а старуха, по-видимому его мать, принесла нам вина. Тогда Петро попросил, чтобы я рассказал ему все, что мог.
     Так я и сделал. Узнав, что Гайдэ до сих пор жива, Петро выпрямился и вздохнул с облегчением. Но когда я попросил его о помощи, цвет вновь исчез с его щек, мать же его, услышав мои слова, стала убеждать сына выполнить мою просьбу, он на это лишь качал головой и жестами показывал свое отчаянное положение.
     - Вам ли не знать, мой господин,- поведал он,- что дом наш теперь совершенно пуст.
     Я поискал в своем плаще и извлек кошель с деньгами.
     - Вот,- сказал я, кладя его Петро на колени.- Ступай куда угодно, будь нем как могила, но раздобудь нам снаряжение для побега. Иначе, боюсь, твоей сестре уже никто не поможет.
     - Нам всем здесь никто уже не поможет,- сказал Петро простодушно.
     - Что это значит?
     Петро уставился себе в ноги.
     - У меня был брат,- ответил он не сразу.- Мы с ним были клефти. Такого смельчака, каким он был, на земле не сыскать. Но люди паши и на него управу нашли, они казнили его.
     - Да,- медленно кивнул я,- мне это рассказывали.
     Петро не отрывал взгляда от земли.
     - Мы не хотели смиряться, наш гнев лишь усилился. Наши нападения стали все более дерзкими. Отец объявил войну всем туркам. И я был с ним.- Петро бросил на меня взгляд и горько усмехнулся.- Вы и сами имели случай наблюдать наш промысел.- Улыбка сошла с его лица.- Но теперь всему конец, и все мы прокляты.
     - Да, ты все твердишь мне об этом, но что ты имеешь в виду под проклятьем?
     - Это дело рук паши.
     - Это всего лишь слухи,- вмешалась мать.
     - Но откуда же идут эти слухи,- спросил Петро,- как не от самого паши?
     - Если бы он так хотел, ему было бы довольно всадников, чтобы уничтожить нас,- сказала мать.- Ему это так же легко, как мальчишке муху прихлопнуть. Но где же эти всадники? Я что-то их не вижу.- Она крепко прижала к себе сына.- Не хнычь, Петро, будь мужчиной.
     - Мужчиной? Конечно! Но не против мужчин мы сражаемся!
     Наступила тишина.
     - А что твой отец об этом думает? - спросил я.
     - Он ушел в горы,- покачал головой Петро. Он поднял глаза, созерцая пики гор, закрывающие садящееся солнце.
     - Он не успокоится. Его ненависть к туркам гонит его вперед. Уже десятый день, как его нет.- Петро запнулся.- Не знаю, увидим ли мы его еще.
     В этот момент солнце наконец скрылось, и зрачки Петро расширились. Он медленно встал и подошел к двери. Он указал куда-то, и мать его приблизилась.
     - Горгиу,- прошептала она,- Горгиу! Он вернулся!
     Я выглянул из дверного проема. Это, несомненно, был Горгиу, и он шел по дороге.
     - Да пребудет с нами милость Господня,- шептал Петро, следя за стариком полным ужаса взглядом.
     Лицо Горгиу было таким же бледным, каким оно запомнилось мне в прошлую ночь: глаза его - такие же неподвижные, его шаг - столь же неумолимый. Он оттолкнул нас в сторону, проходя в дом, затем сел в самом темном углу и вперил взгляд в одну точку, волчий оскал начал появляться на его лице, кривя линию губ.
     - Так, так,- сказал он хриплым глухим голосом,- хорошо же вы меня встречаете.
     Никто поначалу ему не ответил. Затем Петро шагнул вперед.
     - Отец,- окликнул он,- почему ты прячешь от нас свою шею?
     Горгиу медленно посмотрел на сына.
     - Я ничего не прячу,- сказал он таким же мертвым, как и его глаза, голосом.
     - Тогда покажи ее нам,- попросил Петро, протянув руку к шее отца, чтобы сорвать ветошь.
     Горгиу неожиданно оскалил зубы и зашипел на сына, вонзив свои ногти ему в горло и крепко сжав его так, что Петро закашлялся.
     - Горгиу! - закричала его жена, кидаясь между ними.
     Остальные члены семьи - женщины, дети - прибежали в комнату и помогли освободить Петро от отцовских объятий.
     Сам Петро, глубоко дыша, смотрел на своего отца, взяв мать за руку.
     - Нам надо сделать это.
     - Нет,- закричала женщина.
     - Ты знаешь, у нас нет другого выхода.
     - Пожалуйста, Петро, нет!
     Мать бросилась к его ногам, рыдая, а Горгиу начал хихикать. Петро обернулся ко мне.
     - Мой господин, ради всего святого, уйдите! Я склонил голову.
     - Если я хоть чем-то могу быть вам полезен...
     - Нет, нет, ничем. Я все для вас достану. Но прошу вас, мой господин, пожалуйста, вы же видите, уходите.
     Я кивнул и протиснулся к двери. Сев на лошадь, я помедлил. Сейчас из дома доносились лишь тихие рыдания. Я попытался разглядеть, что происходит внутри. Мать Петро плакала в объятиях сына, Горгиу сидел все так же неподвижно, уставясь в пустоту. И вдруг он поднялся на ноги. Он прошел к двери, и мой конь отпрянул назад и поскакал было по дороге в сторону замка. Я сдержал его и не без усилия развернул его обратно. Горгиу рке шагал по тропинке по направлению к деревне; в сгустившихся сумерках был виден только его силуэт. Петро тоже вышел и стоял, провожая взглядом отца. Он хотел догнать его, но остановился, все его тело как будто опало. Он медленно двинулся обратно в дом.
     Я содрогнулся от холода. Уже становилось совсем поздно, не следовало мне отлучаться на столько. Я пришпорил коня и поскакал к воротам. Медленно захлопнулись они за мной. Лязгнул замок. Я был заперт в стенах замка.

Глава 5

     Исчез мой сон и заменился новым.
     Скиталец стал, как прежде, одинок,
     Домашние покинули его
     Иль враждовали с ним. В душе носил он
     Отчаянья и увяданья знак.
     И окружен был ненавистью общей
     И клеветой. Страданья отравляли
     Так долго все, к чему он ни касался,
     Что, наконец, как древний царь Понтийский,
     Он в пищу стал употреблять отраву,
     Всю силу потерявшую над ним.
     Он жил лишь тем, что смертью угрожает.
     Вершины гор ему друзьями были,
     С звездами, с вольным гением вселенной
     Он вел беседы. И они учили
     Его волшебству чад своих. Широко
     Пред ним была раскрыта книга ночи
     Он бездны голосам внимал, вещавшим
     О чудесах и тайнах.
     Лорд Байрон. "Сон"
     (перевод Н. Минского)

     - Мне очень трудно, ваше превосходительство,- обратился я к паше тем же вечером,- стараться не чувствовать себя здесь узником. Паша пристально посмотрел на меня. В
     его широко раскрытых глазах промелькнули веселые
     искорки.
     - Узником, милорд?
     - Мои слуги, где они?
     Паша рассмеялся. Он был в превосходном настроении за ужином. На его пополневших щеках выступили красные сетки капилляров. Он взял меня за руку, теперь прикосновение его пальцев, как я заметил, не было таким холодным.
     - Ваше превосходительство,- повторил я,- мои слуги, где они?
     Паша покачал головой.
     - Они были здесь не нужны. И я отослал их.
     - Понятно.- Я глубоко вдохнул.- И куда?
     - В место вашей встречи с Хобхаузом, в Миссолунги.
     - И я найду их там? Паша поднял руки:
     - Какие могут быть сомнения? Я улыбнулся невесело:
     - Ну а я? Что же делать мне?
     - Мой дорогой лорд Байрон,- паша взял мою руку, глядя мне пристально в глаза, словно собираясь сделать мне предложение,- вы - мой гость здесь. Все то, чем я владею,- ваше. Поверьте, вы сделаете здесь массу открытий для себя.
     Он склонился надо мной и, едва коснувшись языком моей шеи, нежно поцеловал ее. Паша провел пальцами по моим волосам и вновь откинулся на подушки, разложенные на диване. Он небрежно махнул рукой.
     - Не беспокойтесь о своих слугах. Я дам вам Янакоса.
     Я посмотрел в дальний конец комнаты. Янакос, то самое существо, которое принесло мне воды прошлой ночью, неподвижно стоял там, только его кривая шея болталась из стороны в сторону, как у висельника
     - Но он... как бы это сказать? - Я повернулся к паше.- Он какой-то неживой, что ли?
     - Он крестьянин.
     - Я видел у вас много слуг, похожих на него. Паша уклончиво промолчал.
     - В большом зале вашего замка,- продолжал я.- Они все похожи на Янакоса бессмысленным мертвым взглядом.
     Паша коротко рассмеялся.
     - Мне не нужны философы, чтобы мыть полы. От них никогда никакого толку.- Он снова рассмеялся, а затем долго сидел молча, наблюдая за мной прищуренными глазами.- Но вы должны сказать мне, милорд, что вы думаете о зале?
     - Он изумительный. Изумительный и одновременно наводящий ужас.
     - Вам известно, что это я построил его?
     Я с изумлением уставился на него.
     - Да?.. Но... как странно. У меня сложилось впечатление, что он намного древнее.
     Паша не отвечал, взгляд его был словно остекленевшим.
     - Видели ли вы остальную часть замка? - спросил он наконец.- Лабиринт? Я кивнул.
     - Вот он, милорд, действительно очень древний. Я отреставрировал его, но время его основания уходит в далекое прошлое. Возможно, вы слышали о Танатополисе? Городе мертвых?
     Я нахмурился и отрицательно покачал головой.
     - Это неудивительно,- произнес паша.- Я не нашел почти ни одного упоминания о нем в древних источниках, и все же он существует, вы сами убедились в этом. По преданию, эта гора была воротами в подземное царство, а храм, воздвигнутый здесь, был посвящен Аиду, повелителю Смерти. Лабиринт ведет в священное место, символизируя в камне, как я полагаю, таинство смерти.
     Я сидел, погрузившись в молчание.
     - Как завораживающе это звучит,- произнес я наконец.- Я никогда не слышал о храме Смерти.
     Паша, сощурившись, смотрел на мерцающее пламя свечи.
     - Видите ли, он был покинут и забыт всеми. Позднее здесь был построен византийский город, потом крепость венецианцев. Вы, наверное, заметили, какое смешение архитектурных стилей несет в себе замок. Однако ни одно из этих поселений не просуществовало здесь более одного поколения.- Паша улыбнулся.- Странно, что они так быстро исчезли.
     - Что с ними случилось?
     - Никто не знает.
     - А вы сами что думаете?
     Паша пожал плечами. Он снова взглянул на пламя свечи.
     - В каких-нибудь старинных источниках,- начал он,- должно быть, рассказывается об этом, но я смог отыскать только одну легенду. В ней говорится о том, как проклятье Аида сошло на храм. Время от времени и среди крестьян возникают подобные истории. Они говорят, что здесь обитает Смерть. Все, кто строится и живет здесь, обретают печать проклятия. Крестьяне действительно поговаривают о демонах, вы, кажется, упоминали мне это слово в Янине, они называют их вурдалаками.
     Я слегка улыбнулся:
     - Забавно.
     - Вы так думаете? - Паша оскалился в улыбке.- И все же...
     - И все же?
     - Все же те города были разрушены.
     - Да,- улыбнулся я,- но, должно быть, существует более правдоподобная причина, по которой их жители превращались в демонов.- Я расплылся в улыбке.- Не так ли?
     Паша какое-то время молчал.
     - Замок,- произнес он наконец, всматриваясь в темноту,- намного обширнее, чем вы можете себе представить.
     - Да,- кивнул я,- я имею некоторое представление о его размерах.
     - Все равно, вам этого не постичь. Существуют такие глубины, которые даже я вряд ли отважился бы измерить. Темные переходы в глубинах камня, и что за твари скрываются в этой тьме... мне не хотелось бы об этом говорить.- Паша наклонился и с силой сжал мою руку.- Ходят слухи о загадочных темных существах. Верите ли вы в это?
     - Да, ваше превосходительство, я