наслаждения!
     Старуха вдруг поперхнулась, и лицо ее исказила зловещая усмешка, словно оскал черепа.
     - О, моя богиня, - запричитала она, выпуская пальто Элиота и поднося руки к глазам. - О, моя богиня жизни... моя богиня смерти...
     Элиот нахмурился, глядя куда-то за меня. Я обернулся и увидел, что Полидори следит за нами. Он все еще сидел в кресле, но глаза его вновь открылись, чистые и ясные. Элиот отодвинул засов и открыл дверь. Мне в лицо ударил прохладный ночной воздух - приятное облегчение после паров опиумного яда. Элиот шагнул вперед и обернулся на Полидори, который наблюдал за нами яркими и немигающими, кошачьими, глазами. Элиот взял меня за руку.
     - Да идемте же, ради Бога, - прошептал он.
     Я вышел за ним, и мы оказались на каком-то мостике. Под нами виднелась вода, впереди - стена из грязно-бурого кирпича. Я оглянулся: глаза Полидори по-прежнему следили за мной. Я с треском захлопнул дверь.
     На лоб мне закапал мелкий, холодный дождик. Моя энергия и храбрость вновь стали возвращаться ко мне. Я осмотрелся. Мостик, на котором мы оказались, был старый, деревянный, переброшенный через узкую полоску воды, которую когда-то давно использовали торговые суда, ибо за мостом высился склад. Но сейчас здесь было пришвартовано лишь одно крохотное суденышко, а когда я взглянул в сторону Темзы, то увидел ряды костылей, вбитых в стенки протоки, так что более крупные суда не могли зайти сюда. Склад оставлял впечатление полностью заброшенного, стены его исчеркали черные потеки, а окна, как в домах на Колдлэйр-лейн, были заколочены досками. Меня охватило отчаяние - было ясно, что склад необитаем и мы никого в нем не найдем.
     Как-то сразу мы оба притихли. Мне довелось испытать немало странного в этот вечер, но ничто не могло сравниться с открывшимся сейчас видом, и воистину, мне почти казалось, что я все еще нахожусь в курильне, удушаемый сном от ядовитого дыма. Нам померещилось, что мы очутились в зале какого-то фантастического дворца, даже не в зале, ибо это не был зал, а что-то более странное и просторное, целый этаж, повисший в воздухе. Потолок уходил во тьму, а единственно различимые стены были за нами и перед нами. В самом центре этих стен находились эбеновые, черного дерева, двери, и по обеим сторонам от створок тянулись альковы. В каждом стояла статуя, и каждая из этих фигур была исполнена в различной манере, отражая разные культуры, разные эпохи: здесь - Египет, тут - Китай, а там - Индия. И в то же время в статуях было нечто общее, неразличимое и беспокоящее... Я еще раз прошелся взглядом по скульптурам и вдруг осознал, что, в какой бы манере ни были выполнены лица, на каждом из них отражалось одно и то же - чувственность, красота и крайняя холодность. Словно все статуи изображали одну и ту же женщину.
     Я пристально взглянул на линию лиц, вздрогнул и отвел взор, ибо, как бы глупо это не звучало, я почувствовал, что глаза изваяний смотрят на меня! Я всмотрелся в тени, отбрасываемые светом газовых факелов, светивших над каждым альковом. По бокам уходили вверх хрупкие, невозможные линии лестниц; говорю "невозможные", ибо их не поддерживали никакие конструкции, они словно нитями вились в воздухе. И у них не было ни начала, ни конца - явная иллюзия, ибо склад был не особенно велик, но все же эффект создавался весьма примечательный.
     - Подумать только, сколько денег истрачено на все это! - повернулся я к Элиоту.
     Он ответил не сразу, пристально рассматривая, как я понял, одну из статуй. Ее ваяла .восточная рука, ибо по форме и по одежде она напоминала индийские произведения искусства, которыми я часто восхищался в лондонских музеях. Но эта скульптура по качеству работы отличалась от того, что я видел раньше. На лице ее читалась насмешливая чувственность, точно как и на лицах других статуй - это производило одновременно отталкивающее и волнующее впечатление. Я почувствовал, как мурашки пробежали у меня по коже. Огромные усилием воли Элиот оторвался от взгляда скульптуры.
     - Нам надо спешить, - проговорил он, обращаясь ко мне. - Не стоит здесь задерживаться.
     Он подошел к одной из дверей перед нами, открыл ее и вошел, я - за ним. Впереди простирался длинный коридор, устланный коврами ярких расцветок и узоров, стены были красного цвета, инкрустированы золотом, а двери, то и дело отходившие от коридора через равное расстояние, опять-таки были из эбенового дерева. В конце коридора, вдали от нас, тоже виднелась дверь, и вдруг, проникая мне в кровь, раздался звук струн. До того я никогда не слышал столь прекрасной музыки. Она притягивала - ей невозможно было противиться. В ней было что-то неземное, почти пугающее... Я поспешил по коридору. Элиот пытался удержать меня, сжав мою руку и дергая каждую из эбеновых дверей, но все они были закрыты. Меня же радовало, что они заперты. Только одну дверь я хотел открыть - дверь, которая приведет меня к музыке.
     И все же, как быстро я ни шел по коридору, к двери так и не приближался. Это, конечно же, была иллюзия, это пары опиума сыграли со мной злую шутку. Я встряхнул головой, пытаясь освободиться от действия наркотика, но заветная дверь осталась дразняще далеко, а когда я глянул через плечо, то обнаружил,. что дверь, через которую мы пришли, так -же далека.
     Я посмотрел на Элиота. Он был очень бледен, на лбу у него блестели капельки пота. Он подергал ручку еще одной двери, ручка не поддалась. Очередная дверь, и тот же результат. Элиот прислонился к стене, вытирая лоб. На его лице, обычно столь собранном и сдержанном, отразилось мятущееся неверие. Он поднес руки ко рту.
     - Моуберли! - окрикнул он. - Моуберли!
     Музыка сразу прекратилась. Я моргнул. Звук голоса Элиота прогнал навеянный опиумом сон, ибо эбеновая дверь стала гораздо ближе. Я подошел и открыл ее.
     За дверью находилась комната со стенами розового цвета. Она очень походила на детскую маленькой девочки, ибо в углу весело потрескивал огонь, а возле него стояло нечто, похожее на кукольный домик, и лежала стопка детских книжек. В центре комнаты высилась конторка, заваленная рукописями, а к стенам были пришпилены разные планы и схемы, некоторые из них очень старые. В углу собрались четыре человека с музыкальными инструментами: скрипками и виолончелями. Когда мы вошли, они встрепенулись и дернулись, но не взглянули на нас. Вместо этого головы их склонились на грудь, а глаза, хотя и открытые, уставились в ничто. Выражение их лиц, вдруг пришло мне на ум, очень походило на выражение лица человека, за которым мы гнались через Темзу.
     - Кто вы? - раздался отчетливый высокий голос маленькой девочки из-за кучи рукописей на конторке.
     Элиот был столь же удивлен, как и я.
     Вместе мы приблизились к конторке. Там сидела девочка, исключительно прелестное дитя с длинными белокурыми волосами, стянутыми ленточкой, и тонкими чертами лица, как у фарфоровой куклы. На ней были надеты очаровательное розовое платьице и фартучек, а ножки в белых чулочках покачивались взад и вперед. Она держала перо, подняв его к губам, и ее широкие глаза выдавали почти комическую торжественность. На вид ей было не более восьми лет.
     - Вам не следовало заходить сюда, - сообщила она с самообладанием, столь типичным для детей ее возраста.
     - Тысячу извинений, - вежливо произнес Элиот. - Мы ищем друга.
     Она помедлила.
     - Не Лайлу случаем? - наконец спросила она.
     - Нет, - ответил Элиот, качая головой. - Мне нужен мой друг, Джордж Моуберли.
     - Ах, этот!
     - Вы знаете, где он?
     - О, его вы найдете внизу, - фыркнуло дитя, морща нос в легком раздражении.
     - А вы не могли бы проводить нас к нему?
     Девочка решительно мотнула головой.
     - Разве вы не видите, что у меня своя работа? - Она аккуратно положила перо на конторку и соскользнула со стула на пол. - Но я позову Стампса. Он вас проводит.
     Она подошла к звонку, встала на цыпочки и потянула за шнурок. Затем указала на дверь у конторки, не эбеновую, как та, через которую мы вошли, но окрашенную в розовые и белые тона, как все остальное в комнате.
     - Прошу сюда, - пригласила она. - Он будет ждать снаружи.
     Она кокетливо поправила волосы и подошла к стулу. Не успела она взобраться на него, как Элиот взял ее на руки и подсадил.
     - Большое спасибо, - серьезно поблагодарила она. - А теперь я должна продолжить свои занятия.
     - Конечно, - кивнул Элиот. - До свиданья.
     - До свиданья, - попрощалась девочка, но даже не взглянула в нашу сторону, уже погрузившись в какую-то книгу на столе.
     Элиот слегка улыбнулся и жестом показал мне выходить из комнаты. Закрывая за собой дверь, я вновь услышал звуки струн. Я хотел остановиться и послушать, но Элиот потянул меня за руку:
     - Если не ошибаюсь, идет наш проводник.
     Я глянул в ту сторону, куда он указывал. Мы стояли на балконе, и лестницы, очень похожие на те, что мы видели раньше, спускались и поднимались вверх и вниз перед нами. Но теперь я был более чем когда-либо уверен, что пал жертвой навеянного опиумом сна, ибо ранее лестницы казались конструкциями из какого-то видения, тогда как сейчас я не заметил в них ничего странного за исключением того, что они несколько не вязались со складом. Это было, конечно, удивительно, но не невозможно. Я подумал, что владелец этого места склонен к гротеску и преувеличениям, и подходивший к нам слуга подтверждал данное предположение. В нем было не более трех футов росту, а лицо его походило на оплывшую свечку. Там, где должен быть нос, красовались лишь две дырочки, а нижняя челюсть так отвисла, что язык вываливался над черными изломанными зубами. На голом черепе шелушились хлопья кожи. Руки и ноги у него были короткие и полные, как у ребенка, и все же, несмотря на униформу пажа, лет ему было немало. При виде него я содрогнулся, но затем разглядел его глаза, глубокие и выразительные, полные затаенной боли, и устыдился.
     Он встал перед нами и что-то неразборчиво проворчал. Он явно спрашивал, чего мы хотим.
     - Сэр Джордж Моуберли, - сказал Элиот. - Можете ли вы показать, где он?
     Карлик вроде нахмурился, хотя трудно было сказать наверняка, столь искажено было его лицо. Он указал на лестницу и жестом попросил нас следовать за ним. Мм повиновались. На полпути я вдруг остановился, заметив, что за нами следит пантера. Я напрягся, но пантера просто зевнула и лениво начала облизывать лапы. В холле, под лестницей, вокруг кресла обвивалось что-то вроде питона, а далее, в комнате, мы спугнули двух оленят.
     - Что это такое? - пробормотал я. - Никак мы в зоопарке?
     Элиот не ответил, он все время подозрительно оглядывался, словно ожидая какого-то сюрприза. Я тоже, видимо, заразившись от Элиота, вдруг почувствовал страх.
     Наконец, карлик остановился у двери.
     - Сюда, - выдохнул он.
     Похоже, ему было трудно говорить. Он открыл дверь, Элиот поблагодарил его, а я ощутил, что страх перерастает в ужас, затуманивая мои мысли.
     Элиот сжал мою руку:
     - С вами все в порядке?
     На лбу его выступила испарина, глаза слегка выкатились, будто от ужаса, и я подумал, что сам я выгляжу так же. Странно, но меня как-то успокоило, что он чувствует то же, что и я.
     - Итак, Элиот, - произнес я, - встретим лицом к лицу самое худшее.
     Я ожидал, что там, за дверью, нас ждет еще одна галлюцинация вроде уже испытанных нами. Вместо этого нас окутала тяжелая, красно-бархатная темнота. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы привыкнуть к ней. Постепенно я понял, что там горят свечи, тонкие язычки огня. За ними проступили смутные силуэты мебели, складки занавесей, богатых и мягких, как сама темнота, так что было трудно отличить одно от другого, и я почувствовал, что меня обволакивает, ловит в силки нечто тяжелое и живое. В воздухе стояли густые запахи ладана, опиума и экзотических цветов. Темнота высасывала меня, и мне страстно хотелось бороться с ней. Только впереди, там, где полукруг свечей смыкался со стеной, темнота расступалась и занавеси были раздвинуты. На стене висела освещенная картина, резко бледнея на красном фоне. Портрет женщины. Лицо ее было похоже на лик одной из статуй, что мы видели в альковах наверху. На этой же картине, однако, женщина была одета по последней моде. Красота ее была настолько отталкивающей, что мне пришлось опустить глаза. И, опустив их, я заметил, что на полу, в позе жертвы, распростерлось чье-то тело. Похоже, это был раджа. Одежда его насквозь промокла, на ноге - рана, лицо вымазано кровью.
     Элиот подошел к нему и перевернул. У головы раджи стояло большое серебряное блюдо, полное густой темной жидкости. Я коснулся жидкости пальцем и поднес к свету свечей.
     - Элиот, - прошептал я, - да это же кровь!
     - Неужели?
     Я содрогнулся, озираясь:
     - В этом месте присутствует что-то... что-то...
     - Что же? - поинтересовался Элиот.
     - Что-то сверхъестественное!
     Элиот добродушно рассмеялся:
     - Полагаю, нам нужно оставить все естественные объяснения, соприкасаясь с такой теорией, как эта.
     И вообще, - он перевернул тело, пульс которого он щупал, - это не тот случай, когда брошен вызов законам природы...
     Что-то в его тоне насторожило меня.
     - Так вы нашли разгадку? - вскричал я.
     - В конце концов, все оказалось очень просто... - ответил он.
     Я всмотрелся в лицо раджи. Это было то же... и не то же лицо. Черты были те же, что я видел на лестнице служебного входа театра, но жестокость смягчилась и почти исчезла, а щеки, проступающие сквозь размазанную кровь, были розовые и полные, а совсем не бледные.
     - Не понимаю, - удивился я, - это лицо раджи, но оно... почти до невозможности изменилось.
     - Согласен с вами, - кивнул Элиот, - это была чудесная маскировка. Даже я, когда впервые увидел его, не смог узнать.
     - Так кто же это? - спросил я.
     - Как кто? - не понял Элиот. - Конечно же, сэр Джордж Моуберли.
     - Он...
     - О, да. Жив и здоров. - Элиот бегло осмотрел рану на ноге сэра Джорджа. - Это от пули... Ничего серьезного... Но нам надо его вытащить отсюда как можно скорее...
     В это время пламя свечей заколыхалось, а комната будто запульсировала вокруг меня, и я почувствовал, как какая-то сила затягивает меня. Язык мой превратился в кусок кожи, а кости начали рассыпаться в прах. Мои глазные яблоки высохли, и их так жгло, словно оттуда была высосана вся влага. Притягиваемый какой-то силой, я взглянул на картину на стене. Элиот, не отрываясь, тоже смотрел на нее.
     - Вы чувствуете? - прошептал я.
     Он повернулся ко мне. Лицо его казалось прилепленным прямо к черепу. Вдруг он рассмеялся и покачал головой.
     - Что это? - изумился я.
     - Это, Стокер, - ответил он, - нечто вроде декораций в одной из пьес вашего театра: дом с привидениями... разные сопровождающие трюки... Но нет, - мотнул он головой, - здесь присутствует опасность, однако не от сверхъестественных сил. Противник перед нами дьявольский, но, увы, в человеческом облике... Пойдемте, - сказал он, поднимая руки сэра Джорджа, - нас не должны здесь застать. Наши заговорщики не возрадуются, узнав, что мы украли их трофей. Скорее, уходим отсюда...
     Я взял сэра Джорджа за ноги и помог Элиоту поднять его. Другой рукой я открыл дверь. Я не помнил, чтобы закрывал ее, но молчал, не желая вновь подвергнуться насмешкам. Но все равно темнота в моем воображении затягивала меня. Тело мое настолько высохло, что руки и ноги, казалось, вот-вот зашуршат. Элиот тоже с трудом нес ношу, будто он сильно ослаб, и, хотя он улыбался мне подбадривающе, лицо его побледнело и напряглось. Мы вышли из комнаты, веред этим одновременно повернувшись взглянуть на картину в последний раз. Фигура женщины замерцала, комнату заволокло темным туманом, свечи погасли одна за другой, и все погрузилось во тьму.
     - Ради Бога, - пробормотал Элиот, - давайте же выбираться отсюда.
     Мы побрели по коридору. Сверху все еще доносились слабые звуки музыки. В конце коридора оказался большой холл, а на другой стороне холла обнаружились две тяжелые металлические створки, обе открытые. Мы вышли через них и почувствовали, как нам на головы закапал дождь.
     - Сюда! - Элиот указывал на мигающий газовый фонарь.
     Пока мы шли, Элиот все время озирался, но никто за нами не гнался. Вскоре мы выбрались на главную улицу и почувствовали себя в безопасности, ибо на мостовой собралась большая толпа. Я удивился такому скоплению народа в столь ранний утренний час. Люди стояли в тени, поодаль от фонаря, и вначале трудно было понять, из-за чего они собрались. Над скорчившейся на земле фигурой навис полисмен. Элиот спросил его, что случилось, и констебль ответил, что на женщину напали и, может, убили. Конечно же, Элиот сразу предложил свои услуги. Склонившись над женщиной, он вдруг резко посуровел и взял руку несчастной за запястье.
     - Скорей, дайте тряпку! - крикнул он. Он перевязал запястье тряпкой, и сквозь ткань сразу проступило пурпурное пятно. Элиот взглянул на полисмена. - Вы что, не видели, что у нее запястье перерезано?
     - У других тоже! - крикнула женщина из толпы. - Так и режут, так и режут тут всех подряд. Кому глотку режут, кого по телу режут, а кого и по запястьям.
     - Всех подряд? - уточнил Элиот.
     - Всех, всех вокруг, - кивнула женщина. Из толпы раздались крики в ее поддержку:
     - Полиция ни хрена не делает! Им плевать на все! Все замалчивают!
     Констебль, молоденький парнишка, только глотал воздух. Понизив голос, он рассказал Элиоту, что ничего не знает об этом деле. Ротерхит - не его участок. Он приехал с северных доков расследовать стрельбу на Темзе, и, хотя никаких доказательств стрельбы не выявилось, он нашел женщину и постарался сделать все, что мог, несмотря на то, что это не его территория.
     Он нервно взглянул на окровавленное запястье женщины и снова глотнул воздух:
     - Жить будет?
     - Думаю, да, - кивнул Элиот. - Но ее надо срочно отвезти в больницу... Раз вы с северных доков, то вы, наверное, на катере?
     Констебль кивнул.
     - Хорошо, - сказал Элиот, поднимаясь. - Тогда переправьте нас через Темзу. Я подлечу эту женщину в Уайтчепеле.
     Полисмен радостно закивал, но вдруг нахмурился:
     - Простите за вопрос, сэр, а вы-то что тут делаете?
     - Мы? - пожал плечами Элиот. - Мы... э-э... живем ночной жизнью доков. - Он указал на сэра Джорджа, рану на ноге которого, как я заметил, он тщательно укрыл. - И кое для кого из нас она оказалась слишком бурной,
     - Да, сэр, - улыбнулся полисмен. - Это видно.
     - Буду обязан, если оставите свое мнение при себе, - резко огрызнулся Элиот. - И не будем терять времени. Поехали. Надо перенести бедняжку на ваш катер.
     Таким образом, мы вскоре добрались по Темзе до Уайтчепеля, а там пара полисменов помогла внести раненую женщину в клинику. Прежде чем взяться за ее лечение, Элиот попросил меня поднять сэра Джорджа наверх.
     - И ради Бога, - шепнул он, - пусть эта рана в ноге будет прикрыта!
     Я кивнул, поднял свою ношу на второй этаж и оставался рядом с сэром Джорджем с полчаса. Наконец появился Элиот.
     - Она выкарабкается, - сообщил он, садясь рядом с сэром Джорджем. - Я уложил ее спать внизу.
     - А его? - показал я на сэра Джорджа.
     - Его? - улыбнулся Элиот. - О, он очень плохо вел себя. Его мы сразу отошлем к жене.
     - Так вы думаете, с ним все в порядке?
     - Уверен. Но дайте-ка я его осмотрю и подлечу его рану, которая, как вы можете убедиться, - он отбросил тряпку, - не более чем царапина.
     Помедлив, он заглянул в лицо сэру Джорджу, усмехнулся и покачал головой, но внезапно посерьезнел, словно озадаченный чем-то, и принялся перевязывать рану. Однако в его улыбке промелькнула привязанность, которой крайне сложно добиться от такого холодного человека, как Элиот.
     - Вы в близких отношениях с ним? - спросил я.
     - Сейчас нет, - мотнул головой Элиот. - Но был когда-то. Нас влекло друг к другу, как часто бывает у людей с совершенно противоположными характерами. Меня... Рутвена... и Моуберли.
     Я вгляделся в лицо сэра Джорджа.
     - А когд