нны ли наши подозрения, по крайней мере, в отношении Джорджа? Хури все еще убежден, я же не уверен, что доказательства обосновывают умозаключения, которые мы строим на их основе. Сегодня во второй половине дня мы навестили леди Моуберли, и нам показалось, что сейчас ее меньше беспокоит здоровье сэра Джорджа, чем раньше. Она убеждена, что он просто вымотался, не более, и настаивает на этом. Розамунда полагает, что ему ничего не грозит. Завтра она уезжает по семейным делам в Уитби и расстанется с мужем по меньшей мере на три дня. Печально, что она не может разрешить мне самому осмотреть Джорджа, поскольку его враждебность ко мне не утихает, но когда Хури заговорил о порезах на запястьях и шее Джорджа, она сказала, что они исчезли. Розамунда надеется убедить мужа съездить за границу - скажем, на юг Франции, - и считает, что, пока он еще слаб, она вправе вновь встретиться со мной по возвращении из Уитби. Пообещала держать нас в курсе того, как будут развиваться события.
     Однако вместе с Хури я к ней больше не поеду. Хури очень резко и грубо разговаривал с ней, фактически обвиняя ее в том, что она лгала о состоянии здоровья Джорджа. Есть у него такая неприятная черта - терпеть не может, когда опровергаются его теории. Впрочем, и у меня есть такая же черта.

     6 августа. Хури нет уже несколько дней. Так и не знаю, над чем он работает.
     Достал пробы крови. Просмотрел записи по проведенным исследованиям. Надо вскоре навестить лорда Рутвена.

     8 августа. Весь вечер вместе с Хури рассматривали наше дело. Согласились пока не ставить заключение о болезни Джорджа по причине недостаточных доказательств, но продолжать поиски убийцы Артура Рутвена. Если предположить, что существует вампир, которого мы ищем, то поле поиска значительно сужается. Хури горит желанием встретиться с Полидори. Поедем в Ротерхит завтра.

Письмо миссис Люси Весткот мистеру Брэму Стокеру

     Лондон, Миддлтон-стрит, 12 9 августа

     Уважаемый мистер Стокер!
     Боюсь, ужасно разочарую вас и мистера Ирвинга, но вы должны предупредить Китти, чтобы она начала репетировать мою роль, поскольку я заболела и сегодня не смогу играть в спектакле. Я не вполне уверена, что это за болезнь, мне снились дурные сны, а утром я проснулась в такой слабости, что едва смогла подняться с постели. Вы, несомненно, подумаете, что я верна своему происхождению и разыгрываю из себя светскую даму, но уверяю вас, что по-настоящему была на грани обморока, ибо у меня все время кружится голова, я сильно побледнела, короче вид у меня самый печальный.
     Знаю, что очень подвожу вас. Но я болею почти с неделю и уверена, что если денек отдохну, то полностью восстановлю здоровье. Думаю, через день-другой вновь буду в театре.
     До тех пор, мистер Стокер,
     Ваша несчастная подруга,
     Люси

Дневник доктора Элиота

     9 августа. С утра утомительная работа. Поехали на извозчике на Колдлэйр-лейн, но лавка Полидори была закрыта, никаких признаков света внутри, а на дверях прикреплена записка;
     "Закрыто по непредвиденным обстоятельствам. Откроется, когда вернусь".
     Хури взял этот листик бумаги и положил в карман пиджака. Не думаю, что это такая уж ценность. Я знаю, что в своих расследованиях Хури зачастую прибегает к науке графологии, но сомневаюсь, что почерк Полидори скажет нам больше того, что мы уже знаем. Правда, эта записка, может быть, нужна Хури для другой цели - он по-прежнему неохотно обсуждает со мной свои идеи.
     Искал вход в склад, но не смог найти. Впрочем, не удивился этому. Вернулись в Уайтчепель. Сегодня вечером продолжу работу с записями по моим исследованиям.

     5 ч. утра. Проснулся от странного сна. Заснул, работая за конторкой. Весьма необычно. Приснилось, что я снова в Индии, на вершине храма в Каликшутре. Бушует огонь, повсюду разбросаны трупы, но наступила смертельная тишина, словно я один остался в живых. И мне надо лечить мертвецов, возвращать их к жизни. При этом с ужасающей срочностью, которой я понять не могу. Воскресить мертвых мне не удается, как ни стараюсь - они не воскресают. Знаю, что не хватает какого-то секрета, спрятанного от меня. Начинаю рассекать трупы - сначала скальпелем, потом рву голыми руками. При этом присутствуют Люси, Хури и все мои знакомые, а я вспарываю животы, щупаю органы, раздираю их на куски, в отчаянии ища средство, которое оживит мертвецов. Начинаю оступаться и поскальзываться в месиве, которое сам наворотил. Пытаюсь очиститься, но чересчур сильно перемазан кровью и не могу ее смыть. И вот я уже барахтаюсь в крови. Она засасывает... поглощает меня. Не могу дышать. Мне кажется, что я умер. Открываю глаза. Предо мною Лайла, нагая. Губы ее алы и жестоки, глаза блестят черным из-под накрашенных полуопущенных век. Красота совершенно невообразимая, и все же она здесь, красота, созданная из самых фантастических страстей, великолепных снов, желаний всего мира, но в то же время она - нечто больше, потому тронута перезрелостью и испорченностью. Как только я понимаю это, то чувствую, что еще больше жажду Лайлу, иду к ней, она обнимает меня. Конечно, я мелю чушь, но я ощущал все это и ощущаю сейчас, когда закрываю глаза. Она поцеловала меня, и от этого мой разум расширился, с секретов и тайн, мучивших меня, упал покров, и они очутились у меня на ладони. Я почувствовал, что просыпаюсь, но изо всех сил стал бороться, чтобы остаться во сне, ибо там я получу все, что захочу... Только бы остаться во сне... Остаться во сне... Там было удовлетворение, далекий лучик света, но по мере приближения к нему я осознавал, что вот-вот проснусь, покину объятия Лайлы и вновь стану самим собой. Я протянул руку, чтобы коснуться лучика света, и открыл глаза. Я сидел в кресле за конторкой. В полном одиночестве.
     Сон очень и очень странный.

     6 ч. вечера. Все время отвлекаюсь. Не знаю, в чем дело. Бессмысленно продолжать работу в таком состоянии. Может быть, съездить к Лайле?

     11 августа. Две ночи не ночевал дома. Невероятно... Я же врач, мне всегда нужно помнить о времени, и все же, пока был у Лайлы, я явно позабыл о том, что проходят часы. Когда я вернулся из Ротерхита на Хэнбери-стрит, Хури уже ждал меня. Он говорит, что его беспокоит Лайла и то влияние, которое она на меня оказывает. Я понимаю его озабоченность, но не считаю, что она обоснованна. Провалы во времени, например, мне видятся признаком не злого влияния, а того, что я на верном пути, что я перехожу от эмпирического наблюдения к пониманию, которое может все решить. Хури не согласится, но я считаю, что темпы моего продвижения оправдывают любой риск.
     И действительно, чувствую, что впереди замаячили большие возможности. Лайла почти ждала моего прихода. Она сидела на скамье в оранжерее, рядом с ней Сюзетта что-то подчеркивала в книге. Услышав мои шаги, она подняла голову, показывая мне раскрытые страницы. На каждой был нарисован узор, на первой - очень сложный и прекрасно вычерченный, а на второй - простой и небрежно набросанный.
     - Который лучше? - спросила Сюзетта. Я показал на первый узор. Сюзетта улыбнулась. - Это мой. Значит, я победила. Мы состязались...
     - Мы? - уточнил я.
     Сюзетта кивнула:
     - Мы с няней.
     Я взглянул туда, куда показала пальцем Сюзетта. В тени, с подносом со сладостями и напитками в руках, стояла пухленькая девушка-индианка. Она поклонилась, заметив мой взгляд.
     Я вопросительно взглянул на Лайлу.
     - Последовав совету Джорджа, - блеснула глазами Лайла, - я нашла Сюзетте няню.
     - Дура она, - заявила Сюзетта.
     - Это все, что от нее требуется, - ответила Лайла. - Она должна просто присматривать за тобой. Женская работа, - лениво протянула она, - так, мне помнится, Джордж говорил об этом. - Она протянула руку и лениво поманила девушку. - Сармиста!
     Девушка поставила поднос и торопливо, испуганно подошла. Лайла приказала ей уложить Сюзетту спать, а когда Сюзетта открыла было рот, чтобы возразить, взглядом заставила ее замолчать. Няня протянула руку Сюзетте, и та взглянула на нее недобрым взглядом, непохожим на взгляд ребенка, настолько он был холоден и бесстрастен, но затем взяла руку няни и позволила отвести себя спать. Перед уходом няня оглянулась и прикрыла голову сари, будто опасаясь, что я увижу ее лицо, и вывела Сюзетту в дверь оранжереи.
     Я поинтересовался у Лайлы, виделась ли она в последнее время с Джорджем. Пожав плечами, она сказала, что слышала о его болезни, но теперь, когда законопроект прошел и стал законом, ее это не особенно волнует. Вспомнив свои опасения насчет Джорджа, я заговорил о состоянии исследований и упомянул, что вновь работаю с лордом Рутвеном. Лайлу это очень заинтересовало, словно лорд Рутвен чем-то восхищал ее, хотя она и заявила, что никогда не видела его. Несомненно, она слышала о нем от Полидори. Я спросил ее об этом, но она не поддалась на уговоры и вернулась к теме моих исследований. Мы проговорили... не могу сказать сколько времени. Выйдя из оранжереи, мы поднялись к стеклянному куполу, сквозь который были видны звезды. И от этого вида рамки нашей беседы мгновенно раздвинулись. Одно направление рассуждений представилось Особенно перспективным: а что, если существуют команды, записанные в каждой отдельной клетке, команды, которые можно выявить и, может быть, изменить или переписать? Тогда поиск свелся бы к поиску кирпичиков жизни. Но это, наверное, безнадежно. По крайней мере мне так кажется, когда я сижу здесь. Но в беседе с Лайлой эта перспектива показалась крайне обнадеживающей, и мой мозг ожил, бурля идеями.
     Помню, на один вопрос она упирала особенно (в свое время по этому поводу высказались и Сюзетта, и Хури): проницательность - свойство не только сознательного разума. Одних размышлений недостаточно, следует принимать и то, что лежит за пределами разума, значит, надо найти какую-то точку высвобождения, отправления в полет. Я ощущаю это в беседах с Лайлой, а без нее - нет. Когда я с Лайлой, наблюдаю за ней, слушаю ее соображения, передо мной открываются необъятные дали.
     Так какой же ценой? Что я должен понять, прежде чем смогу решить, сколь далеко мне заходить?

     12 августа. Намечен визит к лорду Рутвену - по просьбе Хури, но мне это также нужно. Думаю, что исследование примечательного случая, оказавшегося у меня в руках, показывает, что концепция Вирхова о клеточной патологии фундаментально верна и нет морфологического элемента вне клетки, в котором могла бы проявляться жизнь. Поэтому надо сосредоточить анализ болезни лорда Рутвена на костном мозге и посмотреть, было ли оказано влияние на производство клеток и, если да, то какое. Подозреваю рак, деформирующий структуру ткани белых клеток, хотя его происхождение, не говоря о лечении, пока невозможно выяснить.

     13 августа. Сегодня вечером вместе с Хури навестили лорда Ругвена. Не стали скрывать, кто такой Хури - лорд Рутвен читал его работу и не протестовал, когда я представил Хури. Однако нас предупредили хранить тайну - не словами, а видением того, что мы лежим с перерезанными глотками и вывалившимися языками. Позднее мы узнали, что такие образы, почти одинаковые, возникли в воображении каждого из нас, что говорит о замечательной демонстрации телепатических сил.
     Лорд Рутвен сразу же согласился на предложенную мной операцию. Он отказался от анестезии, сразу лег на стол, и через несколько секунд глаза его стали стекленеть. Он как бы потерял сознание, хотя когда я попытался прикрыть ему веки, то не смог добиться, чтобы они сомкнулись. Я начал оперировать, чувствуя себя вначале несколько не в своей тарелке, а когда принялся резать мускул, чтобы добраться до бедренной кости, то не поверил своим глазам - на лице лорда Рутвена не отразилось ни малейшей боли. Даже когда я раздвинул ткани и начал сверлить кость, подбираясь к костному мозгу, мой пациент остался совершенно неподвижен, и операция прошла без затруднений. В течение нескольких последующих дней продолжу работу над пробой костного мозга. Лорд Рутвен, пробудившийся от того, что я могу назвать самогипнозом, не чувствовал никакой боли. Он жаждет знать результаты, и это чувствовалось, хоть он не нажимал на меня и приказал не спешить с работой. Надеюсь, его вера оправданна. Я же не ощущаю уверенности. Мне остается лишь надеяться на вдохновение.
     Хури же, наоборот, так и лучится от уверенности в себе. Его осмотр лорда Рутвена явно подтвердил какую-то из его теорий. Я попросил его поделиться со мной, но он лишь покачал головой" сказав, что хочет быть уверен и надо провести еще кое-какие исследования. Затем он резко сменил тему разговора и спросил меня, часто ли я читаю поэзию.
     - Нет, - ответил я. - А что?
     Хури пожал плечами и, улыбнувшись, встряхнул головой.
     - Жаль, - проговорил он и больше не произнес ничего.
     Поэзия... Хури упомянул о ней явно не случайно. Но мне еще не ясно, где тут связь. Похоже, мои силы слабнут.

Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара доктору Джону Элиоту

     Британская библиотека 14 августа
     Дорогой Джек!
     Смиренно прошу вашего прощения, но не смогу с вами сегодня встретиться, .как мы ранее договорились. Мне надо выехать - крайне срочно - на просторы вашей прекрасной страны. Представилась восхитительная возможность осмотреть сельскую местность в Англии. Вначале еду в Котсуолдс, в поместье Келмскотт. Вы слышали о таком? Там жил художник и поэт Данте Габриэль Россетти, и, поскольку он был одним из моих любимых живописцев, от возможности посетить места, где он провел последние годы, отказаться нелегко. Потом еду в Ноттингем. Вернусь в Лондон как можно раньше, т.е. живехонько.
     Верю, что ваша работа пойдет хорошо. Одна просьба, Джек, - пока меня нет, не ездите в Ротерхит. Боюсь того что может там оказаться. Поговорим об этом, когда вернусь.
     Пока, старик,
     Трам-та-ра-ра-рам!
     Хури

Дневник доктора Элиота

     14 августа. Данные по пробе костного мозга, как и ожидал: под линзой микроскопа в мазке выявился неконтролируемый взрыв лейкоцитов. Сравнил эти клетки с лейкоцитами, взятыми из крови лорда Рутвена почти три месяца тому назад, - они идентичны. Это прообраз бессмертия.
     Можно начать, пока ориентировочно, говорить о патологии вампиризма. Центром исследований должен стать костный мозг и его заражение тем, что представляется раковым процессом, влияющим на создание белых кровяных телец. Вспомнил о беседах с Лайлой, как мы определили "код" команд внутри каждой клетки. Принимая эту гипотезу за верную, мы могли бы объяснить смертность клеток ссылкой на команду в пределах "кода" каждой - команду стареть. Однако у вампира "код" подвергся мутации или был уничтожен. Но как же вызывается раковый процесс? Может быть, при контакте через рот? Какой-нибудь энзим в слюне воздействует на клетки костного мозга? Но как? Мне нужно больше узнать о фольклоре, о различных легендах, собранных Хури по всему миру... Там наверняка можно найти ссылки на подлинные истории болезни, как бы искажены они ни были. Но где же Хури, когда он мне нужен? Уехал в поездку по провинции. Говорит, чтобы я не навещал Лайлу, но к кому еще я могу обратиться, когда передо мной возникла потребность в обращении к первоисточнику? Если понадобится, мне придется пренебречь его советом.
     Ведь главная проблема, проблема из проблем, так и остается размазанной на стеклышке под микроскопом. Колю палец, добавляю свою кровь к пробе костного мозга и вижу - мои клетки атакованы и поглощены. Это демонстрация вампиризма, потребности в чужом гемоглобине, что в переводе с языка микробиологии означает убийственную жажду крови. Что я могу противопоставить такой зависимости? Если у меня все получится, потребности лорда Рутвена не будут больше считаться болезнью. Если я провалюсь, не только лорда Рутвена ждет расплата. Что мне делать? Какое направление исследования избрать?
     Не могу же я бесконечно ждать Хури.

Письмо мистера Брэма Стокера почтенному Эдварду Весткоту

     Театр "Лицеум" 15 августа Дорогой Эдвард!
     Я попросил извозчика передать вам эту записку с вашей женой, ибо опасаюсь, что Люси слишком легко относится к тому, что случилось с ней сегодня вечером. Но мой долг как директора театра, поклонника и, надеюсь, друга Люси просить вас настоять на том, чтобы она оставалась в постели. Сегодня вечером в середине второго акта она упала, и ее унесли со сиены без сознания. Оправилась она лишь двадцать минут спустя и принялась уверять меня, что это временное головокружение. Я, однако, уверен, что ее состояние более угрожающее, почему и отправил ее домой. Я знаю, вы были в доме ваших родителей в Уилтшире, поэтому, возможно, Люси вам не сказала, что в начале этой недели она пропустила два спектакля по болезни и со времени возвращения выглядит весьма плохо. Ради ее же блага она должна признать то, что больна, какова бы не оказалась болезнь.
     Могу ли предложить вам проконсультироваться у Джона Элиота? Он, по-видимому, отличный доктор, да и Люси примет от него указания, которым в ином случае может отказаться следовать. Если чем-нибудь смогу помочь, я всегда к вашим услугам.
     С уважением. Брэм Стокер

Дневник доктора Элиота

     19 августа. Вновь ощущение, что преступаю границы чистого рассудка, и вновь, как следствие, любопытное искажение времени. Я был уверен, что пробыл в Ротерхите не более двадцати четырех часов, но, судя по моему календарю и нетерпеливой записке, оставленной Ллевелином на конторке, меня не было на Хэнбери-стрит почти три дня. Нужно принести всем извинения, но до этого наговорить фонограмму и посмотреть, есть ли какой-нибудь смысл в моих воспоминаниях, прежде чем они затуманятся и станут неотчетливыми. Такая срочность обычно не нужна, мои способности к запоминанию выше среднего, но в воспоминаниях о Ротерхите память моя стала выкидывать странные штучки. То, что я считаю своим величайшим даром детектива и врача - разгрузкой памяти от необходимости запоминать незначительные факты, - в Ротерхите срабатывает наоборот. Я запоминаю эфемерное, а важные подробности и наблюдения утрачиваются.
     Хотел переговорить с Полидори. Из-за продолжающегося отсутствия Хури мне понадобилось подтвердить кое-какие детали по моим исследованиям. К кому же еще я мог обратиться, как не к Полидори, который сам был врачом, пока его не одолела болезнь? В его лавке, когда я прибыл на Колдлэйр-лейн, было по-прежнему темно, витрина заколочена досками, но дверь была открыта, и, взбираясь по лестнице, я почувствовал знакомый' ядовитый дух паров опиума. Никто не пытался схватить меня, когда я пересек притон наркоманов - похоже, меня здесь признали за своего. Меня пропустили, и я через мостик прошел к складу, а там попал в коридор, в котором вроде бы бывал раньше. Тут стояли статуи в альковах, и у каждой статуи было лицо Лайлы. Статуи относились к различным историческим периодам, но, рассмотрев их внимательно, я понял, что ошибки быть не может: у каждой из них - лицо Лайлы.
     И вдруг тишину прорезал крик. Я отвернулся от альковов, пожалев, что у меня нет времени внимательнее рассмотреть статуи, и поспешил дальше по коридору. В это время раздался второй крик. Кричала явно девушка, и голос доносился из-за двери, к которой я подходил. Я ускорил шаги, но у самой двери, за которой теперь звучала музыка - играл струнный квартет, - остановился. Рванув ручку, я замер на пороге. Я вновь оказался в детской: розовые стены, в углу свалены куклы, деревянная лошадка-качалка с ленточками в гриве. Музыканты, одетые, как и раньше, во фраки и парики, продолжали играть свою пьесу, совершенно не обращая внимания на мое появление. Сюзетта же оглянулась. Она сидела на тахте в аккуратненьком вечернем платьице, болтая ножками и поигрывая завитками волос. Она улыбнулась мне, но я не ответил ей. Ибо прямо передо мной с тростью в руке высился Полидори, а перед ним на коленях стояла Сармиста, няня Сюзетты. Спина ее была обнажена, девушка содрогалась всем телом,, а между лопатками вздулся ярко-красный рубец, и струйка крови стекала по нежной коже.
     Полидори оглядел меня с ног до головы и ухмыльнулся.
     - Что вы делаете? - поинтересовался я.
     Полидори вн