адумчивые глаза подмечают все. Задолго до
того, как вы приехали шпионить за мамлюками, вы  шпионили  за  жизнью.  Ваше
лицо похоже на маску.  Поэтому  оно  выдает  вашу  профессию  -  охотник  за
заговорами. Но заговоры -  это  всего  лишь  фантазии  простаков,  ожидающих
простых объяснений тех событий, чьи причины  и  цели  на  самом  деле  очень
сложны. К событиям, происходящим в этом городе, вы не подберете  ни  единого
ключа.
   Бэльян не понял ни слова.
   - Возвращаясь к вашей истории, скажите, где  вы  ее  услышали?  Или  сами
выдумали?..
 
 
 
   17
   ПРОДОЛЖЕНИЕ ОКОНЧАНИЯ ИНТЕРЛЮДИИ
 
   Ох, каково же рассказывать совсем другую историю - к примеру,  историю  о
халифе Батике! Другой такой длинной повести я не помню. И все же  я  стрелой
помчусь к ее неизбежной развязке. Забавных отступлений больше не будет,  ибо
многое еще в этом  городе  я  желаю  вам  показать:  каирский  птичий  двор,
например. Цыплята выводятся на теплых кирпичах. Это непременно подмечают все
чужеземные гости нашего города. Потрясает размах предприятия. Взор вошедшего
в один из двух десятков огромных курятников  тотчас  же  устремляется  вдоль
длинных  полок,  до  потолка  уставленных  сомкнутыми  рядами  клеток.  Куры
подымают оглушительный шум, сотни несушек, выстроившихся  в  стройные  ряды,
кладут яйца, и из тысяч нагретых на теплых  кирпичах  яиц  выводятся  тысячи
цыплят. Просто не верится, что у вас на Западе может  быть  нечто  подобное!
Вот увидите! Вы будете поражены!
   Но сначала надо закончить рассказ. Он может вас позабавить, даже несмотря
на то, что мне он удовольствия больше не доставляет. Здесь, внизу, холодно и
темно. У меня неудержимо выделяются пот и  слюна,  в  глазах  черные  круги,
сводит желудок, трудно дышать, точно чьи-то пальцы сжимают мне горло, однако
не будем  останавливаться  на  грустном  разборе  моей  анатомии.  Продолжим
увеселение...
   Но тут торопливо вмешался монах:
   - Да, возвращаясь к вашей истории, скажите, как вышло, что пара  мартышек
сумела отгадать загадку, которая оказалась не по силам и даме, и  принцу,  и
носильщику?
   Бульбуль застонал, но Иолл ответил:
   - Ах, как же я мог упустить самую важную часть рассказа!
   Он хлопнул себя по лбу и продолжил.
 
 
   Когда приключение  закончилось  -  то  есть  когда  принц  с  носильщиком
обнаружили,  что  и  дама,  и  сад  исчезли,  -  они  повернули  обратно   и
разговорились.
   - Вы, судя по всему, человек неглупый, - сказал принц.  -  Почему  же  вы
всего лишь простой носильщик, когда в нашем городе перед умными его жителями
все двери открыты?
   - Теперь, о принц, я  как  раз  и  живу  надеждой,  что  вы  окажете  мне
протекцию, - отвечал носильщик. - А в ответ  на  ваш  вопрос  позвольте  мне
рассказать одну историю.
   ( - Между прочим, это учебная  история  Веселых  Дервишей,  -  вставил  в
качестве небольшого отступления Йолл.)
   Носильщик начал рассказ:
   - Давным-давно, за горами, за долами,  в  далеком  Рукнабаде,  отправился
как-то раз султан тех владений поохотиться в свои леса.  Охота  складывалась
неудачно, но под вечер султан и его егеря неподалеку  от  логова  загнали  и
убили волчицу. Предполагая найти ее детенышей, один из самых храбрых  егерей
обшарил логово. Волчат он не нашел. Нашел же  он  там  маленького  мальчика,
грязного, щуплого, с длинными острыми ногтями. Похоже было, что его  растила
волчица. Подивились султан и его придворные такому чуду, и  султан  приказал
доставить волчьего выкормыша во дворец и воспитывать вместе  с  его  родными
детьми.
   Мальчика доставили во дворец, но оказалось, что воспитывать его вместе  с
сыновьями и дочерьми султана невозможно, ибо он был неопрятный,  непослушный
и бессовестный. Он беспрестанно  плакал  и  не  желал  говорить.  Долго  еще
изумляла людей его тайна, но  в  конце  концов  его  упрятали  под  замок  в
султановы конюшни. Прошло несколько лет, и о волчьем  выкормыше,  питавшемся
объедками, которые бросали ему султановы конюхи, почти позабыли.
   Но однажды вечером, когда султан и его придворные обедали в большом  зале
дворца, дворецкий обратил внимание своего  господина  на  щель  в  мраморном
полу. Пока султан смотрел, щель расширялась, а потом, как только  она  стала
достаточно широкой, из нее, громко пыхтя и отдуваясь,  выбрался  и  неуклюже
сгорбился посреди обеденного зала джинн. Даже там  он  доставал  головой  до
потолка. Не дожидаясь вопросов, джинн заговорил: "О султан, во дворце  твоем
есть  одна  тайна.  Я  говорю  о  мальчике,  воспитанном   волчицей.   Тайна
происхождения его не известна ни единому человеку.  Он  должен  раскрыть  ее
сам. Истина предназначена ему  одному.  Если  мальчик  желает  узнать  тайну
своего происхождения, он должен отправиться на поиски. Не позднее чем  через
месяц он должен разыскать меня.  Я  живу  в  зубастой  пещере  в  горах,  на
северной границе твоих владений. Там я буду ждать его".
   Султан воскликнул что-то в ответ, но джинн  его  не  дослушал.  Он  вновь
спустился в глубины земные, тщательно заделав за собой щель.
   Всеобщее оцепенение наступило после исчезновения  ужасного  призрака.  Из
конюшни привели мальчика и передали ему слова джинна. Он не подал виду,  что
понял их, но султановы слуги тычками, а потом и пинками выпроводили упрямого
и,  по-видимому,  слабоумного  мальчика  из  дворца  и  показали  ему  горы,
высившиеся к северу от Рукнабада. Мальчик и вправду смутно понимал  то,  что
говорят ему слуги, просто ему не хотелось покидать уютные конюшни.
   И все же он отправился в путь через леса Рукнабада, двигаясь меж деревьев
на четвереньках, ибо такой способ передвижения счел самым быстрым.  Тропинки
в лесу разветвлялись  на  множество  новых  тропинок,  соединявшихся  вновь.
Мальчик передвигался стремительными волчьими прыжками, хотя и боялся, что не
в том направлении. Но не у кого было спросить дорогу, пока  однажды  вечером
не вышла из темной чащи девушка и не остановилась, преградив  ему  путь.  Не
сумев подобрать слова,  чтобы  спросить  ее,  как  отыскать  пещеру  джинна,
мальчик нарисовал зубастую пещеру на земле. Девушка взглянула на рисунок,  а
потом, превратно истолковав его намерения, задрала свои юбки и затащила  его
в свою потайную пещеру. Наутро он покинул спящую девушку, так  ничего  и  не
узнав.
   В тот же день, однако, ему повстречалась волчица,  и  он  обнаружил,  что
способен объясниться с ней с помощью ворчания и рычания и  что  у  нее  есть
желание и возможность отвести его в пещеру джинна, расположенную  за  лесом,
высоко в разреженном воздухе гор. Что она и сделала.
   Пещера у джинна и вправду оказалась зубастой, ибо вход в нее был  окружен
изнутри сталактитами  и  сталагмитами.  Осторожно  ступая  меж  их  клыками,
мальчик вошел и лицом к лицу встретился с джинном, лежавшим в огромной  куче
одеял, которые тлели и дымились  из-за  чудовищного  жара,  выделяемого  его
телом.
   Джинн, явно обрадовавшись  его  появлению,  извлек  из-под  одеял  слегка
обгоревшее письмо и сказал: "Теперь тебе следует знать,  что  джинны  бывают
самые разные - добрые и злые, ученые и неграмотные.  Некоторые  джинны  даже
знают наизусть Коран. Но я не из их числа. Я даже не умею читать. Однако вот
у  меня  в  когтях  письмо,  которое  содержит  правду  о   тебе   и   твоем
происхождении. Отнеси его вниз, в деревню, пускай его тебе  там  прочтут.  В
благодарность же за то, что я его  тебе  передал,  прошу  только  об  одном:
возвращайся поскорее и расскажи мне, что  там  написано,  ибо  история  твоя
может оказаться интересной, а  хорошие  истории  я  люблю  больше  всего  на
свете".
   Потом джинн, кряхтя, повернулся на другой бок, а мальчик, прорычав что-то
задумчиво про себя, направился вниз, в деревню. Прошли ночь и большая  часть
дня, прежде чем волчий выкормыш вернулся и вновь предстал перед джинном.  Он
был окровавлен и весь в синяках.
   "Ну, что случилось?" -спросил  джинн,  поднимаясь  со  своего  дымящегося
ложа. Мальчик принялся яростно ворчать и жестикулировать. Джинн  не  скрывал
удовольствия.  "Ах!  Совсем  забыл,  ты  же  не  способен  говорить!   Какое
несчастье! Ты страдаешь тем, что мы, джинны, называем  афазией.  Это  недуг,
при котором больной не в состоянии  облекать  свои  мысли  и  переживания  в
слова. По этой причине ты не в силах разгадать тайну своего происхождения. С
другой стороны, тайна сия еще не разгадана. По этой причине ты  не  в  силах
говорить. Вот это узел! Как же нам его распутать? Так вот, дело в  том,  что
ты попросту боишься раскрывать тайну своего происхождения.  Узел  -  в  тебе
самом. Ты молчишь и все эти годы  молчал,  дабы  не  узнать  ненароком,  где
находится твой отец, и не встретиться вновь с человеком, который, по-твоему,
ребенком бросил тебя в лесу на милость волков. Но в молчании твоем  никакого
проку. Теперь я смогу сказать тебе, что отец твой умер".
   Джинн умолк, дабы посмотреть, какое воздействие окажут его слова. Мальчик
совершал глотательные движения. Казалось, он сейчас подавится. Затем  наружу
вырвался поток слов. Долгое время они  складывались  в  сплошные  проклятия.
Наконец он достаточно успокоился, чтобы поведать джинну свою историю и  даже
найти некоторое удовольствие в ее формулировании.
   "Я направился в деревню, как ты мне  велел.  День  был  жаркий,  поэтому,
спускаясь с горы, я испытывал все возрастающую жажду. Немного  не  дойдя  до
деревни, я повстречал на перепутье одноглазого старика. К поясу у него,  как
я заметил, была привязана фляга с водой.  Я  жестами  показал  ему,  что  он
должен дать мне напиться. Он понял, что я хотел сказать, и ответил  словами:
"С какой стати?"
   Я показал ему пересохший язык и убедительно изобразил свои страдания.  "А
мне-то что? Однако в тебе что-то есть. Я дам тебе воды, но сначала ты должен
отгадать загадку:
   Спрошу тебя о семерых, уже имеющих названья.
   Они не заплутают, не вылетят из памяти, и каждый стар и нов.
   Всяк, кто живет в них, живет как в жизни, так и в смерти"".
 
 
   Джинн фыркнул: "Думаю, даже единственным своим глазом  он  узрел,  что  с
виду ты слабоумный,  и  наверняка  рассчитывал,  что  если  ты  по  какой-то
странной случайности знаешь ответ, то вымолвить его все  равно  не  сумеешь.
Продолжай. Что было дальше?"
   Мальчик нахмурился и продолжил: "Я в отчаянии смотрел на него. Потом  мне
пришло в голову, что, если даже я не сумею заставить его  дать  мне  немного
воды, он хотя бы может  избавить  меня  от  необходимости  идти  в  деревню.
Поэтому я сунул ему в  руки  письмо,  которое  ты  мне  дал,  и  с  надеждой
посмотрел на него. Он бегло просмотрел письмо и вернул его  мне.  Он  был  в
ярости. "Ты отгадал загадку, - сказал он. Потом он  бросил  на  меня  хитрый
взгляд: - Я обещал тебе воды, но не обещал чашку".  И  с  этими  словами  он
вылил воду мне под ноги, и она впиталась в пыль. В бешенстве набросился я на
него и попытался разодрать ему глотку зубами. Потом, обнаружив, что  зубы  у
меня недостаточно большие и острые, я попросту его задушил.
   В ужасе воззрился я на первого убитого мной человека. Потом я обыскал его
тело, надеясь найти что-нибудь мало-мальски  ценное.  При  нем  было  только
письмо. Взяв и его, и мое письмо, которое я ему показывал, я продолжил  путь
в деревню.
   Там, помахав письмами, я дал понять, что прошу отвести меня к  тому,  кто
сумеет их прочесть.
   Меня отвели к профессиональному письмописцу, который читал  и  писал  все
письма в деревне. "Покажи-ка, - сказал он. Потом он молча углубился в чтение
и через некоторое время сказал: - Это очень интересно". После чего он  вышел
и  собрал  вокруг  себя  полдеревни.   Затем,   удовлетворившись,   наконец,
количеством слушателей, он начал нам всем читать.
 
 
   "Мектуб. Сие  написано.  Это  рассказ  о  судьбе  и  ее  превратностях...
Родителей своих я не знал. Я был подкидышем и, судя  по  самым  первым  моим
детским воспоминаниям, рос в лесу среди обезьян. Но однажды, когда я еще был
ребенком, люди нашли меня сидящим на опушке и отвели в  ближайший  город.  В
городе был школьный учитель, служивший при большой мечети, и меня отдали  на
его попечение. В меру своих весьма скромных способностей я обучился у  этого
человека обычаям и языку рода людского. Наконец настала  пора  обучить  меня
ремеслу или профессии. Однако найти наставника, который согласился бы  взять
меня  в  ученики,  оказалось  трудно,  ибо  всех  смущало  мое  таинственное
происхождение и я в  самом  деле  был  угрюмым  и,  видимо,  недалекого  ума
человеком. Но однажды, когда мы с  учителем  бродили  по  базару  в  поисках
подходящего наставника, к нам подошел один человек и сказал, что подыскивает
команду на свой корабль, на котором предполагает с торговыми целями  отплыть
к островам, расположенным восточнее Суматры.
   Они со школьным учителем быстро договорились о том,  что  меня,  который,
насупившись, стоял рядом, зачислят в списки команды. Был подписан  контракт,
и капитан заплатил учителю деньги. Мой новый хозяин отвел меня на  пристань.
Знать бы мне тогда то, что предстояло узнать впоследствии, я повернулся бы и
убежал обратно в леса, дабы  жить  там  в  первобытном  довольстве,  питаясь
фруктами  и  орехами.  Но  я  был  молод,  думал,  что  с  моим   скучнейшим
образованием покончено, и уже обуреваем был  жаждой  приключений!  Вслед  за
капитаном поднялся  я  на  корабль.  Капитан  был  весьма  доволен  выгодной
сделкой, заключенной с учителем. Поскольку ясно было, что капитан не  богат,
и многие подозревали, что его таинственное  предприятие  будет  рискованным,
команду он набирал с большим трудом. Команда, которую ему удалось подобрать,
состояла по большей части из преступников, калек и (как я,  например)  людей
скудоумных.
   Капитан был  стариком,  озлобленным  и  жестоким.  Он  был  одержим,  как
пришлось мне впоследствии узнать, сознанием прошлого греха и нынешней  цели,
хотя равно и то, и другое было  мне  тогда  неведомо.  Команда  служила  ему
неохотно. Всей команде было известно, да и в городе  ходили  упорные  слухи,
что торговля с островами восточнее Суматры, да  и  с  кем  бы  то  ни  было,
капитана совсем не интересует.  Вместо  этого,  как  утверждали  многие,  он
намеревался, преследуя собственную тайную цель,  направить  судно  на  самый
край земли.
   Именно это он и сообщил нам в  день,  когда  мы  снимались  с  якоря.  Он
обратился к нам с полуюта.
   - Я провожу изыскание, - сказал он.
   Будучи с детства дурачком, слова этого я не  знал  (ныне  мне  его  смысл
хорошо известен) и поэтому спросил:
   - Что такое изыскание?
   - Проводить изыскание - значит  задавать  вопрос  в  движении,  только  и
всего, - ответил он.
   - Какие же вопросы вы задаете? - спросил другой член команды, но  капитан
разгневался и больше ничего нам, палубным матросам, не открыл.  Единственным
человеком, коему он действительно доверял, был его помощник.
   Мы снялись с якоря. Что это было за плавание! Меня отправили вахтенным  в
"воронье гнездо", и я сидел там день за днем, восхищенно  глядя  вперед  или
вниз. Впереди я видел чистую, безбрежную синеву. Горизонта не было. Воздух в
тех экваториальных краях  был  теплый  и  желеобразный.  Он  имел  природную
тенденцию застывать и порождать образы, точно так же,  как  земля  благодаря
своим природным  генеративным  способностям  порождает  в  почве  камни;  по
крайней мере так учил меня в мечети мой наставник.  Образование  -  чудесная
вещь. Так вот, я видел  миражи  -  караваны  верблюдов  и  воздушные  замки,
плавучие острова, корабли, плывущие кверху килем по  внутренней  поверхности
небесного свода, тусклые разноцветные сияния и громадные суда с наполненными
ветром  парусами.  Однажды  мне  показалось,  что  я   вижу   наш   корабль,
испытывающий качку в бурю,  идущий  обратно,  к  порту  отхода.  Вне  всяких
сомнений, то были мои упования, предвосхищавшие реальные события. Разглядеть
корабль было трудно.
   Внизу взор мой носился по запутанному такелажу  с  его  переплетениями  и
складками, ниспадавшими на палубу, где под  наблюдением  капитана  трудилась
несчастная  команда  грязных  полулюдей.  Приуготовленный  своею  обезьяньей
ловкостью для жизни средь рангоутов и такелажа, я мог разглядывать их сверху
и созерцать иные перспективы.
   Прославит ли меня и тех рабочих животных, что  внизу,  таинственная  цель
нашего капитана?
   Лишь однажды пришлось мне прервать свои уединенные  размышления.  В  один
прекрасный  день  мы,  спасаясь  от  бури,  зашли  в  порт  на  белуджийском
побережье. Именно там я и достиг вершины счастья, и именно там, хотя тогда я
этого еще не сознавал, были посеяны также семена нынешних  моих  невзгод.  В
порту, во время увольнения на берег, со мной заговорила молодая белуджийка.
   - Ваше лицо напоминает морду обезьяны, - сказала она.-  Не  поймите  меня
превратно. У вас большие глаза. Щеки  ваши  раздуваются  и  пылают  здоровым
румянцем. Во всем лице отражается звериная невинность. У  вас  действительно
красивое лицо. И вновь не поймите меня превратно. Я не  шлюха.  Я  приличная
девушка из хорошей семьи, живущей в этих краях, но...
   И тут,  -  сказал  дальше  джинну  волчий  выкормыш,  -  профессиональный
письмописец отказался читать дальше.  Он  утверждал,  что,  поскольку  среди
слушателей есть женщины и дети,  это  будет  не  совсем  удобно.  В  публике
разгорелся спор по поводу его притворной стыдливости.  Дело  кончилось  тем,
что  письмописец  перевернул  несколько  страниц  и  продолжил  историю   со
следующего места...
   Наутро мы вновь подтвердили наши обещания, и я поднялся на борт  корабля,
дабы плыть дальше на восток. Если бы я только  знал,  что  за  цель  была  у
нашего капитана и при каких обстоятельствах буду я возвращаться назад! Когда
мы удалились от берегов Белуджи...
 
 
   - Минутку, Йолл, - сказал  Бэльян.-  Если  письмописец  не  согласен  был
читать о том, что произошло между мальчиком-обезьяной и молодой белуджийкой,
это совсем не значит, что вы не можете нам об этом рассказать.
   - Предание умалчивает, - сказал Йолл. Потом, после очень долгой паузы:  -
Хотя ум может предположить. Но вернемся к повести о человеке-обезьяне в  том
виде, в каком письмописец прочел ее волчьему  выкормышу,  а  тот  пересказал
джинну...
 
 
   Когда мы удалились от берегов Белуджи и отстали птицы, которые  подбирали
корабельные отбросы, всех начали одолевать мысли по  поводу  неведомой  цели
нашего путешествия, расположенной к востоку  от  Суматры.  Морякам  известно
множество преданий о том, что находится на краю света, и у каждого  из  этих
преданий в команде имелся по меньшей мере один сторонник.  Одни  утверждали,
что мир окружен бронзовой стеной. Другие говорили, что мы будем плыть,  пока
не натолкнемся на мир, зеркально отражающий наш собственный, и не увидим там
самих себя, плывущих нам навстречу.  Третьи  полагали,  что  на  краю  света
находится первобытная  тьма,  из  которой  создается  все  сущее.  Четвертые
считали, что там просто-напросто зловонное море без берегов.
   Наконец поинтересовались  мнением  старшего  помощника.  (Хотя  помощник,
несомненно, был ближайшим доверенным лицом нашего молчаливого и сумасшедшего
капитана, он все же умудрялся  пользоваться  необыкновенным  влиянием  среди
остальных членов команды.) Мнение свое он высказал неохотно.
   - Подобные вопросы бессмысленны. Спрашивать, что творится на краю  света,
- все равно, что спрашивать, что чувствует человек, когда он мертв.
   Это все равно, что пытаться пощупать рукой край сновидения.
   Капитан и дальше хранил молчание. Я был доволен. Казалось, для  окончания
нашего плавания нет никаких причин. Как мне  хотелось,  чтобы  ему  не  было
конца! И все же именно я, разумеется, и возвестил о конце нашего пути, хотя,
когда я впервые увидел остров со своего высокого наблюдательного пункта,  он
показался мне довольно небольшим и ничем не примечательным. Капитан