всемилостивейший  император  желает
видеть вас, храбрых славянских богатырей...
     Он встал в середину между названными братьями и, задушевно и  ласково
разговаривая  с  ними,  пошел  по  устланному  сукном  пути  к   входу   в
императорский дворец.
     Другие придворные поступили так же в отношении прибывших  с  князьями
их приближенных. Шествие растянулось на довольно большое расстояние.
     С любопытством глядели варяги на все  вокруг  себя.  Все  этим  детям
днепровских полей и суровых фиордов Скандинавии казалось здесь интересным,
новым. Великолепные, богато  разукрашенные  дворцы,  сверкающие  позолотой
своих куполов храмы, толпа восторженно кричащего при виде  Василия  народа
по обеим сторонам шествия, наконец, великолепие уборов на  встречавших  их
придворных - все это и поражало их, и наполняло их сердца необъяснимым для
них самих смущением.
     Но вот они во дворце. Искусственные рычащие львы привели их в трепет,
убранство палат вызвало у них крики восторга и восхищения.  Все  здесь  им
было ново, все ими никогда не было видано, и, независимо  от  самих  себя,
они ощущали почтение и восторг к этому городу, к этим людям.
     Михаил-порфирогенет встретил киевских князей, сидя  на  необыкновенно
высоком троне. По настояниям патриарха он  воздержался  от  оргии  и  был,
вопреки своему обыкновению, трезв. Он весь сверкал золотом и  драгоценными
камнями. Драгоценностей на нем было так  много,  что  все  окружающие  его
придворные совсем бледнели перед ним.
     Когда драгоман ввел князей, те почувствовали, что какая-то  неведомая
сила  заставляет  их  преклониться  пред   этим,   казавшимся   им   таким
величественным, владыкой.
     Оба князя,  не  отдавая  себе  отчета,  что  они  делают,  пали  пред
императором на колени.
     Но  это  дивное  для  них  видение   продолжалось   всего   несколько
мгновений... При константинопольском дворе только ослепляли послов блеском
императорской особы, но дать возможность приглядеться к  нему  было  не  в
расчетах византийских хитрецов. Они всегда  рассчитывали  только  на  одно
первое впечатление, и,  в  отношении  тех  народов,  которых  они  считали
варварами, этот расчет всегда оправдывался.
     Трон с императором был мгновенно скрыт. Князья могли  только  мельком
заметить, что он унесся куда-то вверх.
     Они были изумлены, но Василий, наклонясь к уху Аскольда, прошептал:
     - Вы, вожди,  удостоились  зреть  царя  земного,  теперь  удостоитесь
увидеть Царя Небесного...
     Не пришедшие в себя от изумления варяги с не меньшей торжественностью
были уведены из императорского дворца в храм св.Софии.
     То, что увидали они там, навсегда осталось потом в их памяти.
     Служил сам Фотий.
     Глаза варягов  в  полутьме  могли  различить  только  волны  фимиама,
струившиеся от алтаря. Среди них они, как сквозь дымку, замечали  какие-то
фигуры, казавшиеся им тенями небожителей.
     - Велик Бог  христианский!  -  воскликнул  Аскольд,  пораженный  всем
увиденным им.
     - Велик, велик! - как эхо повторили за ним все варяги...
     А когда, отвечая на возгласы священнослужителя,  откуда-то  с  высоты
храма запел незримый хор, не удержался и Дир.
     - Так поют только в Валгалле! - в сладком восторге проговорил он.



                           6. РАДОСТНОЕ СВИДАНИЕ

     Потрясенные до глубины души вышли  князья  и  их  спутники  из  храма
св.Софии. Они молчали, не зная,  что  думать,  что  делать.  Благоговейный
восторг овладел всем  их  существом.  Им  хотелось  плакать  от  умиления,
хотелось  прославлять  этого  Невидимого  Бога,  и  в  то  же  время   они
чувствовали,  что  должны  во  что  бы  то   ни   стало   сохранить   свое
достоинство...
     - Теперь, славные витязи, - услыхали они вкрадчивый голос Василия,  -
после того, как вы вкусили пищу духовную, прошу вас  в  покои  императора,
где вы найдете пищу для вашего тела.
     - Можно ли думать о пире после всего  виданного  нами?  -  воскликнул
Аскольд.
     - Что ты хочешь сказать, витязь?
     - Хочу сказать, что чувствую...
     - Говори же, мы слушаем тебя...
     - Но я боюсь осуждения вашего... Мы, норманны, умеем говорить  только
то, что думаем.
     - Нам Бог запрещает осуждение... Он проповедовал любовь даже к врагу.
     - Даже ко врагу? -  задумчиво  проговорил  князь.  -  А  наш  Один  и
славянский Перун... Но что я хотел сказать?.. Я скажу только, что я  понял
теперь причины этой страшной бури. Нет сомнения, Бог, которому вы служите,
заступился за вас. До сих пор я в  этом  сомневался,  но  теперь  я  верую
этому.
     - И веруй! Благо тебе будет! После я дам тебе возможность  беседовать
с первосвященником нашего Бога, и ты услышишь то, что, как я вижу,  жаждет
познать душа твоя.
     Князей снова провели во дворец.  Там  в  одном  из  больших,  светлых
покоев был приготовлен для угощений обильный  самыми  утонченными  яствами
стол.
     Перед тем, как с таким торжеством  принять  варягов,  состоялось  еще
одно тайное совещание. На нем был возбужден вопрос о том, что не лучше  ли
разом  избавиться  от   варяжских   вождей,   прибегнув   к   излюбленному
византийскому средству - отраве. Без  них  и  остатки  варяжской  дружины,
сплачивавшейся  только  вокруг  своих  князей,  являлись  жалким  сбродом,
разогнать который рискнули бы даже изнеженные императорские гвардейцы.  Но
против этого плана восстал Вардас, Фотий и Василий Македонянин.
     Они как будто видели будущее.
     - Эти люди и так  нам  теперь  не  страшны,  -  говорили  они,  -  а,
возвратясь на родину, они принесут весть о чуде, и Византия  приобретет  в
них верных слуг, а не врагов, какими они были нам доселе.
     Мнение это восторжествовало, и князья не были отравлены.
     Василий готовил им еще радость...
     Когда стол был кончен, он попросил князей к себе в свои палаты.
     - Вы увидите там нечто такое, что доставит  вам  большую  радость,  -
предупредил он их.
     Но после  всего  пережитого  в  этот  день  Аскольд  и  Дир  остались
безучастными к этому предупреждению.
     Какая радость могла их еще ждать?
     Они последовали за Василием, дружина же их осталась в столовом покое,
где им в изобилии поданы были крепкие  вина,  являвшиеся  для  этих  детей
природы, в полном смысле слова, новинкою...
     Приведя их к себе, Василий оставил князей одних, а сам удалился.
     - Что ты скажешь, Дир? - спросил брата Аскольд.
     - Скажу, что все виденное нами непонятно... Знаешь, мы одни, и я могу
говорить откровенно... Как хорошо было бы, если бы этот Невидимый Бог  был
и у нас в Киеве!
     - Я сам думаю о том же... - со вздохом вымолвил Аскольд.
     Шорох в дверях  отвлек  от  разговора  их  внимание.  Не  успели  они
обернуться на него, как крик радости вырвался из их груди:
     - Изок!
     Князья кинулись к вошедшему в покой и протягивавшему свои руки юноше.
     - Князья, князья! Вот и мы свиделись вновь! - кричал он.
     - Мы думали, что ты погиб...
     - Нет, византийцы пощадили меня... Этим я обязан Василию.
     - Какому?
     - Вы его видели; это - тот, который привел вас сюда.
     - Не мне ты обязан, юноша,  -  послышался  голос  Македонянина,  -  а
самому себе, своему честному сердцу. Зная, что тебя здесь ждет смерть,  ты
все-таки не решился изменить твоей клятве и пришел, как  обещал,  обратно.
Чья бы рука поднялась на тебя? А вы, князья, примите его  в  свои  объятия
точно так же, как и сестру его...
     Он слегка подтолкнул вперед Ирину, смущенную и зардевшуюся.
     С удивлением глядел на появившуюся перед ним девушку Аскольд.
     Киевский  князь  был  поражен  ее  появлением  и,  едва   увидя   ее,
воскликнул:
     - Зоя!
     Ирина была замечательно похожа на сестру своего отца...
     - Зоя, ты воскресла из мертвых и пришла ко мне! - воскликнул Аскольд.
     - Я - не Зоя, а Ирина, - прошептала в невольном смущении девушка.
     - Ее лицо, ее голос, ее движения... Что это? Новое чудо?..  Скажи  же
мне, византиец, скажи, прошу тебя, как понять это?
     - Увы, храбрый витязь! Это - не Зоя... Но она, действительно,  похожа
на нее... В этом надо видеть перст Божий... Он знает все  и  приводит  нас
через множество испытаний к тому, что нам  самим  кажется  недосягаемым...
Это видно по тебе... Смирись перед Ним и уверуй в Него!..  Он  будет  тебе
помогать так же, как помог Византии...
     - Верую... - прошептал в ответ на эти слова чуть слышно Аскольд.



                              7. МИЛЫЙ ОБРАЗ

     Аскольд не помнил себя в своем  волнении.  Он  краснел,  бледнел,  не
знал, что и сказать, - слова не приходили ему на язык, и он  думал  в  эти
мгновенья только одно, что перед ним стоит вовсе не Ирина, сестра Изока  и
дочь его любимца Всеслава, а Зоя, его милая Зоя...
     Василий заметил,  какое  впечатление  произвело  на  киевских  князей
появление этой девушки, и решил воспользоваться им с большей  выгодой  для
своей страны.
     - Отдай мне ее, отдай, византиец, - заговорил, наконец, весь  трепеща
от охватившего его волнения, Аскольд. - Дир, посмотри, как она  похожа  на
мою несчастную невесту...
     - Да, и я бы принял ее за Зою...
     - Ты подтверждаешь, что я  говорю?  Благодарю  тебя!  Отдай  мне  ее,
византиец!
     Македонянин отрицательно покачал головой.
     - Что? - воскликнул Аскольд.
     - Ты очень поспешен!.. Такие дела так скоро никогда не делаются...
     - Но я молю тебя!
     - Напрасно!.. Что я? У меня есть император, который только один может
решить это дело.
     - Идем к нему!
     - И этого нельзя... Невозможно видеть императора всегда,  как  только
пожелаешь... Он не допустит теперь ни меня,  ни  тебя  пред  свое  светлое
лицо...
     Аскольд весь поник.
     - Что же делать? - прошептал он.
     - Ждать!
     Изок и Ирина, присутствовавшие при этой сцене,  смутно  понимали  ее.
Они видели, что речь идет именно о них, но в чем дело, этого они не  могли
постигнуть. Ирина с удовольствием глядела на  красивого  варяга.  Из  слов
брата, сказанных ей шепотом, она поняла, что это именно и есть  тот  самый
князь, о котором она столько раз  слышала  от  него.  Женское  любопытство
сказалось в ней. В Аскольде она видела героя, героя ее родины,  избавителя
родного народа от ига хазар. Но что он хочет? О чем он молит этого доброго
Василия, и зачем этот Василий на все его мольбы только отрицательно качает
головой?..
     -  Василий,  скажи  мне,  я  чувствую,  что  речь  касается  меня,  -
заговорила она, - скажи же мне, что ему нужно?
     - Видишь ли, дитя мое, - ответил Василий, - тут говорят действительно
о тебе, и речь идет очень серьезная... Я затрудняюсь тебе  сказать...  Но,
если  ты  ответишь  мне  на  некоторые  вопросы  правдиво,  искренно,  как
подскажет твое сердце, тогда и я встану на  твою  сторону  и  помогу  тебе
поступить по твоему желанию... Будешь ли ты мне отвечать по сердцу?
     - Буду, говори!
     - Сейчас... А вы, князья, слушайте, запомните ее слова и потом решите
сами, что делать.
     Он на минуту смолк, потом обратился к Ирине с вопросом:
     - Дитя мое, веруешь ты во Христа?
     - Верую! - было ответом.
     - И не отвергнешь его?
     - Никогда!
     - Даже если бы это лишило тебя всего счастья, которое суждено тебе на
этом свете?
     - Даже и тогда!.. Что счастье земное, если нас в будущей нашей  жизни
ждет лучшее счастье - небесное!
     - Я ожидал этих ответов, дитя мое...  Благодарю  тебя,  но  теперь  я
скажу тебе вот что: любила ли или любишь ли ты кого?
     Личико  Ирины  вспыхнуло  ярким  пламенем.  Всего  еще  за  несколько
мгновений до этого она смело бы ответила на  этот  вопрос  отрицанием,  но
теперь она смутилась и ничего сказать не могла...
     - Хорошо, не отвечай, - заметив ее смущение, сказал Василий. - Но вот
что: если бы язычник предлагал тебе свою любовь, и  ты  бы  сама  полюбила
его, решила бы ты стать его женой?
     - Да, если бы он принял святое крещение.
     - А если нет...
     - Я бы умерла, но отказалась он него...
     - Слышишь, князь?.. Спасибо тебе за эти ответы! Теперь я  скажу,  что
речь действительно шла о тебе. Вот  этот  человек,  он  -  вождь  храброго
славянского народа, хочет взять тебя своей женой; правда это, Аскольд?
     - Да, - глухо подтвердил киевский князь.
     - Я слышал твой  ответ.  Этот  человек,  Ирина,  -  язычник;  что  ты
ответишь ему?
     - Пусть он станет христианином, и я буду ему верной подругой  на  всю
жизнь.
     - Слышишь, князь! Теперь, Ирина, удались в свои покои... Изок, поди с
ней... или нет, предложи молодому витязю, - Македонянин указал на Дира,  -
пройтись по императорскому саду, мы же здесь поговорим с его братом.
     Изок поспешил повиноваться Василию, и Дир, со своей стороны, не нашел
предлога к отказу. Он понимал, что между этим византийцем и его  названным
братом должен произойти серьезный разговор.
     Они ушли. Василий и Аскольд остались одни.
     - Ты все слышал, князь? Ведь не  наложницей,  а  женой  своей  хочешь
взять ты эту девушку? - заговорил первым Василий.
     - Да, женой! - воскликнул Аскольд. - Вы сами  отняли  у  меня  Зою  и
должны мне теперь отдать ее назад... Да, должны...
     - Но ты слышал, что она сама тебе здесь сказала?
     - Слышал!
     - Она - христианка и может стать только женой христианина...
     - Что же из того?
     - Как что? В этом все... Я не могу тебя понять, - уж не слеп  ли  ты?
Бог столько раз показывал тебе Себя в явных чудесах, и ты до сих  пор  еще
не решаешься обратиться к Нему...
     - Я уже сказал, что я уверовал в Него!
     - Этого мало!
     - Что же еще?
     - Крестись!
     Аскольд ничего не ответил и только поник своей могучей головой...



                         8. ПАТРИАРШЕЕ ВРАЗУМЛЕНИЕ

     Тотчас же весь этот разговор стал известным Вардасу  и  патриарху.  И
тот, и другой вполне сошлись во мнении с Василием, что  таким  путем  само
Небо хочет подчинить Византии столь страшного врага, как славяне.
     - Сильны путы любви, - хитро улыбаясь, сказал Вардас,  -  посредством
этой женщины мы всех славян будем держать в полной покорности...
     - Да, судьбы Божьи неисповедимы, - согласился Фотий, - но я вижу  еще
дальше... Всем вам известно, что образовалось два славянских  государства:
одно - на севере,  на  озере,  которое  по-славянски  называется  Ильмень,
другое  -  на  Днепре.  Северные  варяго-россы  грубы,  свирепы,  нрав  их
неукротим, и борьба с ними была бы очень трудна.  Теперь  и  они  для  нас
безопасны. Если между Византией и киевскими варягами  установится  прочная
связь, то нам нечего бояться северных. Киевские варяго-россы станут первым
оплотом Византии, и они никогда не допустят своих ильменских соплеменников
до нас.
     - Ты прав, блаженный! - воскликнул Василий.  -  Но  тогда  что  же  -
отдать в жены девочку этому варвару?
     - Только если он примет крещение по обрядам нашей веры...
     - Он примет!
     - Тем лучше для него...
     - Но эта... Ирина, ты говоришь? Какова  она?  Будет  ли  она  предана
интересам Византии? - спросил Македонянина Вардас.
     - Насколько я знаю ее, она скромна, честна, она воспиталась здесь,  и
город Константина стал ей родиной. Как все славянки, она несколько упряма,
но это только может вести к нашей выгоде.
     - Тогда действуй в этом направлении, но прежде всего  я  хочу  видеть
обоих вождей варваров, - сказал Фотий. -  Я  увижу,  насколько  их  сердца
приготовлены для принятия света истины.
     А те сердца, о которых  говорил  патриарх,  по  крайней  мере  сердце
Аскольда, только и жаждали, чтобы поскорее этот свет озарил их...
     Они так наволновались за это время, что, не веруя еще на словах,  уже
веровали в глубине своей души. Они часто бывали в христианских  храмах,  и
всегда богослужение производило на них сильное впечатление. И Аскольду,  и
Диру всегда казалось, что в облаках фимиама  над  бескровным  жертвенником
всегда витает Бог христиан, Бог - перед которым ничто и  Один,  и  Тор,  и
Перун славянский...
     Свидание с патриархом, подготовленное вскоре  Василием,  застигло  их
чуть ли не врасплох.
     Когда они были  введены  к  Фотию,  то  патриарх  был  окружен  такой
пышностью и великолепием, что простодушные норманны пали пред ним ниц.
     - Встаньте, - сказал им Фотий, - поклоняйтесь Единому Богу,  я  же  -
недостойный и смиренный служитель Его здесь на  земле!..  Призвал  я  вас,
чтобы говорить с вами. Слышал я  уже  от  многих  теперь,  что  смягчились
сердца  ваши,  и  желаете  вы  познать  истинную  веру  в  Бога  живого...
Отвечайте, правда ли это?
     - Правда, - твердо ответил Аскольд.
     - Да, правда... - не так твердо, но  все-таки  подтвердил  его  слова
Дир.
     - Вы радуете меня, и на небесах радость... Проследите, как Небо  вело
вас к истине: ты, витязь, - обратился патриарх к Аскольду, - потерял  свою
невесту, ты был в горе, тоске и отчаянии, но Небо в громе, молнии, вихре и
буре сперва показало вам свою силу, разметав  вас  по  морским  волнам,  а
потом и оказало тебе милость, приведя тебя к той, которая кажется тебе как
бы  вставшей  из  мертвых  твоей  невестой...  Правду  ли  я  говорю  вам,
отвечайте?
     Оба князя ответили утвердительно.
     - Я рад этому, - продолжал патриарх, - но если вы познаете истину, то
должны забыть все ваше прошлое. Вы должны вновь родиться и  стать  другими
людьми. Вы должны возлюбить ближнего, как самого себя, забыть  про  битвы,
про войны и быть готовыми лучше самим умереть,  чем  пролить  кровь  брата
вашего...
     Голос Фотия звучал необыкновенной торжественностью.
     Тон его то был настолько мягок, что проникал прямо в душу,  то  вдруг
становился строгим и даже грозным, заставляя варяжских князей  вздрагивать
всем своим телом.
     Они слушали патриарха как в забытье, тот же все  говорил  и  говорил,
наставляя их в правилах новой веры...
     Вдруг его вопрос вывел князей из их томительного полузабытья.
     - Отвечайте! Готовы ли вы  креститься?  -  громко  и  строго  спросил
патриарх.
     - Готовы! - в один голос отвечали князья.
     - И не отступите от этого решения?
     - Нет!
     - Тогда примите мое благословение, и вы  будете  скоро  причислены  к
Христову стаду, заблудшими овцами которого вы были доселе...
     Он  встал  с  своего  трона  и  преподал  благословение  благоговейно
склонившимся перед ним киевским князьям.



                         9. ОЗАРЕННЫЕ СВЕТОМ ИСТИНЫ

     В становище варягов узнали, что задумали  их  князья,  но  там  почти
безвыходно был Андрей-юродивый. Он, не  умолкая,  твердил  о  свершившемся
чуде остаткам княжеской дружины и сумел вселить в сердца  суеверных  людей
такое почтение к Невидимому Богу византийцев, что они не только не роптали
на то, что князья их готовились переменить свою веру, но даже одобряли их,
рассчитывая, что тогда Бог христиан будет им таким же  защитником,  как  и
византийцам.
     - Пусть князья меняют веру, - толковали в становище, - все равно  они
не нашему Перуну молились.
     - Как так?
     - Да так, они своего Одина к нам принесли.
     - То-то Один и помог им...
     - А Бог христиан, может быть, и поможет...
     Итак, и с этой стороны намерение Аскольда и Дира принять христианство
не встречало никаких препятствий.
     Да они и не особенно заботились об этом.
     Оба князя были увлечены важным шагом в своей жизни.  Дир  к  принятию
христианства относился с таким же пылом, как и  Аскольд.  Он  сочувствовал
Аскольду в его новой любви и уже ради того, чтобы его названный  брат  был
счастлив, готов был сделать, что угодно.
     Князья готовились к  принятию  христианства  под  руководством  особо
назначенных для того Фотием священников. Мягкие их  души  давно  уже  были
готовы к восприятию нового вероучения, и они  охотно  внимали  всему,  что
говорили им наставники. Да, впрочем, многое из  этого  и  Аскольд,  и  Дир
слышали уже ранее, еще