яет собою подобный договор.
     - Да что же ты это наделал, княже? - воскликнул он.
     - Как что, я тебя не понимаю?
     - Киев по этому договору стал верным рабом Византии, и сам ничего  не
выиграл... Что ты получил взамен того, что дал сам?
     - Твою дочь Ирину!
     - Что моя дочь! Она мне и люба, и дорога,  да  родина  моя  для  меня
гораздо дороже дочери! И ты будешь держаться этого договора?..
     - Как же иначе?.. Я поклялся в этом...
     - Ты был ослеплен!
     - Не тебе меня учить... Еще раз я говорю тебе, что я - князь...
     Всеслав только тяжело вздохнул в ответ на это, но ничего не сказал.
     "Не князья, не князья", - еще раз подумал он.
     На этом разговор прекратился.
     Когда Всеслав оставил князей и ушел к себе, много-много дум бродило в
его голове.
     Он приглядывался к Ирине.
     Да, она, эта женщина, несомненно - его дочь. В ней узнавал  он  черты
свои и своей матери. Она походила как вылитая на Зою, но он  не  знал  ее.
Его сердце в отношении Ирины молчало. Она была ему как чужая. Да она,  это
видно, вся предана князю Аскольду...  Что  она  ему,  в  самом  деле?  Она
вернулась, а Изок там, томится  в  плену.  Нового  похода  не  будет.  Это
очевидно. Ведь и договор, позорный для славянства договор, заключен. Нет и
надежды на то, чтобы, помимо князя, поднять поход. Из скандинавов в  Киеве
никого не осталось, а славяне за князей. Они не послушаются его, Всеслава,
не пойдут за ним, как шли за своими князьями.
     Стало быть, нечего и думать о походе...
     Кто же тогда выручит из византийского плена Изока?
     И тяжело стало на душе Всеслава.
     Припомнилось ему прошлое и прежде всего вспомнился Ильмень...
     Там княжит славный Рюрик, этот  сокол,  пред  которым  все  окрест  и
трепещет, и в восторге преклоняется.
     Там Рюрик  и  Олег,  этот  храбрец  из  храбрецов  скандинавских,  не
останавливавшийся ни перед чем, ни перед какой бы ни было  опасностью.  Он
бы не предал своей земли, не испугался бы обыкновенной бури...
     Вот у кого просить защиты... Вот кто  поможет  освободить  Изока.  Но
прежде Византии он должен  будет  придти  сюда.  Тогда,  нет  сомнения,  и
Аскольд, и Дир погибнут.
     Что же!
     Погибнут они двое, а не весь народ приднепровский.  Договор  заключен
ими. Не будет их, и Киев  будет  свободен  от  договора...  и  Изок  будет
освобожден. Другое дело, если бы он вернулся, ну, что ж тогда?.. Тогда еще
можно было бы примириться, как ни тяжело,  с  положением  дел,  а  теперь,
теперь - нет...
     До утра продумал Всеслав и, чем дальше он  думал,  тем  все  более  и
более укреплялся в своих мыслях.
     Весь следующий день проходил он мрачнее осенней темной ночи.
     На возвратившуюся дочь он не обращал никакого внимания, как будто  ее
никогда не существовало для него.
     Ирина только и могла, что мельком  видеть  этого  сурового,  мрачного
человека, которого все вокруг называли ее отцом.
     Она боялась его.
     На расспросы княгини, что такое с Всеславом, Аскольд  отвечал  только
одно:
     - Об Изоке скучает! Он думал, что мы возвратим ему твоего брата.
     Но Аскольду и самому становилось жалко своего  любимца;  они  столько
лет провели вместе, что сжились невольно,  и  теперь  князь  понимал,  что
никто иной, как он, виновник его тайных страданий.
     А Всеслав, между тем, надумал все...
     - Княже, долго мы жили с тобой, вместе хлеб-соль водили, - явился  он
к нему, - но теперь прости: не слуга я тебе больше.
     - Как! Что? - встревожился Аскольд.
     - Так, ухожу я, прости!
     - Куда же ты идешь?
     - На все четыре стороны, - уклончиво ответил Всеслав.



                              14. НА ИЛЬМЕНЕ

     В Киев редко приходили вести с великого озера славянского.
     Но если бы они приходили чаще, то Аскольд  и  Дир  узнали  бы  о  той
тяжелой борьбе, которую пришлось  выдержать  с  ильменскими  славянами  их
бывшему другу Рюрику, ставшему Новгородским князем.
     И эта борьба кончилась всецело в пользу единой власти, олицетворенной
для разрозненных и враждовавших племен единым князем.
     Рюрик, наконец, стал княжить на Ильмене совершенно спокойно.
     Около  этого  времени  появился  на  Ильмене   пришелец   из   земель
приднепровских.
     Его тотчас же узнали и  приняли  в  княжеских  хоромах  на  Рюриковом
городище. Многим он был еще памятен там.
     Сам князь тотчас же поспешил принять его к себе.
     Да и как было не принять старого товарища -  ведь  это  был  Всеслав,
разделявший с Рюриком опасности не одного похода.
     Но кто более всех обрадован был появлением Всеслава, так это Олег.
     Ведь Всеслав явился недаром.
     Он принес долгожданную весточку о тех,  кого  Олег  в  глубине  своей
могучей души считал изменниками общему делу.
     Никак он не мог забыть того, что объявили они русскому князю, которым
они были посланы покорить под его власть земли приднепровские, после того,
как уже осели там.
     "Ты будешь конунгом на севере, а мы  -  на  юге,  -  уведомляли  ярлы
Рюрика. - Друг другу мы не помешаем, если же понадобится тебе наша  помощь
- можешь  на  нее  рассчитывать;  готовы  мы  вступить  с  тобой  в  союз.
Изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности,
и мы ярлы свободные, ни от кого независимые".
     Независимые? Разве он, Олег, зависим от кого-нибудь, кроме уз дружбы?
А он все-таки не изменил.
     Еще тогда он предлагал Рюрику пойти и наказать виновных,  но  тот  не
пустил его.
     - Нет, мой брат, у нас и здесь слишком много дел. А  Киев,  рано  или
поздно, от нас не уйдет - все равно наш будет, как и вся земля славянская.
Ярлы нам же еще услугу делают - к Киеву дорогу прокладывают. Нам после них
легче будет пройти, потому что они - такие же варяги, как и мы. Поэтому  и
оставим их в покое до поры до времени, пусть они там забавляются тем,  что
новое княжество на юге основали, все равно их княжество к нам перейдет. Да
и сами ярлы наши, Аскольд и Дир, совсем  не  люди  ратные.  Они  к  тихой,
мирной жизни склонны. Это ты знай!
     - Ты прав, мой Рюрик, затаю я до поры до времени думы мои, но  потом,
знай, буду просить у тебя позволения разделаться с изменниками  по-своему,
- ответил, однако, Олег.
     - Придет время, ты пойдешь на юг.
     Увы! Во все времена, пока княжил на Ильмене  Рюрик,  для  Олега  было
столько дел, что и подумать о новых завоеваниях некогда  было,  но  теперь
пришел с Днепра старый товарищ, который рассказывал нечто  невероятное  об
Аскольде и Дире...
     Олег  отказывался  верить,  чтобы  скандинавские   ярлы   могли   так
перемениться,  но  Всеслав  приводил  подтверждения,  и  не  верить   было
нельзя...
     Более всего возмутился Олег тем, что Аскольд не сдержал своей  клятвы
и не обратил в развалины Византию;  при  рассказе  же  о  тех  богатствах,
которые  скоплены  были  в  Константинополе,  глаза  норманна   загорелись
блестящим огоньком...
     - Клянусь Одином, - воскликнул он, - лишь только управится  с  делами
Рюрик, мы пойдем, Всеслав, на Днепр, и беда тогда изменникам.
     Он несколько раз пытался заговорить с Рюриком о Киеве, но тот на  все
доводы отвечал только одно:
     - Не время еще!
     Рюрик полагал, что норманны еще недостаточно укрепились  на  Ильмене,
чтобы начинать новые походы с целью завоеваний.
     Всеславу приходилось ждать...
     Но вот Ильмень постигло горе.
     Умер тот, кто объединил и укрепил его - Рюрик.
     Только тогда народ славянский понял, кого он потерял.
     Но не смертным бороться со смертью.
     Рюрик был погребен, и его  наследником  стал  его  четырехлетний  сын
Игорь, а так как он был мал, то вместо него править ильменцами стал  Олег.
Теперь он был свободен...
     Он мог бы сразу пойти на Днепр, но некоторые  недовольные  правлением
Рюрика роды приильменские попробовали возмутиться.
     Пришлось их усмирить...
     Когда же и  это  дело  было  окончено,  Олег  не  долго  засиделся  в
Новгороде; собрав грозную рать, он вместе с Всеславом тронулся  на  ничего
не подозревавших киевских князей.



                        15. СМЕРТЬ АСКОЛЬДА И ДИРА

     В самом  деле,  никто  в  Киеве  не  подозревал  той  грозы,  которая
надвигалась на него с севера.
     Аскольд и  Дир  -  христиане,  уже  не  проводили  своего  времени  в
бесконечных пирах и охотах. Нет, они всеми силами старались ввести в своей
стране ту веру, которую исповедовали сами.
     Однако нельзя сказать, чтобы им это удавалось.
     Князья не желали действовать силой. Они своим примером, своей  жизнью
хотели увлечь за собой народ, но  пример  действовал  далеко  не  успешно.
Народ оставался равнодушным к верованиям князей  и  по-прежнему  продолжал
поклоняться истуканам.
     Однако князья не теряли надежды на успех.  Они  строили  христианские
храмы, учили народ, но народ любил их за кротость, доброту, ласку,  однако
не хотел следовать за ними в деле веры.
     Так шло время.
     Однажды князьям пришли сказать,  что  у  берега  Днепра  остановилась
пришедшая с  севера  ладья  с  купцами,  и  эти  гости,  которые  говорили
по-славянски, желали бы, чтобы Аскольд и Дир спустились к ним,  посмотрели
их товары и приняли дары.
     Такие посещения не были редкостью в Киеве.
     Благодаря его князьям, все чаще и чаще  прибывали  в  столицу  южного
славянского союза заезжие гости. Они торговали на славу. Товары их,  порой
малоценные, с большой выгодой обменивались на товары приднепровские. Гости
и киевляне были довольны, а последние были рады прибытию купцов.
     Заходили в Киев гости и с севера - с Ильменя...
     К ним всегда выходили князья, подробно расспрашивали их  о  том,  что
происходит на великом озере славянском. Приблизительно они знали все,  что
там происходило...
     Видя, что Рюрик ничего не предпринимает против  них,  Аскольд  и  Дир
успокоились. Они уверились,  что  северный  владыка  вполне  примирился  с
мыслью о разделе славянских земель и вовсе не желает идти на  них  войной,
как они предполагали в первое время.
     Но вдруг гости с севера исчезли и исчезли как-то сразу. Об Ильмене не
стало ни слуху, ни духу, и князья обрадовались, когда  узнали  о  прибытии
ладьи оттуда...
     Не подозревая ничего дурного для себя, Аскольд и Дир, в сопровождении
всего только нескольких слуг, поспешили на зов.
     Ладья  была  как  ладья  -  обыкновенная  купеческая,  ничего  в  ней
подозрительного не было, одно только казалось странным, что  она  стала  в
некотором отдалении от пристани, в месте глухом и безлюдном.
     Казалось, тут купцам нечего было бы делать.
     Однако князья не обратили на это внимания и подошли к самой ладье.
     А, между тем, если бы только могли они знать, что  таит  в  себе  эта
ладья и еще несколько стоявших в отдалении стругов, они не оставили бы так
спокойно свои палаты...
     Несмотря на свой невинный вид, эта ладья таила в себе гибель Аскольда
и Дира...
     Долгие годы полнейшей безопасности сделали когда-то  безумно  храбрых
ярлов до нельзя беспечными, лишили их прежней наблюдательности...
     Они не заметили в своей беспечности, что ладья несет  на  себе  живой
товар...
     Их притупившийся слух  не  расслышал  тихого  бряцанья  железа,  тихо
раздававшегося где-то внутри ладьи.
     Оба они сгорали нетерпением узнать,  что  делается  на  Ильмене,  как
живет их старый друг и соратник Рюрик.
     Но если князья были беспечны, то их приближенные, сопровождавшие их в
очень,   правда,   небольшом   количестве,   вдруг   прониклись   чувством
инстинктивного страха.
     - Ох,  князья,  -  шептали  то  Аскольду,  то  Диру  их  спутники,  -
необыкновенная эта ладья.
     - Как необыкновенная? Что такое?
     - Таких ладей у заезжих гостей не бывает!
     - Варяжская эта ладья, - будто в поход какой собралась...
     - И добра на ней не видно...
     - Гости  приезжали,  так  ладьи-то  у  них  до  верху  всяким  добром
нагружены, а тут только донышко прикрыто...
     Но князья только посмеивались над страхом своих спутников.
     - Что вы? - удивлялись они. - Мало ли гостей приходило, и  ничего  не
бывало, а тут вы перепугались!
     - За вас, князья, страшно.
     - За нас не страшитесь, мы никому зла не  делаем,  и  нам  его  также
никто не будет делать...
     Они подошли к самой ладье...
     - Ой, князья, вернитесь, чует сердце неладное.
     Аскольд и Дир продолжали смеяться...
     Непонятное ослепление овладело ими...
     Они хотели уже позвать купцов, которых не было видно, как вдруг перед
ними во весь рост поднялся какой-то человек, у которого из-под  купеческой
одежды видна была кольчуга.
     Аскольд  и  Дир  взглянули  и  ужаснулись:  перед  ними  стоял   Олег
новгородский.
     - Вы князьями себя зовете? - загремел он. - Нет, вы - не князья и  не
княжеского роду, а вот вам князь, сын Рюрика.
     И он высоко поднял над головой малютку-мальчика...
     Это было знаком, на который из лодки выскочили несколько  вооруженных
воинов и с оружием в руках кинулись на киевских князей.
     Берег Днепра огласился воинственным кличем...
     Стоявшие в отдалении струги быстро приблизились на веслах к  одинокой
ладье.
     Засвистали стрелы, забряцали мечи, вооруженные люди  один  за  другим
выскакивали на берег...
     Несчастные не успели опомниться от неожиданности и были убиты.
     А коварный победитель в тот же день вступил  в  Киев  и  объявил  его
присоединенным к владениям князя Рюрика.
     Киевляне и не думали сопротивляться...
     Правда, они любили своих князей; но  у  них  не  было  иной  связи  с
Аскольдом и Диром, кроме обычных столований да пиров...
     Между тем, личность Олега новгородского была для них замечательной...
     В Киеве как будто ничего не произошло, ничего не переменилось...
     Олег утвердился в днепровской  столице  и  правил  городом  от  имени
Игоря...
     Договор киевлян с Византией был разрушен...
     Над Византией собиралась новая гроза.



                             16. ПОСЛЕСЛОВИЕ

     Наш рассказ окончен.
     Что сказать в заключение его?
     Очень, очень немногое...
     Аскольдом и Диром началась закончившаяся только при Владимире  борьба
славянства с Византией.
     Мы в настоящем романе поставили себе задачей обрисовать  начало  этой
борьбы, которой все-таки, в  конце-концов,  наша  матушка  Россия  обязана
одним из незабываемых устоев своего величия - православием.
     Пусть читатель судит, как удалось нам выполнить эту задачу...
     Здесь же мы должны сказать несколько слов о судьбе наших героев.
     После того, как Аскольд и Дир были убиты, север и юг славянства  были
связаны, наконец, неразрывной цепью, и эта связь не прервалась и поныне.
     Тела несчастных  были  погребены  на  горе,  где  в  Несторово  время
находился Ольгин двор.  Прах  Дира  покоился  за  церковью  св.Ирины,  над
могилою Аскольда стояла  церковь  св.Николая.  Киевские  жители  и  поляне
указывают это место на крутом берегу Днепра, известное даже и  доныне  под
общим названием Аскольдовой могилы.
     О судьбе Ирины автор ничего не сообщает здесь, так как  предполагает,
что благосклонный читатель еще встретится с нею...
     Олег оправдал надежды Всеслава.
     Этот славный могучий северный богатырь-завоеватель, для  которого  не
было "в мире лучше дел войны", был настоящей грозой Византии,  которую  от
него не спасли никакие чудеса.
     Щит  его  после  победы  над  Византией,  по  свидетельству  истории,
красовался на воротах Константинополя, и Византия всегда дрожала при одном
только упоминании имени этого грозного северного завоевателя.
     После Олега, Игорь, Святослав, Владимир наводили панический  ужас  на
Византию, упрочивая этим  положение  русского  народа  и  объявляя  своими
победами о возникновении в таинственной  Скифии  могущественного  крепкого
сплоченного государства...
     Византия перенесла множество перемен.
     Василий Македонянин женился на надоевшей Михаилу  Ингерине,  и  после
смерти Вардаса порфирогенет ему наскучил своими капризами.
     После одной  из  своих  бесчисленных  оргий  Михаил,  находившийся  в
бесчувственно  пьяном  виде,  был  убит,  и  византийский  народ  поспешил
возвести на императорский престол Василия, давшего  ему  во  время  своего
царствования мир и спокойствие.
     Василий оказался одним из  мудрейших  императоров  разлагавшейся  уже
Византии.
     Царствование   его   не   было   так   блестяще,   как   царствование
Упранды-Юстина и его племянника Юстиниана, но отличалось мудрыми законами,
направленными к общему благу подданных.
     После Василия остались "Базилики" - ряд законов, по  своей  мудрости,
действительно, не уступавших законам Юстиниана.
     Изок был им отпущен к отцу еще при жизни Аскольда, и он стал одним из
самых славных сподвижников Олега.
     Фотий, несмотря на все его достоинства, немедленно по  восшествии  на
престол  Василия  Македонянина,  считавшего  его  возведение  в  патриархи
несогласным с законом  церкви,  был  заменен  Игнатием,  освобожденным  из
заточения.
     При нем,  однако,  Византия  жила  в  полном  ладу  со  славянами,  и
серьезных вспышек не было, хотя Олег  и  не  оставлял  мысли  о  походе  и
отмщении за гибель киевской дружины.
     Такова была судьба действующих лиц этого рассказа.
     Что сказать еще?
     Дочитав до этих строк, читатель, может быть, поставит кое-что в упрек
автору.
     Он заранее предвидит это.
     В его рассказе есть много таких  эпизодов,  указаний  на  которые  не
сохранила нам история.
     Но что же делать?!
     Ведь  нашей  задачей  было  написать  не  историческое  исследование,
точное, основанное на несомненных, достоверных свидетельствах, а более или
менее интересный для читателя рассказ о давно минувших временах. В  основу
рассказа положен исторических факт, а относительно деталей - точны они или
не точны - не все ли равно читателю, если он найдет рассказ интересным...
     Посвятив свой труд  началу  борьбы  между  славянами  и  Византией  и
первому  возникновению  христианства  на  св.Руси,  автор  предполагает  в
следующих романах показать его постепенное  развитие  в  нашем  отечестве,
имевшее  своим  результатом  окончательное  принятие   христианства   всем
славянским народом при Владимире.
     Если  читателю  не  наскучило  еще  повествование  о  давно  минувших
временах, пусть он обратится к этим рассказам...