и  мужчина,  убей  ее  и  брось тело в колодец. Если в воде
женский лик, пусть вдет куда глаза глядят...
     В первую же ночь полнолуния пошел я с сеньорой  Разин  к  колодцу.  Она
сказала, что хочет остудить фрукты. Когда она вытащила ведро, я смотрел, ибо
я  слеп  только  в  своем  деле.  Витача  не  обращала  на  меня  внимания и
наклонилась над ведром, ожидая, когда в нем соберется свет луны. Она  ждала,
а звезды падали, словно листья. В это время она говорила:
     --  Пусть  Воскресенье венчается с Понедельником, Вторник -- со Средой,
Четверг -- с женской Пятницей, а мужская Пятница  с  Субботой.  Оставь  году
двенадцать  мужских  Пятниц  и  не смей оскоромиться, не пускайся в путь, на
войну и в постель с женой. А женские Пятницы да  останутся  прежними,  пусть
первая  Пятница  после  каждого  полнолуния  останется для меня женской. Это
молодая Параскева Пятница, святая, покровительница лошадей; Параскева  пусть
защищает бесплодных;
     и  таких  оставь  двенадцать в году. И да останется Четверг вдовцом (на
мужской неделе он Пятницами идет), а Суббота -- вдовой, когда святые Пятницы
будут в женских неделях. И пусть не борются мужские  дни  с  женскими  днями
недели за превосходство, да будет мир им и явившемуся...



     И  тут я увидел, что в ведре появляется лик. Хорошо всмотрелся, мужской
или женский, и сделал точно так, как было ведено".

     Прошу  Вас,  дон  Азередо,  после  того  как  прочитаете  это   письмо,
прослушайте  кассету.  Вы услышите то, чего не напишешь на бумаге. В отличие
от наших голосов голос молодого человека с кудрявыми волосами  --  глубокий,
надтреснутый альт, который заикается и не имеет эха.
     Хотя Вы все это, наверное, уже знаете.


     По вертикали 1


СОСТАВИТЕЛИ ЭТОГО АЛЬБОМА


     Когда  был  завершен и собран воедино этот Памятный Альбом, посвященный
архитектору Афанасию Разину,  или  Свилару,  мы  почувствовали  себя  словно
собаки,  у  которых от частого поглаживания по голове искривились уши. Нужно
было отпечатать шестьсот экземпляров подарочного издания, из которых  первые
сто  будут переданы в распоряжение фирмы "АВС Engineering & Pharmaceuticals"
из Калифорнии, следующие сто, по желанию самого Афанасия Федоровича  Разина,
положены  в склеп его матери на кладбище в Белграде, а остальные -- пущены в
продажу.
     Но сначала надо было получить согласие самого юбиляра. Поэтому рукопись
вместе с семейными фотографиями, приложенными  к  Альбому,  была  отправлена
архитектору  Разину.  Он  получил  ее  и долго не отвечал. На то у него были
причины. Дела и заботы. Я  готов  биться  об  заклад,  что  мы  этой  книгой
поставили  его  в  неловкое  положение,  и  потому  не  удивлялся, что он не
отвечает. Однако нужно было работать, и я позвонил ему по телефону.  Он  был
любезен, говорил, не вынимая изо рта трубки. Он сказал:
     -- Я далек от мысли, что могу по достоинству оценить вашу книгу. Хочу в
связи  с ней сказать вам две вещи. Мне кажется, один рассказ, или как вы это
называете, сбежал, пока я читал его. Как-то  потерялся.  Второе,  я  не  мог
смотреть  снимки.  Мне постоянно казалось, что появится более удобный момент
для этого. Только после того, как прочитал книгу (если я вообще ее  прочитал
с учетом пропавшей истории), я стал разглядывать фотографии, но вместо того,
чтобы рассматривать их, пустился в этот разговор с вами. Беда в том, что мне
уже сейчас кажется, что из вашей книги исчезла не одна история. Множество. И
число  их изо дня в день растет. Вы знаете, к чему это ведет. Из вашей книги
исчезло  больше  рассказов,  чем  в  ней  осталось,  а  поскольку   рассказы
продолжают  исчезать  и  теперь  из  вашей  книги,  как в черную дыру, как в
звездную яму их утекло куда больше, чем вы написали.  Поэтому  прервем  этот
разговор. Он теперь уже
     не  касается  ни  вас,  ни меня, а кого-то третьего, ибо как знать, чьи
рассказы сейчас исчезают из вашей книги. -- И он положил трубку.
     Когда затем мы встретились, Альбом уже находился  в  печати  --  он  же
этому  никогда  не  противился, -- и все-таки я спросил его, что он думает о
книге. Он был не тот, каким бывал прежде, когда, расплачиваясь в  ресторане,
проводил  монетой  по  усам  (чтобы  денежки  водились),  был  умиротворен',
ежедневно -- по утрам, привычно, словно парикмахер -- сбривал бороду,  брови
и  волосы;  Витача исчезла из его жизни, и доходили слухи, что он все больше
отходит от дел  под  натиском  чего-то  такого,  что  сильнее  его,  и  свои
неизмеримые  богатства,  земельные  владения и заводы, биржевые акции и дома
превращает в наличные.
     -- Больше всего мне понравился рассказ  о  четырнадцатом  апостоле,  --
сказал он мне.
     -- О четырнадцатом апостоле? Да такого рассказа в нашем Альбоме нет.
     -- Нет, говоришь? Ну вот видишь, здесь я с тобой не согласен.
     -- Клянусь бородой, нет!
     --  Знаешь,  -- сказал он, словно не услышав меня, -- нет такой фразы в
книге, которая раньше или позже не стала бы истиной. Мне часто кажется,  что
в иностранном языке или в спектакле я узнаю слова из нашего сербского языка.
В  японском  театре  Ноо  мне  вполне  отчетливо слышится звучание сербского
народного стиха или даже пения, которое порой звучит как русское  церковное.
Я  убежден,  что  и  в произведениях Шекспира может оказаться очень красивая
история на нашем языке (сам Шекспир по-сербски ни бе ни ме,  хотя  некоторые
его  герои говорили на этом языке), если хорошенько вслушаться, если уловить
подлинное звучание и смысл  фраз,  вырванных  из  глав  одной  книги,  может
получиться  такой роман, что с ума сойти можно... Следовательно, из книги не
только постоянно исчезают рассказы, но в ней постоянно  появляются  новые  и
новые  повести.  Это  зависит от чтения, а не от написания, дело глаза -- не
пера. Так мы возвращаемся к тем рассказам -- незваным гостям, о  которых  ты
упоминаешь  в этой книге. Чему же ты теперь удивляешься? Неужели не веришь в
их присутствие?
     Я смотрел на него, наголо обритого, со вчерашними слезинками на глазах,
которые никак не могут пролиться, и решительно возразил:
     -- Не верю.
     -- Не веришь? -- переспросил он. -- А это что? И он протянул мне листок
бумаги, где было написано:


ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ АПОСТОЛ

     Когда Христа, уже пригвожденного, подняли на кресте, из пустыни  явился
незнакомец,  который  пал  ниц в пыли у его подножия и стал слизывать кровь,
струившуюся с ног распятого.
     -- Кто  ты?  --  спросили  его  ученики  Христовы,  собравшиеся  вокруг
распятия.
     -- Я -- четырнадцатый его ученик, -- ответил незнакомец.
     -- Раньше мы тебя никогда не видели. Где ты был раньше? -- сказали они.
     -- Раньше? -- удивился незнакомец. -- Раньше он мне не был нужен. Он не
был моим  учителем. Я пришел учиться не тому, как жить, а тому, как умирать.
Что я сейчас и делаю...




     -- Что это? -- спросил я Разина.
     -- Как "что"? Это тот рассказ, который  я  прочитал  в  вашей  книге  и
который  мне  понравился больше всего. Я собрал его, фразу за фразой, словно
нищий с картины Курбе, собирающий по колоску оставшуюся на жнивье пшеницу...
Видишь ли, эта история -- единственное, что мне в  данный  момент  из  этого
Альбома необходимо. Читатель находит в книгах то, чего не может найти в ином
месте, а не то, что писатель внес в роман.
     Я  разволновался  и  взял у него ту бумажку. Если читатель хочет, пусть
поступит, как я. Пусть проверит и убедится, что в нашем Альбоме в самом деле
присутствуют все те слова и  фразы,  которые  Разин  собрал  в  рассказ,  --
читатель  может  сделать  то  же самое, если надумает поискать в книге некую
третью, свою повесть, которую он предпочтет той, которую  нашел  Разин,  или
этой, пересказанной нами. Потому что привидения исчезают с первыми петухами,
даже когда и петух-то не имеет понятия, где они.
     Один  наш  приятель,  по профессии полицейский шифровальщик, исследовал
наш текст с помощью своих методов вдоль и поперек,  как  осматривают  минное
поле,  и  нашел  кроме  того,  разинского,  еще  один  рассказ, складывая от
словечка к словечку этот кроссворд, или Памятный Альбом. Значит, это уже  не
единичный   случай.  Таких  случаев  в  книге  хватает.  Однако  с  подобным
исследованием  можно  и   переусердствовать,   как   перестарался   человек,
пожелавший из часов вытряхнуть свое будущее.
     Довольно  нагляделись  мы чужих снов в собственных, и все странички уже
переложены справа налево,  как  возлюбленная  с  правой  руки  на  левую,  и
читатель  (тот,  который  в  зеве своем держит тьму, а глазами пасет облака)
спросит, что за роман мы прочитали? Есть ли у него конец?
     Разумеется, читатель не найдет ответа  на  этот  законный  вопрос.  Что
произошло  с  героиней  книги  -- Витачей Милут, в замужестве Разин, ночью в
полнолуние, когда она по обычаю, унаследованному  от  своей  бабки,  госпожи
Иоланты  Ибич,  ворожила,  глядя в колодец, в блюдо или в ведро с водой? Что
сделал наймит, сопровождавший ее с голосом без  эха  и  получивший  указание
посмотреть, чей лик появится в ведре Витачи -- женский или мужской?
     Кто  украл свою шапку, украдет и чужую. Однако он, этот молодой человек
с перстнем на большом пальце и маленьким ртом,  будто  прорезанным  дукатом,
увидел  ли  он,  глядя  из-за  прекрасных плеч Витачи, женский лик и пощадил
Витачу, как повелел прихотливый заказчик, или он увидел мужской лик  и  убил
Витачу Разин, как ему следовало поступить в этом случае?
     Читатель,  который  не  верит,  что могут быть романы с двойным концом,
завершающиеся счастливо и несчастливо одновременно, хеппиэндом  и  трагичным
исходом,  то  есть читатель, который хочет знать, убита или не убита героиня
романа Витача Милут, пусть не ждет решения в следующем  номере,  как  прочие
отгадчики  кроссворда, и поищет его в указателе на последней странице книги.
Ибо разгадка романа -- в его содержании.
     Этот указатель, как всякий указатель, составлен в  алфавитном  порядке,
хотя  может  быть составлен и по иному принципу. Если читатель выпишет буквы
этого содержания в том порядке, как они  встречаются  в  кроссворде,  или  в
Памятном Альбоме (в порядке страниц, а не по алфавиту), он получит краткий и
ясный ответ на свой вопрос, и это станет разгадкой романа.
     --  Ну  это  уж слишком! -- скажете вы. -- Требовать от читателя, чтобы
он, прочитав книгу, превратился в писателя.
     -- А разве не  слишком  то,  что  требуется  от  всякого  отгадывающего
кроссворды, то есть пользоваться карандашом?
     Взамен  составитель  этого  Памятного  Альбома,  или  этого  Кроссворда
голосов, обещает каждому читателю, что он получит  сообразно  заслугам  свой
собственный,  лично  ему  причитающийся  конец истории, подобно аристократу,
получившему наследство.
     А писатель тем временем займется опять, в последний раз, героем  книги,
архитектором Афанасием Разиным. Потому как записки Разина призывают и нас, и
его. Нас ждут пейзажи, нарисованные чаем.



     По горизонтали 4


     По вертикали 2


РАЗИН


     Говорят,  что  свет  в  доме  нельзя  тушить ровно в полночь. Это нужно
сделать  чуть  раньше  или  чуть  позже.  Так  и  с  рассказом.  Его  нельзя
заканчивать  там,  где  того ждет читатель, а -- чуть раньше или чуть позже.
Предчувствие -- это металл, из которого можно выковать монету.
     В последнее время известия об архитекторе Афанасии Разине  доходили  до
нас  из-за  океана  все  реже  и  реже,  зато было одно невероятнее другого.
Утверждали, что он по-прежнему одержим, как в те времена, когда у него было,
что называется, две левые ноги, поговаривали, что свою знаменитую фирму "АВС
Engineering & Pharmaceuticals"  он  продал  за  баснословную  сумму.  Как-то
утром,  будучи  в  Северной  Каролине,  архитектор  Разин  впервые  в  жизни
неожиданно поручил собрать сведения о своих наличных  средствах.  Раньше  он
придерживался  правила:  тот,  кто знает, сколько у него денег, -- не богач.
Когда же его проинформировали и оказалось, что у него больше, чем он  думал,
он выкинул нечто вовсе непредвиденное.
     Живя  без  Витачи,  он  забросил  все  свои дела, опустился, пресытился
победами, глаза его потускнели, словно всю жизнь  глядели  против  ветра,  и
все-таки  чувствовалось,  что  он  что-то  затевает. Никто не знал, когда он
принял решение.
     В один прекрасный день, который так и останется неизвестным, он  открыл
расписанную чаем тетрадь и в ней что-то стал искать. Поискал и нашел заметку
о
     том,  что  пьет и курит Президент СФРЮ Иосип Броз Тито. Тогда он собрал
свои трубки, замоченные в коньяке так, что они играли, словно трубы,  сложил
их  в  кисет  из  козлиного  гульфика  и забросил навсегда. Затем распечатал
новенькую, только что  приобретенную  коробку  "гаваны",  налил  себе  виски
"Chiwas  Regal"  и  закурил  сигару.  И  на первом же документе, который ему
подали, подписался, как некогда в Белграде:  архитектор  Атанас  Свилар.  Он
покусывал  кончик сигары, смоченный виски, и по ушам было видно, что он себя
еще покажет.
     Кони в  русской  тройке,  пока  упряжка  стоит  на  месте,  не  кажутся
красивыми:  они покусывают друг друга, жуют удила, не стоят на месте, мешают
друг другу. Но в движении тройка -- нет картины краше:  кони  тянут  сильно,
голова  к  голове,  и  кажется,  под  их  копытами  сама  трава обращается в
скорость. Так и добродетели Атанаса Свилара  мешали  друг  другу,  когда  он
пребывал  в  покое, терзали его, но, стоило ему настроиться на дело, все его
доблести как бы объединялись. Он молодел, к нему  возвращались  его  прежние
привычки.  Он  еще  раз  вывернул жизнь, как кисет, наизнанку, отдал день за
ночь. И снова у него волосы как сено, сон короткий и крепкий, хоть разбей об
него стакан -- не проснется, и левый глаз стареет  быстрее  правого,  потому
что  правый  вообще  не  стареет.  Он  раскрыл  чемодан со своими чертежными
принадлежностями, который не открывал вот уже двадцать лет. Облизал  очки  с
одним  простым  стеклом  и  из  разрисованной  чаем  тетради  извлек проект,
подписанный:

"ПЛАВИНАЦ"
     ВИЛЛА И. Б. ТИТО
     НА ДУНАЕ ПОД БЕЛГРАДОМ.

     Он улыбнулся сквозь дым сигары, совершенно расслабленный. Все это были,
так сказать, предварительные операции. Он присовокупил к этому полученные  с
родины подробные эскизы интерьера виллы, где Иосип Броз Тито иногда проводил
свой  отпуск -- поблизости от столицы и рядом с великой рекой. Вскоре Атанас
Свилар приобрел близ Вашингтона, на маленьком  холмике  над  рекой  Потомак,
участок  земли, размерами и ландшафтом напоминающий место на Дунае, где была
воздвигнута вилла "Плавинац". С невероятным размахом и  подъемом,  словно  в
строительной  горячке,  он  стал приобретать все необходимое и с неописуемой
скоростью и энергией начал строить. Его постоянно окружало  человек  десять,
способных  птицу  на  лету  сбить снежком, которые вместе с дымом "гаваны" и
запахом "Chiwas Regal" непрерывно получали всевозможные указания.
     Работа летела стремительно, как последние дни лета.
     Вскоре на реке Потомак в США  выросло  просторное  здание  с  зимним  и
летним  залами  для  приемов, со стеклянными стенами, с французскими окнами,
полом из черно-белого мрамора и деревянными потолками. В нижнем этаже, рядом
с приемными залами, расположились три комнаты с подсобными помещениями, а на
втором этаже -- пять комнат с видом на Потомак, на  фонтан  в  саду  или  на
столицу.  Это  была  точная копия дунайской виллы "Плавинац", принадлежавшей
Председателю КПЮ Иосипу Броз Тито. Параллельно со строительными работами  на
четырех  с  половиной  гектарах поместья был высажен виноград. Все точно как
там, на Дунае.
     Когда с этим было покончено, архитектор Свилар явился  на  свою  пустую
виллу,  протер  стекла  очков  и  пригласил  тех, кто отвечал за меблировку.
Кратко сказал:
     -- Смотрите, чтобы мои куры несли яйца, -- и отдал новые распоряжения.
     Подробный перечень домашней мебели и  предметов  роскоши,  по  которому
архитектор Свилар делал заказы в Югославии, желая достичь полного сходства с
оборудованием виллы "Плавинац", которую готовили для Президента И. Б. Тито и
для проведения Первой конференции неприсоединившихся стран, был составлен из
произведений  искусства,  приобретенных за рубежом и у родовитых белградских
семей между  1958-м  и  1961  годом  художниками  Педжей  Милославлевичем  и
Миодрагом  Б.  Протичем,  взявшими  в  качестве  образца  летнюю  резиденцию
Обреновичей.  В  американских,   европейских   и   югославских   антикварных
магазинах,  по  ценам, оставшимся тайной доверенных лиц архитектора Свилара,
были приобретены предметы в соответствии с этим списком, и на виллу на  реке
Потомак  в  кратчайший  срок  доставлены  если  не  оригиналы, находящиеся в
"Плавинаце" на Дунае, то во всяком случае изделия тех же художников или  тех
же  мастерских.  Ибо цель у Свилара была четкая. Все, непременно все по мере
возможности сделать так, как там. Ему хотелось, чтобы все было как у  Иосипа
Броз. Даже пронзительный скрип дверей, которые специально не смазывались.
     Таким  образом,  в  летней  резиденции Свилара оказались: салон в стиле
бидермейер с инкрустациями из двухцветного дерева; два салонных гарнитура  в
стиле  Людовика  XVI,  мебель  итальянского  барокко, маленькое венецианское
зеркало зеленого стекла, напоминающее аквариум,  пятиярусные  подсвечники  с
бело-голубой лепкой, изделия французского Севра, статуэтка из белого фарфора
"саро di note", изображающая мужчину, галантно целующего ручку даме, подобие
уникума,  выполненного  для  сербской  королевы  Драги Машин, находящегося в
"Плавинаце". Затем в столовой Свилара появился стол  в  стиле  Людовика  XV,
стеклянная  горка  голландского  барокко  XVIII  века, металлическая посуда,
подобранная  в  районе  Косова,  Метохии  и  Скопле,  фарфоровые  мейсенские
сервизы,  серебряные столовые приборы, хрустальные бокалы и фарфор с гербами
Обреновичей. Архитектор Свилар приобрел музыкальный инструмент "шерух"  (XIX
век),  работающий  с помощью валиков и являющийся точной копией инструмента,
находящегося в "Плавинаце",  который  венский  двор  в  свое  время  подарил
сербскому  патриарху Раячичу. Полы Свилар застелил персидскими коврами, углы
комнат украшали китайские вазы, на камине стояли часы с ампирными столбиками
и женский портрет работы Влаха Буковца.  Возле  портрета  --  всегда  свежие
цветы,  как  у  маршала  Тито,  который  велел ставить цветы перед портретом
королевы Наталии работы того же Влаха Буковца -- он  висит  над  камином  на
вилле "Плавинац".
     Когда  все  было готово и снаружи и внутри, архитектор Свилар пригласил
одного своего приятеля, чтобы показать  ему  виллу,  и  ужин  был  подан  на
керамике  --  тарелках  с  портретом  Обреновича,  а  с  обратной стороны --
сербская корона, совсем как на посуде в "Плавинаце".  После  того  как  была
рассмотрена  коллекция  старинной  металлической посуды в стиле голландского
сельского барокко и деревянной скульптуры того же периода, архитектор Свилар
предложил своему гостю и коллеге кофе в чашечках  из  терракоты,  украшенной
сербским  же  гербом.  Он видел, как посетитель сидит перед ним точно конь в
мыле, ожидая приказа. Архитектор Свилар тут же велел подготовить к  отплытию
парусник и проводил гостя.



     Через  три  дня  он уже плыл по Карибскому морю с биноклем в руке. "Как
мудры мы были и как этого мало!" -- думал он, наблюдая, как рыбы  ускользают
от  птичьей  тени.  На  палубе  огромного  учебного парусника -- который был
точной копией "Галеба", судна, на котором маршал Югославии Иосип  Броз  Тито
отправлялся  в свои путешествия, -- застеленной бухарским ковром, стоял стол
и два кресла. На столе лежала одна из записных книжек  архитектора  Свилара.
Нарисованный  на ее обложке пейзаж изображал четырнадцать Брионских островов
-- летнюю резиденцию Генерального секретаря СКЮ