леной рубашке. Отец Иоанн зажег свечи в
двух канделябрах и облачился в парчовую ризу поверх подрясника.
Николо и Захариас перенесли аналой к ступеням алтаря.
     -- Дети, -- сказал поп Иоанн обрученным, -- до рассвета не
более двух часов. Константин и Зоя, подойдите, чтобы я соединил
вас навеки.
     -- Отец Иоанн! -- взмолилась невеста. -- Ведь мама еще  не
знает,  что я здорова! Сердце ее может не выдержать. Отец хотел
послать домой нянюшку...
     -- Ох, Зоюшка,  --  заплакала  старуха,  --  я  заплутаюсь
впотьмах. Уж хоть ты, Николо, вывел бы меня на дорогу!
     --  Позволь  мне  отлучиться,  отец!  --  попросил молодой
Зуриди.
     -- Нет, лучше это сделаю я, -- быстро вмешался Матиас.  --
Не  годится брату уходить от сестры в час ее венчания. Панайот,
хочешь я приведу Анастасию сюда?
     -- Не успеешь, брат! Через полчаса Константин и  жена  его
Зоя  должны быть в море. Но проводить к Анастасии нашу старушку
нужно! Что  ж,  ступайте,  няня  и  Матвей,  обрадуйте  мать  и
дождитесь  нашего  возвращения.  Скажите матери, что она сможет
проститься с молодыми в Тихой бухте. Позднее мы  сами  проводим
туда Анастасию.
     Поп   Иоанн   пошел  открывать.  И  пока  старуха,  плача,
прощалась с  Зоей,  а  священник  возился  с  тяжелым  засовом,
Василий  Баранщиков,  сжав до боли руку младшему Зуриди, шептал
ему:
     -- Николо, клянусь тебе Христом: то -- недобрый человек. Я
узнал его -- он торговец людьми. Проследи за ним, а то --  беда
будет! Всех нас предаст и в рабство обратает.
     Дверь открылась, старуха и Матвей вышли из часовни. Николо
Зуриди  поманил  к  себе  Захариаса,  шепотом перекинулся с ним
двумя-тремя фразами, потом оба подошли к попу.
     -- Скажи, отец Иоанн: есть еще выход из часовни?
     -- Есть, только подземный, тесный. Паутина там... Выход  в
склеп Маврониса, рядом, знаешь?
     -- Знаю. Открой нам этот ход, отец Иоанн, поскорее!
     Старик  отогнул  край  ковра.  Открылась  плита с кольцом.
Схватившись за кольцо, Николо с трудом поднял массивную плиту.
     -- Возьмите свечу, спуститесь в подвал. Увидите дверцу. За
ней -- короткий  ход,  прямо  в  склеп.  Когда  поднимитесь  по
ступенькам -- только откиньте решетку, она не заперта.
     Оба  грека  исчезли  в  черном отверстии подземелья. Внизу
тихонько звякнула  дверца.  Наступила  тишина.  Прошла  минуту,
другая  -- и люди, приникшие ухом к дверной щели, уловили шорох
удаляющихся шагов.

     ...Освещенная луной дорога  и  кусты  на  откосе  казались
белыми.  Две  тени,  мужская  и  женская,  скользнули под аркой
кладбищенских ворот и спустились в лощину, где протекал ручей.
     Матиас помог старухе перебраться через ручей вброд и выйти
на дорогу.
     -- Отсюда ты и сама дойдешь до дому,  женщина,  --  сказал
он.  --  А  я  вернусь  на  кладбище, к друзьям. Не каждый день
случается видеть такую свадьбу. А кроме того,  у  меня  там,  у
кладбища, привязана лошадь.
     --  Ступай,  ступай  себе  с миром. Здесь я не заплутаюсь,
дорога  простая.  Отыщи  свою  лошадь,  да  возвращайтесь   все
поскорее! -- и женщина стала подниматься в гору.
     Матиас  подождал,  пока  женщина  скроется  в  темноте,  и
побежал по тропинке к мызе Али-Магомета. Вот и  купа  деревьев,
скрывающих угол дувала -- глинобитной стены, окружающей мызу.
     Пробежав  вдоль  стены  до  нериметной  двери,  украшенной
резьбой, лазутчик  постучал.  Не  выждав  и  минуты,  он  снова
постучал,  нетерпеливо  и настойчиво. Потом забарабанил в дверь
кулаками.
     Наконец за дверью послышался шорох. Она чуть приоткрылась.
     -- Это ты, Осман? -- спросил  пришелец.  --  Почему  долго
заставил  ждать  у  дверей? Скорее пусти к забиту. Он ждет меня
нынче.
     -- Ты пришел слишком поздно, эффенди Глен!  Сардар  ожидал
тебя до полуночи. Сейчас потревожить сардара невозможно.
     -- Где он?
     -- В гареме.
     --  О,  дьявол! Если тебе дорога твоя палисандровая башка,
слышишь ты, Осман, то сделай немедленно все, что я тебе  сейчас
прикажу:  подними на ноги сардара сию же минуту! Скажи ему, что
он обманут: дочь Зуриди жива, ее сейчас увезут отсюда  в  море.
На  кладбище,  в  часовне, прячутся клефты. Нужно, чтобы заптии
сейчас же окружили кладбище!
     -- Хорошо, Матиас Глен! Вести важны, я схожу к сардару, но
ты подожди здесь, чтобы гнев Али-Магомета пал на твою, а не  на
мою голову!
     --  Неразумный! Мне нельзя терять ни секунды! Пусть сардар
захватит в часовне вместе со всеми и меня! Так и  передай  ему,
понял?
     --  Иншаллах!  --  последовал  ответ,  и  дверь закрылась.
Человек, еще  не  отдышавшись  от  быстрой  ходьбы,  направился
обратно...
     ...Матиас  не  сделал  и  двух  десятков шагов, как чьи-то
жесткие  руки  сильно  сдавили  ему  горло.  У  него  мгновенно
почернело в глазах...
     Другая человеческая фигура с кинжалом в руке притаилась на
верху  дувала.  В большом, красивом саду забита царила тишина и
покой, лишь вдоль дувала, в тени, сторож  Осман  быстро  шел  к
дому.  Идущего  нельзя  было  видеть, лишь его белая чалма чуть
колыхалась во мраке. Человек с кинжалом  спрыгнул  с  дувала  в
сад...  Удар  был  молниеносен: пораженный в сердце Осман поник
возле куста белых роз. Мститель перескочил назад через дувал  и
в  следующий  миг  был  около  своего  товарища. Полузадушенный
Матиас лежал без сознания.
     -- Ну, что  там,  Захариас?  Ты  успел  настичь  того,  за
оградой?
     -- С ним покончено. Бежим!
     --  Спасибо  тебе,  друг!  Значит,  Али-Магомет проспит до
утра. Но  этот  негодяй  должен  еще  кое-что  рассказать  нам.
Сначала оттащим его подальше от дороги.
     Лежащий  застонал  и  пошевелился.  Перед  самым  носом он
увидел кинжал.
     -- Не вздумай кричать! Захариас, вяжи ему руки назад.  Ну,
поднимайся, и чуть что -- смерть, понял? Ступай, гадина!
     -- Куда ты хочешь вести его, Николо?
     --  К  часовне.  Наверное, мы встретим наших уже на пути к
морю. До рассвета  Константину  нужно  отчалить  и  укрыться  в
бухте.
     ...Между   тем   в   часовне  Василий  Баранщиков  гвоздем
нацарапал на двух оловянных колечках, что  нашлись  в  ризнице,
имена   новобрачных.  Часовня  еще  не  знала  столь  короткого
свадебного  обряда.  После  венчания  Константин   помог   жене
переодеться  в  костюм  юнги. В матросской одежде Зоя выглядела
теперь стройным кудрявым мальчиком.
     Часовня  опустела,  только  священник  с   аптекарем   еще
задержались в ризнице, приводя в порядок ее нехитрый инвентарь.
Панайот  Зуриди и Василий Баранщиков потихоньку пошли навстречу
Николо и Захариасу. Константин Варгас на  руках  понес  молодую
жену к шаланде. Осторожно он спускался к морю по крутому южному
склону  холма. Было решено, что Варгас отведет шаланду сперва в
тайное место -- укромную бухту неподалеку от поселка. Там Зоина
мать  должна  была  проститься  с   дочерью   перед   разлукой.
Константин  намеревался увезти жену в Италию и начать там новую
жизнь...
     ...Встреча Панайота Зуриди с "другом Матвеем" произошла на
дороге, близ кладбища, и  явилась  большой  неожиданностью  для
честного  грека.  Когда Николо и Захариас объяснили ему, почему
они привели "российского купца"  связанным,  Зоин  отец  плюнул
предателю в лицо и молча пожал руку Баранщикову.
     --   Где   твоя  лошадь?  --  сурово  обратился  Николо  к
связанному. Матиас зябко поежился, но не ответил.
     И  хотя  луна  уже  зашла  и   наступила   самая   темная,
предрассветная  пора  южной  ночи, лошадь все-таки отыскали. За
седлом висели две увесистые  переметные  сумы.  Их  оттащили  в
кусты,  но в эту минуту наверху, со стороны кладбища, на дороге
показался огонек. Там шли двое, освещая дорогу перед собой.
     Николо Зуриди  коленом  прижал  к  земле  тело  связанного
предателя.
     --  Если  издашь хоть звук -- убью! -- прошипел он Матиасу
на ухо. -- Лежи, не шевелись!
     Остальные притихли в кустах.
     --  Да  ведь  это  отец  Иоанн!  --  первым   встрепенулся
Баранщиков. -- С вашим аптекарем. Домой идут из часовни.
     Через  минуту  здесь,  прямо  в  кустах,  при свете фонаря
удалось рассмотреть содержимое переметных  сум.  Там  оказалось
немало всевозможных предметов одежды, мужской и дамской, пудра,
духи,  много  дорогих  украшений и три паспорта -- итальянский,
британский и польский, последний на имя  Матиаса  Гленского  из
Данцига.  По-английски  он значился Метью Гленом, по-итальянски
--  Метто  Гленни.  В  потайном  отделении  обнаружили  кожаную
тетрадь  с  записями,  крупные бумажные деньги и ценные бумаги.
Наконец, в особом, очень нарядном  турецком  кошельке  звякнули
червонцы. Кошелек был тяжел.
     --   Сколько  их?  --  спросил  Николо  у  владельца.  Тот
по-прежнему молчал.
     -- Я спрашиваю, сколько здесь иудиных сребреников, собака?
Говори, за сколько ты продал нас?
     -- Нет, нет! Это деньги -- не мои! Это -- задаток капитану
"Валетты" за... товар для здешнего забита. Здесь  ровно  тысяча
дукатов, господа.
     -- А что это за товар и где он сейчас? -- спросил Николо.
     -- В канцелярии забита, господа, под надежной охраной.
     -- Значит, это -- живые люди. Кто они? Отвечай, собака!
     --   Это  --  всего  одна  девушка,  проданная  ему  нашим
капитаном. Я даже не знаю хорошенько  ее  имени  и  видел  лишь
мельком... Я просто казначей в этом деле, пощадите меня. Я могу
оказать вам бесценные услуги!
     -- Кто эта девушка? Гречанка?
     --  Нет,  нет,  она  не здешняя. Это -- молодая итальянка,
только...
     -- Веди нас к ней, в канцелярию. Ты явишься  туда  от  лиц
Али-Магомета, чтобы охрана отпустила с тобой пленницу.
     --  Но,  господа,  ее  сторожат не только турки, но и наши
матросы с корабля, оставшегося на стамбульском  рейде.  Они  не
отпустят ее со мною без уплаты всей цены, назначенной за нее.
     -- А какова цена?
     --  Капитан  наш  требует  за нее две тысячи дукатов сверх
задатка,  который  вы  у  меня...  Турецкие  часовые   караулят
помещение снаружи, а наши матросы -- изнутри. Они вооружены.
     -- Сколько их там?
     -- Трое.
     -- Плохо! Но все равно, идемте. На месте решим, что делать
для ее  спасения. Смотрите, друзья, кажется, Константин вышел в
море. Значит, через час он будет уже  около  Кючюк-Чекмедже,  в
Тихой бухте.
     Еле различимый силуэт греческого паруса смутно обрисовался
на воде.  Он был еще у самого берега. В ночном безмолвии каждый
звук доносился с моря так  ясно,  будто  он  раздавался  здесь,
совсем  рядом,  в  темных кустах при дороге. Скрипнул блок... А
вот чьи-то  осторожные  руки  укладывают  на  деревянной  корме
якорную цепь...
     -- Эй, вы там, райи на лодке! -- раздался с берега ленивый
и грубый оклик. -- Фирман у вас есть на ночной выход в море?
     --  Разумеется,  есть,  аскер-ага!  --  отвечает спокойный
голос  Константина  Варгаса.  --  Наш  фирман  подписан   новым
начальником  санджака  Чаталджи,  эффенди  Дели-Хасаном.  Может
быть, вы соизволите взглянуть? Но тогда я должен снова пристать
к берегу, а это сулит неудачу в ловле!
     -- Ты один там, на лодке?
     -- Со мной здешний мальчик, ага.
     -- Куда пойдете ловить?
     -- В Бююк-Чекмедже, ага! Утром вернемся с уловом.
     -- проваливайте!

     В заднем кабинете канцелярии спала  на  ковре  итальянская
пленница.  В передней комнате остервенело резались в карты трое
матросов. Тут же  дремал  личный  писец  забита,  старый  турок
Сулейман.  Ему  хотелось  по-настоящему уснуть, страшно надоели
гяурские рожи, их галдеж и отвратительная ругань во время игры.
     Уж не забыл ли  сардар  о  пленнице?  Нет,  конечно,  нет!
Просто  он  мудр  и  не желает выказывать нетерпения, чтобы эти
гяуры  умерили  свою  наглость.  Впрочем,  правду  говоря,   их
маленькая  Ева  действительно  и  молода,  и недурна собою. Три
тысячи дукатов? Гм? Что ж, пожалуй... Старик уже несколько  раз
выходил  наружу  и  со  скуки  вступал  в  беседу  со сторожем,
охраняющим, как всегда, канцелярию.  Времени  уже  --  половина
четвертого. Скоро рассвет.
     Но  вот сторожа кто-то окликает. В сенях слышатся шаги. А,
это Метью Глен! Значит, он от самого забита.  Может  быть,  Еву
поведут сейчас показать новому владельцу? Беда в одном: она еще
не  поняла,  кажется,  своего  положения  и может расплакаться,
когда поймет. Забит этого не любит!
     -- Селям алейкум, эффенди Глен! Не жалует  ли  следом  сам
сардар?  Но  что случилось с вами, эффенди? Вы сильно утомились
или вас посетила печаль? Кого вы привели сюда?
     --  Алейкум  селям,  Сулейман-ата!  --   упавшим   голосом
отвечает  Метью  Глен.  --  Со  мною  двое  слуг сардара, пусть
посидят в сенях. У меня дурные вести, Сулейман. Оказывается, мы
напрасно старались для вашего забита. Али-Магомет  отказывается
от пленницы. Мы увезем ее назад в Стамбул. Сейчас и отчалим.
     Матросы  бросили игру. Никто из них не обратил внимания на
странную возню в  сенях  --  так  удивила  матросов  и  старого
Сулеймана  новость,  сообщенная  Метью  Гленом.  А  в эти самые
минуты Василий Баранщиков успел  оглушить  и  накрепко  связать
сторожа-турка. С кляпом во рту тот остался лежать под крыльцом.
     Если  бы  в  этот  миг работорговцы с "Валетты" догадались
посмотреть в окно, они увидели бы за слюдой окошка  пистолетное
дуло:  это  Николо  Зуриди  держал  на  прицеле Метью Глена. Но
матросов  интересовала  сейчас  только  неудавшаяся  сделка   с
заказчиком. По-турецки они понимали плохо.
     Один из них крикнул Глену:
     --  О  чем ты болтаешь старому идолу, Метью? Твой заказчик
отказывается? Или я неверно понял твою тарабарщину?
     -- Да, ребята. Он отказывается. Говорит, берите назад.
     -- Как же так? А... задаток в тысячу  дукатов?  Ты  вернул
их, что ли?
     --  Пока  они у меня. Я сказал, что мы подождем с отъездом
до завтра. Может быть, он передумает?
     Матрос, по прозвищу Бобби-постник, стукнул по столику так,
что в соседнем помещении проснулась Ева.
     -- Какого черта нам торчать здесь до завтра? Где золото?
     Меть Глен хлопнул по кожаному кошельку у пояса. Мелодичный
звон произвел на  всю  компанию  действие  магическое.  Матросы
вскочили  с мест, готовые немедленно покинуть канцелярию. Писец
отлично усвоил ситуацию и запротестовал решительно:
     -- Я не позволю увести  пленницу,  пока  золото  не  будет
возвращено  сардару!  Назад  от  ее  дверей! Эй, сторож, слуги!
Сюда! Держите гяуров!
     Выкрикнув эти слова, старик  вскочил  со  своего  места  и
заслонил  собою  дверь  в  кабинет.  В  ту же минуту из сеней в
комнату шагнули два рослых незнакомца с пистолетами.
     -- Ребята! -- тихо проговорил Метью Глен по-английски.  --
Это  вовсе  не слуги забита, а мои друзья, греки. Неужели вы не
управитесь с одним старым турком? Сверните ему  побыстрее  шею,
хватайте девочку и -- путь свободен!
     Схватка была короткой. С ножом под сердцем старый Сулейман
рухнул  на порог кабинета. Дверь распахнулась. Полураздетая Ева
сидела  на  ковре,  в  ужасе  взирая  на   потасовку.   Матросы
подхватили ее и кинулись к пристани. Сзади бежали Николо Зуриди
и  Василий  Баранщиков;  за  спинами  у них болтались мешки. От
канцелярии до пристани было не более пятисот  шагов.  Шлюпка  с
надписью "Валетта" колыхалась на волнах, привязанная к причалу.
Прибоя  почти  не  было.  Весла с уключинами валялись на песке,
брошенный тут матросами накануне.
     У самого берега беглецы умерили шаг. На  пристани  дежурит
часовой!  Но,  на  счастье  беглецов,  окрика  не  последовало:
часовой мирно  храпел,  убаюканный  шелестом  волн.  Через  три
минуты  шлюпка  с семью людьми уже отдалилась от берега. Теперь
на каждом весле сидело по отличному гребцу.  Николо  и  Василий
поместились  на задней банке. Еву, дрожащую от страха и холода,
положили на корме, укрыв пледом.
     -- Теперь, ребята, слушайте, что я вам скажу!  --  шепотом
заговорил  Метью  Глен.  --  Если  мы  пойдем  на этой шлюпке в
Стамбул,  нас  обязательно   перехватят.   Тревога,   вероятно,
поднимется  на  рассвете,  через  несколько  минут.  Как  турки
поступят с нами,  угадать  не  очень  трудно  --  говорят,  они
положительно  недолюбливают, чтобы у них увозили золото, вязали
часовых и резали чиновников. Неподалеку  отсюда  есть  укромная
бухта.  Там мы затопим шлюпку, поделим деньги, переменим одежду
и разными дорогами будем пробираться в Стамбул,  на  "Валетту",
или... куда глаза глядят.
     --  Гм! У твоей мельницы, Метью, неплохо крутятся жернова,
клянусь невыпитым джином! Он прав,  ребята,  надо  идти  в  эту
бухту. Только кто нам ее покажет?
     -- Я! -- отвечал Николо Зуриди.
     -- А где мы возьмем другую одежду? -- проворчал кто-то.
     -- Здесь, в мешках, -- пояснил Зуриди.
     Шлюпка  пошла  вдоль  берега  и завернула за мыс. Поселок,
пристань и залив исчезли из поля зрения. Гребцы одолели  первую
милю  пути.  И тогда порозовели легкие облака над морем, только
берег оставался еще одноцветным и темным.
     -- Еще миля, ребята, и мы у цели.  Бухта  --  вон  за  тем
мыском.
     --  Быстро  тает  южная  ночь!  Коротки здесь и сумерки, и
зори! Но вот уже и мысок.  За  полоской  прибрежной  гальки  --
кусты и песчаные холмы. Берег -- вот он, рукой подать.
     Николо  Зуриди  и  Василий  Баранщиков  привстали,  бросив
весла. Громким голосом Николо приказывает гребцам:
     -- Держите сюда, к устью  ручья.  Сейчас  покажем  удобную
стоянку.
     Грек  уже разглядел мачту спрятанной здесь шаланды. Теперь
-- предупредить Константина о неожиданном обороте событий.
     Вложив пальцы в рот, Николо засвистал.  С  берега,  совсем
близко,   раздался   ответный  свист.  Зашевелились  кусты  над
водой... Зуриди и Баранщиков выскочили  из  лодки  и  выхватили
пистолеты.
     -- Бросай весла! Руки вверх!
     Из-за  укрытия  показался  Константин, тоже с пистолетом в
руке. Позади него Баранщиков разглядел Панайота и Захариаса.
     -- Выходите из лодки поодиночке!
     Ошеломленные матросы  с  поднятыми  руками  выбирались  на
берег.  Их  по  одному  обезоруживали и вязали. Такая же участь
постигла Метью Глена.
     -- Константин, выноси эти мешки.  Руби  дно  у  шлюпки!  И
пусть она идет на дно, к морскому дьяволу!
     Связанные матросы молча следили, как их шлюпка погрузилась
в розовые от зари волны. Бобби-постник проворчал злобно:
     -- Ты предал нас грекам, Метью Глен! Узнаю твою работу. Но
это был  твой последний обман, клянусь невыпитым джином! Эй ты,
грек Николо, или как тебя там: что вы сделаете с нами?
     -- Это вы сейчас  узнаете.  Константин,  веди  их  всех  в
кубрик на шаланду.
     ...Четырех   связанных   пленников   усадили   в  кубрике,
удивившем матросов "Валетты" своим нарядным убранством. В  этом
диковинном  для  рыбачьей  шаланды  кубрике  матросы  "Валетты"
встретили совсем молодого юнгу с очень красивым лицом и пожилую
заплаканную женщину.
     Следом  за  пленниками  в   кубрик   втиснулись   и   сами
победители. Сюда же ввели Еву.
     -- Скажи нам, девушка, откуда похитили тебя эти пираты? --
спросил Николо Зуриди.
     Василий  Баранщиков  исполнял роль переводчика с турецкого
на итальянский.
     --  Эти  люди  спасли  меня  от  гибели  в   море,   после
кораблекрушения...
     -- Спасли, чтобы продать в турецкое рабство! Для этой цели
они и  привезли  тебя  сюда,  в  Агиос  Стефанос,  или, как вы,
итальянцы, говорите, Сан-Стефано. Ты предназначалась в  подарок
важному  паше  и,  наверное, действительно погибла бы. И спасли
тебя  от  гибели  не  эти   работорговцы,   а   мы,   греческие
братья-клефты из дружины Александра Арматола, нашего капитана.
     -- Что же будет теперь со мной и этими людьми?
     --  Решай  сама,  девушка,  с  кем  из нас тебе по пути! Я
должен вернуться в свою дружину. Моего русского друга  Василия,
который  помог  нам  в  трудный  час,  наши люди проводят по ту
сторону Балкан. Вот эта чета новобрачных направится с