то  из  воды
образуется больше  воздуха),  то, стало быть, необходимо,  если  нет сжатия,
чтобы смежные тела, движимые толчком, волновали крайнюю границу [Вселенной],
или чтобы где-нибудь  в другом месте в равном количестве образовывалась вода
из воздуха -- для того чтобы  вся масса Вселенной оставалась равной,  -- или
же  чтобы  ничто  не  двигалось. Ибо  при передвижении  [тел]  всегда  будет
происходить [нечто] подобное, если только не  будет иметь места перестановка
по кругу, но перемещение не всегда происходит по кругу, но также и по прямой
     И  вот некоторые  по  этим причинам  стали бы утверждать  существование
чего-то  пустого, а мы, исходя из основных положений, скажем, что существует
единая  материя  для  противоположного  --  теплого  и  холодного  и  других
физических противоположностей, что из сущего в возможности возникает сущее в
действительности,  что материя неотделима, только по своему бытию есть нечто
особое, что она едина по числу, будь то для цвета, тепла и холода. И материя
тела,  как большого, так  и  малого,  одна и та же.  Это ясно из следующего:
когда  возникает  воздух  из воды,  та  же самая материя  становится  другим
[телом] не путем присоединения чего-либо, а [просто] что было в возможности,
становится действительностью. И обратное [превращение] воды из воздуха  идет
таким же образом: один раз из малой величины в большую, другой -- в малую из
большой. Равным образом, когда большое количество  воздуха переходит в малую
массу  и  из  малой  [массы становится]  большая,  той  и другой  становится
материя,  существующая в возможности. Как теплым из  холодного и холодным из
теплого становится та же материя, бывшая ранее в возможности, так из теплого
возникает  более  теплое,  причем  в материи не  возникает  никакого  тепла,
которого  не  было  раньше,  когда  тело  было менее  теплым.  Так  же  если
окружность и кривизна большего круга  переходят  в меньший круг, то будет ли
она такая же или иная, ни в чем не порождается кривизны, что было не кривым,
а прямым, ибо меньшее или большее возникают не из-за перерывов; нельзя также
в пламени взять какую-нибудь часть, в  которой  не было бы тепла  и яркости.
Так, следовательно, и прежняя теплота (относится) к последующей; и большая и
малая  величина   чувственно-воспринимаемой   массы   растягивается   не  от
прибавления чего-либо к материи, а  потому, что материя в возможности есть и
то и другое. Следовательно, и плотное с редким -- одно и то же, и материя их
едина. Но плотное есть тяжелое, а редкое -- легкое. Именно,  два  [свойства]
присущи каждому  из  них --  плотному  и редкому: тяжелое и твердое  кажется
плотным, а противоположное им, легкое и мягкое, -- редким (расхождение между
тяжелым и твердым имеется у свинца и железа).
     Из  сказанного ясно, что  не существует  пустоты ни в  отдельности  (ни
вообще, ни в редком), ни  в возможности, -- разве только пожелает кто-нибудь
во что бы то ни  стало  называть  пустотой  причину движения.  В этом смысле
материя  тяжелого  и  легкого, поскольку  она  такова,  будет  пустотой, ибо
плотное   и  редкое   в   силу  этой  противоположности  способны   вызывать
перемещение,  а  поскольку  они  оказываются  твердым  и   мягким,  способны
приходить или не приходить в определенное состояние -- притом не в состояние
перемещения, а скорее качественного изменения.
     Итак, вопрос  о пустоте, в каком смысле она существует, а  в каком нет,
указанным способом разрешен.

        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     После сказанного  следует  по порядку перейти к  времени. Прежде  всего
хорошо будет поставить о нем вопрос  с точки зрения более общих соображений,
[а  именно]  принадлежит ли [время] к числу существующих или  несуществующих
[вещей], затем какова его природа.
     Что  время  или  совсем не существует, или  едва  [существует],  будучи
чем-то неясным, можно предполагать  на основании следующего. Одна часть  его
была, и ее уже нет, другая -- будет, и ее еще нет; из этих  частей слагается
и бесконечное время, и каждый раз выделяемый [промежуток) времени. А то, что
слагается  из  несуществующего,  не  может,  как  кажется,  быть  причастным
существованию.  Кроме  того,  для  всякой  делимой  вещи,  если  только  она
существует, необходимо, чтобы, пока она существует, существовали бы или  все
ее части, или некоторые, а у времени, которое [также] делимо, одни части уже
были, другие -- будут и ничто  не существует. А "теперь" не  есть часть, так
как часть  измеряет целое, которое должно слагаться из частей;  время же, по
всей  видимости,  не  слагается  из  "теперь".  Далее, не  легко  усмотреть,
остается ли "теперь", которое очевидно разделяет прошедшее и будущее, всегда
единым и тождественным или  [становится]  каждый раз другим. Если оно всегда
иное и  иное и во времени ни одна часть вместе с другой не существует (кроме
объемлющей  и  объемлемой,  как  меньшее время  объемлется  большим),  а  не
существующее  сейчас, но  прежде  существовавшее  по  необходимости когда-то
исчезло,  то  и  "теперь" вместе друг с  другом не будут  [существовать],  а
прежнее  всегда  должно  уничтожиться.  Исчезнуть в  самом себе ему  нельзя,
потому  что  [именно]  тогда оно  есть;  немыслимо  [также],  чтобы  прежнее
"теперь"  исчезло  в  другом "теперь".  Ибо невозможно  допустить следование
"теперь" друг за другом, так же как и точки за точкой.  Если, таким образом,
одно "теперь"  исчезает не в  следующем за ним, но в каком-то другом, то оно
было  бы  сразу   в  промежуточных  "теперь",  каковых  имеется  бесконечное
множество, а это  невозможно. Но невозможно  также одному и тому же "теперь"
пребывать всегда, так как ничто делимое и ограниченное не имеет одной только
границы,  будь  оно непрерывным только  в  одну сторону  или в несколько,  а
"теперь" есть  граница, и взять  ограниченное  время  возможно. Далее,  если
существовать одновременно, ни прежде, ни после, значит, существовать в одном
и  том же  "теперь",  то,  если  в этом  "теперь" заключено и  предыдущее  и
последующее, тогда окажется одновременным происшедшее десять тысяч лет назад
и происшедшее сегодня, и ничто не будет раньше или позже другого.
     Таковы затруднения, проистекающие из присущих времени [особенностей]. А
что такое время и какова его природа, одинаково неясно  как из того, что нам
передано  от  других, так  и из того,  что нам пришлось разобрать  раньше. А
именно, одни говорят, что время есть движение  Вселенной, другие -- что  это
сама [небесная] сфера. [Что касается  первого  мнения, то надо сказать, что]
хотя часть круговращения  [Неба] есть какое-то время,  но [само время] ни  в
коем случае  не круговращение: ведь любой взятый  [промежуток времени]  есть
часть круговращения, но не (само] круговращение. Далее,  если бы небес  было
много,  то  таким  же  образом  время  было  бы  движением  любого  из  них,
следовательно, сразу  будет  много времен. А мнение тех, кто утверждает, что
время  есть  сфера  Вселенной,  имеет  своим  основанием лишь  то,  что  все
происходит как  во времени,  так и  в  сфере  Вселенной; такое  высказывание
слишком   наивно,   чтобы   стоило   рассматривать   содержащиеся    в   ней
несообразности.
     Так  как  время  скорее  всего  представляется   каким-то  движением  и
изменением,  то  это и  следует рассмотреть.  Изменение и  движение  каждого
[тела]  происходят  только в  нем самом  или там, где  случится  быть самому
движущемуся и изменяющемуся;  время же равномерно везде  и при  всем. Далее,
изменение  может  идти  быстрее  и  медленнее, время  же не  может, так  как
медленное   и   быстрое   определяются   временем:   быстрое   есть   далеко
продвигающееся   в   течение   малого   времени,  медленное   же   --   мало
[продвигающееся]  в  течение  большого  (времени); время же не  определяется
временем ни в отношении количества, ни качества.
     Что оно, таким образом, не есть движение -- это ясно.

        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Однако  время не  существует  и без  изменения  (для  нас  в  настоящем
исследовании не должно составлять разницы, будем  ли мы говорить  о движении
или изменении). Ибо  когда не происходит никаких изменений  в нашем мышлении
или когда  мы не  замечаем изменений,  нам  не будет казаться, что  протекло
время, так  же как тем  баснословным людям, которые спят в Сардинии  рядом с
героями,  когда  они  пробудятся:  они  ведь  соединят  прежнее  "теперь"  с
последующим   и  сделают  его  единым,   устранив  по  причине   бесчувствия
промежуточное [время]. И вот, если бы "теперь" не было каждый  раз другим, а
тождественным  и единым, времени  не было  бы; точно так  же, когда "теперь"
становится  другим незаметно для нас. Нам  не кажется, что в промежутке было
время. Если же не замечать существования времени нам приходится тогда, когда
мы не  отмечаем никакого  изменения и  душа кажется пребывающей  в  едином и
нераздельном ("теперь"], а когда  чувствуем и  разграничиваем, говорим,  что
время  протекало, то  очевидно,  что  время  не  существует  без  движения и
изменения.
     Итак, что  время не есть  движение, но и не  существует без движения --
это ясно.  Поэтому,  когда мы  исследуем,  что  такое  время,  нужно  начать
[именно] отсюда  [и выяснить], что же такое время  в связи с движением. Ведь
мы вместе ощущаем и движение и  время; и  если даже темно и мы не испытываем
никакого  воздействия на тело,  а  какое-то движение происходит в душе,  нам
сразу же кажется, что вместе  с тем  протекло  и какое-то время. И наоборот,
когда нам кажется, что прошло какое-то  время,  вместе с тем представляется,
что произошло какое-то движение. Следовательно, время есть или движение, или
нечто связаннее с движением, а так как оно не  движение, ему необходимо быть
чем-то связанным с движением.
     Так  как движущееся  движется  от  чего-нибудь  к  чему-нибудь и всякая
величина  непрерывна,   то   движение  следует  за   величиной:   вследствие
непрерывности величины  непрерывно  и движение,  а  вследствие  движения  --
время; ибо  сколь велико [было] движение, столько, как нам  всегда  кажется,
протекло  и  времени.  А  что  касается предыдущего и  последующего, то  они
первоначально относятся к месту.  Здесь, конечно, они связаны  с положением,
но так как в величине имеются предыдущее и последующее, то необходимо, чтобы
и  в движении было предыдущее и последующее -- по  аналогии с теми. Но  и во
времени есть предыдущее и последующее, потому что одно из них всегда следует
за другим.  Предыдущее и последующее  существуют в движении  и по  субстрату
тождественны  с  движением,   хотя  бытие  их  иное,  а   не   движение.   И
действительно,  мы  и  время  распознаем,   когда  разграничиваем  движение,
определяя  предыдущее и последующее, и  тогда  говорим, что протекло  время,
когда  воспримем   чувствами  предыдущее  и   последующее  в   движении.  Мы
разграничиваем их тем, что воспринимаем один раз  одно, другой раз другое, а
между ними  --  нечто отличное  от них; ибо когда  мы мыслим  крайние  точки
отличными  от  середины  и  душа  отмечает  два  "теперь"  --  предыдущее  и
последующее, тогда это [именно] мы и называем временем, так как ограниченное
[моментами] "теперь" и кажется нам  временем.  Это мы и положим в  основание
[последующих рассуждений]
     Итак,  когда  мы  ощущаем  "теперь" как  единое, а не как предыдущее  и
последующее в движении или как тождество чего-то предыдущего и последующего,
тогда нам не кажется,  что прошло сколько-нибудь времени, так как  не было и
движения.  Когда  же  есть предыдущее  и  последующее,  тогда  мы  говорим о
времени,  ибо время  есть  не  что иное,  как число  движения по отношению к
предыдущему и последующему.
     Таким образом, время  не есть движение [само  по себе], но [является им
постольку], поскольку движение заключает в себе число. Доказательством этому
служит  то, что большее и меньшее  мы оцениваем числом, движение же, большее
или меньшее, --  временем, следовательно, время есть некоторое число.  А так
как  число имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной  стороны, то,
что сосчитано  и может быть сосчитано, а с другой -- то, посредством чего мы
считаем, то время есть именно число  считаемое, а не посредством которого мы
считаем. Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы считаем, --  вещи
разные.
     И как движение всегда иное и  иное, так и время. А взятое вместе всякое
время одно и то же, так как по субстрату "теперь" одно и то же, только бытие
его различно. "Теперь" измеряет время, поскольку оно предшествует и следует;
само же "теперь" в одном отношении тождественно, в другом нет: оно различно,
поскольку оно  всегда в ином и в ином времени (в этом и состоит его сущность
как "теперь"), с  другой стороны, "теперь"  по субстрату тождественно.  Ибо,
как  сказано,  за  величиной  следует  движение,  а  за  движением,  как  мы
утверждаем,  --  время; подобным же  образом точке  соответствует движущееся
[тело], по  которому мы узнаем движение, а также  предыдущее и последующее в
нем. Это [тело] по субстрату остается тем же  самым  -- точкой,  камнем  или
другим  чем-нибудь, а по определению  становится  иным, так же  как  софисты
считают иным [человеком] Кориска в Ликее и Кориска на рыночной площади. И он
различен именно  потому, что  каждый раз находится в другом месте.  "Теперь"
следует  за  движущимся [предметом]  подобно тому, как  время  [следует]  за
движением: ведь мы узнаем предыдущее и последующее в движении по движущемуся
[предмету], а  поскольку  предыдущее  и последующее  могут  быть  сосчитаны,
существует и "теперь", так что и в них  по субстрату "теперь" есть тождество
(ибо предыдущее и последующее принадлежит движению), бытие же  его различно,
ибо "теперь" существует, поскольку можно сосчитать предыдущее и последующее.
И это наиболее понятно:  ведь и движение [познается] через движущееся [тело]
и перемещение  -- через перемещаемое, так как перемещаемое есть определенный
предмет, а движение -- нет. Таким образом, в одном отношении "теперь" всегда
тождественно, в другом же нет, ибо таково и перемещаемое тело.
     Ясно также, что если времени не будет, то не  будет и  "теперь" и, если
"теперь"  не будет, не будет и времени, ибо вместе существуют и перемещаемое
с перемещением и число перемещаемого с числом перемещения.  Время есть число
перемещения,  а  "теперь", как  и  перемещаемое,  есть как вы единица числа.
Время  и непрерывно через "теперь", и разделяется  посредством "теперь", так
как  и  в  этом отношении  оно следует за  перемещением  и перемещаемым, ибо
движение и перемещение едины благодаря перемещаемому телу,  которое едино не
по  своему  субстрату (ведь оно может  и остановиться),  но  по определению,
[поскольку оно движется]: ведь  оно разграничивает предыдущее  и последующее
движение.  В  некотором  отношении оно соответствует точке,  так как точка и
соединяет длину и разделяет: она  служит  началом одного [отрезка]  и концом
другого. Но если брать ее в  таком смысле, пользуясь одной точкой как двумя,
то  она необходимо  остановится  -- если одна и  та же точка будет началом и
концом.  А  "теперь" вследствие  движения  перемещаемого  тела всегда  иное;
следовательно, время есть  число не в смысле  [числа] одной и той  же точки,
поскольку она начало и конец, а скорее как края одной и той же линии, и не в
смысле  ее  частей,  и это как в  силу  нами  сказанного (тогда нужно  будет
пользоваться средней  точкой как  двумя, так что произойдет остановка),  так
еще и потому, что "теперь", очевидно, не  есть частица времени  и  не  делит
движение,  так же  как  точки  не  делят  линию,  а  вот  два отрезка  линии
составляют части одной. Итак, поскольку "теперь" есть граница,  оно не  есть
время, но  присуще  ему по совпадению,  поскольку же служит для счета -- оно
число. Ведь границы принадлежат только тому, чьими границами они являются, а
число  этих  лошадей  --  скажем,  десять  --  может  относиться и к  другим
предметам.
     Что время таким образом есть число движения в отношении к предыдущему и
последующему и, принадлежа непрерывному, само непрерывно -- это ясно.

        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     Наименьшее число, взятое вообще, есть двойка. Но как число чего-нибудь,
оно в одних случаях есть [наименьшее], в  других -- нет; например, для линии
в  отношении  множества наименьшим [числом] будут две линии или  одна,  а  в
отношении величины наименьшего числа нет, так как всякая линия делима. То же
относится и ко времени:  наименьшее по числу -- одно или два, а  по величине
такого нет
     Ясно также,  что время  не  называется быстрым и медленным, а большим и
малым, долгим и коротким. Поскольку  оно непрерывно, оно долгое  и короткое,
поскольку оно число -- большое  и малое, а  быстрым  и  медленным не бывает;
ведь ни  одно  из  чисел,  служащих  для  счета,  не  может быть  быстрым  и
медленным.
     И, взятое сразу [в определенный момент],  время повсюду одно и то же, а
как предшествующее и последующее -- не одно и то  же, так же как  изменение,
происходящее теперь,  едино, а  прошедшее и будущее -- разные. Время не есть
число,  которым  мы считаем, а  подлежащее счету. Ему прежде  и после всегда
приходится  быть иным, так как "теперь" различны. Число же ста лошадей и ста
людей одно и то же, различны лишь предметы,  к которым оно  относится, т. е.
лошади и люди. Далее, как в движении одно и то  же может повториться снова и
снова,  так  и во времени, например  год, весна  или  осень.  Мы  не  только
измеряем движение временем, но и время движением -- вследствие того, что они
определяются друг  другом, ибо время определяет движение, будучи его числом,
а  движение  -- время.  И говорим мы  о большом и малом времени, измеряя его
движением,  так же  как  [измеряем] число  [предметами], подлежащими  счету,
например число  лошадей  одной лошадью;  именно  с  помощью  числа мы узнаем
количество  лошадей и, наоборот, [считая] по одной лошади, число лошадей. То
же относится ко времени и  к движению:  временем  мы  измеряем  движение,  а
движением  время.  И  это  имеет  разумные   основания,  так  как   движение
соответствует  величине,  а  время  движению вследствие  того, что  они  все
представляют собой количества, они  непрерывны и  делимы; движение  обладает
этими свойствами, потому что такова величина, а время  -- потому что  таково
движение. Мы измеряем так же и величину движением, и движение величиной;  мы
говорим "большая дорога", если [нам  предстоит] много идти,  и,  наоборот, о
"большом  переходе", если дорога велика; так  же  и о времени соответственно
движению, и о движении соответственно времени.
     Так  как  время  есть  мера  движения и нахождения [тела]  в  состоянии
движения,  причем   оно,  [время],  измеряет  движение  путем   отграничения
некоторого  движения,  которое  перемерит  целое  (как  локоть  длину  путем
определения  некоторой  величины,  которая служит мерой для всей [длины]); и
так  как  для  движения "быть  во  времени" -- значит измеряться  временем и
самому  ему  и  его  бытию,  ибо  время  вместе измеряет и движение и  бытие
движения, и находиться движению во времени значит  именно то,  что бытие его
измеряется. Отсюда  ясно,  что  и для  всего прочего  нахождение  во времени
означает измерение  его бытия временем.  Ведь  находиться во  времени значит
одно из  двух: во-первых, существовать  тогда, когда существует определенное
время; во-вторых, в  том смысле,  в каком мы  говорим о некоторых вещах, что
они "в числе". Это указывает  [для  вещи]  или что  [она]  часть числа,  его
состояние  и  вообще чтонибудь от числа, или что у нее имеется число. А  так
как время есть число, то "теперь", предшествующее и все подобное  им  так же
находятся  во времени, как единица, нечетное и четное в числе  (так как  они
нечто от числа, а те -- от времени), предметы же находятся во времени, как в
числе. Если это так,