того  чтобы объективное  знание вышло из пределов трехмерной сферы,
нужно, чтобы изменились условия субъективного восприятия.
     Пока  этого   нет,  наше  объективное   знание  заключено   в  пределах
бесконечной  трехмерной  сферы.  Оно может идти бесконечно по  радиусам этой
сферы, но оно не перейдет в ту область, разрезом которой является трехмерный
мир.
     И  мы знаем из предыдущего, что  если  бы  наше субъективное восприятие
было  еще более ограничено,  то соответственно этому  было  бы ограничено  и
объективное знание.
     Собаке нельзя передать идею шарообразности  Земли, нельзя  заставить ее
запомнить  вес Солнца и  расстояния  между  планетами. Ее объективное знание
гораздо более  личное, чем наше.  И причина  этого лежит в  ее  ограниченной
психике.
     Таким образом, мы видим,  что  объективное  знание  зависит  от свойств
субъективного.  Или, говоря иначе,  степень субъективного  знания определяет
степень объективного.
     Конечно,  между  объективным  знанием  дикаря  и  Герберта  Спенсера --
огромная разница. Но и то, и другое знание не выходят из пределов трехмерной
сферы, то есть области "условного" нереального.
     Для того чтобы выйти из  трехмерной сферы, нужно расширить субъективное
знание. Расширение субъективного знания -- это есть расширения границ "я".
     Возможно ли расширение границ "я"?
     Изучение сложных форм познания говорит нам, что да, возможно.
     Расширение субъективного познания, расширение границ "я"  -- это значит
включение в свое "я" того, что обыкновенно воспринимается, как "не-я".
     Границы "я" -- вообще очень условны и неопределенны. Животные еще плохо
сознают свое "я",  соединяют его с  тем, к чему  в данный момент  стремятся.
Человек  ограничивает  свое "я" -- своим телом. Изучая мир, он  относит свое
тело к  области "не-я" и  принимается  за  "я" только внутренний,  познающий
центр.  Дальше  при  расширении  сознания  опять  идет  расширение  "я".  Не
определяя точнее, мы можем сказать, что  ощущение  своего  "я" меняется  при
изменении форм сознания.
     Знаменитый Александрийский философ Плотин (III в.) утверждал,  что  для
совершенного  познания  субъект  и  объект  должны  быть  соединены, --  что
разумный агент и понимаемая вещь не должны быть разделены.
     Потому что тот,  кто  видит,  сам становится вещью,  которую видит. ("О
гностических ипостасях").
     "Видеть" здесь нужно понимать конечно, в смысле интуиции.
     * * *
     Какие же бывают формы сознания?
     Индийская  философия  разделяет  четыре  состояния  сознания  ("Древняя
мудрость"  Анни Безант. Введение): сон,  сновидение, бодрствующее сознание и
состояние абсолютного сознания -- турью.
     По   нашей   терминологии   эти  четыре   состояния   сознания   будут:
потенциальное состояние  сознания, сознание в  возможности (сон); иллюзорное
состояние  сознания (видение  снов), то есть  не  разделение  "я"  и "не-я",
объективирование  своих  образов  представления;  затем:  "ясное   сознание"
(бодрствующее состояние", разделение "я" и "не-я" -- и, наконец, неизвестное
четвертое состояние сознания, о котором наша научная психология имеет  очень
смутное представление, экстаз.
     Джордж  Мид  в  введении  к  Тейлоровскому переводу  Плотина,  сближает
терминологию  Шанкарачария,  учителя школы Адвайта-Веданта древней Индии,  с
терминологией Плотина.
     Первое или духовное состояние был экстаз;  из экстаза сознание забылось
в глубоком сне; из глубокого сна  очнулось в бессознательности, но  все-таки
внутри себя,  во  внутреннем мире  сновидений,  от  сновидений оно  перешло,
наконец, в бодрствующее состояние, во внешний мир чувств.
     Экстаз -- это термин Плотина. Он совершенно тождествен с турьей древних
индусов.
     Идея  индийских философов и Плотина заключается  в том, что "абсолютное
сознание"  (то есть космическое или  мировое сознание), дробясь на отдельные
"лучи"  или  "искры",  как  бы засыпает,  превращается  в  свой  собственный
потенциал, повторенный бесконечное число раз, -- то есть создает бесконечное
количество  возможностей  сознания. Из этого  состояния,  "лучи",  собираясь
вместе,  но  оставаясь  замкнутыми в себе, создают "субъективное"  состояние
отраженного  сознания сновидения. Дальше сознание "пробуждается", окруженное
тем, что  конструируют  его  органы  чувств и  воспринимательный  аппарат  в
феноменальном  мире;  оно   различает   "субъективное"  от   "объективного",
разделяет мир на  "я"  и  "не-я" --  и отличает  от "действительности"  свои
образы представления. Оно признает феноменальный объективный мир реальностью
и сновидения нереальностью  и  вместе с  ними считает как бы нереальным весь
субъективный мир. Свое смутное  ощущение реальных вещей, лежащих за тем, что
конструировано органами чувств, то есть ощущения мира ноуменов, сознание как
бы   сближает  со  сновидениями,  то  есть   с   нереальным,   воображаемым,
абстрактным, субъективным, и считает реальным только феномены.
     Затем разными путями  начинает осуществляться возможность, заложенная в
каждую "искру", в  каждый луч,  то есть каждое  отдельное  сознание начинает
приближаться к абсолютному. Постепенно  убеждаясь в нереальности феноменов и
в реальности того,  что  лежит за  ними, -- сознание освобождается от миража
феноменов, видит,  что весь  феноменальный мир  в сущности тоже субъективен,
что настоящие  реальности лежат глубже. Тогда  в сознании происходит  полный
переворот  всех   представлений  о  реальности.  То,  что  раньше  считалось
реальным, становится нереальным, а  то,  что считалось  нереальным, делается
реальным. И сознание переходит, то есть возвращается в состояние абсолютного
сознания, из которого вышло.
     Переход  в  абсолютное  состояние  сознания --  это  и есть  "слияние с
Божеством",  "видение  Бога",   "ощущение   Царства  Небесного",  переход  в
Нирвану".  Все эти  выражения  мистических религий передают  психологический
факт расширения сознания,  такого расширения, что сознание все  поглощает  в
себя.
     С.  В.  Ледбитер  в статье  "Some  Notes  on  Higher  Planes.  Nirvana"
("Заметки о высших планах. Нирвана"), "The Theosophist", July 1910, пишет:
     Сэр Эдвин Арнольд писал о блаженном  состоянии, когда  "отдельные капли
сливаются  в сияющем море". Но  кто прошел  сам  через этот  чудесный  опыт,
знает,  что,  как   ни  парадоксально   это  может  казаться,   ощущение   в
действительности совершенно  противоположно  тому,  что  говорит  сэр  Эдвин
Арнольд, -- и, что гораздо  ближе, это ощущение можно  описать,  сказав, что
океан каким-то образом вливается в каплю!
     Это сознание,  широкое, как  море,  "с  центром  везде и  с окружностью
нигде", --  есть великий факт. Но, когда человек достигает его, ему кажется,
что его сознание расширилось настолько, что  оно может взять все это в себя,
а не то что оно погружается во что-то другое.
     Это поглощение океана каплей происходит потому, что сознание никогда не
теряется,  то есть не исчезает,  не гаснет. Когда  вам кажется, что сознание
гаснет,  в  действительности  оно  только  изменяет  форму,  перестает  быть
аналогичным нашему, -- и мы теряем средства убедиться в его существовании.
     У  нас нет никаких определенных данных  думать,  что оно  исчезает. Для
того  чтобы выйти из  поля  нашего  возможного  наблюдения,  ему  достаточно
немного измениться.
     В  мире  объективном  слияние   капли   с  океаном,  конечно,  ведет  к
уничтожению капли, к поглощению ее океаном. Другого порядка вещей мы никогда
не  наблюдали  в  объективном мире,  и  поэтому  мы рисуем  его себе.  Но  в
реальном,  то  есть  в субъективном,  мире непременно должен  существовать и
действовать  другой порядок.  Капля сознания, сливаясь с  океаном  сознания,
познает его, но сама  от этого не перестает быть. Поэтому, несомненно, океан
поглощается каплей.
     * * *
     В "Письме к Флакку" Плотина мы находим поразительный очерк психологии и
теории познания, основанный именно на идее расширения "я".
     "Внешние  объекты  представляются  нам  только как  видимости.  Поэтому
относительно них  у нас  есть  скорее  мнения,  чем знания.  Различия в мире
видимостей важны только  обыкновенным  и  практическим людям.  Наши  вопросы
относятся к идеальной реальности, которая лежит за видимостью. Каким образом
ум воспринимает эти  идеи? Лежат ли  они вне нас, и  занимается ли рассудок,
подобно чувству, объектами, внешними ему самому?  Какую уверенность можем мы
тогда иметь, что  наше восприятие непогрешимо?  Воспринимаемый  объект будет
тогда  чем-то  отличным от воспринимающего  его  ума. И мы будем иметь образ
вместо реальности. Но было бы чудовищно поверить даже на мгновение,  что  ум
не способен воспринимать идеальную истину так, как она есть, и что у нас нет
уверенности и реального знания  относительно  мира разума. Из этого следует,
что  эта  область  истины не может быть исследуема,  как вещь  внешняя нам и
поэтому  только  несовершенно познаваемая. Она внутри нас. И  в этой области
созерцаемые объекты и  то, что созерцает, тождественно -- и то и другое есть
мысль. Субъект не может познавать объект, отличный от себя.  Мир  идей лежит
внутри нашего  разума. Поэтому истина не есть совпадение  нашего  восприятия
внешнего  объекта  с самим объектом. Это есть совпадение ума с  самим собой.
Поэтому  сознание  есть единственное основание  достоверности. Ум  есть свой
собственный свидетель.  То,  что выше  его, рассудок видит  в себе, как свой
источник, и то, что ниже его, он тоже видит в себе".
     "Познание имеет три  степени -- мнение, знание и просветление. Средство
или  орудие  первого  есть  чувство;  второго  --  диалектика;  третьего  --
интуиция.  Рассудок  я  подчиняю  интуиции.  Это есть  абсолютное  познание,
основанное на тожестве познающего ума с познаваемым объектом..."
     "Существует  излучение из всех порядков существования, внешняя эманация
от  неисповедимого Единого. Потом опять обратный импульс, притягивающий  все
вверх  и  втягивающий внутрь, в  центр,  откуда все вышло... Мудрый  человек
признает идею добра внутри себя. И эту идею  он развивает, удаляясь в святое
место  своей  собственной  души. Тот,  кто  не  понимает, как  душа содержит
прекрасное внутри себя, ищет его во вне. Но в действительности для этой цели
он должен бы был сосредоточивать и упрощать внешнее, расширяя свое существо,
-- и вместо того,  чтобы уходить  в многообразное, он должен был бы оставить
его и идти  к Единому и плыть  таким  образом  вверх к божественному роднику
существования, бьющему внутри нас".
     "Ты  спрашиваешь,  как  мы  можем  познать  бесконечное? Я  отвечу,  не
рассудком.  Обязанность  рассудка различать  и  определять  границы. Поэтому
бесконечное  не  может  быть  поставлено в  ряду  его  объектов.  Ты  можешь
воспринять  бесконечное  только  способностью  выше  рассудка,   вступив   в
состояние, в котором ты перестанешь быть конечным самим собой, -- ив котором
с тобой  сообщится божественная сущность.  Это есть экстаз. Это освобождение
твоего  ума  от  его  конечного сознания. Только подобное  может  воспринять
подобное.  И  когда ты  таким образом перестанешь быть  конечным, ты станешь
одним  с бесконечным. Приводя свою душу в ее  высшему простейшему  "я", к ее
божественной сущности, ты реализуешь это единство -- это тождество".
     "Но это возвышенное состояние не может быть длительным. Только время от
времени мы можем наслаждаться этим подъемом над границами тела и мира. Я сам
испытывал его до сих пор только три раза, а Порфирий ни разу".
     "Все,  кто клонится к  очищению и возвышению ума,  поможет  тебе в этом
достижении  и  облегчит приближение и совершение этих  счастливых  моментов.
Поэтому  есть различные дороги, которые могут  привести  к  этому.  Любовь к
красоте,  которая  возвышает  душу поэта, благоговение  перед Единым и  путь
науки,  который  составляет  гордость философа, любовь  и молитвы, в которых
набожные и горячие души стремятся  к совершенству в  своей моральной истине.
Это  все   великие   пути,   ведущие   к  высотам,  находящимся  далеко  над
действительностью  и  разделенностью,  к  тем  высотам,   где  мы   стоим  в
непосредственном присутствии  Бесконечного,  которое  сияет,  как  будто  из
глубины духа".
     В   другом  месте   своих   сочинений   Плотин  еще  точнее  определяет
экстатическое познание, указывая такие его свойства, которые совершенно ясно
говорят  нам,  что здесь  речь  идет о бесконечном расширении  субъективного
познания.
     Когда мы видим Бога, -- говорит  Плотин, -- то видим  его не разумом, а
чем-то  высшим, чем  разум. Про того, кто видит подобным образом, собственно
нельзя сказать, что он видит, так как он не различает и не представляет себе
двух  различных  вещей  (видящего  и  видимого).  Он совершенно  изменяется,
перестает быть самим собой,  ничего не  сохраняет от своего "я". Поглощенный
Богом, он составляет  с ним одно целое, подобно  центру круга, совпавшего  с
центром другого круга.


      ГЛАВА XVIII
     Ощущение бесконечности.  --  Первое  испытание  неофита. -- Невыразимая
тоска. -- Потеря всего реального. -- Что должно было бы испытывать животное,
становясь  человеком?  --  Переход  к  новой  логике.  --  Наша  логика  как
основанная  на наблюдении  законов феноменального мира. --  Непригодность ее
для изучения мира ноуменов. -- Необходимость другой логики. -- Аналогичность
аксиом  логики  и  математики. --  Две математики.  --  Математика  реальных
величин  (бесконечных  и  переменных); и математика нереальных, воображаемых
величин (конечных и постоянных). -- Трансфинитные числа.  -- Числа,  лежащие
за бесконечностью. -- Возможность разных бесконечностей.
     В книге "Новая эра мысли", о которой я  уже много говорил, в интересной
главе "Пространство, как основание альтруизма и религии", Хинтон говорит:
     Когда мы тем или другим путем мышления  приходим к бесконечности -- это
знак, что  данный  образ мышления имеет  дело с  реальностями более высокого
порядка, чем тот,  для которого он предназначен и приспособлен.  И,  пытаясь
представить себе тот порядок, мы можем сделать это, только рисуя бесконечные
ряды реальностей высшего порядка.
     В самом деле, что такое бесконечность, как  ее рисует себе обыкновенный
ум?
     Это пропасть, бездна, куда падает  наш  ум,  поднявшись на  высоту,  на
которой он не может держаться.
     Представим  себе  теперь  на  минуту,   что  человек  начинает  ощущать
бесконечность  во всем; всякая мысль, всякая идея  приводят  его  к ощущению
бесконечности.
     Это  непременно должно произойти  с человеком, переходящим  к пониманию
реальности высшего порядка.
     Что же он должен чувствовать при этом?
     Он должен чувствовать бездну и пропасть везде, куда он ни посмотрит. И,
конечно, он должен испытывать при этом невероятный страх, ужас и тоску.
     "...Невыносимая  тоска  (sadness)  есть  первое  испытание   неофита  в
оккультизме", -- говорит автор "Света на Пути" ("Light on the Path", p. 44).
     Мы  разбирали раньше, каким путем двумерное существо могло бы прийти  к
постижению  третьего измерения.  Но  мы  не задавали себе  вопроса,  что оно
должно  бы  было  чувствовать, начиная  ощущать третье измерение,  сознавать
вокруг себя "новый мир".
     Прежде всего оно должно бы  было  чувствовать  удивление  и  испуг,  --
испуг, доходящий до  ужаса. Потому что,  прежде  чем найти  новый  мир,  оно
должно бы было потерять старый.
     * * *
     Представим  себе  животное,  у  которого  начинают  являться  проблески
человеческого сознания. Что должно оно сознавать прежде всего? Прежде  всего
--  что его старый мир,  мир животного, тот мир, в котором  оно  родилось, с
которым  свыклось,  который  единственно  оно  представляет  себе  реальным,
рушится и падает  кругом него. Все, что раньше казалось реальным, становится
ложным, обманчивым, фантастическим, нереальным. Ощущение  нереальности всего
окружающего должно быть очень сильно.
     Пока  такое существо  научится сознавать  реальности другого,  высшего,
порядка,  пока оно поймет, что  за разрушающимся  старым  миром  открывается
бесконечно более прекрасный, новый -- пройдет много времени. И все это время
существо,  в котором рождается  новое сознание, должно переходить  из  одной
бездны отчаяния в  другую, от одного  отрицания к другому.  Оно  должно  все
отвергнуть кругом себя. И  только тогда  оно получит  возможность перехода к
новой жизни.
     Когда начнется  постепенная  потеря  старого  мира,  логика  двумерного
существа или то, что заменяло  ему логику, начнет ежеминутно  нарушаться,  и
самым  сильным  его ощущением  будет то, что никакой логики, никаких законов
вообще не существует.
     Раньше, когда оно было животным, оно рассуждало:
     Это есть то.
     Этот человек свой.
     То есть то.
     Тот человек чужой.
     Это не то.
     Чужой -- это не свой.
     Теперь оно вдруг  поймет, что  и чужой  человек, и свой человек --  оба
люди.
     Как оно выразит это на своем языке представлений?
     Вернее всего, что никак не будет в состоянии выразить, потому что  язык
представлений общих понятий выразить нельзя. У  животного  просто  спутаются
ощущения  чужого  человека  и своего  человека.  Оно  начнет  размышлять,  а
размышление -- это смерть чувства.
     Животное перестает ясно чувствовать те свойства, которые  делали чужого
чужим. Оно  начинает  ощущать  в человеке новые  свойства, которых раньше не
знало.  В  результате  у него  непременно явится потребность в  системе  для
обобщения  этих  новых свойств, --  потребность  в новой логике,  выражающей
отношения  нового  порядка  вещей. Но,  не  имея  понятий, оно  не  будет  в
состоянии  построить аксиом логики Аристотеля и выразит свое ощущение нового
порядка в форме совершенно абсурдного положения:
     Это есть то.
     Представим себе, что животному с зачатками логики, выражающимися у него
в ощущениях,
     Это есть это,
     То есть то,
     Это не то,
     говорят, что два для  него  совершенно разных предмета, как,  например,
два дома -- свой и чужой, -- одинаковы, что они представляют собой одно и то
же, что они оба дома. Животное никогда не поймет этой одинаковости. Для него
два  дома:  свой,  где  кормят, и  чужой,  где бьют, если туда  зайдешь,  --
останутся  совершенно разными.  Ничего общего  для  него  в них  не будет. И
стремление доказать ему одинаковость этих домов  ни к чему не приведет, пока
оно само не  ощутит  ее.  Тогда,  ощущая смутно  идею  общности  двух разных
предметов  и не имея понятий, животное выразит это, как нечто нелогическое с
своей точки зрения. Говорящее двумерное существо идею это и то -- одинаковый
предмет переведет на  язык своей  логики в виде формулы: Это есть то  --  и,
конечно, скажет,  что это  бессмыслица,  что ощущение  нового порядка  вещей
ведет к логическому абсурду. Но иначе выразить то, что ощущает, оно не будет
в состоянии.
     Совершенно в таком же  положении находимся  мы,  --  когда мы, мертвые,
пробуждаемся, --  то есть когда мы, люди, переходим к ощущению другой жизни,
к постижению высших сущностей.
     Тот  же испуг, та  же потеря реального, то  лее ощущение одной сплошной
нелогичности.   Чтобы  реализовать  новый   мир,  мы  должны   понять  новую
логичность.
     * * *
     Наша  обычная  логика  помогает  нам  разбираться  только в  отношениях
феноменального мира. Было очень  много попыток определить, что такое логика.
Но логика по существу неопределима, так же как математика.
     Что такое  математика?  Наука о величинах.  Что такое логика?  Наука  о
понятиях. Но это  не определения, а только перевод названия. Математика, или
наука  о величинах  есть система, изучающая  количественные  отношения между
вещами;  логика,  или наука о понятиях, есть система, изучающая качественные
(категорические) отношения между вещами.
     Логика постр