ючается  в  том,  что   в
действительности не существует и не может существовать ничего,  кроме Брамы,
что Брама есть все...
     В Индии, как и везде, человек сначала воображает, что он индивидуально,
телесно и духовно есть нечто существующее и что все вещи внешнего мира также
существуют как объекты. Но идеалистическая философия поколебала этот старый,
как мир, предрассудок в Индии более основательно, чем где-либо.
     Незнание (создающее  разделение  между индивидуальной душой  и  Брамой)
может  быть  побеждено  только  знанием.  И  это знание, или  видья,  дается
Ведантой,  которая  показывает, что  все  наше обычное  знание  есть  просто
результат невежества или незнания, что оно неверно, обманчиво и бренно  или,
как мы  можем это выразить,  феноменально, относительно и  условно. Истинное
знание или полное  проникновение не может быть достигнуто путем чувственного
восприятия  -- или путем умозаключений.  Согласно  ведантистам, только  одно
шрути,  или  откровение,  может дать  истинное  знание  и удалить  незнание,
свойственное человеческой природе.
     О  Браме  ничего  не  может  быть  сказано кроме  того,  что  он есть и
вследствие нашего незнания кажется тем или другим.
     Когда одного великого индийского мудреца попросили  описать Браму -- он
замолчал и сидел молча. Это был его ответ.
     Ничто,  что  существует (в  нашем, чувственном смысле этого слова),  не
может быть Брамой, потому что оно может не существовать, а Брама не может не
существовать".
     * * *
     "Мы  не можем, --  говорит  М.  Мюллер,  -- не  признать метафизической
смелости и логической последовательности этой философии. Если Брама есть все
во всем. Единое без чего-либо другого, то ни о чем, что  существует,  нельзя
сказать, что оно не  есть Брама. Нет места для чего-либо вне Бесконечности и
Всеобщего, и нет места для двух бесконечностей, для бесконечного в природе и
для бесконечного в человеке. Есть только одна Бесконечность, один Брама. Это
начало и конец Веданты.
     Часто цитируются, как самое краткое изложение идей Веданты, две строчки
комментатора и толкователя Веданты Шанкара.
     Брама -- истинен, мир -- ложен.
     Душа есть Брама, и ничто иное.
     Это  действительно  все  содержание Веданты.  Оно  значит, что то,  что
истинно и реально существует,  есть Брама, Единое,  Абсолютное Существо; мир
ложен;  или,  скорее,  не  есть  то,  чем  кажется;  то  есть  все  то,  что
представляется нам нашими чувствами, феноменально и относительно, и не может
быть  ничем другим. Душа  каждого  человека в действительности есть  не  что
иное, как Брама".
     Относительно происхождения  мира  два  знаменитых  толкователя  Веданты
Шанкара  и Рамануджа  расходятся  между  собою.  Рамануджа  держится  теории
эволюции, Шанкара -- теории иллюзии.
     Необходимо  отметить,  -- говорит М. Мюллер, --  что ведантисты не идут
так   далеко,  как  некоторые   буддийские  философы,  которые  смотрят   на
феноменальный  мир как просто на ничто. Их мир реален,  только он не  таков,
каким  кажется.  Шанкара устанавливает  для  феноменального мира реальность,
достаточную  для всех практических целей, достаточную  для  устройства нашей
практической жизни и наших моральных обязанностей.
     Это завеса. Но философия Веданты учит нас, что вечный свет, находящийся
за  этой  завесой,  может  быть  более  или  менее  ясно  виден  при  помощи
философского  знания. Его  можно увидеть, потому  что  в действительности он
всегда там".
     * * *
     Хотя совершенно различными путями  ведантисты  на самом деле приходят в
конце концов к тому же самому  результату, как Кант  и более новые философы,
которые  вместе с Кантом  держатся мнения,  что "наш  опыт дает нам  стороны
Безусловного только так, как  он  является в условиях нашего  сознания". Эти
условия или ограничения человеческого сознания в Индии назывались авидья; их
результат есть Майя, иллюзорный мир.
     "Может  показаться странным, -- говорит  М. Мюллер, --  что  результаты
философии Канта и его  последователей как бы  предупреждены  и предвидены  в
различных выражениях Упанишад и в философии Веданты древней Индии".
     * * *
     В главах  о Логосе и о христианской теософии Макс Мюллер  говорит,  что
религия  является  мостом  между  Видимым  и  Невидимым,  между  Конечным  и
Бесконечным.
     "Может  быть сказано  с  основанием,  --  пишет  он, -- что  основатели
мировых  религий  все  были  строителями  мостов.  Как  только  признавалось
существование  Потустороннего, Неба или  Сил, выше или ниже  нас, сейчас  же
образовывались  пропасти между земным и  небесным, материальным и  духовным,
феноменальным и ноуменальным, видимым и невидимым,  -- и главная цель всякой
религии  заключалась  в том,  чтобы  соединить опять эти  оба  мира  сводами
надежды и страха или железными цепями логических силлогизмов.
     Идея  Логоса  представляла  именно  этот  мост.   Она  принимала  самые
разнообразные   формы,  выражая   первую   божественную   мысль,   и   затем
олицетворялась и  превращалась в Сына Божия, воплощенного  на  земле. Причем
кругом этой идеи собирался мифологический элемент древних религий".
     * * *
     Из  современных  мыслителей к идеям теософии Макса  Мюллера ближе  всех
известный психолог, недавно умерший проф. В. Джемс.
     В последней  главе своей книги "Многообразие религиозного опыта"  проф.
Джемс говорит:
     "Боги и вероучения различных религий, конечно, противоречат друг другу,
но  существует  однообразное  явление,  свойственное всем религиям,  --  это
душевное освобождение...  Человек начинает сознавать,  что высшая часть  его
существа  родственна  чему   то,  общему  ей  по  качеству,  но   бесконечно
превосходящему ее; в то же время он постигает, что может приобщиться к этому
"нечто" и спастись, если его низшее "я" будет окончательно им подавлено...
     В  чем  же  состоит объективная истина содержания  религиозного  опыта?
Представляет ли это  "нечто" только продукт  нашего воображения или реальное
бытие? Если  оно реально существует, то  в какой форме? Как следует понимать
это "общение", в реальности которого так убеждены религиозные люди?
     Теоретическая задача различных  богословских  учений состоит  именно  в
ответе  на  эти вопросы, и здесь  проявляется  все их противоречие. Все  они
согласны  с  тем,  что  это   "нечто"  существует  реально,  хотя  некоторые
утверждают, что оно  существует в образе личного  Бога или нескольких богов,
тогда как другие видят в нем только идеальное стремление... Разногласие всех
этих учений ярче всего обнаруживается  в истолковании переживаний "общения".
Теизм и пантеизм, природа и второе рождение,  спасение и карма, бессмертие и
перевоплощение...  доставляют  материал  для  нескончаемых  споров  об  этом
вопросе".
     "Я высказал  мнение,  --  говорит проф. Джемс,  --  что беспристрастная
наука о религиях может  выделить из разноголосицы  этих споров  общий  остов
учения, который она должна облечь в такую форму, чтобы оно не  противоречило
выводам  естествознания.  Это  общее  всем религиям учение наука  о религиях
должна принять за примиряющую гипотезу, в которую могли бы уверовать все без
исключения люди.
     И я считаю возможным высказать, как гипотезу, предположение, что чем бы
ни было  в потустороннем то  "нечто",  общение  с  которым мы  переживаем  в
религиозном опыте,  по эту сторону оно является подсознательным продолжением
нашей сознательной жизни.
     Сознательное "я" человека является непосредственным продолжением  более
широкого по объему "я."...
     Последние  пределы  нашего  существа  пребывают,  как  нам  кажется,  в
совершенно иной области бытия, чем чувственный и "постигаемый" мир.
     Эту  область  можно  назвать  мистической или  сверхъестественной... Мы
принадлежим  к  этой  области  в гораздо большей степени и  в  гораздо более
интимном смысле,  чем к видимому миру, потому что мы больше и интимнее всего
живем в том мире, где родятся наши духовные стремления и идеалы... Общение с
этим невидимым миром есть реальный процесс с реальными результатами... "
     Это общение мы видим в мистике.
     "Все корни религиозной жизни и центр ее  мы должны искать в мистических
состояниях сознания", -- говорит проф. Джемс.
     * * *
     Что же такое мистика?
     Возвращаясь к терминологии, установленной в предыдущих главах, мы можем
сказать, что это есть познание расширенным сознанием.
     До   самого   последнего  времени  научная   психология  не  признавала
реальности  мистического   опыта   и  считала  все   мистические   состояния
патологическими,  болезненными состояниями обычного  сознания.  Очень многие
психологи-позитивисты и теперь держатся этого взгляда, смешивая в одну общую
массу   реальные  мистические  состояния,  и  псевдомистические   извращения
обычного сознания, и чисто психопатические состояния.
     Это,  конечно,  не может способствовать правильному  пониманию вопроса.
Поэтому, прежде  чем  идти дальше, мы должны  установить, каким  образом  мы
выделим реальные мистические состояния.
     Проф.  Джемс  дает  некоторые  критерии  для  распознавания мистических
состояний:  невыразимость в  словах, интуитивность, непроизвольность и т.п.,
но  он  сам   же   указывает,  что  все  эти  признаки  принадлежат  простым
эмоциональным состояниям. И  он определяет точно, чем отличаются мистические
состояния  от  эмоциональных,  к которым они действительно  близки по своему
характеру.
     Рассматривая мистические состояния как познание  расширенным сознанием,
мы можем дать совершенно точные критерии для их распознавания и выделения из
массы остального психического опыта.
     1. Мистические состояния дают  познание, которого не  может  дать ничто
другое.
     2. Мистические  состояния дают познание ноуменального мира со всеми его
признаками.
     3.   Мистические  состояния  людей   разных  веков  и   разных  народов
обнаруживают поразительное сходство, а иногда полную тождественность.
     4.  Результаты мистического  опыта совершенно нелогичны с нашей обычной
точки зрения. Они  металогичны.  То  есть  к  ним  вполне применим  "Tertium
Organum", который и является ключом к мистическому опыту.
     * * *
     Последнее  особенно  важно  --  нелогичность данных  мистического опыта
заставляла науку  отвергать их. Теперь  мы  установили, что  нелогичность  с
нашей   точки   зрения   есть   необходимое   условие   потустороннего,  или
ноуменального, мира.  Это не значит, что все, что нелогично,  принадлежит  к
тому миру,  но  безусловно  значит, что  все,  что принадлежит  к тому миру,
нелогично с нашей точки зрения.
     Мы установили, что с нашей логикой проникнуть туда нельзя, и установили
возможность нового орудия мысли, позволяющего ей проникать в области, бывшие
раньше не доступными.
     Сознание  необходимости такого  орудия мысли,  несомненно, существовало
очень давно, потому что  -- что представляет собой  в  сущности формула  Tat
tvam asi, как не аксиому трансцендентальной логики.
     То есть то значит: ты есть и ты, и не ты и соответствует металогической
формуле А есть и А и не-А.
     Если мы  посмотрим с  этой точки  зрения на древние писания, то поймем,
что   они  искали  новой   логики  и   не   удовлетворялись   логикой  вещей
феноменального мира;  и  нам многое станет  понятно.  Прежде  всего,  станет
понятна  та  кажущаяся  нелогичность древних философских систем,  как  будто
строивших себе идеальный мир вместо существующего. Именно в этих построениях
идеального мира и кроются очень часто системы высшей логики.
     * * *
     Одной  из таких непонятных попыток построить  систему  металогики, дать
точное орудие мысли, проникающее  за  пределы индивидуального мира, является
трактат Плотина "О Красоте".
     Описывая небо и богов. Плотин говорит:
     Все  боги достойны поклонения  и прекрасны, и красота  их беспредельна,
потому  что она есть  разум.  И  они  прекрасны потому, что разум  делает их
видимыми в своем свете,  а не потому, что тела  их  прекрасны. Так как боги,
имеющие тела,  не от  них  получают свое существование в  качестве  богов, а
делаются богами  через разум.  И они не  бывают одно время  мудры, а  другое
время  лишены мудрости,  но они всегда  мудры в бесстрастном,  постоянном  и
чистом разуме. И  они знают все, не человеческие дела, но  свои собственные,
которые божественны и таковы, как их  видит разум... Потому что все там есть
небо;  и земля тоже небо, а также моря, животные и люди. И боги, находящиеся
там,  не  думают, что  люди  не  достойны их внимания... потому  что там все
божественно. И боги занимают и наполняют собой  непрерывно всю эту блаженную
область.  Потому что жизнь,  идущая там, не сопровождается работой, и истина
(как говорит Платон в "Федре") есть их  родоначальник и их пища, их сущность
и  их кормилица. И они видят все не  в виде  образующихся вещей, а  в  самой
сущности. И они замечают себя в других. Потому  что все там прозрачно, и нет
ничего темного  и непроницаемого,  и все ясно и видимо всем  и внутри,  и со
всех сторон. Потому что  свет везде встречается  со светом;  так  как каждая
вещь содержит все в себе и видит все в другой. Поэтому все есть везде, и все
есть все. И каждая вещь есть все. И  сияние там бесконечно. Потому  что  все
там велико и даже то, что мало, тоже  велико. И  солнце, которое светит там,
заключает  в  себе все звезды, и  каждая звезда есть солнце и все звезды.  В
каждой, однако, преобладает особое свойство, но в то же время вещи видимы  в
каждой.  И  движение  там  чисто,  потому  что  его  расстраивает двигатель,
отличный  от  него.  Постоянность  также  не испытывает  изменений  в  своей
природе, потому  что она  не смешана ни с чем неустойчивым. И прекрасное там
прекрасно, потому что красота его  не зависит от субъективного восприятия. И
вещи не находятся  там  как в чужой земле, но, наоборот,  место  каждой вещи
есть  эта самая вещь...И вещь не отлична от места, в котором  она находится.
Потому  что содержание  ее разум,  и сама она разум...  И  каждая  часть там
всегда происходит из  целого и есть в одно и то же время и  часть,  и целое.
Потому  что  она  действительно  является как  часть,  но тот, у кого острое
зрение,  увидит  ее  как  целое... И  зрение,  которым  видят там, не  может
утомляться, и восприятие не может быть полным,  поэтому интуиция  никогда не
приходит к  концу.  И  нет там  никакой пустоты,  которая, будучи  неполной,
остановила бы зрение. И не есть -- это одна вещь, а то -- другая,  и поэтому
части одной вещи не отличаются от частей другой.
     И   знание,  возможное   там,  ненасытимо...  Потому  что,   видя  себя
наполненным  более обильно,  оно  замечает,  что  оно  само  и  объекты  его
восприятия  бесконечны   --  и  оно  следует  своей  собственной  природе  в
непрестанном  созерцании...  И   жизнь  там  есть  мудрость;  мудрость,   не
полученная процессом рассуждения, потому что она всегда существовала в целом
виде, и никогда не оказывалась ни в каком отношении  недостаточной; почему и
не требовала исследования. Но это первая мудрость и не извлечена из другой".
(Сокращенный  перевод  из Select Works  of  Plotinus. Translated  by  Thomas
Taylor. Bonn's Libraty.)
     * * *
     К  Плотину  удивительно близок  Яков  Беме, бывший  самым  обыкновенным
сапожником  в немецком городе Герлице в конце XVI и начале  XVII  столетия и
оставивший целый ряд замечательных книг.
     Первое  его "просветление" произошло  в  1600 году,  когда  ему было 25
лет*.
     * Последующие цитаты из книг "Многообразие  религиозного  опыта"  (рус.
пер., Москва, 1910) проф. Джемса и "Cosmic Conscionsness" д-ра Бекка.
     Раз, сидя в  своей комнате,  он бросил  взгляд на  блестящее  оловянное
блюдо,  отражавшее солнечный свет с  таким удивительным сиянием, что он впал
во внутренний экстаз, и ему казалось, что он может  теперь смотреть в начала
и глубочайшие основания  вещей. Он  подумал, что это только  воображение, и,
чтобы изгнать его из ума,  он вышел на воздух. Но здесь он заметил,  что его
взгляд  проникает в самое сердце вещей, даже трав  и растений, и что природа
гармонирует с тем, что он видит внутренне.  Он ничего не рассказывал об этом
никому, но прославлял и благодарил Бога в молчании.
     "После этого "просветления", -- говорит  биограф Беме,  -- "он научился
знать  внутреннее  основание  природы  и  приобрел способность отныне видеть
глазами  души  самое  сердце вещей, эта способность  осталась  у  него  и  в
спокойном состоянии".
     В том  же  1600  году  он  был раз опять  окружен божественным светом и
наполнен  небесным знанием. Проходя зелеными полями вблизи Герлица, он  сел,
и, рассматривая  травы и растения в своем внутреннем свете, он видел,  точно
смотря внутрь их, их сущность, пользу и свойства, которые открылись ему в их
очертаниях, фигурах и знаках. Подобным образом он рассматривал все творения,
и на  основании  этого  откровения он  написал впоследствии  свою книгу  "De
Signatura  Rerum".  При  развертывании  этих тайн перед  его  пониманием  он
испытывал  огромную радость  и, вернувшись домой,  жил  в  мире  и молчании,
никому  не говоря до 1610  года  об удивительных вещах,  которые случились с
ним. В 1610 году он опять был взят в свет и написал свою первую книгу "Заря,
или  красный свет утра",  не  думая опубликовать ее, больше для  памяти, для
того,  чтобы тайны,  открывшиеся ему, не проходили через него бесследно, как
поток воды.
     Его первые откровения 1600 года  были  неполны, но в 1610 году все, что
он видел раньше  в хаотических,  отрывочных  и отдельных проблесках, явилось
ему как связное целое и в более определенных очертаниях.
     В этом  третьем "просветлении"  все, что в первых видениях являлось ему
хаотическим и многообразным, было теперь сознано им как единство, как Арфа с
многими  струнами,  из  которых  каждая  струна отдельный инструмент,  и все
вместе опять  одна  Арфа. Он узнал  теперь  божественный  порядок  природы и
узнал,  как  от  ствола  дерева  жизни  возникают различные  ветви,  несущие
разнообразные  листья,  цветы  и плоды, -- и  он  почувствовал необходимость
написать все, что он видел, и сохранить написанное.
     Он  сам  об  этом  окончательном  и  полном  просветлении  рассказывает
следующим образом:
     Дверь открылась передо мной, и в четверть часа я увидел и узнал больше,
чем  если бы  я  много  лет  провел в университетах, --  чему  я чрезвычайно
радовался и возносил  хвалу Богу. Потому что я  увидел и узнал существо всех
существ,  восхождение  и  захождение  и  вечное  зарождение  Святой  Троицы,
происхождение и начало мира и всех творений  от божественной мудрости... И я
увидел  и  узнал всю творящую сущность,  как  в  добре,  так  и  во  зле,  и
происхождение, и  существование добра и  зла; и увидел, и узнал, как рождает
плодовитое чрево вечности.  И я не только крайне изумлялся всему этому, но и
чрезвычайно радовался.
     Описывая "просветления", Беме в одном из своих сочинений пишет:
     Внезапно...  мой  дух  прорвался...  до  самого  глубокого  внутреннего
зарождения Божества,  и  там  я  был обнят  с любовью  таким объятием, каким
обнимает жениха нежно любимая невеста. Но величие  торжества, бывшее в духе,
я не могу выразить ни устно, ни  письменно, и ни  с чем это нельзя сравнить,
кроме  как с жизнью, зарождаемой  среди смерти, -- и это подобно воскресению
из мертвых. В этом свете мой дух внезапно увидел сквозь все, и проник во все
творения, и увидел все в  них и даже в траве и листьях, и я узнал  Бога,  --
кто он, и как  он  действует, и какова  его  воля.  И внезапно в этом  свете
могущественным  толчком моя  воля  была  направлена  на  то,  чтобы  описать
существо Бога. Но так как я не мог сразу охватить глубочайшее рождение  Бога
в их существе и понять их в моем рассудке, то прошло  двенадцать лет, прежде
чем  дано было  мне ясное понимание