опробовал кто-то посомневаться еще
раз; но эта мысль была встречена общим негодованием.
   - Разве привидения топят печи?!
   - Разве привидения ходят в сапогах?!
   После  некоторого  раздумья  мы   двинулись  вперед.   Дымок  продолжал
подниматься над  замком и  точно таял  в  воздухе.  Мы  заняли свои  обычные
позиции и  принялись за  дело,  по  временам оглядываясь на  баню.  Охота на
птичек  требует большого терпения.  Чтобы  не  спугнуть добычу,  приходилось
молчать  и  не  двигаться по  целым  часам.  Из  засевшей в  бурьяне детворы
впоследствии вышли два  врача,  один технолог,  три учителя гимназии и  даже
товарищ прокурора.  Где-то  они  сейчас?..  Вероятно,  когда выпадает первый
снежок,  они каждый раз вспоминают заброшенный пустырь,  где когда-то ловили
чечеток,  жуланов,  кузнечиков и зябликов. А может быть, их дети в это время
тоже занимаются птицеловством...
   Мы  отсидели в  бурьяне  положенное время,  поймали несколько чечеток и
разошлись по домам,  рассуждая по дороге о таинственном волшебнике,  который
даже  не  счел  нужным показаться,  чтобы прогнать непрошеных гостей.  Осень
выдалась для  нас неудачная,  и  птица ловилась плохо,  а  тут еще навязался
волшебник, от которого трудно было ждать чего-нибудь хорошего.
   На  следующие дни  мы  опять  видели  поднимавшийся из  бани  дымок,  а
некоторые уверяли,  что в окне бани показывалось чье-то лицо с большой седой
бородой.
   - А рога есть у волшебника?
   - Ну,  волшебникам рога не полагаются,  а только седая, длинная-длинная
борода.
   Кстати наступил перерыв в  нашей  охоте  на  птиц,  потому что  лед  на
"Средиземном море"  сделался настолько толстым,  что  мы  могли  кататься на
коньках,  -  удовольствие,  равного которому,  как известно,  нет.  Тайники,
западни и силки на время были позабыты.


II

   "Период  коньков"  продолжался  не  больше  недели,  потому  что  выпал
полуаршинный снег  и  засыпал  все  "Средиземное море".  Конечно,  во  время
катанья на коньках нам было не до волшебника,  хотя мы и  видели каждый день
поднимавшийся из бани-замка дымок. Увлечение коньками было настолько сильно,
что если бы в нашей бане поселился белый медведь, - мы и на него не обратили
бы должного внимания, какого каждый медведь заслуживает.
   Пришлось опять вернуться к птицам, тем более что выпавший глубокий снег
лишал их даже тех зернышек,  какие они находили в засохшей траве. Теперь они
с голодной доверчивостью набрасывались на нашу притраву и попадали в западни
десятками,  так  что  мы  оставляли  у  себя  только  лучшие  экземпляры,  а
недостойным нашего внимания торжественно возвращали золотую птичью свободу.
   В  один  из  горячих моментов нашей  охоты  мы  в  первый  раз  увидели
таинственного волшебника.  Увлеченные своим делом,  мы  не заметили,  как он
вышел из своей бани,  - он точно вырос перед нами из земли, как и полагается
настоящему  волшебнику.   Это  был  действительно  старик,  высокий,  худой,
сгорбленный,  с редкой седенькой бородкой. Потертая военная шинель сидела на
нем, как на деревянной вешалке, и, вероятно, чтобы не свалилась с него, была
перехвачена вместо пояса каким-то шарфом.  Волшебник, по-видимому, совсем не
желал нас замечать.  Он постоял на одном месте,  что-то пробормотал себе под
нос,  а  потом быстро принялся за дело,  какого мы меньше всего ожидали.  Он
снял с  берез наши западни и  выпустил сидевших в  них  для приманки птичек,
потом сделал то же с клетками-садками,  куда мы временно помещали только что
пойманных   птичек,   наконец   спокойно   подобрал   растянутые  на   снегу
сетки-тайники и разорвал их. Мы все онемели от ужаса.
   - Что вы делаете?! - крикнул наконец какой-то отчаянный смельчак.
   Волшебник  оглянулся  на  голос  и  улыбнулся.  Последнее  придало  нам
храбрости, и мы его окружили живой стеной.
   - Вы  не  имеете права  рвать наши  тайники и  выпускать наших птиц!  -
загалдели мы разом. - Это бессовестно!..
   Он продолжал улыбаться, рассматривая своих врагов поочередно.
   - Ваши птицы? - проговорил он наконец. - Ваши птицы?
   - Конечно, наши, если мы их поймали...
   - Да,  вы их поймали, но это совсем не значит, что они ваши, - спокойно
ответил он.  -  И  даже совсем не  ваши...  Для  чего создана птичка?  А  вы
подумайте хорошенько об  этом...  Представьте себе  только,  что  вас  самих
кто-нибудь посадил в клетку,  другими словами,  -  тюрьму,  и посадил только
потому,  что вы голодны...  Да.  А вы с горя начали бы петь, чтобы доставить
удовольствие тому, кто лишил вас свободы...
   Эти  слова не  произвели на  нас  никакого впечатления,  потому что все
думали о  выпущенных на  волю пленницах и  разорванных тайниках.  Волшебник,
кажется,  это заметил и  проговорил уже другим тоном,  точно он давным-давно
был знаком со всеми:
   - Послушайте,  ребятки,  носы у вас от мороза красные,  руки -  тоже...
Пойдемте ко мне, я вас напою чаем. Горячий чай - лучшая вещь на свете...
   Мы приняли это любезное приглашение с большой нерешительностью. А вдруг
волшебник заманит нас в свой замок и что-нибудь сделает с нами такое, что мы
больше не увидим белого света?
   - А вы кто такой? - спросил кто-то.
   - Я?  -  переспросил волшебник и,  подумав,  ответил с улыбкой:  -  Я -
птица... Да, настоящая птица.
   В ответ послышался смех.
   - Да,  настоящая птица,  -  настойчиво повторил волшебник. - Зовут меня
Иваном Гаврилычем Мухиным,  а все-таки птица. Ну, об этом поговорим потом, а
сейчас пойдемте пить чай.
   В  толпе всегда найдется решительный человек,  который поведет за собой
других.  Так было и  с  нами.  С другой стороны,  и выпить горячего чая было
недурно.  Мы  веселой гурьбой вошли в  баню,  где топилась печь.  Из  банной
каменки волшебник ухитрился сделать себе большой камин,  а  банный полок был
превращен в  какой-то музей редкостей.  Тут стояли какие-то мудреные машины,
колеса и  т.п.  Баня была устроена по-старинному,  большая и светлая,  благо
прежде лес был дешев.
   - Садитесь,  дорогие гости,  -  приглашал нас волшебник.  -  Места всем
хватит...
   Мы  сели на большую лавку у  окна,  а  гостеприимный волшебник принялся
готовить чай.  Всего интереснее было для нас то,  как он  приготовит чай без
самовара;  но дело оказалось самое простое:  в  камине у огня стоял чугунный
котел -  вот  и  самовар.  Чайник с  подбитым носиком и  две жестяные кружки
составляли весь чайный сервиз. Все это было так хорошо, что мы забыли всякий
страх.  Помилуйте,  напиться чаю из  чугунного котла да из жестяной кружки -
это одно уже делало настоящий праздник.
   - А  разве птицы пьют чай?  -  решился кто-то  спросить,  когда чай был
готов.
   Всем сделалось ужасно весело.
   Волшебник добродушно смеялся вместе с нами,  и мы как-то сразу полюбили
его, как умеют любить только дети. Сейчас он был в синей блузе, подпоясанной
ремешком.  Голова у него была совсем лысая, отчего лоб казался необыкновенно
большим,  чуть не с чугунный котел, в котором так весело сейчас кипела вода.
Худое лицо  было покрыто глубокими морщинами,  а  серые,  большие,  грустные
глаза смотрели с пытливой ласковостью.
   - И  у  птицы есть свой чай,  -  добродушно говорил волшебник,  потирая
руки. - Ну-ка, чем отличается птица от человека?
   - У нее нет рук...
   - Она в перьях...
   - Она глупая...
   - А главного-то и не сказали,  - перебил нас волшебник. - Всякая, самая
глупая птица и  та умеет летать,  а  человек не умеет.  Вот тут-то и секрет,
братцы...
   - А почему вы называете себя птицей?
   - А потому, что я тоже полечу, как птица...
   Мы звонко расхохотались. Этакой смешной волшебник и вдруг полетит...
   - У вас хвоста нет, - пошутил кто-то.
   - Будет все: и хвост, и крылья... Все будет, как у настоящей птицы.
   - Неужели вы полетите?
   - Непременно...
   Волшебник  начал  подробно  рассказывать нам  историю  воздухоплавания,
перечисляя  по  именам  всех  знаменитых воздухоплавателей и  сделанные  ими
открытия...
   - Пока дальше воздушных шаров еще никто не пошел, - рассказывал он. - А
это пустяки...  С  воздушными шарами ничего не  поделаешь.  Все дело в  том,
когда  будет  изобретена  воздухоплавательная машина.  Изобрели  же  паровую
машину,  открыли электричество,  - ну, откроют и воздухоплавательную машину.
Вся задача в  том,  что она должна быть в  десять раз легче паровой машины и
развивать силу  в  десять  раз  больше.  Наука  идет  вперед,  и  это  будет
сделано...


III

   У  нас быстро завязалось самое близкое знакомство с волшебником.  В его
замке мы  чувствовали себя настолько дома,  что сделались надоедливыми и  уж
слишком бесцеремонными.  Но он все терпел от своих молодых друзей и позволял
нам хозяйничать в его помещении, как мы хотели. Запретной областью оставался
только банный полок,  где стояли модели каких-то непонятных машин и приборы.
Волшебник с одушевлением посвящал нас во все тайны воздухоплавания, объяснял
устройство воздушных шаров,  а всего интереснее - рассказывал ужасные случаи
с аэронавтами.
   - Все это были герои науки,  - любил повторять волшебник. - И для науки
требуется не меньшая храбрость,  чем на войне... А сколько труда, терпения и
ума затрачено на  малейшее открытие в  области науки!  Мы слишком привыкли к
окружающим нас чудесам этой науки... Никто уже не удивляется ни пароходу, ни
железной дороге,  ни телеграфу, ни напечатанной книге, ни швейной машине, ни
зажигательной  спичке,  а  ведь  все  это  придумано  гениальнейшими людьми,
выстрадано.  Под  каждым изобретением лежит  много-много испорченных жизней,
несчастий и  страданий тех  безумцев-изобретателей,  над  которыми при жизни
смеялись и которые дарили человечеству свои открытия...
   Волшебник говорил с  увлечением.  На  его  высоком лбу  выступали капли
пота, а худое и бледное лицо покрывалось румянцем. Он любил разговаривать на
ходу, смешно размахивая руками.
   - Да, да, мы не умеем ценить наших благодетелей и смеемся над ними, как
глупые дети,  - объяснял волшебник. - Каждое новое открытие или изобретение,
- это  благодеяние всему  человечеству...  И  тот  безумец,  который откроет
секрет  движения  по  воздуху,  перевернет всю  историю  человечества.  Даже
приблизительно нельзя себе представить, что тогда будет... Да, такой человек
в  свое время должен явиться,  и мы все полетим по воздуху,  как птицы.  Это
будет величайшим завоеванием...  И я верю,  что даже люди сделаются добрее и
лучше,  потому что у них, благодаря воздухоплаванию, явится больше средств к
существованию,  больше  удобств и  тысячи других преимуществ,  о  которых мы
сейчас и мечтать не смеем.
   Много-много говорил в  этом  роде  странный старик,  и  мы  отлично его
понимали и даже готовы были согласиться,  что таким гениальным изобретателем
явится именно он, наш собственный волшебник.
   - Он полетит непременно,  - толковали мы между собой. - А пока скрывает
все...
   По  нашему мнению,  изобретатель воздухоплавания даже должен был жить в
бане, а не в обыкновенном доме. В наших детских глазах волшебник превращался
в  существо необыкновенное,  ведь он знал решительно все на свете и  все мог
сделать.
   Впрочем,  бывали  моменты разочарования.  Иногда волшебник принимал нас
очень сухо, то есть был неразговорчив, морщился и глухо кашлял. Правда, зима
стояла суровая,  баня  была занесена снегом чуть не  до  самой крыши,  камин
давал мало тепла, и волшебник сидел у себя дома в шубе. Временами он исчезал
на несколько дней, и мы только по дыму из банной трубы могли догадываться об
его возвращении.
   - Ну,  что,  детки,  как дела?  -  спрашивал он обыкновенно после такой
разлуки,  и  в  его голосе слышалась какая-то особенная нежность.  -  А я уж
соскучился о  моих  воробьях...  ведь  вы  тоже  птицы,  а  будете побольше,
отрастут крылышки и разлетитесь в разные стороны.
   К  нашему стыду должен признаться,  что  мы  совсем мало интересовались
вопросом,  кто такой наш волшебник,  откуда он взялся и  почему поселился на
нашем пустыре. Мы довольствовались тем, что видели наши глаза и слышали наши
уши.  Впрочем,  иногда волшебник рассказывал нам  о  том,  как живут люди за
границей и в Америке.  Очевидно, он много путешествовал и много видел. Одним
словом, волшебник являлся для нас живой энциклопедией всевозможных знаний.
   Суровая зима прошла. Наступала тяжелая северная весна с ее гололедицей,
снежными метелями и ростепелями.  То,  что оттаивало днем,  замерзало ночью.
Весеннее солнце точно разъедало саженные сугробы снега,  пока  не  появились
первые  весенние проталинки.  Наш  пустырь постепенно таял,  а  "Средиземное
море" точно вспухло и  покрылось трещинами.  Но  и  этот  мучительный период
северной весны  миновал,  и  снег  оставался только  в  теневых местах  и  в
бурьяне.  Прилетели  первыми  синички-трясогузки,  показались дорогие  гости
скворцы, а вместе с весной у нас проснулась и жажда возобновить прекращенную
волшебником охоту на птиц.
   - Что мы его слушаем? - роптали более строптивые мальчуганы. - Пусть он
кашляет в своей бане, а мы будем ловить птиц...
   С  детской  жестокостью мы  отплачивали самой  черной  неблагодарностью
нашему  старому  другу.  В  одно  действительно прекрасное весеннее утро  мы
тайком пробрались в  наш  пустырь с  возобновленными тайниками,  западнями и
ловушками.  Увлеченные своим предприятием,  мы  не  заметили,  что волшебник
сидит на  пороге своей бани.  Несмотря на солнечное,  теплое утро,  он был в
шубе и,  видимо,  грелся на  солнце.  На  свежем воздухе он  показался таким
жалким, высохшим, изможденным.
   Мы были смущены и даже хотели убежать, но волшебник нас остановил:
   - Ах,  детки,  вы опять за старое принимаетесь?  Стыдно,  очень стыдно.
Неужели вам приятно смотреть на хорошенькую птичку,  которая умирает с тоски
в  клетке?  Ведь это ужасно...  А  потом подумайте,  что может быть красивее
птицы?  Это  сама свобода...  Она летит к  нам из-за  тридевять земель,  как
дорогая гостья, а вы ее хотите посадить в тюрьму...
   К  сожалению,  эти  прекрасные слова не  действовали на  нас.  Мы  были
слишком  захвачены  весенним  теплом  и   светом  и   жаждали  самой  бурной
деятельности, а тут какой-то волшебник захватил дорогой нам пустырь...
   В  солнечные,  теплые дни он  выходил греться на  солнышке и  не снимал
шубы. Его мучил глухой кашель, и волшебник точно таял у нас на глазах.
   Потом наступили экзамены,  и нам было не до волшебника.  Перед отъездом
на каникулы мы все-таки вспомнили о нем и забежали проститься.  Он сидел, по
обыкновению, на пороге бани и очень был рад, что мы его не забыли.
   - А я вам покажу одну интересную штучку, - говорил он.
   - Летательную машину?
   - Почти...
   Волшебник сходил в  свою баню и  вынес нам  китайскую летающую бабочку.
Эту игрушку мы видели в  первый раз и  были поражены,  когда она взвилась на
воздух,  хлопая бумажными крылышками,  точно летучая мышь. Волшебник смотрел
на нас и улыбался.
   - Вот,  детки,  как будут летать по воздуху,  -  объяснял он.  - Многие
великие открытия делались этим путем, то есть сначала были детской игрушкой.
   Когда мы  вернулись осенью в  город,  волшебника уже не  было.  Он умер
летом.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Meдведко


   ---------------------------------------------------------------------
   Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
   Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
   OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
   ---------------------------------------------------------------------


   - Барин, хотите вы взять медвежонка? - предлагал мне мой кучер Андрей.
   - А где он?
   - Да  у   соседей.   Им  знакомые  охотники  подарили.   Славный  такой
медвежонок, всего недель трех. Забавный зверь, одним словом.
   - Зачем же соседи отдают, если он славный?
   - Кто их знает.  Я видел медвежонка:  не больше рукавицы.  И так смешно
переваливает.
   Я жил на Урале, в уездном городе. Квартира была большая. Отчего же и не
взять медвежонка? В самом деле, зверь забавный. Пусть поживет, а там увидим,
что с ним делать.
   Сказано -  сделано.  Андрей отправился к соседям и через полчаса принес
крошечного медвежонка,  который действительно был не больше его рукавицы,  с
той  разницей,  что  эта живая рукавица так забавно ходила на  своих четырех
ногах и еще забавнее таращила такие милые синие глазенки.
   За  медвежонком пришла целая толпа уличных ребятишек,  так что пришлось
затворить  ворота.  Попав  в  комнаты,  медвежонок  нимало  не  смутился,  а
напротив,  почувствовал себя очень свободно, точно пришел домой. Он спокойно
все  осмотрел,  обошел вокруг стен,  все  обнюхал,  кое-что попробовал своей
черной лапкой и, кажется, нашел, что все в порядке.
   Мои гимназисты натащили ему молока, булок, сухарей. Медвежонок принимал
все как должное и,  усевшись в уголке на задние лапы, приготовился закусить.
Он делал все с необыкновенной комичной важностью.
   - Медведко, хочешь молочка?
   - Медведко, вот сухарики.
   - Медведко!..
   Пока происходила вся эта суета, в комнату незаметно вошла моя охотничья
собака,  старый  рыжий  сеттер.  Собака сразу  почуяла присутствие какого-то
неизвестного зверя,  вытянулась, ощетинилась, и не успели мы оглянуться, как
она  уже  сделала стойку над  маленьким гостем.  Нужно было  видеть картину:
медвежонок забился в  уголок,  присел на задние лапки и  смотрел на медленно
подходившую собаку такими злыми глазенками.
   Собака была старая,  опытная, и поэтому она не бросилась сразу, а долго
смотрела с  удивлением своими большими глазами на непрошеного гостя,  -  эти
комнаты она считала своими,  а тут вдруг забрался неизвестный зверь, засел в
угол и смотрит на нее как ни в чем не бывало.
   Я видел,  как сеттер начал дрожать от волнения, и приготовился схватить
его. Если бы он бросился на малютку медвежонка! Но вышло совсем другое, чего
никто не  ожидал.  Собака посмотрела на  меня,  точно спрашивая согласия,  и
подвигалась  вперед   медленными,   рассчитанными  шагами.   До   медвежонка
оставалось всего  каких-нибудь  пол-аршина,  но  собака не  решалась сделать
последнего шага,  а  только еще сильнее вытянулась и  сильно потянула в себя
воздух:  она  желала,  по  собачьей привычке,  сначала обнюхать неизвестного
врага.
   Но  именно  в  этот  критический момент  маленький гость  размахнулся и
мгновенно ударил собаку правой лапой  прямо по  морде.  Вероятно,  удар  был
очень силен, потому что собака отскочила и завизжала.
   - Вот так молодец Медведко!  - одобрили гимназисты. - Такой маленький и
ничего не боится...
   Собака была сконфужена и незаметно скрылась в кухню.
   Медвежонок преспокойно съел молоко и булку,  а потом забрался ко мне на
колени, свернулся клубочком и замурлыкал, как котенок.
   - Ах,  какой он милый!  -  повторили гимназисты в один голос.  - Мы его
оставим у нас жить... Он такой маленький и ничего не может сделать.
   - Что ж, пусть его поживет, - согласился я, любуясь притихшим зверьком.
   Да и как было не любоваться!  Он так мило мурлыкал, так доверчиво лизал
своим черным языком мои руки и кончил тем,  что заснул у меня на руках,  как
маленький ребенок.


x x x

   Медвежонок поселился у  меня и  в  течение целого дня забавлял публику,
как больших,  так и маленьких. Он так забавно кувыркался, все желал видеть и
везде  лез.  Особенно  его  занимали  двери.  Подковыляет,  запустит лапу  и
начинает отворять.  Если дверь не отворялась,  он начинал забавно сердиться,
ворчал  и  принимался грызть  дерево  своими острыми,  как  белые  гвоздики,
зубами.
   Меня поражала необыкновенная подвижность этого маленького увальня и его
сила.  В  течение этого дня он обошел решительно весь дом,  и,  кажется,  не
оставалось такой вещи, которой он не осмотрел бы, не понюхал и не полизал.
   Наступила ночь.  Я  оставил медвежонка у  себя в комнате.  Он свернулся
клубочком на ковре и сейчас же заснул.
   Убедившись