в атаку.  "Не
давать  вставать!", "Не  давать  вставать!"  -- Эта  мысль  сверлила  голову
стрелявшего из  пулемета человека. Соображал ли он отчетливо то,  что делал,
но контакт с пулеметом был достаточным. Во всяком случае после этой стрельбы
фашисты так и не сумели подняться в атаку.
     Но так продолжалось недолго. Пулемет, израсходовав всю ленту, замолк.
     Когда пулеметчик повернул в обратный путь, у него,  кроме двух  гранат,
ничего не было.
     Уйти? Нельзя. За эту высоту дерутся  целых  шесть  дней и  только  этим
утром  и заняли.  А сколько погибло...  Федосеев,  получив  тяжелое ранение,
отправлен  в  госпиталь.  Командир  роты Ровнов подорвался на  мине и  Павел
Трофимович, как сам сказал,  подарив одну ногу богу войны, также отбыл в тыл
на лечение. А вчера погиб Борукчиев.
     Это случилось на  подножье высоты.  Парень должен был принести обед для
отделения. Вышел из  опасной зоны, встал  и давай  бежать  в сторону полевой
кухни. Разве такую вольность потерпит фашист? Два-три взрыва минного снаряда
было  достаточно, чтобы  исчез  Борукчиев.  Сначала  Федор не поверил  своим
глазам. Как же так?  Разве можно: мгновение  и нет человека. Может, он успел
залечь?  Или просто засыпало его? Когда выходили из  передовой,  обшарил все
три  воронки и случайно в  одной из них  увидел куски кишок, один  ноготь  и
каблук сапога. А парень мечтал попасть в институт, мечтал о встрече со своей
девушкой...
     Взрывы снова участились. И Федор шел, нагибаясь, по развалинам траншеи.
По пути  нашел немецкий автомат.  Еще добыл 5-6  гранат и тут же покидал  их
вниз  по косогору.  Перед выходом в боковую траншею выпрямился и увидел, как
на  косогоре  снова появились  немцы.  До передних шагов пятьдесят. "Пускать
дальше  нельзя, забросают  гранатами",  --  Федор  лег  на бруствер.  Сперва
короткую очередь пустил влево, затем дал длинную вправо. Когда над ним стали
свистеть  пули, понял, что  это значит  и оттолкнулся  в  траншею и,  отойдя
немного, вынырнул  снова  на  бруствер.  Постреляв с  минуту, вновь  изменил
позицию.  Скоро  он оказался  на том  же самом месте, откуда начал.  Так  он
пытался не попасть на мушку меткого стрелка и'стара лея создать впечатление,
будто отсюда ведет огонь целая  группа.  Ствол автомата раскалился. У самого
пот лился градом, колени тряслись  так, что  еле держится на ногах, в  горле
пересохло, в носу щекочет от  дыма и гари, от  нехватки воздуха. Грохот  боя
уже  не доходит до него. А он не останавливается. Не остановился даже тогда,
когда  близко от него  разорвался  снаряд. Шатаясь, в очередной раз  изменил
позицию.  Теперь  идущие  к нему  казались  невероятно большими  или куда-то
удалялись, расплываясь по колыхающейся поверхности косогора. Все же заставил
пулемет изрыгать огонь по атакующим.
     Что это? Почему  немцы отходят с  той стороны, а  не с этой? Странность
эту  Федор  заметил  в  тот момент,  когда  поверхность  косогора  перестала
колыхаться. Еще  заметил,  как  свои  с обеих сторон  от  него  ведут огонь.
Двое-трое  бойцов  пробежали  мимо  него.  Тут-то  Федор,  опустив  автомат,
повернулся  спиной к стенке траншеи  и скатился вниз.  Сидя  на развалине, с
силой  вдохнул несколько  раз  и тыльной стороной  ладони  вытер с лица пот:
"Уу-у_ пришли же_ наконец-то_ уу-у-"
     От усталости и нервного  напряжения  тряслись руки, ноги. Пытаясь унять
дрожь в теле, хватался за колени, прислонялся спиной к стенке траншеи. А тут
кто-то  взял  за  плечо,  крепко поцеловал его.  Открыл  глаза  --  над  ним
командир. Что-то говорит -- губы шевелятся.
     -- Молодец! -- командир, опустившись на колени, крикнул в ухо. -- Ты --
Охлопков?
     -- Собери своих и иди в тыл! Тебя командир полка  дожидается! Там! Ждет
тебя! Иди!
     Командир встал, улыбнулся _и, похлопав по плечу, побежал к своим.
     Его  ждут... Значит, надо вставать. Федор встал. Как же иначе? Он  ведь
жив!  Первым  делом  дошел  до  раненого  младшего  лейтенанта.  Очистил  от
навалившейся земли, встав на четвереньки, взвалил его на  спину. Теперь надо
идти. И он тронулся, не видя огненных шатров взрывающихся снарядов, не слыша
грохота боя.
     Сначала ему казалось,  что идет быстро.  Спускаясь по косогору,  прошел
несколько  боковых  траншей,  отрытых  немцами.  На  каждой  --  ячейки  для
минометов и пушек, проволочные заграждения. Ячейки для пушек иной  раз такие
глубокие и объемистые, что, видимо, поместился бы блиндаж командного пункта.
Еще и забетонированы. Зато не было ни дзотов, ни дотов.  Если все это увидел
бы  в более  спокойное  время  и  в  нормальном  состоянии,  то,  наверняка,
ужаснулся  бы тому, с какой обстоятельностью все это сооружено. А сейчас ему
надо быстрее дойти, напиться и лечь. Да, как дойдут, отдохнуть бы...
     У подножья остановился.  Раненого младшего лейтенанта положил на спину.
Пить хочется. Выплюнул густую слюну и облизнул губы. Поднял голову и увидел,
как бурлит на высоте черный дым. Время от времени эта сплошная черная  стена
освещалась тускло-красным заревом. Снаряды рвались  и  здесь, и на подножье.
Земля вся перерыта. "Это утром, когда наши бомбили", -- мелькнуло в голове.
     А утром наши  пришли с  западной  стороны,  со  стороны немецкого тыла.
Фашисты,  видимо,  их приняли  за  своих.  На высоте не заикнулась  ни  одна
зенитка, не  забухала ни  одна пушка. Наши  бомбардировщики,  вынырнув из-за
облаков,  развернулись  и,  сбросив свой  тяжелый груз,  тут  же  исчезли  в
облаках. Бомбы угодили точно на вершину. И пока не забрались на нее, ни один
пулемет,  ни  один автомат  так и не заговорил. "Ну что, 7-я  авиадесантная,
получила по заслугам?" -- кричали бойцы.  На  том склоне  оставшиеся в живых
фашисты оказали было сопротивление, но тут же быстро были прогнаны.
     Федор, поддерживая рукой голову,  сидел с закрытыми глазами. Очнулся от
взрыва мины, снова встал на колени, взвалил командира на спину и  отправился
дальше. Он  шел из  последних  сил.  Не остановился даже  в  том  месте, где
подорвался Борукчиев. Прошел и место, где получил ранение Ровное.
     Ровнов.  Очень  хороший мужик, из Рязани...  Будет ли у  него еще такой
командир... Добрый. Заботливый.
     Сидели  они втроем  в  довольно глубоком овраге. Когда взорвался минный
снаряд, один  взлетел в воздух, у Павла Трофимовича оторвало ногу,  а третий
остался целехонький. На  войне бывает и так. Федор потом  не раз слышал, что
говорили про Ровнова солдаты:  "Нет, он счастливчик. Что там одна нога?  Еще
жить да жить".
     Здесь  не один Павел Трофимович пролил  свою кровь.  Подорвался на мине
капитан, который приходил  к Ганьшину.  Капитан перед тем злосчастным  мигом
давал распоряжение солдатам, толкавшим  гаубицу, а сам по  шел вперед, на ту
площадку, где, как ему казалось, удобнее было установить пушку. Злобин погиб
недалеко от этих мест. На его  тело  Федор и Борукчиев натолкнулись во время
атаки.  Помимо документов нашли у  него  и  книгу, заткнутую чыше пояса  под
гимнастеркой.  Кни га оказалась немецкой. "0-го, Генрих  Гейне, --  удивился
Борукчиев.  --  Смотри-ка,  на  фронте  читают  Гейне!  У немцев  эта  книга
запрещенная". Отчего Борукчиев так возбужденно говорил.Федор не понял тогда.
Только  после сдачи  позиции  вновь  прибывшей  части он на  обрат  ном пути
похоронил  лейтенанта. Именно этот лейтенант-москвич рассказал, что в  бою в
окрестностях  Лейпцига  Леонтий Куренной во  время Отечественной  войны 1812
года, оставшись один, отстреливался до  подхода подкрепления,  а сам остался
жив. А сегодня он, якут,  советский солдат, подобно  тому русскому  солдату,
один отстоял позицию взвода и тоже живой идет в свою часть.
     Сколько часов продвигались эти два человека  -- один тяжело раненный  и
потерявший сознание, другой, контуженный  и обессиленный  в  бою  --  трудно
сказать.  Федор  очнулся,  когда его  остановили,  дернув за  плечо. Тут  же
исчезла тяжесть, давившая на  плечи. Оглянулся  -- сняли лейтенанта.  Колени
подогнулись и Федор, не удержавшись, упал, больно ударившись об землю...
     Что такое? Его  кто-то  несет на носилках? Не попал ли немцам в  лапы?!
Приоткрыл веки и  увидел красный крест на  сумке  идущего впереди.  Нет, это
наши. Тогда что? Он ранен? Вот беда. Где же его ранило? Когда сел отдохнуть?
Пощупал  себя:  будто целый...  Тогда это  контузия... Это не  впервой.  Под
Ржевом, когда в двух шагах взорвалась  мина, земля,  всколыхнувшись,  как бы
сама  упала ему навстречу, обдав сырой испариной, вспыхнуло что-то перед ним
и в следующий миг впал в густую чернильную темень.
     А  сейчас?  Соображает,  видит. Разве сердце жмет,  как это  бывает при
тошноте да руки не слушаются. Он мог бы встать на ноги.
     Носилки  вдруг  остановились. И  над  ним  наклонился командир  дивизии
полковник  Шкурин. Михаил  Михайлович жмет  руку Федору  и мягко  улыбается.
Федор  хотел  было встать,  да полковник запрещающе  поднял руку. Все  же  с
усилием сел,  затем медленно,  но  достаточно уверенно  встал. Собравшись  с
силой, отдал честь и стал докладывать. Своего голоса не слышал. Но полковник
обнял его и похлопал по спине.
     Его  взяли   с  обеих  сторон  под   мышки  и  повели  куда-то.   Когда
остановились, увидел,  как  кто-то  в  плащ-палатке машет  руками  и шевелит
губами. Оказывается, командир выступает перед строем.
     Что за строй? Какая часть? Так и не понял  Федор. Как потом выяснилось,
докладывал  Федор  не   командиру   дивизии,  а  командиру  соседнего  полка
полковнику Жидкову Ивану  Ивановичу. Выступал майор Садыбеков Муса Шайкович,
который непосредственно  руководил  снайперским движением в 234-м полку. Его
так и не узнал. Майор привел сюда подразделение 259-го полка, которое должен
был  вести на ту  же высоту с отметкой 237,2. Остановил носилки он,  и он же
рассказал бойцам, идущим в  бой, как мужественно дралась  снайперская группа
Охлопкова  против  численно  превосходящего противника и  держала оборону  в
течение трех часов.
     Когда  на четвертый день вышел из  медсанбата, полк находился на второй
линии.  От  знакомых почти никого  не осталось.  Даже командир полка Ковалев
Григорий  Александрович, получив  ранение,  был отправлен  в  госпиталь. Его
друзья  Кутенев, Ганьшин,  Сухов еще  до  боев за высоту были  разбросаны по
другим ротам. Из  тех, кто был с ним, все,  кроме  двух  раненых, погибли на
высоте.  Выходит, от  снайперской  группы  полка  остался  он  один.  И ему,
Охлопкову,  в  штабе  полка высокий молодой майор,  похвалив  за то, что "не
уронил чести советского воина", приказал идти в полковую разведку.
     Таким  образом,  Охлопков  пережил  еще   одно  наступление,  длившееся
пятнадцать суток. Когда  получил новое назначение, он не знал, что именно за
бои на безымянной  высоте  будет представлен  к награде. А  в том  наградном
листе, заполненном спустя месяц после  окончания Смоленской операции,  будет
сказано: "Сержант Охлопков в наступательных боях с 13-го по 31  августа 1943
года в районе  деревни  Ивашино Перечистинского  ра'йона  Смоленской области
проявил стойкость и храбрость.
     Находясь в боевых порядках пехоты, на высоте 237,2 28 августа 1943 года
группа  снайперов  во  главе с т. Охлопковым стойко и мужественно отбила три
контратаки численно превосходящих сил противника.
     За период боев с 13 по 28 августа он лично уничтожил 51 немецких солдат
и офицеров, а  всего  на личном счету он имеет  219 убитых немцев.  Во время
сильного боя он  был  дважды контужен, но  с поля боя не  ушел,  а продолжал
оставаться на занятых рубежах и руководить группой снайперов.
     В  борьбе  за Родину  сержант Охлопков дважды награжден орденом Красной
Звезды.
     За проявленное мужество  и храбрость в борьбе  с  немецкими оккупантами
удостоен правительственной награды -- орденом Красного Знамени.
     ВРИО командира 234 стрелкового полка майор Длужневский.  2 октября 1943
г".
     Нечего сказать, документ в описании событий точен.
     Именно 28 августа, именно на той  самой высоте группа бойцов отбила три
контратаки, именно там Федор был  дважды контужен, но с  поля боя до подхода
другого подразделения  не ушел.  И  не  ушел  потому,  что  остался  один. И
ответственность за занятую  позицию переходила к  нему.  Он знал, как сурово
обходились в августе 1942 года с  людьми даже за вынужденный отход с позиции
и не желал ни в коем  случае быть обвиненным в трусости, тем более в измене.
В документе  группа бойцов  во  главе  с Охлопковым названа  снайперской. На
самом деле к тому времени группы снайперов уже не существовало.
     Содержание наградного листа подтверждают и отрывки из газет.
     "Перед боем,  -- так  начиналась одна из заметок,  -- командир поставил
нам,   пяти  снайперам   задачу:  прикрывать  фланги  наступающей  пехоты...
Действовали   парами.  Особенно   успешно  стреляли,   когда   немцы   стали
контратаковать...  Снайпер  Охлопков  только  за один боевой  день сразил 17
гитлеровцев" .
     В  другой   заметке   старшина  Кутенев,  делясь  опытом  снайперов   в
наступательных  боях, отметит: "Особенно хороших результатов добился снайпер
нашей группы Охлопков. Из своей снайперской винтовки за несколько дней вывел
из строя расчеты  двух станковых и двух ручных пулеметов...  В течение шести
дней он истребил 32 немца" .
     К тем же дням относится сообщение о том,  что за один из последних дней
недели шесть снайперов уничтожили 50, а Охлопков 11 фашистов .
     Неспроста так  резко подскакивает снайперский счет. Уже  к концу первой
недели  наступления  группа  Кутенева  действовала не  на стыке с  соседями,
выбирая себе удобную позицию, а в  боевых порядках роты. К тому же снайперов
стали использовать  для выполнения различных  заданий  как  обычных  бойцов.
Отсюда и начался распад группы. Борукчиев  погиб на глазах. Федосеев получил
ранение.   Пройдет  несколько  дней  и  узнает,  что   Катионов  оказался  в
ординарцах,  что Сухов  с  Ганьшиным  стали  минометчиками,  а  сам  Кутенев
направлен  на командирские курсы. Конечно  же, Федор  обрадуется, что друзья
остались  живы. Но насколько долго  судьба  их  разлучила,  соберутся ли они
когда-нибудь вместе? Этого Федор не знал и не мог знать...

        "ДОЛГОЖДАННОЕ НАСТУПЛЕНИЕ"

     Погода на удивление  ясная. Она как бы  дает дополнительную возможность
для успешного начала наступления.
     Августовское наступление шло в  дни беспрерывных дождей.  И  сколько ни
месили грязь,  желаемого  не достигли  тогда. А сейчас  Федору  чудится, что
завершись  сегодняшнее  удачно,  победа  станет  намного  ближе.  И  он идет
увереннее, чем когда-либо раньше.
     На то были свои основания...
     Раньше.  179-я дивизия  во исполнение  приказа командующего  фронтом  в
районе Ивашино участвовала в прорыве сильно укрепленной позиции противника .
За шесть дней  боев  продвинувшись на  4 -- 5 километров, дивизия освободила
несколько населенных пунктов, в том числе Ивашино  и вышла на второй эшелон.
Пополнив свои ряды, воевала в течение семи дней и ночей беспрерывно.
     Бились как рыба об лед, как под Ржевом, без танков и артиллерии.
     Нынче. Дивизия,  находясь во втором  эшелоне 91-го корпуса, участвует в
наступлении  с  11 сентября.  Через  четыре  дня оказалась  в позиции  306-й
дивизии и имеет задачи идти на юг с наступающими частями этой дивизии.
     "Дивизия 15 сентября  1943  года переброшена  в местечко,  что  на  три
километра  западнее   станции   Перечистое.  Здесь   ею   получено   задание
преследовать отступающего противника по направлению города Демидов" .
     Жертвы немалые, а все же продвигаются вперед...
     Раньше.  Дивизия,  как и весь фронт, видимых  результатов  не добилась.
Объясняя,  почему  не  удалось наступление  на  Калининском  фронте,  бывший
командующий фронтом Маршал Советского  Союза А. И.  Еременко в  своей книге,
вышедшей   в  1969  году,  пишет:  "Однако  наши  действия  сковали  крупную
группировку  врага,   не   дали  ему  возможности  использовать  резервы  на
Орловско-Курской дуге, где решалась основная  задача  летне-осенней кампании
1943 года" .
     Все старания казались тщетными.
     Нынче. Удалось же  выгнать фашиста  с насиженных мест,  где он зарылся.
Когда дивизия прибыла сюда, вторая позиция главной полосы обороны противника
была уже взята.
     За так называемую третью позицию дивизия дралась  целый  день. Траншеи,
напоминавшие  замысловатую  паутину,  тянулись  на  четыре  километра.  Ходы
сообщения  со  множеством пулеметных ячеек, гнезд для пушек, противотанковые
рвы.  Перед  передним  краем  --  двойное  проволочное  заграждение,  пустые
островки минных полей. Зато меньше дзотов. Огневые точки фашисты понаставили
непосредственно в ячейках траншей. Солдатских землянок тоже не видно. Вместо
них  около  огневых  точек   оборудованы  ниши.  Потолок  из  жердей,  стены
деревянные или из железных листов.
     Такое укрепление  перемололи  артиллерия и  авиация. За  артподготовкой
"петляковы", прилетая стаей,  обрушили на  головы фашистов массу бомб. Затем
над траншеями пронеслись штурмовики и пикировщики.
     Аж дух  захватывает.  Солдату среди  невероятного  грохота  боя  так  и
хотелось крикнуть: "Так их, миленькие!"
     Раньше. В августе артподготовка длилась где-то  минут десять.  Только в
первый день перед наступлением наши пушки били  до 35 минут.  Из-за нехватки
снарядов дивизия в день наступала не больше пяти часов.
     Встанешь -- фашист  тут  же заставлял прижаться к земле.  И наступления
так и не получилось.
     Нынче.  После  того,  как  артиллерия и  авиация  шквалом огня  накроют
укрепления противника, встает  пехота с  криком "Ура!"  на штурм. При  такой
поддержке каждый раз продвигаешься вперед на несколько сот метров.
     Итак, началось настоящее наступление. Солдат видит, чует это.
     234-й полк пошел  в атаку с  флангов. Такая тактика имела цель обмануть
противника.  Как  только фашисты начали бить  по идущим  взводам,  с флангов
встали роты, которые  и должны  были решить судьбу  боя. Вскоре  за траншеей
фашистов также грянуло "Ура!",  затрещали  автоматы, стали рваться  гранаты.
Это  действовал  взвод   автоматчиков,  присланный  туда  еще  до  рассвета.
Противник, не выдержав, вынужден был отступить.
     От передового края  первой, главной, полосы до второй,  дополнительной,
оказалось восемь  километров.  Между этими  полосами  было несколько опорных
пунктов. Один из таких пунктов оказал сопротивление в течение трех часов. На
второй полосе, наоборот,  дзотов было много -- на участке  с  километр сразу
бьют 6 -- 7 пулеметных точек. Дивизия все это расчистила за один день.
     Федор  уже видит конкретный  результат: как прошлась артподготовка, тут
же атака,  как поднялись в атаку, так и  продвинулись вперед. И не испытывал
чувства безысходности, беспомощности, как бывало иногда.
     На четвертый день,  когда была  взята третья полоса, фашистов не  стало
видно.  Танки  с  пехотой устремились  вперед. Затем  двинулись  пешие роты,
артиллерия, минометные взводы, штаб полка, медсанбат,  хозяйственная рота --
все  живое,  образовав длинную  вереницу обоза,  тронулось  и  двинулось  на
юго-запад. Федору показалось, что в  1941 году наступление было более легким
на подъем. Тогда артиллерии было совсем  мало. Интенданты, медсанбат, другие
службы  ему  и на  глаза  не попадались. Сейчас все пришло  в движение почти
сразу и вместе.
     Саперы,  идя  впереди,  рубят  и  настилают  жерди,  сучья. Но  телеги,
особенно пушки, часто проваливаются.
     Взвод,  где  шел Охлопков,  прикрепили  за  батареей  150-миллиметровых
гаубиц. И вытаскивание из грязи пушек, и возня с лошадьми стали обязанностью
солдата.
     А  лошадей  разных  много. Тонконогие рысаки,  совсем  Дикие  лошади  и
обыкновенные  клячи  в  одной  упряжке тянули тяжелые пушки.  У  каждой свой
норов, но, как перестают тянуть  упряжь,  хлещут нещадно и тех,  и Других. И
лошади х