а,   потянул  к  себе
винтовку.  Тут же пуля  ударилась об  камень  и  с  визгом  ушла наверх. Ох,
засекли! Это из  танка.  Надо удостовериться. Приподнял каску на  лопатке, и
тут же ее пробило насквозь. Теперь у Федора не оставалось сомнения.
     Вскоре Охлопков был у Ганыиина и показал ему свою каску:
     Смотри,  как  бьет  фашист.  Одного  снял с холма.  Еще один  сидит  на
нейтралке в разбитом танке.
     А вот на это посмотри, Федя. -- Ганьшин показал  свою каску. -- Я ее на
чучело одевал.
     Посоветовавшись, решили  доложить командиру роты  и предложить  бить по
танку из артиллерийского орудия.
     Артиллеристы не пожалели  снарядов.  Первый снаряд угодил  чуть  дальше
танка. Снайпер, потрясенный,  выполз из-под танка  и начал было отползать от
него, но тут же его настигла пуля Охлопкова.
     Отоспавшись днем, Охлопков и Ганьшин после 4 часов -- во время смены  у
немцев -- вдоволь  били по общей траншее.  На  следующее  утро в 7 часов  со
стороны передовой линии немцев  стали кричать в рупор: "Эй, рус, честно надо
воевать!".  Охлопков пропустил  мимо ушей  и не  подозревал, что  эти  слова
относятся именно к  нему и Ганьшину. А командир роты Ровнов во время осмотра
подготовки к очередному выходу смеялся, не скрывая удовольствия:
     -- Ха-ха! Слыхали, сибиряки,  немцы вас просят не так быстро их  на тот
свет  отправлять? Что  вы ответите? Ха-ха-ха!  Молодцы, ребята, бейте их так
же. Я вчера про  Охлопкова командиру полка  рассказал, пусть знают,  какие у
нас ребята! Так ведь?
     Федора вызвали на следующее утро к командиру роты.
     -- Здорово,  Федор!  -- Радостно  встретил  его  Ровнов.  --  Как  дела
сегодня? Один есть?  Молодец!  Тебе к  командиру батальона  надо идти. КП на
полкилометра дальше. Иди по этой траншее, а там спросишь.
     На  КП  сидели  трое: капитан,  политрук  и  писарь.  Как только  Федор
доложился,  командир батальона  кивком головы  указал  на  политрука, а  сам
продолжал что-то диктовать писарю.
     --  Политрук полка Кирносенко. -- Поздоровался за руку политрук. -- Вот
что. Нам  сообщили,  что правее  от  Дурнево на  позиции  2-й роты  появился
снайпер.   Сам  знаешь,  что  из  себя  представляет  появление  фашистского
снайпера. Этот особо каверзный, говорят. Его надо  уничтожить.  Мы  с  тобой
сейчас же пойдем во вторую роту.
     Уточнив  примерно,  где  находится   фашистский   снайпер,  Охлопков  и
Кирносенко  начали  сразу  же   отползать   на  нейтральную   зону.   Федор,
почувствовав,  что политрук  отстал, обернулся и заметил, что  тот не  умеет
ползать по-пластунски;  к  снегу прижимается  у него лишь  голова.  Вскоре с
визгом пронеслась пуля -- это фашист в политрука стреляет. А Охлопков  начал
охотиться за  тем фашистом.  После взаимных  выстрелов оттуда пуля перестала
летать. Тут  Федор  снова обернулся  к  политруку:  тот  метался  на  снегу.
Охлопков бросился к нему, но, к счастью, пуля угодила тому в ягодицу.
     Товарищ политрук, идем обратно?
     Нет, нет. Я сам  доберусь. -- Кирносенко, морщась,  старается перенести
боль. -- Иди быстрее, слышь?!
     Враг  открыл минометный  огонь.  Как начали взрываться  минные снаряды,
Федор  быстро  отполз  в сторону и  стал  "щелкать"  тех  фашистов,  которые
старались  добить  политрука.  После того, как  раза три-четыре подряд  пули
просвистели мимо ушей,  он откатился вниз  в воронку  и там отлеживался часа
два, если не больше. Дав забыть о себе, Федор вскарабкался на край воронки и
стал всматриваться в ту сторону, откуда  летели пули с одинаковым жужжанием.
"Что же это он?" -- Федор  от неожиданности даже  пробормотал вслух: снайпер
был весь на виду. "Ну  что ж... Выходит, мой черед". -- Федор немедля поймал
того на мушку...
     Вечером  в  сумерках  тихонько  выбрался  из  нейтральной  зоны. Он был
спокоен, ибо знал,  что политрук не убит. Зато забеспокоились,  оказывается,
за него в роте.
     --  Аи да молодец! Я же вам говорил! Шиш два убьют Охлопкова! -- Ровное
крепко обнял Охлопкова и беспрестанно басил. Федора подбросили вверх и стали
качать.
     Следуя в свою траншею, Федор от Ганьшина узнал, как Кирносенко выбрался
с поля боя. Он и сказал Ровнову, что Охлопков -- надежный товарищ и отличный
снайпер и  что он  попал в такой переплет,  что вряд  ли оттуда выберется. А
Ровное предложил организовать встречу и все время повторял: "Нет, такие, как
Охлопков, так просто не пропадают и не должны пропадать!"
     Так пришла  слава снайпера к  Охлопкову. Вскоре о нем стало известно по
всему  полку. Слух  о "волшебном  стрелке"  дошел и до командования дивизии,
затем  и  армии.  Вскоре  к  Охлопкову  стали приезжать  люди  из  газет  --
корреспонденты. Через полтора месяца ему вручили орден Красной Звезды.
     За  что  его  наградили? Что он такое сделал? Федор  об этом  сильно не
думал.  Ему  казалось, что он действует,  как требует  обстановка. Он просто
делал  то, что может. Ведь  уметь стрелять  вовсе  не значит, что  ты воюешь
лучше других.  И когда тебе говорят,  что ты совершил подвиг, то это  скорее
надо воспринимать как слова хвалы.
     А  между тем слава о нем  продолжала  расти и  шириться.  "Охлопков  --
лучший  в полку!", "Охлопков -- первый  снайпер  в  дивизии!" Подобные слова
хвалы и уважения станут в будущем постоянными попутчиками имени снайпера.
     -- Федя,  тебя  вызывают к командиру полка,  --  сказал однажды вечером
новичок из  Сибири. -- Это  Ганьшин велел  передать тебе, как  ты выйдешь из
засады. Говорят, ты на слет поедешь.
     Что? Это тоже Ганьшин сказал?
     Нет. Ординарец командира полка.
     Сейчас идти? -Да.
     Федор  вышел  из   землянки,   куда   их  вселили  недавно  и,   пройдя
полкилометра, оказался у блиндажа командира полка. Остановился перед дверью,
поправил ремень. Взявшись за ручку, в нерешительности постоял чуток и дернул
дверь.
     --  А, Охлопков! --  Мягко сказал командир полка майор  Ковалев. --  Не
надо докладывать,  иди,  садись,  к нам  из  армейской газеты  корреспондент
приехал.
     Затем  командир,  обращаясь  к  корреспонденту,  сказал:  "Вот он,  наш
Охлопков. Лучший снайпер в полку".
     -- Как дела сегодня? -- Обернулся к Охлопкову командир.
     Одного уничтожил, товарищ командир полка.
     Как так одного? Артиллерийские наблюдатели  нам передали, что  на твоем
секторе убито два. Что они, на врали?
     Второй фриц больно сильно кричал.
     Ну и что? Пусть себе кричит.
     Товарищ командир полка, раз он  сильно кричит, значит,  только раненый.
Таких я в счет не беру.
     Майор  Ковалев  с  корреспондентом  переглянулись,  и  оба  засмеялись.
Корреспондент, с трудом сдерживая смех, даже покачал головой:
     Как же он себя ведет, если смертельное ранение?
     Тогда ему не до крика...
     Слышали, как это бывает? Он вам не Агибалов.
     Да, Григорий Александрович, слышал и понял. Но нам надо делать так, как
договорились. А со сводкой как быть?
     Да,  да, действительно.  Сводка уже отправлена. Исправить не сможем. --
Командир перестал улыбаться и, обернувшись к Охлопкову, испытывающе сказал:
     Как смотришь? Может, в твою пользу так и оставим?
     Товарищ командир полка,  это  ваше дело.  -- Затем, немного  замявшись,
добавил. -- А мне лишнего не надо.
     Корреспондент еще раз посмотрел на Охлопкова и сказал:
     -- Григорий Александрович, он правду  говорит. Сводку, пожалуй, не надо
трогать. А одна цифра Охлопкову будет авансом.
     -- Согласен? -Да.
     -- Вот и договорились. А  вы,  Дмитрий Федорович, завтра с ним пойдете?
-- На вопрос майора Ковалева корреспондент кивнул  головой. --  Так, товарищ
Охлопков, от всего сердца благодарю за отличную службу. Иди, отдыхай.
     На  следующий день,  когда Федор шел на засаду, его поджидал  человек в
новеньком масхалате и со снайперской винтовкой  через  плечо. Федор сразу не
понял, кто это. И только когда тот представился "Майор Попель" и сказал, что
идет с ним, узнал в нем вчерашнего корреспондента.
     Весь день Охлопков и  Попель, не говоря ни  слова,  общались жестами  и
знаками. Охлопков все  больше поражался  тому,  как хорошо знает снайперское
дело  его новый знакомый.  Вечером  со  слов  самого Попели  узнал,  что  он
является одним из организаторов снайперского движения в 43-й армии.
     Майор Попель  был  с  Охлопковым и на следующий день. Он утром приказал
занять  позицию  в  общей  траншее,   а  сам  вернулся   около  11  часов  с
противотанковым ружьем.
     Обращаться с ним умеешь? -- спросил Попель Федора.
     Знаю.
     Тогда бери  этот бинокль. Ориентир 2, вправо  20 метров, дзот.  Найди и
уничтожь его.
     Есть, -- ответил Федор, а сам, протягивая руки за биноклем, подумал: "О
каком дзоте говорит?" Он знает только  один дзот. Так тот еще себя никак  не
проявил.  Федор  стал  смотреть в  бинокль  и  на  самом  деле,  кроме  того
молчаливого дзота ничего не обнаружил.
     Нашел?
     Нашел.
     Хорошо. Дай сюда бинокль и приготовься вести огонь по дзоту.
     Противотанковое ружье Федор установил у ячейки на ровной поверхности  и
сам, выкарабкавшись из траншеи, лег.
     Прицел на сколько поставил?
     На 750.
     Правильно. Давай стреляй.
     Федор навел  ружье на дзот: амбразура  была еле-еле заметна. Оставалось
прицелиться как можно лучше, да, подложив на плечо рукавицы, нажал на курок.
     --  Аи-да, молодец! --  Услышал Федор восторженный крик после выстрела.
-- Попал! Смотри, как пошел синий дымок из амбразуры!
     И вправду из вражеского дзота шел дымок. Значит, попал.
     Спасибо,  товарищ Охлопков ! -- Майор  протянул руку Федору. --  Хорошо
стреляете. В самую точку. Ну, пока, до встречи на слете!
     Пока!
     После ухода  майора  Федор почувствовал, как ноют  плечи. Какая сильная
отдача!  В  прошлый  раз,   когда   выпустил  всего   три   пули   из  этого
противотанкового ружья, чувствовал боль в теле целый день. Тогда-то Федор  и
зарубил себе на носу, что надо обязательно подкладывать на ключицу рукавицы.
     В  тот  день  Охлопков  зашел на  свою  третью позицию и  пробыл там до
позднего вечера. Как назло, не попался на его мушку ни один  фашист. А после
ужина его отправили в разведку  с прикрывающей  группой. Так что свой  аванс
ему довелось сквитать лишь на третьи сутки...

        "НА СЛЕТЕ СНАЙПЕРОВ АРМИИ"

     Для человека, долго пробывшего в боях, слет как праздник. Людей видишь,
их  рассказы  слышишь,  узнаешь  много  полезного  и,   конечно  же,  заодно
отдыхаешь. Но спрос с тебя все тот же. Перед отъезжающими ставили конкретную
задачу -- занять на слете первое место.
     Начальник   штаба   дивизии  подполковник   Волынский  после  короткого
вступительного слова зачитал приказ командира 179-й стрелковой дивизии от  6
января 1943 года. Из приказа Федор  понял, что на слет едет  восемь человек:
из  259-го  полка  --  старший   сержант   Тихонов,  сержант  Квачантирадзе,
красноармеец Остриков,  из  215-го полка -- старший сержант Никитин, младший
сержант Тарасов, от лыжного и учебного батальонов Сухов с Мирошниченко, а из
234-го полка -- он, Охлопков. Слет будет открыт  10 января.  И его участники
9-го  января,  то есть сегодня, в 8 часов вечера  должны быть на месте.  Как
указано   в  приказе,  снайперы  с  собой  берут:  свои  винтовки,  бинокли,
маскхалаты.  Лыжники едут с лыжами. Каждому дается сухой паек и продаттестат
на одни сутки.
     Подполковник  пожелал  снайперам  успехов  и указал на  четыре бинокля,
лежащие  на столе:  "У  кого  нет, берите". Федору  достался  четырехкратный
трофейный. Такой бинокль как нельзя лучше подходит для прибора Цейса.
     Скоро  участники   слета  стали  садиться  в   кузов  грузовой  машины.
Чувствовалось, мороз  крепчает. Квачантирадзе, надев единственный тулуп, лег
вдоль кабины. Четверо сели на подол его тулупа, а остальные плотно присели к
ним. Машина ехала по сосновой роще. Верхушки сосен, покрытые снегом и инеем,
так и мелькали  в глазах. Видеть  бы этот бор летом, в полном его убранстве!
Почти по такому же бору Федор, призванный в армию, ехал в августе 1941 годаJ
из своего районного центра Ытык-Кюеля через Майю в Якутск. Пять машин, таких
же грузовых, шли  одна за другой. Прижавшихся друг к другу людей, их  потные
лица   Федор   будто  и  сейчас  видит   сквозь  дремоту.  Вдруг  послышался
оглушительный взрыв,  и  машина резко  затормозила. Вскочив  на  ноги, Федор
увидел на обочине человека с поднятыми вверх руками.
     Иди сюда! Иначе прикончу на месте! Быстрей! -- Повинуясь повелительному
голосу Тихонова, тот  поплелся к машине. Когда человека подняли за шкирку на
машину, он оказался мальчиком лет пятнадцати-шестнадцати.  Глядя на сопляка,
тут же переменили тон. Пацан  итак еле сдерживался, чтоб не расплакаться. Он
объяснил, что едет  в ремесленное  училище и,  порывшись  в кармане,  достал
направление. Тихонов документ  признал липовым и по его предложению пришлось
ехать обратно  и  сдать  подозрительного  малого  в  штаб  дивизии.  Поэтому
снайперы 179-й в пункт сбора -- Рудню -- прибыли с небольшим опозданием.
     Хлопчики,  где   же   так  задержались?  Чуть  дом   не  прозевали.  --
Полувсерьез, полушутя встретил их полный пожилой старшина.
     Верх  мечты солдата -- переход из  окопа в землянку. А дом для  него --
это уже  рай.  Участники  слета  помылись в  бане,  поели  из  своего пайка,
прослушали программу  слета, затем  их тот же полный старшина стал разводить
по домам. Представители двух дивизий остались в большом доме. Дверь дальнего
домика   старшина  открыл   снайперам   179-й.   Действительно  рай:  светит
электрическая  лампочка,   кровати   заправлены  по-домашнему,   белоснежные
наволочки,  одеяльце, простыня...  --  просто  роскошь. На кухне  -- бачок с
водой.
     Н-да_
     Ребята, мы же домой приехали! Смотрите!!!
     Лучше не придумаешь!
     Каждый по-своему  высказывал  восторг.  Федор  не  спал в  постели  уже
полтора  года.  При виде чистой постели глаза сами  собой стали закрываться,
как загипнотизированные. Лишь помнит, как начал раздеваться,  и проснулся от
сильного  дергания  за  плечо.  Вскочил на  ноги  и  увидел  Тихонова,  тоже
поднимающегося  с  постели, а  остальные  сладко спали. Одеваясь, с  досадой
посмотрел на свои валенки, оставшиеся на том же месте, где скинул вчера. Но,
взяв их в руки, обнаружил, что в тепле они просохли. Федор сладко потянулся.
На  улице чувствовалось, что  мороз смягчился. С  неба, затянутого  облаком,
нехотя  падают  снежинки. Федор сильно  вдохнул, затем, отгоняя немоту тела,
резко  подпрыгнул. Затем  обернулся  в сторону  большого  дома. Кругом такая
глухая тишина, что в ушах звенит.
     --  Эй,  друг,  и  здесь  уши  навострил? Обернувшись на  голос,  узнал
Острикова -- коренастого мужика с походкой вразвалку.
     Да нет, просто так_
     Тишина-то какая, а?
     Тихо_ Очень-
     "Оказывается, в тишине и  шагов не слышно", --  подумал Федор, взявшись
за ручку двери,  и  вдруг вспомнил  о винтовке. Обычно  он ставил винтовку у
входа справа,  чтобы  не запотевала,  когда ее вынесешь на  мороз. И  сейчас
первым делом схватился за  правую  сторону. Точно, стоит!  А прибора  нет...
Вечером выронил что ли?  Когда выходили из  столовой, точно был.  Где же мог
выпасть? Хотел было сказать Тихонову, но воздержался. Молча пошел заправлять
койку и с  досады дернул подушку. Ой-ка, вот он, прибор, под  подушкой!  Что
это, голову  начал терять?..  Нет уж, впредь  надо строже  следить за собой.
Федор  быстро вставил  прибор  к винтовке и,  умывшись,  стал завтракать  из
пайка.
     Почему мы так рано встали? -- Спросил у Тихонова.
     Старшина  приходил,  велел нас  с тобой  разбудить. Майор Попель должен
придти.
     В половине  девятого  майор  Попель уже был  в  группе снайперов  179-й
дивизии.
     -- Здравствуйте! Рад встретиться со старыми знакомыми. -- Приветствовал
майор Тихонова и Охлопкова, широко улыбаясь и здороваясь с ними за  руку. --
Рас  сказывайте,  как  живем, как  воюем?  Что  нового в  тактике  и методах
снайперского дела?
     Трудно что-либо  сказать.  Например, что  расскажет  Федор? Декабрьское
наступление шло двадцать дней, но заметного продвижения  не было.  25 ноября
минут  20  грохотала  наша  артиллерия.  Затем поднялись с криком  "ура!"  и
внезапным ударом  отбросили врага на три  километра. На  большее  не хватило
сил. Конечно, кое-какие изменения в снайперских  делах есть. Об  этом майор,
видимо, и сам знает. А  он все  спрашивает. Тихонов рассказывал майору,  как
четверо  снайперов,  ведя групповой огонь с фланга, остановили  атаку целого
взвода  противника.  Попель  дотошно  расспрашивал   и  Охлопкова.  Особенно
интересовался взаимодействием двух  снайперов --  Охлопкова и  Ганьшина -- в
общей цепи пехоты, ведущей наступление.
     --  Подожди,  Охлопков,  значит, вы  идете  обычными перебежками:  один
встает и бежит, а другой его прикрывает. Так?
     -- Да.
     Тут есть какая-нибудь особенность от привычной перебежки?
     Да нет. Просто мы оба  лучше знаем, на каком от резке чего больше всего
остерегаться. Так, Ганьшин без ошибочно чувствует опасность. С ним легко.
     Как это чувствует?
     Как сказать-то? Ну, каждый из нас страхует друга, как себя лично. Мы не
прячемся друг за друга. Вот и предугадываем.
     Снайпера можете узнать?
     Можно. У хорошего стрелка пуля летит не так,  как у простого. Например,
только соскочил с места, а пули пролетели, чуть не задев тебя, с  одинаковым
свистом. Тогда считай -- перед тобой снайпер.
     А Ганьшин тоже по свисту определяет снайпера?
     Ага.  Он  говорит,  что у  всякой пули свой голос. Это верно. Если пуля
летит издалека, то она свистит иначе, чем пущенная сблизи. Она птичкой поет.
От дерева отскочила  -- взвизгнет, от камня -- завоет. У пули  винтовки один
голос, из автомата -- другой. Из тысячи пуль две-три пронеслись с одинаковым
свистом, значит, кто-то за тобой охотится.
     Ну хорошо. Допустим, вы узнали, где снайпер. А как убрать его?
     Когда  идешь  в атаку,  думать некогда. Так я, куда подозреваю,  туда и
бью. Сквозь  ствол дерева, в угол сарая. Короче, очищаю путь. У фашиста свой
сектор, и когда идет наша атака, он бьет не по сторонам, а прямо.
     Бывает ли так, чтоб ты бил наугад сквозь  дерево,  а  там фашист убитый
лежит?
     Бывает.
     Да_ Товарищ Тихонов, а ты как думаешь? Такое может быть?
     -- Что я думаю?  Чтобы действовать, как Федя,  мало  быть  метким. Тут,
видимо, нужна особая сноровка, чего, признаюсь, у меня нет.
     Выходит, то, что он рассказывал, для обычного снайпера недостижимо?
     У Охлопкова и Ганьшина безупречная  совместимость, которая не  у всякой
пары будет. И то, что рас сказал Федя, это  скорей, искусство. Этому вряд ли
можно научить. Нужна особая сноровка, особая интуиция.
     Николай Алексеевич, простите, вы до войны не учителем работали?
     Точно, учитель математики и физики.
     Может быть то, что  вы  говорили, имеет основание. Но опыт складывается
по крупинкам. Эти крупинки, накопившись, превращаются в уменье. Уменье же --
это сливки  опыта. А сноровка -- это и есть уменье. Так,  по чему же снайпер
не должен стремиться превратить хороший опыт в уменье?
     Товарищ майор, я хотел сказать, что у Охлопкова иные данные, чем у нас.
Я, например, до войны имел дело только с малокалиберкой.
     Конечно, я вас понимаю.  Вы хотите сказать, немца  надо бить  так,  как
умеешь. Но кому-кому, а снайперу следует дольше всех в живых оставаться...
     Не совсем понятно, товарищ майор.
     Вы постарайтесь  уловить  в  рассказе момент  самой защиты.  Чем  пасть
смертью храбрых во время атаки, ведь  лучше же развить  в себе и интуицию, и
искусство   быстрой  стрельбы.  Николай   Алексеевич,  это  очень  нужно.  Я
обязательно побываю у Охлопкова и Ганьшина. И не раз.
     Майор посмотрел  на часы и сообщил, что  он назначен представителем  от
179-й.  Проверив  снаряжение  снайпер