ика, то есть в искренности майора  абвера  Шлоссера.  Придется  крупно
жертвовать. - Скорин внимательно смотрел на собеседника.
   Шлоссер вспомнил, как капитан внимательно смотрел на убитого  гестаповца,
словно спрашивал о чем-то, хотел получить ответ.  Еще  барон  вспомнил,  как
Целлариус, мило улыбаясь, протянул Маггилю сфабрикованное дело на полковника
Редлиха. Фрегатен-капитан отдал человеческую жизнь,  будто  битую  игральную
карту.
   Передернув плечами, майор встал. Его удивляла способность русского часами
сидеть не двигаясь. Была в этой неподвижности сила, которую трудно победить.
   Барон прошелся по гостиной,  выключил  свет,  отдернул  шторы,  распахнул
окна.
   - Я пожертвую, а вы в ответственный момент откажетесь сесть за ключ.
   Скорин в ответ лишь улыбнулся.
   "Я говорю глупости, - думал Шлоссер, - русский не  может  отказаться,  он
ведь каждый раз сообщает о работе под контролем".
   - В случае острой необходимости ежедневно в шесть, утра я могу выходить в
эфир. Ответ получаю в тот же день в двадцать  три  часа.  Сейчас,  -  Скорин
взглянул на часы, - пять. Составим шифровку, покажем, что вечернюю  передачу
я не принимал, следовательно, о запрещении вербовки Редлиха не знаю. Якобы я
сам, отказавшись от него, переметнулся на  вас.  Ваш  материал  должен  быть
ценен, лаконичен, легко проверяем.
   Шлоссер понимал, какой дорогой ценой придется заплатить за успех, но  чем
грозит отказ... Нет, отказаться уже нельзя.
   - Я не могу понять, капитан, - сказал Шлоссер. - Зачем это нужно вам? Вам
лично?
   - У нас несколько разная психология, майор. Я  пытаюсь  подороже  продать
свою жизнь и честь.  Вы  разведчик,  барон,  и  понимаете,  какого  качества
информация должна поступать в Москву, чтобы в вашу  вербовку  поверили.  Вам
придется сдать резидента в Москве. Он  завалит  еще  нескольких  агентов.  Я
потребую заброски в Москву Лапина и кого-нибудь из  его  друзей.  Они  много
расскажут о ваших школах. Я неплохую цену прошу за себя, барон?
   - Неплохую, - согласился Шлоссер.

***

   В шесть часов Скорин, сев за рацию, отстучал Симакову шифровку, сообщая о
представившейся возможности завербовать майора  Шлоссера,  о  полученных  от
него сведениях о действующем в Москве крупном  агенте.  Скорин  просил  дать
указания сегодня же - в связи с предстоящим отъездом Шлоссера в Берлин.
   Проспав всего три часа, Шлоссер  встал,  за  завтраком,  небрежно  листая
газеты, он пытался вспомнить мысль, появившуюся  у  него  во  время  ночного
разговора с русским. Наконец вспомнил: как же  русский  выследил  гестаповца
Вальтера? Главное даже  не  это.  Зачем  капитан  убил  подручного  Маггиля?
Русский предельно расчетлив, ничего не делает, не  имея  определенной  цели.
Узнал маршрут, точно определил день, пригласил его, майора  Шлоссера.  Убил.
Зачем? Хотел скомпрометировать, сделать соучастником? Кого? Майора Шлоссера?
Несерьезно. Лота? Капитан все время  включает  в  их  взаимоотношения  Лоту,
создает треугольник. Зачем? Вдруг Лота, девушка неопытная  и  эмоциональная,
помогала русскому?
   От  такого  предположения  Шлоссеру  стало  страшно.  Для  майора  абвера
обвинение в соучастии в убийстве унтерштурмфюрера не слишком опасно, ему  не
так трудно доказать свою непричастность. Совсем другое  дело,  если  капитан
бросит тень на девушку. Гестапо разделается с ней мгновенно. Кто защитит  ее
от службы безопасности? Вспомнилась как-то оброненная русским  фраза.  "Если
вы не защитите Лоту, барон, она может кончить в застенках гестапо".  Значит,
это была не просто фраза?
   Через полчаса Шлоссер, держа в руке несколько роз, остановился у двери  в
комнату Лоты, прислушался, осторожно постучал.
   - Входите, барон!
   - Как вы угадали? - Шлоссер протянул девушке цветы.
   - Кроме вас, здесь никто не бывает. Благодарю.
   Шлоссер поклонился, отошел к окну.
   - Вы огорчены, барон? - Лота бросила цветы на столик. - Считайте, что  вы
очаровали меня своим подарком. Спрашивайте. У вас ведь есть какой-то вопрос?
Каждый  поступок  обдуман,  преследует  определенную  цель.  Итак?  Хотелось
подойти, обнять этого человека. Молча обнять, ничего не говорить.  Но  барон
не видит  в  ней  женщину,  она  -  только  сотрудница  абвера,  выполняющая
специальное задание.
   - Хорошо. - Шлоссер повернулся к  Лоте.  -  Зачем  вы  сообщили  капитану
маршрут Вальтера и время, когда он ходит на работу? Не лгите. Я выяснил, что
капитан изменил время и маршрут ваших прогулок, узнав об  этом.  Встреча  не
могла быть случайной.
   Лота рассмеялась.
   - Прелестно, барон.  Так  знайте,  капитан  просто  умнее  вас.  Умнее  и
благороднее! - Она схватила розы, хотела бросить, но уколола палец, выронила
цветы, неожиданно всхлипнула. - Я ничего не говорила капитану.
   - Не лгите. Кроме вас и меня, капитан ни с кем не  общается.  Вы  знаете,
что за человек гауптштурмфюрер? Если он узнает...
   - Георг! - Лота взяла Шлоссера за руку. - Клянусь, что говорю правду.
   - У русского нет внешних контактов. Он изолирован! -  Шлоссер  постарался
как можно вежливее освободить руку.
   - Вы боитесь его. Жаль, но я не могу вам помочь. - Лота опустила голову и
отошла от Шлоссера. - Мне очень хочется гордиться вами, Георг.
   - Слова, - пробормотал Шлоссер. Он  хотел  сказать  что-нибудь  ласковое.
Поймав себя на такой мысли, возмутился. Влюблен! Георг фон Шлоссер влюблен в
девчонку плебейского происхождения. Подогревая себя подобными рассуждениями,
он повысил голос:
   - Разведка не пансион для благородных девиц.  Ум  и  сила!  И  жертвы!  В
шахматы не играют без жертв. Вам ясно, фрейлейн? - Он открыл дверь.  -  Если
вы меня обманули - тем хуже для меня.  -  Шлоссер  перешагнул  порог,  затем
вернулся:
   - Память хранит лишь имена победителей!

***

   Вечером Скорин и Шлоссер ждали  ответа  Москвы.  Скорин,  стоя  у  карты,
переставлял флажки, а Шлоссер в кресле около приемника листал  томик  Гейне,
именно листал, попытки сосредоточиться, прочитать хотя бы четверостишие были
безрезультатны.  Он   с   удивлением   поглядывал   на   русского,   который
сосредоточенно изучал положение на фронтах, словно  мог  что-либо  изменить.
Уже больше месяца они  живут  рядом,  ежедневно  подолгу  разговаривают,  но
русский остается для Шлоссера загадкой. Капитан умен. Но тогда как объяснить
его увлечение этой  картой?  Сосредоточенно  перекалывает  какие-то  флажки,
когда решается вопрос о его жизни.
   - Севастополь мы все-таки взяли.  Важен  результат,  капитан.  -  Шлоссер
захлопнул книгу, посмотрел на часы - без десяти одиннадцать.
   - Важен! - ответил Скорин, не поворачиваясь. - Но  окончательно  победить
могут только люди правые.
   - Сильные!
   - Сила вторична. Она опирается на мораль, чем  больше  убежденность,  тем
больше сила. - Скорин продолжал рассматривать карту. - Возьмем,  к  примеру,
вас, барон. Разве сегодня вы так сильны, как при первой нашей встрече?  Нет!
А почему? Служа фашистам, вы обязаны  пользоваться  правилами  их  игры.  Вы
готовы пожертвовать полковником Редлихом. Соотечественником, человеком, ни в
чем не повинным. Обстоятельства  изменились,  и  абвер  вынужден  жертвовать
своими людьми. И будет  жертвовать,  так  как  у  вас  нет  другого  выхода.
Фашистская мораль - цель оправдывает средства.
   - Поживем - увидим, капитан.
   Переставив последний флажок, Скорин повернулся к Шлоссеру:
   - Барон, вы любите Лоту, а готовы...
   - Капитан. - Голос  Шлоссера  звучал  глухо.  -  Не  забывайте,  капитан,
сегодня вы работаете на меня, а не я на вас. И это факт! Факт, а не слова!
   - "Ты сердишься, Юпитер, - значит,  ты  не  прав".  -  Скорин  миролюбиво
улыбнулся. - Моральные проступки перерастают в преступления. Вы  слабеете  с
каждым компромиссом, барон. Это тоже факт, а не слова.
   Шлоссер, устало вздохнув, указал на часы.
   - Без одной минуты одиннадцать.
   Скорин проверил, правильно ли настроен приемник, взял блокнот и карандаш.
В приемнике раздался треск, равнодушный мужской голос произнес: "Седьмому от
первого" - и начал диктовать.
   Карандаш Скорина быстро бегал по  бумаге.  При  повторе  он  повисал  над
каждой цифрой, но ничего не исправил, лишь провел  под  последним  столбиком
черту. Скорин выключил приемник, взял у Шлоссера томик Гейне, положил  перед
собой, начал быстро расшифровывать. Майор старался не смотреть  на  карандаш
русского. Скорин закончил писать,  протянул  блокнот  Шлоссеру.  Майор  взял
блокнот и из радиограммы узнал, что вариантом со "Штабистом"  заинтересованы
и советуют активизировать закрепление.
   - Готовьте к заброске Лапина с группой. - Скорин поднялся. - Я иду спать.
Да. - Он остановился. - Пошлите с ним  радиста,  который  передал  последние
шифровки. Вам не нужны такие свидетели. Ведь цель оправдывает  средства,  не
правда ли?
   Шлоссер проводил взглядом высокую фигуру капитана, прошел  в  библиотеку,
снял телефонную трубку.
   - Вызываю Берлин. Три - восемнадцать. - Он немного подождал и сказал:
   - Добрый  вечер,  господин  адмирал.  -  Шлоссер  говорил  тихо  и  очень
спокойно. - Мой крестник получил разрешение и благодарность. Да, на  контакт
со "Штабистом". Дело на него мы  передали  службе  безопасности.  Правильно?
Фрегатен-капитан так и думал. Хорошо, господин адмирал.  -  Шлоссер,  прижав
трубку  плечом,  слушал  ласковый  голос  адмирала,  взял  бутылку  и  налил
полстакана коньяку. -  Жду  вашего  адъютанта.  Понимаю,  господин  адмирал!
Можете докладывать, майор Шлоссер к выполнению задания готов.  Благодарю.  -
Шлоссер бросил трубку, залпом выпил коньяк.
   - Вы много пьете, Георг.
   Шлоссер не заметил, как в библиотеку вошла  Лота.  Она  была  в  вечернем
платье, в туфлях на высоком каблуке и держала в руке гвоздику. Лота  подошла
к барону, протянула цветок.
   - Благодарю. - Он поставил гвоздику в стакан, из которого пил  коньяк.  -
Вы сегодня особенно красивы.
   - Сегодня? - переспросила девушка, положив руки ему на плечи. - Георг, вы
можете на минуту забыть, что вы барон и мой начальник?
   Шлоссер обнял ее. Лота закрыла глаза, словно слепая, провела рукой по его
лицу.
   - Я не могу с вами работать, Георг, - шептала она. -  Я  вообще  не  могу
работать в разведке.
   Майор молчал. Лота отстранилась, посмотрела ему в лицо.
   - Простите, Георг.

***

   Служба безопасности арестовала Лапина и еще двух курсантов по  подозрению
в связях с подпольем. Шлоссеру не доставило особого  труда  убедить  Маггиля
представить арест как очередную проверку, вернуть курсантов в  школу,  чтобы
начать  форсированную  подготовку  к  заброске  в   советский   тыл.   Майор
организовал еще одну встречу капитана с Лапиным.
   Вечером Шлоссер принял ответ из Москвы на свое  второе  донесение.  Центр
поздравлял с успехом. Подгоняемые Берлином события разворачивались предельно
быстро. Маггиль улетел в Берлин.
   Ночью к особняку подкатила крытая машина. К Шлоссеру прибыли полковник  -
личный адъютант Канариса и фрегатен-капитан Целлариус. Барон встретил гостей
в саду, затем офицеры прошли  в  дом.  В  гостиной  адъютант  в  присутствии
Целлариуса вручил Шлоссеру запечатанный пакет. Майор взвесил  его  на  руке,
небрежно бросил на стол.
   - Садитесь, господа. Сеанс состоится в шесть утра, время еще есть.
   Адъютант сел за стол, положив сцепленные в замок руки на пакет.
   Шлоссер взял у него пакет, вскрыл, прочитал документ, спрятал  в  карман,
пакет поджег и бросил в камин.
   - Будем ужинать, господа, - он позвонил, - или завтракать, как вам  будет
угодно.
   За столом Шлоссер и Целлариус обсуждали положение на фронте, а  полковник
сидел молча, не сводил взгляда с кармана  Шлоссера:  его  возмущало  видимое
безразличие Шлоссера, даже пренебрежение к столь ответственному заданию - он
знал содержание документа.
   - Георг, шифровку будет передавать русский или  твой  радист?  -  спросил
Целлариус.
   - Русский. Конечно, русский, Александр. Зачем рисковать? -  Шлоссер  тоже
начал нервничать.
   - Георг, а он не выкинет какой-нибудь номер?  -  Целлариус  покосился  на
полковника, застывшего с чашкой кофе в руке.
   Шлоссер еле сдержал себя. Он  понял,  что  Целлариус  перестраховывается.
Если русский взбунтуется, начальник абверштелле всегда сможет  сослаться  на
полковника, слышавшего его опасения.
   - А если русские почувствуют  чужую  руку?  -  Кивнув  офицерам,  Шлоссер
вышел.
   Скорин не  спал.  Он  слышал,  как  подъехала  машина,  встал,  побрился,
вычистил мундир, пытаясь отвлечься, взял книгу. Мысль о  том,  что  за  ключ
могут посадить радиста и тогда он, Скорин, станет  не  нужен,  мало  того  -
опасен, не давала покоя. Могут ликвидировать  за  несколько  дней  до  конца
операции. Погибнуть - и не выполнить задание.
   Скорин застегнул и одернул мундир, руки  слегка  дрожали.  Он  подошел  к
зеркалу, постоял неподвижно, вглядываясь в свое бледное лицо,  закурил,  тут
же смяв сигарету, спустился к немцам.
   - Здравствуйте, господа, - сказал он, входя в гостиную, и представился:
   - Пауль Кригер.
   Целлариус встал, оглядел русского, подал ему руку.  Полковник,  удивленно
подняв брови, уставился в тарелку.
   Шлоссер указал на стул.
   - Садитесь. - Затем позвонил и распорядился вызвать в библиотеку радиста,
приготовить рацию.
   - Сейчас только пять, барон, - удивился Скорин.
   - Вы сегодня выйдете  в  эфир  чуть  раньше.  Не  беспокойтесь,  капитан,
шифровка поступит по назначению.
   -  Вам  виднее.  -   Скорин   повернулся   к   Целлариусу.   -   Господин
фрегатен-капитан, когда вы планируете заброску группы Лапина?
   Целлариус взглянул вопросительно на Шлоссера.
   - Скоро, капитан.
   - Я хотел бы отослать с Лапиным письмо. Центру будет приятно увидеть  мой
почерк, - сказал Скорин.
   - Неплохо придумано. -  Целлариус  одобрительно  кивнул.  -  Напишите,  я
передам.
   Шлоссер рассмеялся:
   - Вы недооцениваете капитана, Александр.
   - Не знаю, что имеет в виду барон, - ответил Скорин, -  но  мне  неудобно
вас затруднять, господин  фрегатен-капитан.  Я  с  вашим  курсантом  знаком,
передам письмо лично. Если вы, конечно, в письме заинтересованы.
   - Хорошо, хорошо. Позже обсудим,  господа.  Господин  полковник  подождет
здесь, - вступил в разговор  Шлоссер.  -  Извините,  у  нас  свои  маленькие
секреты. - Он взял Целлариуса и Скорина под руки и, не обращая  внимания  на
возмущение личного адъютанта адмирала, прошел в библиотеку.
   Уже развернутая рация стояла на столе. При виде вошедших офицеров  радист
вскочил.
   - Вы пока не нужны, - сказал ему Шлоссер, вынул из кармана присланный  из
Берлина текст радиограммы и, обращаясь к Целлариусу, прочитал:
   - "В Японии окончательно решен вопрос  о  нападении  на  Россию,  которое
ожидается в ближайшие месяцы. Сосредоточенные для этого  в  Манчьжурии  силы
признаны вполне достаточными.
   Военный атташе Японии в Берлине Банзай имел недавно двухчасовую беседу  с
начальником генерального штаба сухопутных войск Гальдером. Содержание беседы
держится в генштабе в большом  секрете.  Сведения  получены  "Штабистом"  из
надежного источника".
   Затем Шлоссер протянул бумагу Скорину:
   - Передайте, капитан.
   - Еще рано, барон. - Скорин положил перед  собой  блокнот,  открыл  томик
Гейне. - Центр не примет шифровку. Сработаем впустую.
   Шлоссер ничего не ответил. Скорин, решив больше  не  спорить,  зашифровал
текст, сел за ключ, отстучал сообщение.
   - Вот и отлично. - Шлоссер  похлопал  Скорина  по  плечу  и  пригласил  в
библиотеку радиста. - Приступайте, ефрейтор.
   Майор открыл потайной бар, наполнил рюмки. При этом он с улыбкой наблюдал
за Скориным, который не сводил глаз с радиста. Скорин видел,  как  из  рации
достали портативный магнитофон, радист  надел  наушники,  прослушав  пленку,
обратился к Шлоссеру:
   - Как обычно, господин майор?
   - Да, да. Конечно. - Шлоссер протянул Целлариусу  и  Скорину  наполненные
рюмки. - Выпьем за успех, господа. Полковник осуждает пьющих, а я не  люблю,
когда меня осуждают.
   Радист вырезал кусок магнитофонной  ленты,  аккуратно  ее  склеив,  снова
зарядил в рацию.
   - Готово, господин майор!
   -  Благодарю,  вы  свободны.  -  Шлоссер  чокнулся  со  Скориным.  -  Все
гениальное просто, капитан. Ровно в шесть ваша шифровка выйдет в  эфир.  Без
сигнала о работе под контролем.
   Скорин вздрогнул, хотел что-то сказать. Шлоссер, остановив его  небрежным
жестом, насмешливо сказал:
   - В этом мире, капитан, побеждают ум и сила, а не мораль и высокие  идеи.
Идет война, разведка  -  мозг  войны.  Спасая  тысячи,  жертвуют  единицами.
Жестоко, но справедливо. Цель оправдывает средства, капитан.
   Скорин посмотрел на Шлоссера,  на  рацию.  Умен  барон,  нечего  сказать.
Теперь надо доигрывать до конца. Скорин медленно  вышел  из  библиотеки.  Он
прошел через гостиную, где одиноко  сидел  чопорный  адъютант,  взглянул  на
него, явно  не  узнавая,  двинулся  к  парадным  дверям.  Дорогу  преградили
автоматчики. Тогда Скорин повернулся, направился к выходу  в  сад.  Двигался
разведчик медленно, рассеянно, безучастно смотрел прямо перед собой.  Увидев
Скорина, охранники попятились, но проход загородили. Несколько секунд Скорин
молча стоял перед ними, заметив у  одного  на  поясе  кобуру  с  пистолетом,
сказал:
   - Дайте закурить.
   Охранник удивился, полез было в карман. Скорин воспользовался моментом и,
сбив его с ног, попытался завладеть оружием.
   - Капитан! - В дверях стоял Шлоссер. Он  взял  Скорина  под  руку,  повел
назад в дом. - Нехорошо, капитан. Профессионал должен уметь проигрывать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

   Москва ответила коротко: "Данные требуют подтверждения  и  перепроверки".
Шлоссер посоветовался с Целлариусом и дал аккуратный ответ:  "Приму  меры  к
выполнению задания..." Он сообщил  еще  об  одном,  переброшенном  за  линию
фронта  агенте.  Майор  полагал,  что  подтверждение   дезинформации   может
насторожить русских, а провалом агента закреплял "вербовку" майора Шлоссера,
доказывал надежность источника.
   Барона начало беспокоить поведение русского,  который  перестал  бриться,
разгуливал по особняку полупьяный, напевая  русские  песни.  Он  беспричинно
ударил охранника, обругал Лоту, когда девушка пригласила его на прогулку.  В
таком  состоянии  он  может  покончить  самоубийством   или   натворит   еще
каких-нибудь глупостей. А операция еще не закончена.  У  русских  не  должно
возникнуть каких-либо сомнений!
   Подождав несколько дней, Шлоссер  решил  поговорить  с  русским,  но  тот
заперся в своей комнате. Пришлось вызвать людей и взломать дверь.  Охранники
ушли, Шлоссер осторожно заглянул  в  проем.  Скорин,  понуро  расхаживая  по
комнате, поддел ногой валявшуюся на полу пустую бутылку. В комнате  было  не
убрано - смятая постель, на столе грязные  тарелки.  Скорин  с  многодневной
щетиной, непричесанный, в расстегнутом мятом кителе, покачиваясь,  держал  в
руке бутылку, бессмысленно смотрел в открытое настежь окно.
   - Капитан! Послушайте, капитан.  -  Шлоссер  стоял  у  взломанной  двери,
спиной к стене, так что Скорин его видеть не мог.
   - Я сказал, к черту! Кончен бал, больше за ключ не сяду. -  Скорин  допил
из горлышка, подошел к окну, увидев прыгающего на своей деревяшке садовника,
запустил в него бутылкой.
   Шлоссер вышел из укрытия, остановился на пороге.
   - Вы в состоянии читать, капитан? - спросил он.
   - Ну? - Скорин, качнувшись, схватился за раму. - Я всегда в состоянии.
   Шлоссер протянул ему бумагу.
   - Прочтите. Не понравится, не передавайте.
   Скорин протянул руку, Шлоссер был вынужден подойти. Скорин долго  шевелил
губами, хмурился.
   - Значит, с Редлихом вы все-таки разделались?  -  Скорин  ухмыльнулся.  -
Жертвуете, майор? Подтверждаете добропорядочность источника? Убедитесь, мол,
что сообщаем только правду. - Он снова перечитал  текст.  -  Ладно,  -  смяв
бумагу, сунул ее в карман.
   - Ложитесь спать, капитан. Иначе будет