палец висевший вдоль портьеры шелковый шнур,  смотрел
в темное окно, на затемненную Москву, а видел пускающего кораблик сына.
   - Проходите, Зверев, садитесь.
   Скорин услышал голос майора, повернулся и увидел  человека  в  солдатском
обмундировании.
   - Здравствуйте, гражданин майор, - сказал тот и сел. -  Я  сегодня  и  не
ложился, знал, что вызовете.
   Майор не ответил, пригладил вихры, выдержав паузу, сказал:
   - Я проверил ваши показания, Зверев. Получил  из  авиаполка  ваше  личное
дело, партбилет и орден. Сейчас не вызывает сомнения, что  вы  действительно
майор авиации Зверев Александр Федорович. Ваш истребитель действительно  был
сбит двадцатого июля сорок первого года в районе Бреста.  Характеристика  на
вас отличная.
   Зверев встал, майор, махнув рукой, жестко сказал:
   - Рано, Зверев, рано. Вы бывший майор. Возвращать вам звание, партбилет и
орден  пока  никто  не  собирается.  Как  вы,   попав   в   плен   в   форме
офицера-летчика,  не  только  остались  живы,  но  были  еще  завербованы  в
диверсионную школу? Какие основания были у гитлеровцев рассчитывать, что  из
вас может получиться преданный им  человек?  Почему  вам  поверили,  Зверев?
Абверу прекрасно известно, что  подавляющее  большинство  наших  летчиков  -
коммунисты.
   - Я не скрывал этого, товарищ... - Майор кашлянула и Зверев поправился:
   - Гражданин майор. Я не подлец и будучи схвачен, не скрывал, что состою в
партии.
   - Однако они пошли на вербовку офицера и коммуниста.  А  вы  согласились!
Почему, Зверев?
   - Я уже отвечал, гражданин майор Что  пользы  было  бы  от  покойника?  Я
вернулся живым. Принес, насколько я понимаю, ценные  сведения.  Разве  не  в
этом долг офицера и коммуниста?
   - Слова, Зверев! - Майор посмотрел на стоявшего у окна  Скорина,  как  бы
приглашая  его  принять  участие  в  разговоре.  -  Я  поклонник  фактов.  С
последними у вас слабовато. Пока нет оснований верить вашей версии.
   - Профессия у вас такая, гражданин майор.  Не  верить  людям  тоже  уметь
надо. Небось не просто дается? Или привыкли?
   Лицо майора еще  больше  сморщилось  и  посерело.  Он  молча  смотрел  на
Зверева. Даже  стоя  в  стороне,  Скорин  чувствовал,  как  неуютно  бывшему
летчику.
   - Кончайте вашу психологическую обработку. Спрашивайте, черт вас  возьми!
- крикнул Зверев, наваливаясь  на  стол.  -  Виноват  я!  Виноват,  что  жив
остался?
   Майор откинулся на спинку кресла, затем словно нехотя сказал:
   - Точно подметили, дается не просто. Вы на кого кричите? -  Он  посмотрел
на свои руки, усмехнулся. - Я майор  государственной  безопасности,  у  меня
ромб в петлицах, по общевойсковой иерархии я комбриг. А вы, бывший майор, на
меня кричите. Нехорошо.
   - Я советский офицер, гражданин майор! - Бывший летчик вскочил.
   - В личном деле написано, что офицер. - Майор разглядывал  свои  руки.  -
Характеристику читаешь, шапку перед вами снять надо.  А  как  вспомнишь  про
службу у немцев, - он поднял голову и посмотрел на летчика,  -  и  начинаешь
думать: не ошибся ли ваш командир?
   Скорин, стоя у окна, с возрастающим  интересом  следил  за  происходящим.
Летчик нравился, хотя в истории его действительно было много непонятного.
   - Так почему же абвер поверил вам?
   - Не знаю, - ответил Зверев, - но я говорю правду, гражданин  майор.  Мое
задание - создать сеть  агентов-диверсантов  по  Транссибирской  магистрали.
Готовили меня тщательно, все, рассказанное мной, правда.
   - Давайте сначала, Зверев. Как вы попали в школу для диверсантов?

***

   На следующий день утром Скорин встретился с Леной у Никитских  ворот.  Он
немного боялся, что за  ночь  Лена  передумает,  откажется  от  регистрации,
поэтому, едва поздоровавшись, начал быстро говорить, не  давая  ей  вставить
слова. Так как мысли  его  неотступно  крутились  вокруг  майора  и  ночного
разговора со Зверевым, Скорин стал в комической форме рассказывать  о  новом
начальнике, подшучивать над его мальчишескими  вихрами,  над  привычкой  без
всякой  надобности  вставлять  в  разговор  "извините  покорно".   Удивляясь
разговорчивости Сергея, Лена молча  слушала,  шла,  опираясь  на  его  руку,
изредка поглядывая на его бледное, нервное лицо,  и,  неизвестно  в  который
раз,  удивлялась,  как  мало  знает  этого  человека.  Оказывается,   Сергей
наблюдателен. Она ведь  видела  Симакова,  разговаривала  с  ним.  Сейчас  в
рассказе Сергея майор ожил, казалось, шел рядом, вместе с ними, подсмеивался
над собственной персоной.
   Скорин заранее разузнал, где расположен районный загс. Они  не  заметили,
как подошли к серому, унылому зданию, редкие целые стекла окон были заклеены
крест-накрест бумагой, большинство стекол отсутствовало, вместо  них  белела
фанера. Скорин дернул дверь, она  не  открылась,  он  дернул  сильнее.  Лена
обратила внимание на нарисованную на стене углем стрелку и надпись: "Вход со
двора", взяла Скорина под руку, кивнула на надпись.
   - Разведчик, - с грустной улыбкой сказала она. - Кому  же  это  в  голову
пришло, при твоей-то рассеянности, сделать из тебя разведчика?
   Скорин смущенно молчал.
   Во дворе, у самой двери стояла  группа  мальчишек  в  возрасте  десяти  -
двенадцати лет. Они с серьезными лицами наблюдали, как их товарищ в огромных
кирзовых сапогах, ловко подбрасывая ногой чеканку, считает.
   - Шестьдесят  три...  шестьдесят  четыре.  -  Ребята  беззвучно  шевелили
губами.
   Лена и Скорин остановились, напряжение на ребячьих лицах  возрастало,  на
счете семьдесят парнишка поддал чеканку сильнее, поймав рукой, повернулся  к
соседу. Тот стоял понуро, медленно полез в  карман  и  достал  кусок  хлеба.
Победитель схватил хлеб и на глазах у товарищей откусил половину.
   - В таких прохорях я тоже смог бы... - пробормотал проигравший.
   Скорин отодвинул ребят, открыл дверь и пропустил Лену. За  спиной  кто-то
сказал:
   - Женатики.
   - Много понимаешь, видал: лица какие. Хоронят.
   В полутемном коридоре, заставленном канцелярскими столами и  стульями,  у
первой двери сидели несколько человек.  Люди  держали  в  руках  бумаги,  не
разговаривали, не обратили на  Лену  и  Скорина  никакого  внимания.  Скорин
посмотрел на приклеенную к двери бумажку и, взяв Лену под локоть,  повел  ее
дальше. У двери с табличкой "Регистрация рождения и браков" никого не  было.
В  комнате  молодая  женщина,  в  платке  и  валенках,  что-то   варила   на
электрической плитке, увидев вошедших, она торопливо закрыла кастрюлю.
   - Война войной, а жизнь жизнью. Женитесь, Значит?
   - Женимся. - Скорин положил на стол документы.
   - Что-то невеста невеселая. Сейчас  замуж  выйти  -  счастье.  -  Женщина
разбирала бумаги. - Да вы садитесь. Садитесь,  молодожены.  -  В  ее  голосе
слышалась наигранная доброжелательность. - Горе, горе  кругом.  А  жить  все
равно надо. - Вдруг она замолчала и усмехнулась:
   - Елена Ивановна, вижу, у вас и сыночек имеется. Фамилию менять будете?
   Скорин поднялся, загородил собой Лену, быстро сказал:
   - Мою возьмет.  Еще  метрику  сына  исправьте,  пожалуйста.  Скорин  Олег
Сергеевич.
   Женщина окинула Скорина взглядом,  отметила  трость,  вздохнула  и,  взяв
бумаги, вышла в соседнюю комнату. Там она протянула бумаги сгорбившемуся над
столом мужчине в пенсне.
   - Подпишите, Кирилл Петрович.
   Мужчина  предостерегающе  поднял  палец,  еще  дважды  щелкнув   счетами,
подписал, даже не заглянув в документы.
   - Это же надо,  -  сказала  женщина.  -  В  такое  время  с  сыном  замуж
ухитрилась выйти.
   - Безобразие, - думая о своем и продолжая  что-то  подсчитывать,  ответил
мужчина, затем спохватился и сказал:
   - А ты бы, Катюша, на фронт санитаркой пошла. Там женихов хоть отбавляй.
   Когда они вышли на улицу, Скорин протянул жене конверт:
   - Документы пусть будут  у  тебя.  -  Лена  спрятала  конверт  и  впервые
посмотрела Скорину в  лицо.  Он,  заполняя  надвигающуюся  паузу,  продолжал
говорить. Объяснил,  что  очень  спешит,  позвонит  завтра,  всячески  давая
понять, что регистрация брака не меняет их отношений, не накладывает на Лену
супружеских обязанностей. С одной стороны, Скорин, достаточно самолюбивый  и
гордый, не хотел брака без любви, союза ради сына, с другой - он не хотел  и
простых дружеских отношений. Он не мыслил  себя  в  роли  брата  либо  друга
детства и решил твердо - без боя  эту  женщину  он  не  отдаст.  Как  именно
сражаться за любовь, он не знал, ведь  реального  противника  как  будто  не
было. Работа в разведке приучила его неукоснительно  выполнять  правило:  не
знаешь, как поступить подожди, не торопись. Ждать он умел.
   - Поцелуй Олежку. - Скорин взял Лену за руку.
   - Желаю тебе, Сережа... - Лена высвободила руку  и  пошла.  Скорин  долго
смотрел ей вслед, затем  повернулся  и,  прихрамывая,  зашагал  в  наркомат.
Предстояло ознакомиться с материалами, касающимися личности Шлоссера. Ночью,
отпустив Зверева, майор, не возобновляя  разговора  о  дальнейшей  работе  в
разведке, попросил Скорина помочь разобраться в деле  Зверева,  изучить  все
имеющиеся материалы о Шлоссере.
   Деятельность Шлоссера в Москве  была  короткой,  но  бурной.  Чем  больше
Скорин знакомился с личностью барона и его работой, тем  тверже  становилась
его  уверенность,  что  Зверев  стал  шахматной  фигурой  в  руках  опытного
разведчика. Бывшего летчика использовали, как говорят в разведке, втемную  -
он не знал своей истиной роли.
   Выслушав сообщение Скорина  о  Шлоссере  и  воздержавшись  от  каких-либо
выводов, майор вновь вызвал Зверева. Симаков предложил ему  начертить  схему
расположения абверкоманды в Таллинне, уточнить некоторые данные.
   Зверев начертил схему и уверенно объяснял:
   -  Улица  Койдула,  три  -   абверкоманда.   Начальник   фрегатен-капитан
Целлариус. В доме шесть, это почти напротив - офицерское  казино.  Здесь  на
углу парфюмерный магазин.
   Майор и Скорин разглядывали нарисованную схему.
   - Александр Федорович, вы говорите, что вас готовил и инструктировал...
   - Майор абвера Шлоссер. Барон.
   Симаков вынул из стола пачку фотографий, протянул Звереву.
   Зверев,  усмехнувшись,  стал  перебирать  фотокарточки,   отложил   одну,
остальные вернул.
   - Целлариус, Шлоссера здесь нет.
   Симаков взял фото Целлариуса.
   - Верно. - Он вынул другую папку. - А здесь?
   Зверев молча отделил фотографию Шлоссера.
   - Отдыхайте,  Зверев,  -  сказал.  Симаков.  -  Готовьтесь  к  встрече  с
Ведерниковым. Мы должны взять его без шума.
   Зверев четко повернулся и строевым шагом вышел.
   Майор  взял  со  стола  фотографию  Шлоссера,  повертел  между  пальцами,
протянул Скорину, погасил в кабинете свет. Отдернув штору, открыл окно.
   Фотография эта лежала на столе Скорина целый день, тем не менее  он  взял
ее и вновь прочитал на обороте хорошо известные ему сведения:
   - Георг фон Шлоссер, в 1935-1939 гг.  работал  в  немецком  посольстве  в
Москве, в сороковом попал в  опалу.  Гитлер  считал,  что  Шлоссер  в  своих
сообщениях завышает советский военный потенциал.
   Скорин положил фотографию на стол.
   - Красив барон. Холеный.
   -  Кадровый  разведчик,  любимец  Канариса.  -   Майор   помолчал,   взял
фотографию, как бы между прочим добавил:
   - Отец у Шлоссера рейхсверовский  генерал.  Сейчас  в  отставке,  терпеть
нацистов не может.
   Уже наступило утро, при солнечном свете Скорин увидел, что  майор  далеко
не молод, видимо, за пятьдесят, ночь проработал, держится бодрячком,  только
щетина на подбородке вылезла.
   - Зачем Шлоссер забросил к нам Зверева? -  спросил  майор  и  раздраженно
добавил:
   - Я не верю, что кадровый разведчик абвера не понял, кто перед  ним.  Или
Зверев врет?
   - Возможно, просто преувеличивает, - ответил Скорин, - приукрашивает свое
поведение в плену, участие в подготовке к побегу. Сначала струсил, стремился
выжить,  согласился  сотрудничать,   а   оказался   среди   своих,   совесть
проснулась...
   -  Нет,  Зверев   достаточно   сообразителен,   чтобы   придумать   более
правдоподобную историю. Явка у Зверева с радистом сегодня в семь? С  помощью
Зверева мы возьмем этого радиста.
   - Следовательно, он говорит правду. - Скорин больше не сомневался в этом.
   - Да, думаю, он говорит правду, но не знает, что абвер использует  его  в
своих целях. Шлоссер раскусил нехитрую игру летчика, его желание во  что  бы
то ни стало вернуться на  родину  и  забросил  с  "ответственным"  заданием.
Шлоссер предвидел явку Зверева к нам. Второй диверсант - умышленная  жертва,
чтобы  мы  поверили  Звереву.  Абверкоманда,  Шлоссер,   офицерское   казино
существуют.  Шлоссер  рассуждал  примерно   так:   НКВД   поверит   Звереву,
заинтересовавшись полученными данными, пошлет  в  Таллинн  своего  человека,
чтобы приобрести агентуру в абвер команде. Этот человек очень нужен... очень
нужен майору абвера барону Шлоссеру. Вот только зачем? Абверкоманда? - Майор
задумался.  -  Подготовка  агентуры  на   долгое   оседание?   Диверсия   на
Транссибирской  магистрали?  Георг  фон  Шлоссер  ждет,  что  я   клюну   на
абверкоманду и пошлю нашего человека в Таллинн. - Майор сел за стол,  тяжело
вздохнув, как человек, закончивший трудную работу. Он почти не сомневался  в
согласии Скорина. Работая с ним эти дни, майор видел, как  Скорин  меняется,
увлекаясь делом. Майор  не  сомневался,  что  мысли  разведчика  обращены  к
Таллинну.
   С официальным ответом Скорин не спешил, хотя  принял  решение  еще  днем.
Стоит сказать слово, и вновь немецкий мундир, немецкая речь,  кругом  враги.
Но решающим фактором для Скорина явились  конкретность  и  острота  задания.
Одно дело проситься  на  фронт,  совсем  иное  -  отказываться  от  важного,
главное, очень опасного  задания.  Это  уже  пахнет  дезертирством.  Если  в
Таллинн не поедет он, Скорин,  туда  все  равно  поедет  кто-нибудь  из  его
друзей.
   - Давайте готовить легенду. - Проговорив эти слова, Скорин  почувствовал,
как, взревев моторами, оторвался от земли самолет.  Ни  остановить  его,  ни
выпрыгнуть самому нельзя. Все родное осталось  позади:  Лена,  незнакомый  и
родной Олежка, даже этот новый начальник показался вдруг дорогим и близким.
   - Легенда уже готова. Немецкий офицер получил  после  ранения  отпуск.  -
Симаков достал из  сейфа  конверт,  вынимая  из  него  документы,  передавал
Скорину. - Офицерская книжка, отпускное удостоверение.
   Скорин посмотрел  на  свою  фотографию.  Майор  все  приготовил  заранее,
значит, не сомневался в нем.
   -  Письма  вашей  невесты.  -  Симаков  положил  перед   Скориным   пачку
перевязанных ленточкой писем и фото. - Грета Таар, ваша невеста,  из-за  нее
вы приехали в Таллинн. - Майор одну за другой передавал фотографии.  -  Дом,
где она жила. Полицай из городской управы - наш человек. У  него  вы  можете
получить рацию. Цветочница, торгует  цветами  у  вокзала,  также  связана  с
местным подпольем. У нее для вас есть запасная рация.
   - Значит, Георг фон Шлоссер меня ждет и я еду? - сам  не  понимая  зачем,
спросил Скорин.
   - Значит, так, - ответил майор.
   Разговор продолжался долго.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Скорин, чуть прихрамывая, опираясь на трость, неторопливо шел по  старому
Таллинну. Видавшая виды шинель вермахта с капитанскими погонами, начищенные,
но далеко не новые сапоги и надвинутая на лоб фуражка выдавали в нем боевого
офицера. При встречах с коллегами он приветствовал их вежливо, но с какой-то
ленивой усталостью, словно рука в потертой  кожаной  перчатке  была  тяжела.
Франтоватый майор на секунду задержался, хотел  было  остановить  "ленивого"
капитана, но Скорин остановился сам, остановился у  разбитого  бомбой  дома,
опираясь на трость, смотрел  не  на  развалины,  а  на  собственные  сапоги.
Щеголеватый майор пошел своей дорогой.
   По соседству у двери маленького магазинчика  с  подводы  сгружали  товар.
Пожилой хозяин зябко ежился, что-то писал в блокноте, пересчитывая  ящики  и
бочонки.
   - Подойдите сюда, - не громко, но отчетливо сказал Скорин и, когда хозяин
оглянулся, поднял указательный палец.
   - Что желает господин офицер? - Хозяин подбежал трусцой.
   - Вы знали живших здесь людей?
   - Конечно, господин капитан. Семья Таар, мы все их очень любили.
   - Живы?
   - О, да! Не беспокойтесь, господин капитан, - хозяин покосился на повозку
с товаром, - теперь уехали, правда, я не  знаю  куда,  старый  Иоганнес  был
человек замкнутый...
   Скорин кивнул, оглядев  развалины,  сдержал  вздох,  шаг  его  стал  чуть
тяжелее, а хромота явственнее.
   Скорин не  разыгрывал  комедию,  он  неукоснительно  придерживался  своей
главной заповеди: приступая к заданию, стань тем человеком, за которого себя
выдаешь.
   Капитан Пауль Кригер выписался из госпиталя, получив отпуск для  поправки
здоровья, приехал в Таллинн, чтобы разузнать о  своей  невесте,  от  которой
третий месяц не получал писем. Оставив чемодан в камере хранения вокзала, он
пришел сюда. В случае проверки хозяина магазинчика, безусловно,  найдут,  он
подтвердит, что герр капитан был здесь и спрашивал о семье Таар.
   Грета Таар - синеглазая блондинка  с  пушистой  косой  -  жила  где-то  в
Германии и не подозревала, что служит прикрытием для советского разведчика в
Таллинне. Не знала, что он бережно  хранит  ее  фотографию  и  пачку  писем,
написанных ею.
   Дотошность Скорина при изучении легенды была истинно немецкой.  Он  хотел
знать буквально все. Когда в Москве ему не смогли  сказать,  какие  цветы  и
духи предпочитала Грета Таар, Скорин лишь пожал плечами и сказал, что  он  в
таком случае не жених, а вероятный клиент гестапо.
   Капитан Кригер замедлил  шаг,  решая,  куда  теперь  направиться.  Искать
квартиру? Нет, сначала в комендатуру. Порядок есть порядок.
   Офицер городской комендатуры  взял  положенные  Скориным  на  угол  стола
документы,  быстро  пролистал  их.  Сев  за   пишущую   машинку,   он   стал
перепечатывать имеющиеся в документах данные и сам себе диктовал:
   - Капитан Пауль Кригер... так... отпуск после  ранения.  На  какой  срок,
господин капитан?
   Скорин неопределенно пожал плечами:
   - Вы не подскажете, лейтенант, где можно снять  приличную,  но  недорогую
комнату?
   - Койдула, шесть. Хороший пансионат, господин капитан.  Рядом  офицерское
казино. Очень удобно.
   - Спасибо. - Пряча документы, Скорин  вынул  из  кармана  пачку  писем  и
несколько фотографий. - А где навести справку о жителях города?
   - В городской управе. В нашем же здании, но вход с другой стороны.
   Скорин обогнул старинное, из тяжелого  серого  камня  здание  и  вошел  в
городскую управу. Изложив свою просьбу, он снова, словно  случайно,  выложил
на стол пачку писем и фотографию "невесты".  Миловидная  девушка  сделала  в
регистрационной книге какую-то запись.
   - Постараемся вам помочь, господин капитан. Зайдите через несколько дней,
- вежливо  улыбаясь,  проговорила  она  и  нагнулась,  стараясь  рассмотреть
фотокарточку. Заметив ее желание, он молча протянул фото.
   - Марта, ты взгляни, какая прелестная невеста  у  господина  капитана!  -
воскликнула девица.
   Сидевшая за соседним столом Марта встала, и они стали обсуждать  портрет.
Скорин, перевязав ленточкой письма, безразлично смотрел на расхаживающего по
коридору толстого полицая, фотографию которого показал ему в Москве Симаков.
Подпольщик понравился своим спокойным равнодушием.
   Скорин раскланялся с девушками, на толстого полицая больше не взглянул  и
вышел из управы.
   Теперь очередь за квартирой. Пансионат на улице Койдула? Скорин помнил  о
нем из сообщения Зверева. Рядом офицерское казино,  рядом  же  абверкоманда.
Целлариус. Шлоссер. Все под боком. Удобно. Слишком удобно.
   Прежде чем искать квартиру, необходимо выпить  чашку  кофе,  собраться  с
мыслями. Через несколько минут он уже сидел в маленьком уютном  кафе,  хотел
было  окликнуть  официантку,  вовремя  спохватился,  чисто  немецким  жестом
щелкнул пальцами.