г назвать свое имя, рассказать, откуда приехал
и  где  остановился на  жительство,  категорически отрицал свое  участие в
преступлении.
     - Чем все кончилось? - спросил Ловетти. - Следствию удалось развязать
ему язык?
     - Не удалось. Человек вскоре умер.
     - И это тоже было... запрограммировано?
     - Конечно.  Акцию я бы назвал многоцелевой. Первая цель - устрашение.
Если  подобное  будет  происходить достаточно часто,  стране  не  избежать
паники.  А паника толкает обывателя в объятия правых сил. От них до нашего
лагеря  -  один  шаг...  Вторая  цель  -  дискредитация коммунизма.  Мы  в
состоянии организовать убийство члена  правительства страны,  даже  самого
президента. А в кармане преступника могут оказаться подходящие документы -
скажем, письма, изобличающие убийцу в связях с "левыми" экстремистами, или
даже билет члена коммунистической партии.
     - Это  неоригинально.  Уже  был поджог рейхстага,  и  все знают,  чем
кончилось дело.
     - А  я  до сих пор считаю,  что вс„ тогда правильно задумали.  Провал
акции  произошел по  вине  исполнителей:  устроили гласный суд,  позволили
Георгию Димитрову выступить с речами. Для успеха же дела нужен был мертвый
Димитров...
     Наступило молчание. Хуго Ловетти сидел в глубокой задумчивости.
     - В ваших словах есть резон,  -  сказал он после паузы. - Я бы сделал
убийцу  выходцем  из  Советов.   Конечно,  все  должно  быть  организовано
тщательно, солидно...
     - Верно,   потенциального  исполнителя  акции   на   какое-то   время
отправляют  в  Советский  Союз.   Пусть  поживет  там,  обрастет  связями,
примелькается.  А  потом  человек  возвращается  на  Запад  и  стреляет  в
какого-нибудь лидера свободного мира. Представляете, какой будет эффект?
     - На память приходит инцидент,  когда были устранены король Александр
и  Барту*.  А  затем  в  Париже  еврейский юноша  Гриншпан убил  немецкого
дипломата.  Это  дало  повод  фюреру  организовать  "хрустальную ночь".  -
Ловетти встал,  прошелся по  комнате.  -  Думаю,  вы  на  правильном пути.
Попрошу позже еще раз прокрутить оба фильма -  хочу кое-что уточнить. Да и
вообще мы вернемся к  этому разговору.  Я  дрожу от возбуждения при мысли,
что возникает возможность решить кардинальную задачу - столкнуть лбами две
самые  могущественные державы.  Нет,  что  ни  говори,  проделана полезная
работа!
     _______________
          * 9 октября 1934 г.  в Марселе хорватские  террористы  -  усташи
     убили  югославского  короля  Александра  и  министра  иностранных дел
     Франции  Барту.  Террористический  акт  был  инспирирован  германской
     секретной службой с целью осложнить международную обстановку.

     Лашке встал.  Поднялась с  кресла и  Аннели Райс.  Итальянец протянул
руку, Лотар Лашке пожал ее, но как-то неуверенно.
     - Что такое? - сказал Хуго Ловетти. - Вы чем-то встревожены?
     - Есть немного...  -  Лашке помедлил.  -  Должен заметить, что фильмы
сняты давно...
     - И  с  тех  пор  произошло нечто важное,  изменившее ситуацию,  ваши
возможности?
     - Именно так. Человека, готовившего обе акции, уже нет.
     - Речь идет о мужчине,  которого я видел в фильме,  -  того, что дает
задание главному действующему лицу?
     - Нет,  о другом. Человек в фильме был всего лишь ретранслятором идей
метра.
     - А сам метр?
     - Он бежал. Бежал, понимая, что не имеет шансов выжить.
     - Бедняга лишился рассудка?
     - Нет,  был в полном здравии...  Видите ли, я никогда не верил ему до
конца,  хотя он и стремился расположить меня к себе.  Вы смотрели фильмы и
убедились,  как гениально поставил он обе акции.  Оказалось,  действовал с
далеко идущими целями.  Темнил.  Усыплял бдительность стражей.  И  в конце
концов бежал...
     - У вас странный тон.  Да,  противника надо уважать, если это сильный
человек, опасный. Но в вашем тоне - нежность!
     - Эжена Бартье я  хотел бы иметь другом,  а  не противником.  Это был
необыкновенный человек.  Пробыл у меня свыше десяти лет и все это время не
оставлял мысль  о  побеге,  совершил много  таких попыток.  После каждой я
ужесточал режим содержания пленника, а он - готовил новый побег.
     - Однако в конце концов он понял, что живым ему не вырваться?
     - Он  все  хорошо понимал.  Хотел во  что бы  то  ни  стало доставить
информацию нашим противникам.
     - Зная, что сам при этом погибнет?
     - Да.
     - Но вы перехватили его?
     - Когда он был уже мертв.
     - Как все случилось?
     - Бартье бежал из нашей подводной лаборатории. Она установлена на дне
моря,   где   слой  воды  шестьдесят  метров.   Представьте  себе  рифовое
образование, поросшее одной удивительной водорослью...
     - Водорослью с особым качеством?
     - Именно так.  Бартье экспериментировал с этим растением,  добывая из
него нужный нам препарат.  В  фильме вы  видели его действие.  Так вот,  в
лаборатории жили двое -  Эжен Бартье и помощник.  Там,  на дне, они дышали
сжатым воздухом.  Глубина моря  шестьдесят метров,  значит,  давление семь
атмосфер.  В  таких  условиях никакой  охраны  не  требуется.  Ученый  мог
работать в районе дна -  собирать водоросли нужного ему типа. А всплыть не
имел возможности.  Вам,  старому ныряльщику,  хорошо известно, что с такой
глубины  водолаз  всплывает  долго,   несколько  часов,   чтобы  произошло
освобождение организма  от  растворенного в  нем  азота.  Иначе  неизбежна
закупорка кровеносных сосудов газовыми пузырьками и - гибель.
     - Эжен Бартье был информирован обо все этом?
     - О  да!  Ведь его  специально готовили к  работе под водой,  обучили
обращению с аквалангом.
     - Интересно, сколько же было аквалангов в подводной лаборатории?
     - Всего два  аппарата.  Конечно,  имелись запасные мембраны,  которые
часто выходят из строя, а также несколько больших транспортных баллонов со
сжатым  воздухом для  перезарядки аквалангов.  Но  Бартье располагал одним
аквалангом трехбаллонной конструкции с  суммарной емкостью  двадцать  один
литр.
     - На какое рабочее давление рассчитаны баллоны?
     - Полтораста атмосфер.
     - Минуту!  -  Ловетти закрыл глаза, что-то подсчитал в уме. - По моим
данным,  такой  аппарат позволял на  глубине шестьдесят метров работать не
более девяти-десяти минут.
     - Совершенно точно.  Десять минут -  это максимальная возможность.  А
потом пловец должен был вернуться в  лабораторию и перезарядить опустевшие
баллоны.
     - Вон  как  вы  все  организовали!  Верно,  в  таких  условиях  побег
равносилен гибели.
     - Тем не менее он бежал! Решил вынырнуть - пусть даже мертвым!
     - Почему? Нес с собой информацию?
     - Я был предусмотрителен. В лаборатории у него имелась бумага особого
свойства - при соприкосновении с влагой немедленно растворялась. Ни клочка
другого материала, пригодного для письма. И знаете, что он сделал? Написал
сообщение на самом себе. Позже выяснилось: ученый ложился ничком, диктовал
запись,  а  помощник по  буквам накалывал слова на спине Бартье...  Что ни
говорите,  это  был подвиг.  Человек мог стать нашим союзником и  жить как
король. Не пошел на это, обрек себя на гибель.
     Наступило молчание. Ловетти прервал его, сказав, что все же хочет уже
сегодня осмотреть остров.
     Лашке взглянул на часы и покачал головой. Было десять вечера.
     - Ничего не значит,  -  сказал Ловетти.  -  Я вовсе не устал. Кстати,
взгляну, как устроили моих девиц.
     Зазвонил телефон.  Лашке взял  трубку,  с  минуту слушал.  Помрачнев,
положил ее.
     - Геликоптер,  -  сказал он,  посмотрев на Аннели Райс. - Его сбили в
сельве.
     - Боже мой! - прошептала женщина. - Кто это сделал?
     - Лесные бродяги.  Машина сгорела. Но ранен был и сам стрелявший. Его
принесли в город, оказали помощь. Теперь группа на пути назад, в сельву. С
ней  отправилась  женщина-врач,  обработавшая рану  старику.  У  нее  есть
"лендровер".  На нем и повезли раненого.  - Лашке обернулся к итальянцу: -
Извините,  наш диалог может показаться загадкой.  Скоро все объясню.  Пока
что скажу: мы давно охотимся за этими бродягами.
     - Те самые, что живут у Синего озера? - спросил Ловетти.
     - Вам и это известно? - пробормотал Лашке.
     Ловетти пожал плечами:
     - Я  регулярно  читаю  ваши  сообщения  организации.  Ведь  вы  давно
возитесь с этими бродягами?
     - Порядочно.  Тот  район  леса  -  одно  из  наших главных охотничьих
угодий.  Оттуда черпался экспериментальный материал.  Все шло хорошо, пока
не  появился старик со своей группой.  Они собирают сырье для изготовления
жевательной резинки, ищут алмазы. Старик - евангелический миссионер...
     - Из  тех,  что наживаются на  продаже хинина индейцам:  грамм хины -
грамм золота?
     - Церковников индейцы опасаются.  Этого старика боготворят.  Хинин он
раздает бесплатно. А главное - научил индейцев бояться наших экспедиций. В
итоге мы  потеряли этот  район.  Пытались рассчитаться со  стариком и  его
группой. И вот - лишились геликоптера...
     - У нас есть еще время до конца связи,  - сказала Аннели Райс. - Там,
в городе,  один из наших людей ждет у приемника.  Хочу поговорить.  -  Она
шагнула к двери.
     - Я бы не тревожил старика и его группу,  - вдруг сказал  Ловетти.  -
Пусть считают, что взяли верх над нами...
     Райс задержалась у порога, посмотрела на итальянца.
     - Эти люди могут пригодиться,  -  продолжал тот.  - Дадим возможность
старику  залечить  раны,   остальным  успокоиться,  почувствовать  себя  в
безопасности.
     Райс вышла из комнаты. Когда-то Хуго Ловетти был рядовым исполнителем
в ее группе,  но времена меняются.  Теперь,  как она знала, Хуго Ловетти -
один из тех, кто стоит у руля организации...
     Оставшись вдвоем с Лотаром Лашке, гость сказал, что хотел бы получить
информацию об  исследованиях,  которыми  занимался  Эжен  Бартье.  Кто  их
продолжает?
     - Задаю этот вопрос,  надеясь получить положительный ответ, - Ловетти
хитро  сощурил глаз.  -  Иначе зачем бы  вы  показывали сегодня два  таких
фильма! Или я не прав?
     - И да и нет.  Говорю так, потому что у меня нет однозначного ответа.
Верно,  существует человек, способный продолжать то, чем занимался Бартье,
и  вы о нем знаете,  так как знакомы с моими донесениями организации.  Это
русская ученая Брызгалова.  По всем данным, она может пойти дальше Бартье.
Казалось бы,  есть  основания праздновать победу  -  женщина доставлена на
остров,  находится в нашей власти. Но, увы, радоваться преждевременно. Она
столь же талантлива,  сколь и упряма. На все наши предложения один ответ -
отказ. А она нам очень нужна.
     - Это достаточно известно.  О  свойствах ее характера вы сообщили,  и
это тоже отнюдь не  тайна -  в  попытке приручить Брызгалову уже потерпели
неудачу   солидные   службы.   Каково   сейчас   состояние  ее   здоровья,
самочувствие? Как она питается, спит?
     - Недели  меланхолии  сменяются  повышенной  активностью,  когда  она
кричит,   требует...  В  беседах  с  ней,  в  увещеваниях  и  обещаниях  я
красноречив,  как  Цицерон.  Увы,  с  нулевым эффектом.  А  применять меры
принуждения, тем более устрашения - не вправе. Поймав ее, мы полагали, что
решили главную часть задачи.  Теперь видим,  что  находимся лишь в  начале
пути, бог знает какого длинного...
     - Не  могу удержаться от  замечания.  Иной раз  дорога только кажется
бесконечной.  Даже скалы не вечны.  На суше их разрушают ветер и солнце, в
море - еще и соленые волны.
     - Меня радует ваш оптимизм.  Аннели и я, мы будем молиться, чтобы все
образовалось.
     - Оптимизм строится на трезвом расчете,  -  сказал Хуго Ловетти.  - Я
изучил объект и кое-что подготовил. Словом, приехал не с пустыми руками.
     - Любопытно, что придумали?
     - Наш человек вернулся из  путешествия по  России.  Ездил по стране в
поездах, вслушивался в разговоры, на станциях покупал газеты - центральные
и местные,  каких не найти в Москве: иной раз в них выбалтывают интересные
сведения...  Так вот, я не жалел времени, чтобы переварить то, что записал
его  портативный магнитофон.  В  отличие от  вас  не  владею языком -  мне
пересказывали содержание  разговоров,  которые  вели  случайные  попутчики
нашего  эмиссара.  Запомнилась беседа на  такую  тему:  некоего литератора
выставили из страны и лишили советского гражданства.
     - Не понимаю, какая здесь связь...
     - Весьма отчетливая.  Я  решил,  что  в  советской газете должно быть
напечатано  сообщение  о   том,   что   Анна  Брызгалова  лишена  русского
гражданства.
     С  этими  словами  Ловетти раскрыл свой  портфель и  вывалил на  стол
дюжину номеров "Известий". Развернул одну из газет, нашел нужное место и с
усмешкой пришлепнул по нему ладонью.
     Прочитав заметку, Лашке хитро улыбнулся.
     - Ну-ну!   -   он  с  уважением  посмотрел  на  гостя.   -  Любопытно
придумано...
     - Теперь  устроим проверку,  -  Ловетти перетасовал газеты.  -  Итак,
перед вами различные номера "Известий",  среди них  один,  сделанный нашей
службой. Определите, какой именно! Вот лупа, вооружитесь ею и не спешите.
     В  течение  получаса Лашке  тщательно изучал  газеты,  всматриваясь в
шрифты и клише, пробуя на ощупь бумагу.
     - Хорошая работа,  -  проговорил он наконец. - Не знаю, что и думать.
Впрочем, вот, кажется, этот экземпляр.
     - Доведите дело до конца и  отыщите хронику,  в  которой говорится об
этой особе. Напоминаю, заметка на последней странице.
     Лашке осмотрел газетную страницу. Заметки о Брызгаловой не было.
     - Сдаюсь!  -  он широко улыбнулся. - Сделано чисто. Хотите сегодня же
повидать пленницу?  Что  ж,  согласен.  Однако подождем,  чтобы  вернулась
Аннели.  Она  заканчивает разговор с  нашим агентом на  материке.  Это  он
передал по рации о гибели геликоптера.
     - Кстати, что за человек?
     - Немец.  Натурализовался здесь.  Я бы сказал, корнями врос в страну.
Характеризуется весьма  положительно.  Действует под  надежным прикрытием:
священник, имеет приход... Вот и Аннели.
     Вошла Райс, подсела к столу, устало потерла виски:
     - Я  дала  указание агенту.  Он  не  будет тревожить группу у  Синего
озера.
     - Спасибо.  -  Ловетти встал  с  кресла:  -  Теперь  мы  отправимся к
русской.  Хотел бы условиться о  тактике.  -  Взглянул на Лашке:  -  Как я
понял, в ее глазах вы суровый служака?
     - Служака и педант.
     - Очень  хорошо,  ведите  и  дальше  эту  роль.  Ну  а  я  -  высокое
начальство,  по натуре либерал и добряк, хотя и скрываю эти свои качества.
Ко всему, являюсь коллегой сеньоры Анны Брызгаловой по исследованиям...
     - Простите,   хочу  уяснить,   почему  вы  вдруг  проявили  заботу  о
евангелическом миссионере и его спутниках?  -  спросила Аннели Райс.  - Мы
взяли бы  их  на  первом же перевале.  Это в  десяти милях от города,  там
расположен один из  наших опорных пунктов.  Напомню,  старик,  его  дочь и
другие  члены  группы парализуют усилия тех,  кто  должен обеспечивать нам
экспериментальный материал.
     - Я привез целый выводок девиц.
     - Материал будет израсходован.  А  что потом?  Снова придется дрожать
над каждой экспериментальной особью?..  Поймите,  мы не можем терять такой
продуктивный район.  Ведь  окрестности Синего  озера  населены несколькими
индейскими племенами!
     Ловетти вернулся к столу:
     - Известно  ли  вам,  как  зарабатывает  себе  на  жизнь  семья  того
евангелического миссионера? - раздраженно спросил он.
     - Добывает чикле.
     - Верно. А как получают эту продукцию, тоже знаете?
     - Чикле является соком дерева сепадилья.
     - Ага, мы приближаемся к главному. Где же произрастает сепадилья?
     - Это  южные  районы  Мексики,  далее,  некоторые области  Гватемалы,
Гондураса...
     - А  также  район Синего озера -  уникальное место по  микроклимату и
почвенным особенностям...
     - Что из всего этого следует?
     - То,  что  в  тени  этого  дерева  -  повторяю,  в  непосредственном
соседстве с сепадильей,  таком тесном,  что я могу употребить выражение "в
ее тени", - произрастает некий сорняк...
     Лашке насторожили взволнованность,  страстность,  звучавшие в  голосе
гостя.
     - Сорняк? - переспросил он. - Что за сорняк?
     - Мне неизвестно его название.  Но  знаю,  как он  выглядит и  какими
качествами  обладает!  В  обоих  ваших  фильмах  персонаж  был  подвергнут
обработке неким наркотическим средством.  Это была марихуана?  Может быть,
ЛСД?
     - Не то и не другое. Препарат изготовил Бартье.
     - А сырье?
     - Бартье унес в могилу тайну своего препарата.
     - Многое он не записывал,  держал в  голове,  -  сказала Райс.  -  Мы
пытаемся поправить дело. Думаем, получится. Но потеряно много времени!.. В
какой связи вы спросили обо всем этом?
     - Сорняк,  о котором я упоминал, есть исходное сырье для производства
нового уникального снадобья.
     - Похожего на препарат Бартье?
     - Есть основания думать, еще более сильного!
     - Хотела  бы  сказать...  -  Райс  потерла виски.  -  Почему-то  меня
тревожит девица,  повезшая в  джунгли миссионера.  Приехала в  город в тот
день,  когда  в  церковь  принесли раненого.  В  церкви  оказалась,  когда
потребовался врач,  чтобы перевязать старика... Здесь бы и делу конец. Так
нет -  вдруг решает везти в сельву всю эту ораву.  Зачем, я спрашиваю? Это
подумать -  сунулась в страшные лесные дебри, да еще за рулем собственного
"лендровера"!
     - Она еще и художница, - вступил в разговор Лашке. - А люди искусства
экспансивны, нередко совершают поступки, которых не предскажешь.
     - Не знаю, что и думать... - Райс покачала головой. - Нет, девица мне
не нравится. Слишком уж бойкая!
     - Вспомни свою молодость, - сказал Лашке. - Ты и не такое вытворяла!
     У  Аннели Райс загорелись глаза.  Она  привстала с  кресла,  стукнула
кулаком по столу:
     - Ну-ка,  оцени свои слова!  Знаешь,  что  ты  сейчас сказал?!  Выдал
предположение,  что она не просто богатая бездельница, скачущая по свету в
погоне за острыми ощущениями,  но и особа,  которая преследует совсем иные
цели!..
     - Скажем, разведчица?
     - Не  знаю...  Но  согласись,  что девица может оказаться не такой уж
простушкой.  - Райс задумалась, тряхнула головой: - Вот уж совсем странно:
в церкви была еще одна женщина. Тоже недавно появившаяся в городе...
     - Что же вас встревожило?  - Ловетти встал. - Неужели приезд каких-то
женщин  -  событие  из  ряда  вон  выходящее?  Ладно,  мы  отправляемся по
лабораториям.


     Белая звезда, неправдоподобно крупная, светила почти в самой середине
квадратного,  забранного стальной сеткой окна. Вспыхнула новая звездочка -
крохотная,  еще более яркая. Показалось, что она движется. Брызгалова села
в кровати, нашарила шлепанцы и прошла к окну. Верно, это был искусственный
спутник -  в  течение минуты пересек аспидно-черный кусок неба за  окном и
исчез. Через час будет над Европой, быть может, в небе Москвы...
     Вздохнув, женщина вернулась к кровати, легла. Уже час, как в постели,
а сна все нет. И так почти каждую ночь,
     Она вытянулась на спине,  подложила руки под голову. Широко раскрытые
глаза глядели вверх,  в  темноту.  Было  тепло и  тихо.  Из  расположенных
неподалеку  лабораторий не  доносилось ни  звука:  с  наступлением темноты
смолкали  голоса  животных,   шаги  и  говор  персонала.   Оставался  лишь
размеренный рокот накатывавшихся на  рифы океанских волн.  В  такие часы в
сознании особенно четко вставали картины того, что произошло...
     Конечно, она быстро поняла, что из одной западни угодила в другую. Но
крышка  новой  ловушки  захлопнулась еще  быстрее  -  как  только  у  дома
профессора Лаврова ее втолкнули в  автомобиль.  Потом пересадка в  катер в
глухом уголке порта, бешеная гонка по реке и снова пересадка - на этот раз
в гидросамолет. Еще в автомобиле ей сделали инъекцию, и она сразу потеряла
способность сопротивляться - все видела и понимала, но не