нения прыгали губы,  срывался
голос.  -  Я  верю  вам,  верю.  Готова  выполнить все,  что  потребуется.
Единственное, чего боюсь, - потерять вас!..
     - Все же отвечу на поставленный вопрос, - жестко сказал Мисун. - Нет,
попыток побега не  предпринимал.  Выбрался однажды за  жилую зону с  целью
разведки...  Вы должны знать: тщательно охраняются только она, эта зона, и
лаборатория.  Сам  же  остров  почти  без  охраны.  Хотите  знать  почему?
Практически с него невозможно бежать: лагуну окружают рифы, за ними всегда
сильный прибой.  И  нет никаких плавсредств,  ни единой шлюпки!  А  лагуна
кишит крокодилами. Непонятно, откуда они взялись...
     - Как далеко отсюда до материка?
     - Верных восемьдесят миль.  Ко всему,  остров в пустынной части моря,
вдали от обычных судовых трасс.
     - На что же нам надеяться?
     - Пока не знаю. Будем искать выход.
     - Меня доставили сюда по воздуху.
     - Меня тоже,  -  сказал Мисун.  -  Вот и  сейчас на острове находится
самолет.  Но я  не летчик...  Нет,  начинать надо с того,  чтобы завоевать
доверие мерзавцев.  - Он встал, пошел к двери. У выхода обернулся, вскинул
кулак: - Будем бороться?
     - Да!
     - Тогда до встречи завтра ночью.  Я бы хотел напомнить...  - Мисун не
договорил: хлопнула входная дверь коттеджа.
     - Сюда! - Брызгалова показала под кровать.
     В дверь постучали.
     - Кто это?.. Минуту, я накину халат.
     - Хорошо,  мы подождем,  -  откликнулся Лашке из-за двери. И шепотом,
адресуясь к Ловетти, добавил: - Как видите, она не спала!
     После первого  посещения  Брызгаловой  оба   долго   спорили.   Лашке
досадовал,  что дело не довели до конца. Газета с поддельной хроникой дала
нужный  эффект.  Значит,  надо  было  не  спешить  с  уходом,  а  добиться
окончательного  согласия  женщины на сотрудничество,  пока она ошеломлена,
подавлена. Вместо этого ей предоставили время на размышление.
     Ловетти спросил, что же предлагает коллега.
     Идти назад теперь же,  не теряя ни минуты. Заполучить ее твердое "да"
и немедленно переселить ученую даму в новое,  удобное помещение:  комфорт,
роскошь. Пусть придет к заключению: старая родина от нее отказалась, новая
же предоставляет все для жизни и творчества.
     Ловетти покачал головой:  утомленная тем, что на нее свалилось в этот
вечер, Брызгалова конечно же спит.
     - Разбудим,  если спит,  -  настаивал Лашке. - Придумаем какой-нибудь
предлог. А вообще я не верю, чтобы в ее положении можно было заснуть. Нет,
сидит за столом, подперев руками голову, предается невеселым размышлениям.
Или просматривает газеты, одна из которых преподнесла ей такую пилюлю... -
Лашке запнулся,  взглянув на коллегу: - Кстати, до конца убеждены, что там
все на высоком уровне?
     - Что вы хотите сказать? Сами же видели: она во все поверила!
     - Но это было два часа назад.
     - Что же  могло случиться за  два часа?  Считаете ошибкой,  что мы не
унесли газеты?  Но они прошли строгий контроль специалистов, среди которых
были и русские... Однако вы насторожили меня. Что собираетесь предпринять?
     - Нанести ей новый визит.
     - Прямо сейчас, ночью?
     - Почему бы и нет?


     ...Когда  Лашке  и  Ловетти вошли в  комнату,  Брызгалова в  халате и
домашних туфлях стояла перед кроватью и терла пальцем заспанные глаза.
     - Спите и не выключаете свет,  -  сказал Лашке.  - Как это понять? Мы
потому и рискнули войти,  что увидели свет в вашей комнате.  -  Он понюхал
воздух: - Ого, накурено, как в баре!
     - А  нам  не  спалось,  -  Ловетти  улыбнулся  Брызгаловой.  - Решили
прогуляться,  глотнуть воздуха,  видим - свет в вашем окне.  Вот  и  вновь
потревожили вас...
     - Зачем? Принесли очередную порцию газет? Думаю, хватит и одной.
     - Но ведь окно было освещено.  -  Ловетти увидел на столе развернутый
экземпляр "Известий",  быстро посмотрел на Лашке. Тот самый номер, говорил
этот взгляд.
     Брызгалова поняла  его  по-своему.  Противники вернулись потому,  что
замыслили что-то новое. Но что именно?
     - Ну,  -  сказал Лашке,  -  как все-таки дальше поведем дело?  На чем
порешим? - и он протянул руку к столу.
     "Что встревожило противников,  пришедших сюда снова посреди ночи?"  -
лихорадочно размышляла женщина.
     Но Лашке задержал руку.  Быть может,  заметил, как напряглась хозяйка
комнаты.
     - Синьора,  - сказал итальянец, - вижу, вы нашли время ознакомиться с
советской прессой. Каковы впечатления?
     - Поначалу думала, что газеты фальшивые...
     - Думаете так и теперь?
     - Вы в самом деле ездили в Россию?
     - Синьора!
     - Были в разных городах?
     - Вам это уже известно: в Москве, и только в ней.
     - Ну хорошо... Что я должна делать?
     - Что  делать?  -  переспросил Ловетти.  -  Начнем  с  того,  что  вы
немедленно переселитесь из  этой  дыры  в  приличное жилище.  Синьор Лашке
предоставит вам виллу. У вас будет своя лаборатория, штат...
     - Все  это  -  при одном условии...  Стойте!  -  крикнула Брызгалова,
увидев,  что Лашке взял со стола газету с хроникой и стал ее складывать. -
Обещайте, что мне не будут приносить советские газеты.
     - О, синьора!
     - Никогда,   слышите  вы?   Даже  если  в   них  напечатают  хронику,
противоположную нынешней.
     - Клянусь вам!
     - Где газета с заметкой?
     - Она у меня, - Лашке помахал номером "Известий".
     - Сожгите ее.
     - Это еще зачем?
     - Сожгите! - Брызгалова притопнула ногой. - Немедленно!
     - Хорошо,  хорошо,  -  Ловетти взял  газету  у  Лашке.  -  Можете  не
беспокоиться, больше вы ее не увидите.
     - Сожгите теперь же! При мне!
     - На вашем месте я не стал бы торопиться,  -  Лашке тронул Ловетти за
рукав.
     Тот досадливо   дернул   плечом,  взял  со  стола  зажигалку.  Газета
вспыхнула.
     - Дайте мне сигарету,  -  сказала Брызгалова,  обращаясь к  Лашке.  -
Возьмите и себе. Окажите честь, покурите со мной. Глядите, пропадает такой
славный огонь.
     Она прикурила от номера с фальшивкой. То же сделал и Лашке.
     Газета  догорала.  Ловетти  выпустил  ее  из  пальцев.  Бумага  стала
парашютировать к полу,  разбрасывая пепел и сажу.  Еще несколько секунд, и
все было кончено.
     - Кому  из  древних  принадлежит фраза:  "Сжег  корабли"?  -  спросил
Ловетти улыбаясь.
     Никто не  отозвался.  Брызгалова размышляла над тем,  как выпроводить
ночных визитеров,  чтобы моряк мог  покинуть свое  убежище.  Что  касается
Лашке, то он угрюмо курил, делая затяжку за затяжкой.
     - Итак,  синьора сожгла газету и  тем  самым поставила точку в  нашем
диалоге. Можем мы так считать?
     - Можете, - Брызгалова устало улыбнулась. - Можете, синьор. Но только
ради всего святого - оставьте меня одну. Я хочу спать.
     - А как же вилла? Мы проводим вас туда.
     - Не  сейчас.  Я  еще посмотрю,  что это за  новое жилье.  Оно должно
понравиться.
     - Мы сделаем все, чтобы понравилось!
     - Очень хорошо, - Брызгалова откровенно зевнула.
     - До завтра! - Ловетти повернулся к двери.
     Выйдя из дома, он взял под руку Лотара Лашке:
     - Как вам все показалось?
     - Не знаю, что и думать...
     - Но ведь мы добились чего хотели.
     - Слишком уж  быстро...  Бьюсь с  ней  более полугода.  А  вы  только
приехали, и вот - она поднесла себя как на блюде.
     - Так уж и на блюде!  -  Ловетти был уязвлен.  -  Просто я сразу взял
верный тон.  Женщины куда более чутки,  чем мы,  мужчины. Нет, это в самом
деле выглядело эффектно:  в  высоко поднятой руке я держу пылающую русскую
газету!
     - Десятью  минутами раньше,  когда  я  взял  этот  номер  "Известий",
женщина занервничала. У нее даже губы скривились от напряжения. Интересно,
почему это она так разволновалась?


                               Шестая глава

     Луиза  вернулась  не  через  неделю,   как  предполагала,   а  спустя
пятнадцать дней.
     "Лендровер" вынырнул из-за  кустов  на  опушке  сельвы и  остановился
возле спуска в котловину, на дне которой раскинулся город. Луиза выключила
двигатель, обернулась к спутникам:
     - Вот и все. Пришло время расстаться. Сказать по чести, мне жаль.
     Чако  засопел и  вылез  из  машины.  Коротконогий крепыш с  массивной
головой,  которая,  казалось,  росла  прямо из  плеч,  весь  слепленный из
мускулов,  он стоял и  ждал товарища.  Узкоплечий и  высокий Лино с трудом
вытаскивал из автомобиля голенастые, как у журавля, ноги.
     - Луиза, - сказал Чако, - нам еще больше жаль оставлять тебя.
     - Мы навестим тебя,  как только появится возможность, - Лино выбрался
наконец из "лендровера".
     Девушка тоже вышла из машины.
     - Посидим.  -  Она достала сигареты.  -  Покурим на прощание. В одной
стране есть хороший обычай - молча посидеть перед расставанием.
     - В какой стране? - спросил Чако.
     - Не помню...  -  у Луизы вдруг ком подкатил к горлу.  - Но все равно
это хороший обычай...
     Все трое зажгли сигареты и выкурили их в молчании.
     - Ну, пора расходиться, - Луиза встала. - Совсем стемнело, как будете
пробираться одни?
     Парни рассмеялись:  сельву они знали как свой дом.  В сущности, она и
была для них домом.
     - Можете поцеловать меня на прощание,  -  вдруг сказала Луиза.  - Кто
первый?
     Чако  вытер губы  тыльной стороной ладони и  звонко чмокнул девушку в
щеку. Обернувшись к Лино, ткнул его кулаком в бок:
     - Твоя очередь, счастливец!
     - Счастливец? - спросила Луиза. - Это почему?
     - Я получил порцию, и второй не будет. А у него порция еще впереди...
Но что это он? Глядите, медлит! Эй, не боишься опоздать?
     Лино стоял,  опустив голову,  будто увидел на земле нечто интересное.
При последних словах товарища вдруг повернулся и пошел к лесу.
     - Вот тебе на! - пробормотал Чако.
     Он поспешил за приятелем.
     Луиза  стояла  и  глядела им  вслед.  Лино  шел,  размахивая руками и
горбясь при каждом шаге,  как это делают люди высокого роста.  У Чако была
мягкая пружинистая походка охотника,  когда кажется,  что  тело невесомо и
ноги едва касаются земли.
     Еще секунда - и сгущающийся сумрак поглотил обоих парней.
     Вздохнув,  Луиза села за руль.  "Лендровер" стал осторожно спускаться
по круче.
     Антифашист,  о  котором в  свое время упоминал Марио Гарсия,  полгода
назад вновь побывал в этом городе и подобрал здесь несколько укромных мест
- "почтовых ящиков",  которые должны были помочь женщинам связаться друг с
другом и по необходимости встретиться.
     Луиза взглянула на часы в панели приборов автомобиля.  Они показывали
двадцать часов.  Между тем  была  проделана лишь  четвертая часть спуска в
котловину.  Значит,  когда "лендровер" появится на  окраине города,  будет
поздний вечер.  Таким образом, надо полагать, улицы будут пустынны. Вывод:
можно  сделать  попытку  ознакомиться с  содержимым  тайника,  который  по
порядку очередности должен быть использован первым.
     Двадцать один час сорок пять минут. Машина катит по темной безмолвной
улице. По обеим ее сторонам деревья с пышными кронами. Высоко вверху кроны
сплелись, образовав зеленый тоннель.
     Луиза  отсчитывает строения,  едва  видимые за  стволами деревьев,  -
пятое,  шестое,  седьмое...  Теперь должна появиться церковь... Вот и она.
"Лендровер" сбавил ход,  идет со скоростью пешехода -  как бы не прозевать
второй от церкви столб с лампой уличного освещения!..
     Машина продолжает путь. До хранилища десяток метров - оно в следующем
столбе.  Старое,  плохо  ошкуренное бревно наполовину заросло кустарником.
Луиза "притерла" к нему машину,  скользнула  по  сиденью  к  правому  боту
"лендровера" и сунула руку в кустарник.  Дупло в столбе нашлось не сразу -
оказалось ниже,  чем ожидала Луиза.  Рука ушла в него по  локоть.  На  дне
дупла пальцы нащупали нечто похожее на спичечный коробок.
     "Лендровер"  вновь  катит  по  ночной  безмолвной  улице.  Ни  единой
встречной машины. Только редкие прохожие.
     Пакетик покоится в  особой емкости,  которую не нашли бы и при весьма
придирчивом  осмотре  "лендровера".   И  все  же  Луиза  зорко  следит  за
обстановкой.  Она изрядно поколесила по улицам,  прежде чем убедилась, что
все  вокруг спокойно и  без  опаски можно очистить тайник.  Теперь,  когда
намеченное удалось,  Луиза озабочена тем, чтобы "чисто" уйти от хранилища,
не оставив улик.
     Как же прочитать записку?  Самое простое -  ехать в  таверну Кармелы,
запереться в  своей комнате...  Но  можно представить,  какой будет шум по
поводу благополучного возвращения Луизы из  сельвы,  сколько уйдет времени
на неизбежный рассказ о ее двухнедельном путешествии!..
     На перекрестке "лендровер" разворачивается,  следует в обратный путь.
Вскоре  он  за  чертой города.  Здесь  машина съезжает с  дороги в  густые
заросли...
     Полчаса спустя "лендровер" вновь запетлял по улицам города. В записке
указаны улица и номер дома, приведены ориентиры для подъезда.
     Нужный адрес  найден,  когда  время  приближается к  полуночи.  Луиза
оставила машину в  густой тени деревьев,  подошла к  дому.  Вот  он,  знак
безопасности:  все  окна  затемнены,  светится  только  полукруглое оконце
мансарды.
     Кажется,  что массивные ворота заперты. Но Луиза уверенно надавила на
створку... Легко отворилась и вторая половина ворот.
     Она вновь  за  рулем  автомобиля,  который  был оставлен на пригорке.
Значит,  можно не включать двигатель.  Рычаг перемены  передач  выведен  в
нейтральное положение, "лендровер" въезжает в распахнутые ворота...
     Луиза  выбралась из  машины.  Быстро сведены створки ворот,  задвинут
засов.  Теперь -  в дом.  Где-то здесь должен быть вход для прислуги -  на
схеме,  приложенной к  записке,  он помечен как находящийся слева от угла.
Ага,  вот и  дверь.  Луиза шагнула к ней,  протягивает руку к щеколде.  Но
дверь отворяется без ее участия.
     На пороге - Сизова.
     Несколькими минутами позже они  сидят в  одной из  комнат жилой части
дома и Луиза с жадностью ест.


                              Рассказ Луизы

     В  машине удалось одолеть почти половину пути  до  Синего озера,  что
фактически спасло старика.  Хотя и трясло нещадно,  но это было лучше, чем
если бы его на руках тащили через заросли.  И потом рядом был врач, имелся
запас медикаментов, воды для питья.
     В общей сложности ехали двое суток.  Судя по ряду признаков, когда-то
в  сельве  действительно пролегала дорога.  Кто  ее  строил  и  для  какой
надобности,  уже  нельзя  установить.  Древний тракт  только  угадывался -
деревья на нем были более тонкие и низкорослые, чем в окружающем лесу.
     К исходу второго дня кончилась и эта "дорога".  Дальше "лендровер" не
мог продвинуться ни  на оборот колеса.  Его накрыли брезентом и  забросали
ветвями. На рассвете двинулись пешком - впереди Хосеба, за ней Лино и Чако
с носилками, на которых лежал старик, и последней - Луиза.
     До  этой  поры на  пути не  повстречался ни  один человек.  Теперь же
появились признаки того,  что сельва обитаема.  Внезапно раздались резкие,
гортанные выкрики.  Луизе приходилось слышать,  как кричат большие ушастые
обезьяны,  она была знакома и с протяжным воем пумы и ягуара.  Но это были
совсем иные звуки.
     - Ронно, - сказала Хосеба, - Ронно идет сюда.
     Чако  и  Лино,   которым  были  адресованы  эти  слова,  заулыбались,
поставили носилки на землю, стали растирать затекшие руки.
     Выкрик раздался снова, на этот раз ближе.
     Хосеба перехватила растерянный взгляд Луизы.
     - Не бойтесь,  -  сказала она.  - Это сигнал. Знакомые индейцы подают
весть о себе.  Предупреждают,  чтобы мы не схватились за оружие, когда они
появятся.   Так   принято  в   сельве.   Добрый   человек  всегда  заранее
предупреждает о  своем приходе.  Тот,  кто  поступает по-иному,  считается
недругом.
     Будто  в  ответ  на  эти  слова  на  тропе  появились  люди.  Четверо
полуобнаженных мужчин остановились возле носилок. Один из них положил руку
на грудь раненого старика, что-то сказал.
     - Это  Ронно,  -  прошептала Хосеба.  -  Один из  вождей племени.  Он
приветствует моего отца.
     Между тем индейцы уже встали по  бокам носилок,  подняли их  и  пошли
вперед.  Каждый держал в свободной руке длинную трубку -  тонкую и прямую,
внимательно следя, чтобы она ни за что не зацепилась.
     Индейцы шли  быстрым упругим шагом.  Чако,  Лино  и  Хосеба тоже были
хорошими ходоками.  Луизе же  пришлось напрячь все  силы,  чтобы держаться
вровень с остальными.
     Так   продолжалось  около   часа.   Вдруг  Ронно  поднял  руку.   Все
остановились.  Носилки были поставлены на землю.  Три индейца, Чако и Лино
опустились на  корточки -  это была их  любимая поза для отдыха.  Луиза не
сводила глаз с Ронно.  Тот из сумки, висевшей на шее, достал тонкую стрелу
и вложил ее в длинную трубку.
     - Духовое ружье, - сказала Хосеба. - Самое страшное оружие индейцев.
     Луиза продолжала следить за действиями Ронно. Очевидно, он собирается
выстрелить из своего "ружья".  Но в кого? Нигде не было видно ни зверя, ни
даже крохотной птицы. И почему это ружье "страшное"? Что можно сделать при
помощи стрелы, которая длиной не превосходит карандаш?
     Между  тем  Ронно прокрался к  большому раскидистому дереву.  Вот  он
поднял трубку,  ее  конец приставил к  губам и  дунул.  Еще  через секунду
раздался шум,  хлопанье крыльев,  и,  сбивая листья,  на  землю  свалилась
большая серая птица.  Хосеба подняла ее,  показала Луизе. Горло птицы было
пронзено стрелой - как раз под головой с массивным клювом.
     Ронно сказал несколько слов -  отрывисто,  неторопливо,  не сделав ни
одного движения или жеста. Все это время он глядел только на Хосебу.
     Та перевела:
     - Охотник высматривал в сельве серого тукана, как только встретился с
нами.  Считает удачей,  что  быстро  обнаружил эту  птицу.  Печень  серого
тукана, если ее съесть еще теплой, - целебное средство при ранениях.
     - Я  восхищена его  мастерством.  Даже  не  успела заметить,  как  он
прицелился.
     Хосеба перевела индейцу слова Луизы. Тот коротко кивнул, одним точным
движением разорвал птицу надвое и пошел к носилкам.
     Хосеба сказала:
     - Он  любит отца,  считает его братом.  Случилось так,  что отец убил
зеленую древесную змею, когда та готовилась с ветки упасть на плечо Ронно.
Зеленая змея -  самая опасная тварь сельвы.  От  ее  укуса человек умирает
через минуту...
     - Этот Ронно ни  разу не посмотрел в  мою сторону с  тех пор,  как мы
встретились. Почему?
     - Дело не  в  вас лично.  С  некоторых пор индейцы,  населяющие район
Синего озера, стали прятаться от посторонних. Наша группа - исключение. Мы
проверены. Всех остальных пришельцев они считают врагами.
     - Значит, и меня тоже?
     - Пока вы с нами, вас не тронут.
     - Так было всегда?
     - Нет!  По своей натуре они добрые и честные люди. У них не случается
обманов, краж. Если житель сельвы поймал две рыбы, одну обязательно отдаст
соседу, у которого нет пищи... Вы сами видели: Ронно и его спутники только
появились из леса,  как сразу взялись за носилки.  Или вот -  индеец тащит
носилки,  а  сам высматривает на деревьях нужную птицу,  чтобы добыть ее и
как-то помочь раненому другу...
     - А давно индейцы не жалуют посторонних?
     - С  того  времени,  когда  близ  Синего озера  стали рыскать отряды,
охотившиеся на жителей сельвы.
     Луиза насторожилась.
     - Вот так новости!  - воскликнула она, подзадоривая Хосебу продолжать
рассказ.  -  Когда-то белые охотились на черных в Африке,  превращали их в
рабов  и  везли в  Америку.  Теперь что  же,  наоборот -  в  Америке ловят
индейцев и отправляют в Африку?
     - Куда отправляют пойманных индейцев,  я  не  знаю,  но  что  на  них
устраивают облавы,  как  на  диких зверей,  -  это факт.  Окружают большое
поселение,  истребляют мужчин,  хватают  женщин,  детей  и  исчезают.  Это
началось давно.
     - И продолжается?
     -