ался быть предельно откровенным.  Да,  он  встретил Гоппе в
Москве, да, устроил его на квартиру, да, знал, что разыскиваемый под чужой
фамилией устроился в комбинат Ювелирторга,  да, встречался с ним и покупал
ценности. Дальше все. О деятельности Гоппе и его связи с Музыкой, о немцах
он  ничего не  знал.  Когда его  увели,  Королев взял  протокол,  еще  раз
внимательно прочитал его:
     -- Ну что ж,  вроде все в порядке. Мне кажется, он рассказал, все, что
знал.  Сейчас мои  сотрудники возьмут дом  под  наблюдение.  Мало  ли  кто
захочет посетить нашего подопечного.  Ну а брать его будете вы, конечно, с
нашей  помощью.   Закроете  дело  Ивановского  и  сразу  Шантреля  к  нам.
Договорились?
     -- Конечно, Виктор Кузьмич.
     -- Вот и прекрасно, разреши, я от тебя позвоню.
     Он набрал номер:
     -- Славин,  это я, Королев. Немедленно группу по адресу Сокольнический
вал,  дом шесть,  квартира девять.  Да,  только смотреть, фотографии у вас
есть. У меня все.


                         РАЙЦЕНТР (той же ночью)

     Данилов чистил маузер.  Он  вынул его из  чемодана,  аккуратно протер
сухой  тряпкой.   Это  оружие  в   двадцатом  году  вручил  ему  начальник
Центругрозыска  Розенталь.  Награжден  был  Данилов  за  ликвидацию  банды
Чугунова. Сегодня наступило время этого надежного оружия.


     К  операции по  захвату банды  готовились быстро,  но  тщательно.  На
оперативном    совещании    в    райотделе    присутствовали    сотрудники
госбезопасности и  командиры подразделений по  охране тыла.  Той же  ночью
торфяники  были  блокированы.  Решено  было  подождать сутки,  посмотреть,
возможно,  кто-то выйдет на связь с бандитами.  Ровно на двадцать два часа
сегодня назначили операцию.
     Иван Александрович вытер оружие и вложил в деревянную кобуру.  Ну вот
и  все.  Сегодня  вечером  периферийная  часть  работы  его  группы  будет
закончена.
     Через час они вместе с Беловым,  Быковым и Кравцовым должны подъехать
к кирпичному заводу. Кравцов зайдет к сторожу, ну а там уже дело техники.


ДАНИЛОВ

     Машину они остановили на поляне, где уже стояли несколько "газиков" и
грузовиков. Данилов вылез из "эмки" и подошел к группе командиров.
     -- Все готово? -- спросил он Орлова.
     -- Как будто так.
     -- Ну, мы пошли.
     -- Давайте. Только ты смотри, Данилов... -- В голосе Орлова послышалась
тревога.
     -- Ничего, бог не выдаст -- свинья не съест.
     -- Ты все шутишь.
     -- А в нашем деле иначе нельзя.
     -- Сторожка перекрыта. Он там один.
     -- Хорошо.
     Данилов повернулся и пошел к своим.  За Белова он не беспокоился.  Но
Кравцов...  Сумеет ли он войти в сторожку спокойно, не вызывая подозрений?
Бандит им  нужен живой.  Он должен подвести их к  бараку,  и  на его голос
Музыка  откроет  дверь.  Это  очень  важная  часть  операции,  потому  что
штурмовать двухэтажное здание -- значит потерять людей.
     -- Вы готовы? -- Данилов положил руку на плечо Кравцова.
     -- Да.
     -- Дошлите патрон в ствол и поставьте пистолет на предохранитель.
     -- Я уже это сделал.
     -- Не волнуйтесь, мы будем рядом.
     -- А я не волнуюсь. Я когда к вам шел, волновался. А сейчас нет.
     Кравцов  сказал  это  твердо  и  уверенно.  И  Данилов  поверил  ему.
Продумывая  детально   поведение  Кравцова,   Иван   Александрович  помнил
постоянно,  что он гражданский,  иногда забывая о том, что инженер Кравцов
воевал с  белофиннами,  выполнял ответственннейшее задание в  тылу  врага.
Впрочем, так он беспокоился всегда, когда не сам шел на опасное дело.
     Данилов на секунду включил фонарик, осветил циферблат часов:
     -- Пора.
     Они  постояли,  давая глазам получше привыкнуть к  темноте,  и  потом
гуськом, стараясь идти как можно тише, зашагали в сторону дороги.
     До  завода было  около  километра.  Минут  через  двадцать ходьбы они
начали различать в  темноте очертания его разбитых цехов.  Он был разрушен
весь,  только одна труба почти не пострадала и возвышалась среди развалин.
С  каждым шагом  они  становились все  ближе и  ближе и  постепенно начали
приобретать самые невероятные и фантастические очертания.
     У первого строения они остановились.
     -- Вот, --  прошептал  Данилов. --  Дальше  пойдете  один. --  Он  крепко
стиснул руку Кравцова.


КРАВЦОВ

     Когда-то,  много лет назад,  совсем молодым комсомольцем он приехал в
район  на  строительство  этого  завода.   Стройка  в  областном  масштабе
считалась ударной.  Отсюда и началась его биография инженера. Кравцов даже
одно время работал на этом заводе начальником вспомогательного цеха.
     Он шел уверенно, что-что, а этот завод он знал как свои пять пальцев.
Проходя по  его разрушенному двору,  он  жалел,  что не  может как следует
определить степень разрушения,  чтобы сразу прикинуть, сколько понадобится
времени и средств для восстановления предприятия. Мысли его, совершенно не
подходящие к  обстановке и  к  тому  делу,  которым сейчас  он  должен был
заняться,  внезапно успокоили его,  и все происходящее утратило остроту, и
волнение стало обычным, таким же, как его мирная работа.
     Обогнув   стену   цеха   обжига,   он   увидел   двухэтажное   здание
заводоуправления,  рядом с  ним находилась сторожка.  Ее он узнал сразу по
узкому лучику света, пробивающемуся в занавешенное изнутри окно.
     Кравцов опустил руку  в  карман,  потрогал нагретую сталь  пистолета.
Ничего,  он один,  если понадобится,  возьмет этого Мишку Банина,  бывшего
заводского кладовщика, жуликоватого и вечно болеющего человека. Впрочем, в
болезни  его  Кравцов  никогда не  верил,  даже  после  того,  как  Банина
освободили от военной службы.  А  вот на торговле кирпичом налево его чуть
было не прихватили, да война спасла.
     Кравцов подошел к  двери и  постучал.  В  глубине раздались шаркающие
шаги, потом кто-то спросил хриплым, словно спросонья голосом:
     -- Кто?
     -- Свои, открой.
     -- А кто?
     -- Ты открой сначала,  сволочь,  а потом допрашивай! --  зло вполголоса
ответил Кравцов.
     Дверь чуть приоткрылась, Кравцов толкнул ее и вошел в комнату.
     -- А... Герр бургомистр. Наше вам. Собрали вещички, стало быть!
     -- Много знаешь.
     -- Как  есть,   как  есть.   Прошу  в  мои  хоромы  каменные. --  Банин
посторонился,   пропуская  Кравцова.  Тот  шагнул  в  комнату,  огляделся.
Посередине стоял грубо сколоченный стол, полка из неструганых досок висела
на  стене,  на  ней стояли кружки и  несколько фаянсовых тарелок,  в  углу
прижался топчан,  покрытый овчинным тулупом.  В  комнате пахло  прогорклым
салом, грязным бельем и водочным перегаром.
     -- Небогато живешь, -- усмехнулся Кравцов, садясь на топчан.
     -- Да   уж   как   положено   сторожу-пролетарию, --   Банин   шутовски
поклонился, -- куда нам до вашей милости.
     -- Это уж точно. До нашей милости ох как далеко.
     -- Рукой не достать...
     -- Ну ладно, ты брось скалиться. К Музыке меня доставь.
     -- Это можно. Тем более имею от него такое распоряжение. Только самого
Музыки нет, он послезавтра будет. А Горский там, ждет.
     -- А где же Музыка? --  спокойно,  стараясь не выдать волнения, спросил
Кравцов.
     -- По делам подался.  Как я понимаю, за грошами. Вернется послезавтра,
и прощай, родные места. Уйдем мы все.
     -- Далече?
     -- Говорит, в теплые края.
     -- Ну ладно, ты меня все равно доставь.
     -- Чаю не желаешь?
     -- Нет.
     -- А водки?
     -- Тоже нет. Желаю быстрее уйти отсюда.
     -- Ишь скорый, где барахлишко-то?
     -- Здесь, в кирпичах припрятал.
     -- А... Ну я сейчас. Заправлюсь на дорогу.
     Банин пошарил под топчаном,  вытащил початую бутылку, посмотрел ее на
свет:
     -- Маловато. Ничего, у ребят разживусь. Не будешь? Ну как знаешь.
     Он вылил водку в  кружку и выплеснул ее в рот.  Кравцов с отвращением
увидел его дернувшийся небритый кадык. Ударить бы по нему ребром ладони...
Он даже отвернулся, до того ему захотелось этого.
     -- Ну  вот, --   Банин  поставил  кружку,   постоял  задумчиво,  словно
проверяя, подействовала ли на него водка. -- Ну вот, -- повторил он, -- вроде
все путем. Пошли, что ли, бургомистр?
     -- Ты  это  звание забудь.  Понял? --  зло  сказал Кравцов. --  Навсегда
забудь. Не было этого. Никогда.
     -- Не сердись, Кравцов, что ты. Я же в шутку.
     -- С женой шути...
     -- Ладно, ладно, -- Банин наклонился, приподнял половицу и достал ТТ.
     -- Это еще зачем?
     -- От плохих людей. Болото оно и есть болото.
     -- Труслив ты больно.
     -- Осторожен, жизнь научила. Пошли.
     Он  привернул фитиль лампы,  дунул  на  нее.  Плотная темнота окутала
Кравцова.
     -- Идем.
     Где-то  заскрипела дверь,  и  он  пошел на звук,  оступился,  чуть не
подвернул ногу.  В лицо ударила ночная свежесть, и он, как на огонь, пошел
в ту сторону, перешагнул порог и очутился на улице.
     -- Подожди, -- сказал Банин, -- я дверь запру.
     -- Зачем?
     -- Для порядка, --  он повернулся к двери и едва успел наклониться, как
из-за угла выскочили двое и крепко взяли его за руки. Кравцов сунул руку в
карман задержанного и вынул пистолет.
     -- Добрый вечер, гражданин Банин, -- сказал подошедший Данилов, -- зачем
же запирать, не надо. Пойдемте к вам, потолкуем.
     Он зажег фонарь и шагнул вперед.  Войдя в комнату, Иван Александрович
вынул спички, и снова вспыхнул желтый, грязноватый свет керосиновой лампы.
     Два оперативника ввели Банина.  Он осмотрелся, потом остановил взгляд
на Кравцове:
     -- Счастлив твой бог,  бургомистр,  велел мне тебя Музыка на торфяники
привести, говорил, ценности у тебя большие, там бы ты и остался.
     -- Губит всех вас жадность,  Банин, ах, губит, -- усмехнулся Данилов, --
но это все из области истории. Теперь к делу. Где Музыка?
     -- Нет его. Обещал быть через три дня.
     -- Куда он уехал?
     -- Этого я не знаю.
     -- Кто знает?
     -- Горский.
     -- Это тот,  который у Дробышевой нашего сотрудника убил? --  спросил с
кажущимся равнодушием Данилов.
     -- Да.
     -- Как я понимаю, вы, Банин, только связной?
     -- Точно, я в их деле не участник.
     -- Тогда и  трибунал это  во  внимание примет.  Так что запираться вам
смысла нет.
     -- Я скажу.
     -- Вот и прекрасно. Сколько в доме бандитов?
     -- Пятеро. Нет, в самом доме всего четверо и часовой один.
     -- Нарисуйте план дома.
     -- Это как?
     -- Вы бывали в нем?
     -- Конечно.
     -- Расположение комнат,  кто  где  спит. --  Данилов  достал  бумагу  и
карандаш.
     Банин взял ее и  начал что-то чертить,  но линии получались ломаные и
неровные, он никак не мог унять дрожь в руках.
     -- Вроде так.
     Данилов взял бумагу, посмотрел:
     -- Это, видимо, лестница?
     -- Ага.
     -- Значит, Музыка и Горский спят на втором этаже?
     -- Там и спят.
     -- Ну  ладно.  Сейчас  вы  поведете нас  на  торфяники.  Вас  окликнет
часовой,  вы ответите.  Потом мы подойдем к дому, вас опять окликнут, и вы
опять  ответите.  Только без  шуток,  Банин, --  Данилов хлопнул ладонью по
кобуре маузера, -- ясно вам?
     -- Куда уж яснее.
     -- Вы, товарищ Кравцов, оставайтесь здесь...
     -- Но...
     -- Никаких но. Вы свое дело сделали. Дальше уж наша забота.


ДАНИЛОВ И БЕЛОВ

     На чем ему только не приходилось ездить за свою долгую жизнь.  А  вот
на  самолете и  ручной дрезине не  приходилось никогда.  Данилов сидел  на
маленькой металлической скамейке,  в  лицо  бил  ветер,  пахнущий тиной  и
плесенью,  по  обеим сторонам насыпи было  болото.  Они  мчались в  полной
темноте,  только  скрип  противовеса отсчитывал  минуты  и  метры.  Иногда
Данилову казалось,  что он летит сквозь этот упругий воздух, сквозь ночь и
запах тлена.
     -- Все, -- услышал он шепот Банина, -- дальше под горку накатом пойдем.
     Скрип прекратился,  и  дрезина,  постукивая на стыках,  сначала пошла
быстрее,  потом скорость ее уменьшилась. Через несколько минут колеса тихо
ткнулись в шпалу. Все. Приехали.
     Банин и Данилов вылезли на насыпь, сделали несколько шагов.
     -- Стой! -- окликнули их из темноты. -- Кто?
     -- Это я, Банин. Гостя привез.
     -- Ну давай, веди его в дом да напомни, пусть меня сменят, а то...
     Дальше послышался придавленный хрип, возня, и все стихло.
     -- Готово? -- тихо спросил темноту Данилов.
     -- Порядок.
     -- Передайте, чтобы окружили дом.
     -- А  я  поначалу хотел вас на  этой дрезине... --  Банин замолчал,  не
окончив фразы, -- значит зря думал?
     -- Выходит, зря. Пошли.
     Сейчас начиналась главная часть операции.  Дом стоял в  сотне метрах,
темный и  молчаливый.  Данилов подождал ровно десять минут.  Ровно столько
времени, чтобы людям из группы обеспечения понадобилось окружить дом.
     -- Сережа, -- сказал он Белову, -- если что, ты этого... Понятно?
     -- Понятно.
     -- Ну, Банин, иди зарабатывай себе прощение.
     Они остановились у крыльца. Данилов расстегнул кобуру и вынул маузер.
Тихо,  стараясь не стучать сапогами,  поднялись по деревянным ступеням,  и
Банин ударил кулаком в дверь.
     -- Кто? -- раздалось через несколько минут.
     -- Я это, Банин.
     -- А... Привел...
     Загремела щеколда.
     -- Пусть он выйдет, -- прошептал Данилов.
     Дверь распахнулась.  На  пороге стоял человек,  лицо  его  в  темноте
разобрать было трудно.
     -- Помоги вещи взять, -- так же спокойно сказал Банин.
     -- Сейчас...
     Человек шагнул на крыльцо,  и Данилов ударил его рукояткой маузера по
голове. Бандит начал медленно оседать на пол.
     Сережа  Белов,  оттолкнув Данилова,  бросился  внутрь  дома.  За  ним
оперативники райотдела. Они должны были взять тех троих, в нижней комнате.
Данилов шагнул к  лестнице на  второй этаж,  и,  когда  он  уже  подошел к
дверям,  внизу  грохнул выстрел.  Сразу же  в  комнате раздался второй,  и
щепки,  выбитые пулей,  хлестнули его  по  щеке.  Данилов толкнул дверь  и
прыгнул в  комнату.  Где-то  в  темноте был враг.  Его присутствие Данилов
ощущал каждой клеткой своего тела.  Но где он был? Двигаться нельзя, иначе
выстрел... И кто знает. Тук-тук, билось сердце, тук-тук. Данилов осторожно
вынул фонарь и,  нажав кнопку,  бросил его в угол. И сразу же в двух шагах
от  него темноту разорвала вспышка выстрела.  Одним прыжком он пересек эти
два шага, упал, подминая под себя человека, рывком заворачивая ему руку за
спину.
     И,  только услышав,  как  закричал,  завыл от  боли Горский,  Данилов
почувствовал,  насколько у  того слабая рука и  какой он  сам  тщедушный и
тощий.
     -- Товарищ начальник! -- раздался на лестнице голос Белова.
     -- Свет дай!
     Вспыхнули карманные фонари. Данилов поднялся:
     -- Обыщите его, зажгите лампу. Все свободны. Белов, останься.
     Горский сидел на кровати. При свете лампы лицо его казалось обтянутым
желтым пергаментом.  Он раскачивался,  словно от зубной боли,  придерживая
левой рукой правую.
     -- Где Музыка?
     -- Нет его!.. Гад!.. Нет!.. Он тебя найдет... Слышишь? Найдет!
     -- Где он?
     -- Ищи!.. Гад... Ищи!.. Понял?.. Ух! -- Горский застонал.
     -- Слушайте меня.  Ты у  Нинки убил моего лучшего друга.  Я знаю,  что
меня накажут,  но  по  военному времени дальше фронта не  пошлют.  Я  тебе
теперь трибунал.
     Данилов ладонью взвел курок маузера и начал медленно поднимать ствол.
     -- Нет, -- крикнул Горский, -- нет, -- он прижался к стене.
     -- Адрес!
     Ствол пистолета поднялся на уровень его груди.
     -- Нет...  Сокольнический вал,  дом шесть...  квартира девять,  Он там
будет завтра.
     -- Так-то, -- Данилов опустил маузер, -- мразь!
     Он повернулся и вышел.
     Потом опять была дрезина,  машина,  которую Быков вел  на  предельной
скорости.  Уже  стало  совсем светло,  когда  они  подъехали к  райотделу.
Данилов сразу же вошел к дежурному.
     -- Москву.
     Через десять минут он докладывал о ликвидации банды. Начальник слушал
не  перебивая.  Только когда Иван  Александрович назвал адрес,  он  сказал
спокойно:
     -- Мы знаем, там уже Муравьев дежурит.
     -- Завтра туда приедет Музыка.
     -- Понял тебя. Выезжай.
     У машины его ждал Белов.
     -- Останешься здесь.  Я  в  Москву.  Оформишь документы как положено и
возвращайся.
     -- Есть.
     Когда Данилов сидел в машине, Сережа спросил:
     -- Вы бы его убили, Иван Александрович?
     Данилов  помолчал  немного,  посмотрел на  Белова  как-то  странно  и
ответил:
     -- Не знаю.


                          МОСКВА (тем же утром)

     Девушка в  синей  форменной курточке с  зелеными петлицами ходила  по
квартирам.  В большую амбарную книгу она заносила фамилии фильцов,  номера
телефонов,  количество окон в каждой квартире.  Новый уполномоченный штаба
МПВО   при   домоуправлении.   Когда-то   этим  делом  занимался  в   доме
старик-пенсионер Соколов,  но  после того,  как его по  состоянию здоровья
эвакуировали в  Пермь,  место  это  несколько месяцев  пустовало.  Правда,
жильцы  не  особенно жаловались.  Старик Соколов был  личность въедливая и
крайне пунктуальная.  Память,  несмотря на преклонный возраст, у него была
на зависть светлая,  и график дежурств он просто держал в голове. Новым же
уполномоченным была веселая и,  видимо,  добрая девушка.  Дело это для нее
новое,   поэтому   она   не   стеснялась,   у   всех   спрашивала  совета,
интересовалась,  как  работал  ее  предшественник.  Слух  о  ее  появлении
немедленно распространился по дому, и жильцы втайне радовались, что теперь
можно хоть немного отдохнуть от железной руки старика Соколова.
     Так  ходил  новый  уполномоченный с  этажа  на  этаж,  из  квартиры в
квартиру.  Настала очередь и девятой квартиры.  Сначала дверь приоткрылась
на ширину цепочки.
     -- Я новый уполномоченный штаба НПВО Дмитриева, разрешите войти к вам.
     -- Я слышала, слышала, -- хозяйка распахнула дверь, -- проходите.
     -- Да я не надолго,  хочу сегодня пораньше все закончить, и домой. Ой,
какой у вас халат миленький! Прелесть просто! Сами шили?
     -- Вам  нравится? --  хозяйка,  высокая,  статная  блондинка,  довольно
улыбнулась. -- Нет, это я перед войной купила в комиссионном.
     -- Наверное,  или львовский,  или рижский.  Чудная вещь!  Мне в ателье
дней  за  десять до  начала войны  принес один  знакомый целую кучу  ихних
журналов мод с  выкройками.  Да,  вот,  началось,  не  до шитья.  Клиентки
разъехались, -- вздохнула Дмитриева.
     -- А вы портниха?
     -- Была,  даже в  Доме моделей работала,  а теперь нет, --  она провела
руками по куртке, -- дядя устроил, чтобы не забрали на трудфронт.
     -- Страшное время,  милая,  страшное, -- вздохнула хозяйка. -- Смотрите,
что вам надо,  ради бога,  не стесняйтесь.  Вот кухня,  одно окно.  Теперь
прошу сюда.  Проходите.  Комната,  два окна.  А в другой спит мой друг. Вы
понимаете?
     -- Ой,   конечно,  конечно, --  Дмитриева  прижала  ладонь  к  губам, --
конечно.
     -- Там одно окно. Заходите. Всегда буду вам рада.
     Они подошли к дверям, и хозяйка начала поворачивать ручки замков.
     -- Тоже местная оборона, -- улыбнулась она.
     -- И правильно, жулья-то развелось.
     Дверь распахнулась,  и с площадки в квартиру шагнул человек.  Хозяйка
даже не успела вскрикнуть, как твердая ладонь зажала ей рот.
     -- Спокойно, --   сказал  вошедший. --  НКВД.  Где? --  повернулся  он  к
Дмитриевой.
     -- Там, товарищ майор, -- показала она на дверь.
     -- Пошли, Муравьев.
     Прихожая заполнилась людьми,  но  двигались они  бесшумно,  словно их
вообще не было.
     Королев подошел к  двери осторожно,  приоткрыл ее.  В  небольшой,  со
вкусом  обставленной  комнате  на  диване  спал  человек.   Гимнастерка  с
петлицами НКВД висела на стуле, там же лежал пояс с кобурой.
     Осторожно ступая,  Королев подошел к дивану,  взял пояс,  передал его
Игорю,  сунул  руку  под  подушк