курс дела
ввести, так что хочешь не хочешь, а приказ выполнять надо. Жду.
     -- А   как   найти   твою   контору? --   спросил   Данилов,   принимая
полудружескую, полуфамильярную манеру собеседника.
     -- Искать не  придется.  На  улицу выходи,  там  тебя  мои  люди ждут.
Цап-царап -- и ко мне в узилище, -- Орлов захохотал. -- Жду.
     Данилов  положил трубку.  Молодец Королев,  предусмотрел все.  Завтра
утром  он  придет  в   раймилицию,   точно  зная  оперативную  обстановку,
сложившуюся на сегодняшний день.
     Иван Александрович подошел к лампе, прикрутил фитиль.
     -- Кто?..   Это  вы,   товарищ  начальник? --   сонно  произнес  Белов,
приподнимаясь на локте.
     -- Спи.  Спи, -- Данилов, стараясь не шуметь, вышел в сени. Там постоял
немного, чтобы глаза привыкли к темноте, и открыл дверцу на улицу.
     Он  никогда не  видел так много звезд.  Казалось,  что их  специально
зажгли только сегодня.  Призрачный свет луны освещал двор, машину, забор в
нескольких шагах.  На вытоптанной дорожке лежало лунное серебро, и Данилов
пошел по  нему.  Он  не  успел сделать и  двух шагов,  как  сзади раздался
негромкий голос:
     -- Стой!
     Он   обернулся:   из   опущенного   стекла   машины   торчал   тускло
поблескивающий в лунном свете ствол нагана.
     -- Это я, Быков.
     Дверцы "эмки" распахнулись, и шофер недовольно спросил:
     -- Куда едем?
     -- Никуда.
     -- А вы что же?
     -- Я по делам.
     -- Нет покоя, -- заворчал Быков, -- ни себе, ни людям.
     -- Ты почему не в доме?
     -- Так привычнее.
     Данилов распахнул калитку.  Темная улица была  пуста.  Он  огляделся,
стараясь  в  мертвенном свете  разглядеть людей  Орлова.  Нет  никого.  Но
все-таки на улице кто-то был, и Данилов чувствовал это.
     -- Куда идти? -- спросил он тишину.
     И она ответила ему:
     -- Прямо, пожалуйста. -- Из нее возник человек в форме, знаков различия
Данилов разглядеть не  мог  и  пошел  рядом с  ним.  Они  пересекли пустую
рыночную площадь, свернули в переулок.
     -- Здесь.
     Дом был приземистый,  одноэтажный,  сложенный из  добротного кирпича.
Такие раньше купцы строили под магазины.
     -- Что  в   нем   размещалось  до   революции? --   спросил  Данилов  у
провожатого.
     -- Купец второй гильдии Козьмин проживал. А теперь мы.
     -- А при немцах?
     -- Аналогичная организация.
     "Хорошенькое  дело, --   усмехнулся  Иван  Александрович, --  тоже  мне
преемственность".
     Они  вошли  в  полутемный коридор,  в  глубине которого тускло горела
лампочка.   Дежурный  у  входа  молча  взял  под  козырек,   видимо,   его
предупредили.  Прошли по  коридору и  очутились в  маленькой приемной.  За
столиками с  телефонами сидел сонный сержант госбезопасности.  Он неохотно
встал и  поправил гимнастерку,  видимо,  ромб сыграл свою магическую роль.
Распахнулась дверь, и Данилов шагнул в кабинет.
     Навстречу ему  от  стола  шел  тонкий  в  талии,  плечистый командир,
маленькие усики делали его похожим на  кого-то,  а  вот на кого --  Данилов
никак не мог вспомнить.
     -- Вот  ты,  значит,  какой, --  Орлов  улыбнулся,  обнажив белоснежные
зубы, --  мне Королев говорил,  да я тебя моложе представлял.  Ну,  садись,
садись. Чаю хочешь?
     -- Покрепче, а то ты мне сон перебил.
     -- Ничего, -- Орлов захохотал, -- выспишься еще. Мне приказано было, как
приедет, сразу... А для нас приказ -- закон. Тем более майор Королев.
     -- Капитан...
     -- Это когда было,  а сегодня уже майор и начальник отдела.  Так-то. С
чего начнем?
     -- С городом и районом познакомь.
     -- Смотри, --  Орлов раскрыл на стене карту города, -- райцентр от войны
почти не пострадал.  Взяли его,  считай,  без боя,  фронт уцелел,  правда,
немцы его заминировали, но подпольщики взрыв предотвратили. Ну вот смотри.
Здесь, --  Орлов  провел  по  карте  карандашом, --  размещены подразделения
истребильного батальона.  Тут  два  госпиталя.  Один армейский тыловой,  а
второй   пересыльный.   По   всему   городу   размещаются   тылы   фронта.
Авторемонтные,  бронетанковые,  артиллерийские  мастерские.  Ну,  конечно,
снабженцы,  банно-прачечный отряд.  На станции продпункт.  Ну что еще? Вот
здесь,  на окраине,  пограничники.  А здесь, --  лейтенант показал точку, --
сюда  лучше  без  надобности  не  заезжай.  Ну,  конечно,  если  возникнет
необходимость, то я помогу.
     -- Понятно. Какая оперативная обстановка?
     -- Сложная. Много работы по нашей линии.
     -- Что именно, если не секрет?
     -- Есть  диверсионные  группы.  Пара  радиостанций работает.  Но  пока
справляемся. Я тебя вот о чем попрошу, если в ходе следствия...
     -- За это не бойся. Что в районе?
     -- Колхозы восстанавливаем.  Трудно,  конечно. Мужчин нет, техники, но
уборка идет вовсю. Чем можем, помогаем фронту.
     -- Что ты думаешь об убийстве?
     Орлов помолчал, постучал карандашом по столу:
     -- Сложно это. Ты, конечно, в курсе дела, что убит зимой сорок первого
начальник милиции?
     -- Да, мне Плетнев рассказал.
     -- Тогда экспертизы не провели,  пулей не поинтересовались.  Я-то пулю
видел.  Из нагана он убит был. Немцы в городе недолго стояли, но все равно
"новый  порядок" навели.  И  конечно,  пособники были.  Бургомистр,  некто
Кравцов,  бывший  инженер  райкомхоза,  начальник полиции,  тот  приезжий,
фамилия  Музыка,   имя   Бронислав,   и   брат   его   младший,   командир
"шнелькомандо".
     -- Это что же такое? -- стараясь не выдать волнения, спросил Данилов.
     -- Ну,   шнель  по-немецки  значит  быстро.   Вот   они  на   скорости
расстреливали, избивали, нечто вроде зондеркоманды, только русская.
     -- Как звали второго брата?
     -- Станислав.
     -- А где они сейчас?
     -- Где им быть, с немцами подались.
     -- Уверен?
     -- Стопроцентно.
     -- У тебя их фотографии есть?
     -- Конечно.
     -- А ты их самих-то видел когда-нибудь?
     -- Нет, я же новый, сразу после освобождения назначен.
     -- Тогда доставай фотографию.
     -- Сейчас прикажу дело  принести, --  Орлов  вышел в  приемную и  минут
через десять вернулся с тоненькой папкой.
     -- Вот, смотри.
     Данилов раскрыл первый лист  дела с  грифом "хранить вечно" и  увидел
приклеенный к  тыльной стороне обложки конверт,  вынул из него фотографию.
Он  сразу  узнал  того,  в  форме ВОХРа,  найденного убитым в  Грохольском
переулке.  Только на снимке он улыбался,  и  светлые волосы,  растрепанные
ветром,  падали на  лоб,  и  был он похож на самого обыкновенного молодого
парня,  немного  выпившего  на  праздник  и  усевшегося фотографироваться.
Второй  казался  старше,  и  лицо  его  с  неулыбчивыми глазами оставалось
серьезным и настороженным.
     -- Вот  этот, --  Орлов  показал на  старшего, --  начальник полиции,  а
этот...
     -- Этот, --  Данилов  расстегнул планшет,  вынул  снимок,  сделанный на
месте происшествия, -- этот покойник.
     -- Откуда он у тебя? -- Орлов даже напрягся весь.
     -- Вот поэтому мы и приехали.
     -- Ясно.   Стало   быть,   бывший   немецкий  пособник  превратился  в
обыкновенного уголовника.
     -- Считай, что так. Что думаешь об убийстве Ерохина?
     -- Думаю, дело рук этих гадов.
     -- Кого именно?
     Орлов замолчал, неопределенно покрутил в воздухе рукой:
     -- Да понимаешь,  по нашим данным,  где-то в  районе прячется Кравцов,
его  несколько  раз  видели,  но  захватить  не  сумели.  Это  первое.  Из
разговоров со  старыми работниками советского аппарата я  выяснил,  что  у
Кравцова с Ерохиным были личные счеты.
     -- То есть?
     -- А  вот  так.   Ерохин  как  работник  райкома  курировал  городское
хозяйство и несколько раз выступал против Кравцова.  Второе.  Он в местной
газете "Ленинский путь"  статью опубликовал.  Я  ее  читал.  Принципиально
написана.  После  этого Кравцова с  должности сняли и  перевели в  рядовые
инженеры.
     -- Ну, я думаю...
     -- А ты не думай, --  зло ответил Орлов, --  чего здесь думать?  Кравцов
сволочь и  немецкий холуй.  Может,  он с  Музыкой в Москве и шуровал.  Ну,
поехали дальше.


ДАНИЛОВ

     К  работе  приступили сразу  после  завтрака.  Ровно  в  восемь часов
Данилов был у начальника угрозыска.  Начальник,  невысокий,  немолодой уже
человек с двумя шпалами в петлицах,  явно робел,  увидев людей, приехавших
из Москвы,  да еще в таких высоких званиях. Он нервно перекладывал бумажки
на столе, все время поглядывая на Данилова.
     Иван Александрович, поняв его состояние, решил сразу перейти к делу:
     -- С  общим  положением вещей мы  знакомы,  товарищ Сомов.  Я  попрошу
познакомить нас с подробностями.
     -- Значит, так, -- Сомов откашлялся, -- об убийстве Ерохина знаете.
     Данилов молча кивнул головой.
     Приехали мы на место,  и ничего.  Никаких следов. Была бы собака. Так
нет ее. Областное управление обещает...
     -- Об этом потом. Кто первый обнаружил убитого?
     -- Участковый, старший милиционер Ефимов.
     -- Он где?
     -- Ждет в дежурке.
     -- Пригласите его.
     -- Сейчас. --  Начальник крутанул ручку телефона. -- Кто? Скажи Ефимову,
чтобы ко мне поднялся.  Сейчас будет. --  Он положил трубку. -- Я здесь тоже
недавно. До этого работал в Ногинске.
     В комнату вошел высокий бравый милиционер:
     -- Товарищ начальник, по вашему приказанию...
     -- Садись,  садись,  Ефимов, --  Сомов устало махнул рукой. --  Расскажи
товарищам, как нашел Ерохина.
     Ефимов сел.  Держался он строго официально. Рассказ начал не сразу, а
подумав немного.
     -- Я ехал в Глуховку...
     -- Куда? -- спросил Данилов.
     -- Деревня у нас такая есть --  Глуховка, там правление колхоза. Ехал я
туда на лошади.  Вдруг вижу -- на дороге вроде велосипед лежит. Я его сразу
признал.
     -- Кого? -- прервал его Данилов.
     -- Да велосипед, товарищ начальник, заметный он больно...
     -- Точнее, пожалуйста.
     -- Да этот велосипед Ерохину как трофей достался, прямо в его квартире
немец оставил, вот он им и пользовался, только перекрасил, а краску желтую
нашел, другой не было.
     -- Понятно.
     -- Ну а потом я его самого увидел.  Он словно отдохнуть прилег, голова
на траве,  крови немного.  Ну я,  конечно,  наган вынул и  к роще,  да там
никого...
     -- А почему к роще?
     -- Я   так  понимаю,   товарищ  начальник,   что  Ерохина  за   старые
партизанские дела убили. Тут у нас есть один гад, прячется где-то.
     -- Ну, об этом потом. Давайте на место съездим.
     Сегодня здесь ничто не  говорило о  том,  что три дня назад именно на
этом  месте  убили человека.  Данилов уже  многое узнал о  Ерохине.  Орлов
рассказал, что Ерохин командовал оперативной группой в отряде, отличился в
боях,  был награжден.  Перед самым освобождением города его ранили и после
госпиталя  демобилизовали  вчистую.   Он  сам  попросился  в  председатели
колхоза.  Пошел туда не за легкой жизнью.  Пошел как истинный большевик на
самый тяжелый участок.  Следствием установлено:  Ерохина вызвали в  райком
партии. Он сел и поехал. А вот что случилось потом...
     Дорога была покрыта мягким слоем пыли.  Казалось,  что кто-то посыпал
ее коричневатой мукой.
     -- Вот здесь, -- сказал участковый, -- тут он и лежал.
     -- Спасибо,  я понял, --  Данилов внимательно огляделся.  Ерохин ехал с
оружием,  у него всегда при себе находился пистолет. Он его даже не вынул.
Если бы  убитый заметил опасность,  то хотя бы кобуру расстегнул.  Значит,
Ерохина мог убить человек,  хорошо ему знакомый и не вызвавший подозрения,
либо  стреляли  из  укрытия.  Экспертиза показала,  что  пуля  выпущена на
расстоянии. Значит, кто-то поджидал Ерохина здесь, у развилки. Данилов еще
раз огляделся.  А если бы ему понадобилось незаметно подстрелить человека?
Сама мысль показалась ему чудовищной. Но все-таки, как бы он поступил? Вот
как  взять Ерохина,  он  уже знал точно,  а  убить?  Пожалуй,  лучше всего
выстрелить из этих кустов.  Они ближе всего к дороге,  густые,  заметить в
них человека трудно.
     Данилов перепрыгнул через кювет,  подошел к кустам.  Все точно, лучше
места не найти.  Он присел,  аккуратно раздвинул ветви. Орешник рос вокруг
крохотной полянки.  Отсюда и  стрелял преступник.  Здесь-то он и  поджидал
Ерохина.  Трава  была  примята,  ветви вокруг поцарапаны и  сломаны.  Иван
Александрович лег и сразу же увидел маленькую рогатину, воткнутую в землю,
он  достал "вальтер",  положил его  стволом на  соединение сучков.  Точно,
стреляли отсюда,  причем устроился убийца с удобствами.  Он приподнялся на
колени и начал сантиметр за сантиметром осматривать землю. Убийца был чуть
пониже его,  лежал долго,  вот следы от носков сапог. Устраивался удобнее,
упор  искал.  Лежал,  сучил  ножками от  нетерпения.  Сколько же  он  ждал
Ерохина?  Данилов опять лег,  пошарил в траве.  Так, так. А вот еще. Долго
ждал:  три папироски выкурил.  Ну и волновался, конечно. Не без этого. Кто
же  предупредил-то  его,  что  Ерохин  в  район  собирается?  Кто?  Теперь
зацепочка есть.  Ох,  есть зацепочка.  Надо в колхозе народ потрясти. Всех
пощупать. Всех до одного.


БЕЛОВ

     Ему Данилов приказал осмотреть рощу рядом с дорогой.  Сергей медленно
шел, внимательно разглядывая землю. На память пришел куперовский Следопыт.
Ему-то,  наверное,  многое рассказала бы  эта трава.  А  для него она была
книгой,  написанной  на  незнакомом  языке.  Правда,  попадались  какие-то
обрывки  ремней,  полусгнившие тряпки.  Тот  самый  мусор  войны,  который
обязательно остается после боев.  Но все это уже стало достоянием истории.
А ему,  младшему оперуполномоченному Белову, необходим какой-нибудь свежий
след.  Позарез необходим,  до слез.  Он сначала не заметил его.  Тот самый
след. И даже чуть не наступил на него. Берестяное лукошко лежало в высокой
траве, рядом высыпавшиеся грибы.
     Сергей застыл,  внимательно разглядывая находку.  Даже его  не  очень
большой опыт подсказывал,  что  в  такое голодное время человек не  бросит
просто так полную корзину грибов.  Значит,  его испугали,  и  он не только
убежал, но и боялся вернуться и подобрать корзинку.
     Затрещали кусты, к нему шли Муравьев и Ефимов.
     -- Нашли что-нибудь? -- спросил участковый.
     -- Вот, -- Сергей указал на корзинку.
     -- Так, --  Ефимов опустился на  колени,  начал  перебирать грибы. --  А
знаете, они свежие, -- поднял он голову, -- им не больше трех дней.
     -- А вы как это определили? -- недоверчиво спросил Муравьев.
     -- Вы человек городской,  вам узнать трудно,  а я в деревне вырос.  По
червякам, извините за выражение, вот Смотрите.
     Участковый надломил шляпку.


ДАНИЛОВ

     Он  по-хозяйски  уселся  на  стол  начальника райугрозыска и  оглядел
собравшихся.
     -- Значит,  так.  Что мы  имеем на сегодняшний день?  Прежде всего нам
известно следующее: Ерохина убил человек незнакомый. Он подкарауливал его,
ждал  около часа,  ну  чуть  больше.  Об  этом свидетельствуют три  окурка
папирос "Беломорканал" с характерным прикусом.  Стрелял он из нагана,  это
тоже  известно.  Рост его  приблизительно 176 --  178  сантиметров.  Далее,
убийцу кто-то  предупредил,  что  Ерохин едет  в  райком.  Отработкой этой
версии  займется Полесов,  ну  и,  конечно,  ему  Ефимов поможет.  Найдена
корзинка,  плетенная из  бересты.  Товарищ Ефимов имеет  по  этому  поводу
сообщение.
     -- Да какое тут сообщение, --  смущенно откашлялся участковый, --  я так
думаю, что за грибами ходил кто-то из близких деревень, то есть Глуховки и
Дарьина. В Глуховке дед живет, Захар Петрович Рогов. Так сказать, народный
умелец, он эти корзинки и плетет.
     -- Сколько лет умельцу? -- с ехидцей спросил Игорь.
     -- Под восемьдесят.
     -- Я думаю, что его лучше об отмене крепостного права расспросить.
     -- Это  конечно. --  В  голосе  Ефимова послышалось неодобрение. --  Он,
конечно,  про  царский режим многое рассказать может,  потому что память у
него светлая.
     -- Вот ты,  Муравьев,  и займешься Роговым. -- Данилов встал. -- Времени
терять не будем, начнем сразу же.


ПОЛЕСОВ

     Сначала он  увидел  печные трубы.  Обыкновенные трубы,  которые видел
сотни раз.  Но теперь они казались совсем иными,  не такими,  как виденные
раньше.   Были  они  незащищенно-голые,   покрытые  черной  копотью.   Они
вытянулись неровной шеренгой,  но даже сейчас продолжали делать то,  что и
было положено им. Почти над каждой вился густой дымок.
     -- Пожег Глуховку фашист, -- вздохнул Ефимов, -- а какая деревня была. В
каждом доме радиоточка, электросвет до полуночи, клуб -- лучший в районе.
     Чем ближе они подходили к Глуховке,  тем явственнее бросались в глаза
следы разрушения.  Особенно поразил их  один дом.  Три стены были целы,  а
четвертая  и   крыша  отсутствовали.   И   именно  эти  стены,   оклеенные
веселенькими  розовыми  в  цветочек  обоями,  подчеркивали страшное  горе,
совсем недавно постигшее деревню.  Но тем не менее она жила,  эта деревня,
восставшая из  пепла.  Подойдя  к  околице,  Полесов  и  Муравьев  увидели
землянки,  выкопанные рядом с  печками,  увидели свежеобструганные бревна,
лежащие на подворье, увидели квадраты огородов.
     Глуховка жила. На площади о чем-то неразборчиво бормотал репродуктор,
укрепленный на высоком столбе,  рядом с ним притулился барак, над входом в
который висел красный флаг.
     -- Правление колхоза и сельсовет, -- объяснил Ефимов.
     Народу  на  улицах  почти  не  было.  Все,  как  объяснил участковый,
находились в поле на уборке.
     -- Давайте так сделаем, -- предложил Степан. -- Вы с Муравьевым к нашему
деду идите, а я в правление зайду.
     Степан толкнул дверь, и она заскрипела как немазаное тележное колесо.
Согнувшись,  он протиснулся в  узенький темный тамбур,  ощупью нашел ручку
второй двери.  Она была заперта.  С трудом развернувшись, Полесов вышел на
улицу.
     Было уже около двух,  и солнце пекло нещадно. Степан расстегнул ворот
гимнастерки,  снял фуражку. Что же дальше-то делать? Сидеть и ждать? А кто
его  знает,  когда появится колхозное начальство...  Тем  более участковый
сказал,  что все в поле.  Пойти туда?  Конечно, можно. Но надо знать точно
куда. Поле-то вон какое. Так и дотемна промотаться можно.
     Степан  еще  раз  огляделся.   То,  что  раньше  называлось  деревней
Глуховкой, было пустыней. По площади прошла одинокая собака, остановилась,
поглядела на  незнакомого человека,  словно думая,  перепадет ли  от  него
какая-нибудь  жратва,  и,  видимо поняв,  что  ничего путного от  него  не
дождешься, пошла дальше.
     Положеньице.  Зря он отпустил участкового.  Ефимов наверняка бы помог
найти ему нужных людей.  Степан еще раз огляделся и внезапно понял, что он
круглый  дурак.   Трубы-то  дымили,  значит,  печи  топят.  Он  усмехнулся
внутренне своей полной беспомощности,  которая наступила,  едва он пересек
границу города, и пошел к ближайшей трубе.
     У  первого двора  забора не  было,  но  уже  заботливые руки  подняли
ворота. Они стояли как напоминание о том, что когда-то здесь жили хорошие,
крепкие,  любящие порядок хозяева. Степан решил войти именно в них, словно
отдавая дань уважения тем,  кто живет на этом дворе, как будто включился в
одну с ними игру.  Он толкнул калитку, с удовольствием услышал, как мягко,
без скрипа подалась она,  и  решил,  что на этом дворе должны жить люди во
всех отношениях степенные.
     Не  успел он  войти,  как  из-за  обугленной печи  выскочила лохматая
собака.  Без  лая,  молча она  начала приближаться к  Степану.  Вид ее  не
предвещал ничего хорошего.  Полесов знал характер таких именно собак.  Они
молча появлялись и так же молча бросались на человека.
     -- Приятные дела, --  подумал  он,  продолжая краем  глаза  следить  за
противником, -- не стрелять же мне в нее".
     И тут Степан увидел прислоненную к воротам штакетину,  оружие, вполне
пригодное в подобной ситуации. Он взял ее и смело пошел на соб