у,  достал второй пистолет.  Спящий только
замычал во сне.
     -- Хороший  сон --  признак  здоровых  нервов, --  усмехнулся Королев  и
потряс спящего за плечо.
     -- Что... -- спросил тот, вскакивая, -- куда?
     -- В НКВД, Генрих Карлович, на Лубянку, -- усмехнулся майор.
     Гоппе сел на диване,  просто так,  скорее по привычке,  чем на что-то
надеясь, сунул руку под подушку.
     -- Красиво работаете, --  еще неокрепшим спросонья голосом сказал он, --
красиво.
     -- Стараемся. Одевайтесь.
     Гоппе встал, подошел к окну На веревочке, натянутой между рам, висело
красное махровое полотенце. Он снял его, вытер лицо, бросил на диван.
     -- Вы это зря,  Генрих Карлович,  честное слово, зря, -- Королев сел на
стул, --  мы же ведь тоже не от конфирмации,  повесьте-ка полотенчико. А то
завтра его Музыка не увидит и сбежит к себе на болота.
     -- Все знаете, -- Гоппе тяжело посмотрел на Королева, -- все.
     -- Нет, кое-что еще нет. Придется вам поделиться с нами.
     -- Ну это как сказать.
     -- Там посмотрим, а пока одевайтесь.


ДАНИЛОВ

     По  улице шли  люди.  Мужчины,  женщины,  старики и  дети.  Военные и
штатские.  А он глядел на них из окна квартиры, постоянно ожидая, стараясь
узнать в  одном из  прохожих Музыку.  За  эти дни он  так устал,  что даже
перестал нервничать.  Особенно последние сутки.  Дом  на  болоте,  бешеная
гонка по разбитой дороге в Москву, еще одна ночь без сна. Он боялся только
одного:  Музыка не  придет.  Не  потому,  что  информация может  оказаться
неточной,   нет.   В  такое  время  опасно  шататься  по  тылам.  Милиция,
госбезопасность,  патрули,  заставы по охране тыла.  В  любой момент может
возникнуть перестрелка,  и  какой-нибудь боец-патрульный завалит с первого
выстрела так необходимого МУРу руководителя банды Бронислава Музыку.
     На кухне капала вода из крана, за окном на повороте скрежетали колеса
трамваев. Шло время. Вернее, тянулось однообразно и напряженно.
     За  спиной Данилова вполголоса переговаривались оперативники,  кто-то
кипятил чай,  кто-то рассказывал о родне.  Он не поворачивался, он ждал, а
время шло.
     Данилов его узнал сразу. Высокий, худощавый военный, перебегая улицу,
на секунду остановился и поглядел на окна дома...
     Полотенце висело на месте. Ветер чуть трепал его красные края, и оно,
покачиваясь,  светилось на солнце, словно глаз светофора. Музыка посмотрел
на него и усмехнулся.  Это надо же додуматься, такой маяк. Ну что, можно и
передохнуть.  Сейчас он поднимется к  Шантрелю,  выпьет,  закусит и  ляжет
спать.  Завтра  возьмет документы,  деньги за  золотишко получит,  и  все.
Прощай,  болота,  прощай,  райцентр. В Ташкент он подастся. Так начальство
велело.  Горский знает,  где его найти,  а  остальные...  Да черт с  ними!
Сейчас время  такое,  людей найти можно.  Конечно,  лучше бы  всего совсем
затаиться.  Даже от Шантреля.  Неизвестно,  как дело-то повернется. Вот уж
второй год войны пошел,  а  где победа?  Завязли немцы.  По таким временам
самое лучшее сколотить банду,  стволов пять,  да тряхнуть тех, кто камушки
припрятал. А политика... От нее похмелье плохое.
     Он  еще  раз  поглядел на  окно и  направился к  подъезду.  В  дверях
остановился, прислушался. На лестнице играла гитара:

                        И в вальсе мы кружимся,
                        Играл на мостовой
                        Военного училища
                        Оркестр наш духовой.

     Пели два голоса,  мужской и  женский,  а  аккорды гитары догоняли их,
потом сливались и отступали вновь.
     Музыка вошел в подъезд, начал медленно подниматься по лестнице. А над
головой продолжалась песня:

                        Ушла далеко конница,
                        На запад воевать,
                        Пока война не кончится,
                        Нам свадьбы не сыграть...

     Два  курсанта  артиллерийского  училища  и   девушка  спускались  ему
навстречу.  Они  были совсем молоденькие,  и  форма на  них не  обмялась и
сидела мешковато.  Впереди шли высокий парень в зеленой шерстяной пилотке,
он и играл на гитаре,  и девушка. Второй чуть отставал от них -- спускался,
отбивая чечетку в такт песне.
     Увидев  командира,   курсанты,  как  по  команде,  прервали  песню  и
прижались к перилам.
     -- Виноват, товарищ капитан, -- сказал гитарист.
     -- Ничего, -- снисходительно махнул рукой Музыка, -- веселитесь пока.
     Он шагнул вверх,  обходя курсантов, и сначала не понял, что случилось
с его рукой,  почему вдруг ее разорвала острая, ломящая боль. Он захрипел,
опускаясь на колени, увидел руку девушки, расстегивающую его кобуру, ствол
нагана в руке второго курсанта.
     Дверь квартиры Шантреля распахнулась, и из нее вышел высокий командир
милиции.  Он  посмотрел на  него и  сказал буднично,  как  будто ничего не
случилось:
     -- Здравствуйте,  Музыка,  вот и довелось встретиться, а я боялся, что
вас по дороге подстрелят.
     И только тогда Бронислав понял все и закричал надрывно и страшно...


     -- Езжайте, --  приказал  Данилов.  Он  еще  раз  взглянул  на  Музыку,
сидящего в машине между Муравьевым и Парамоновым. -- Езжайте.
     -- А вы? -- крикнул Игорь.
     -- Я потом, позже.
     Он  пошел по улице,  не видя людей и  не замечая дороги.  Спроси его,
куда он  идет,  Данилов бы не ответил.  Повинуясь внутреннему автоматизму,
переходил  улицы,   пережидал  машины  у  перекрестка.   Наконец  вышел  к
Сокольническому парку и только сейчас понял, что именно сюда собирался уже
целый год.
     Иван Александрович миновал трамвайный круг,  вошел в ворота. С каждым
шагом он углублялся все дальше и  дальше в заросшие,  давно не убиравшиеся
аллеи.  Но  именно такими они  нравились ему больше,  они стали напоминать
настоящий лес.
     Людей  почти  не  было.  Только в  березовой роще  сидел на  складном
стульчике старичок и  что-то рисовал.  Данилову очень захотелось подойти к
нему, но он постеснялся. Прошел еще метров двести и сел на лавочку.
     Вокруг  умирало лето.  Желтые  листья засыпали дорожку,  остро  пахло
свежестью и  прелью.  Данилов глядел на аллею и пытался вспомнить,  где он
уже видел все это.  Пытался вспомнить и не мог. Тишина успокоила его, и он
задремал.  А когда раскрыл глаза, то вспомнил, что видел такие же деревья,
и  лавочку,  и  аллею в лесничестве у отца.  В его кабинете висела цветная
литография картины Левитана "Осенний день. Сокольники".


     ================================================================
          Хруцкий Э. А. Х95. ОББ-1: Роман-хроника в 2-х книгах. Книга
     первая. -- М.: Изд-во "Надежда-1", 1994. -- 544 с.
          Тираж 100 000 экз.; ISBN 5-86150-006-1; ББК 84 Р7
     ================================================================