ды сами беспокоятся о своей политике и внутренней
безопасности.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я имею в виду, что мне наплевать, кто и что фотографирует в этой стране
и  куда  потом  отправятся  эти  снимки.  Я  ясно  выражаюсь?  -  Для  вящей
убедительности я взял ее за плечи и продолжал, глядя ей прямо в глаза:
   - Я хочу сказать, Лу, что вот твои пленки  -  прямо  перед  тобой.  Скажи
своим людям: пусть они приходят за ними. И только без шуток и без грубостей.
Не стоит подсыпать мне яду в суп или слабительное в виски. Эти  пленки  меня
совсем не интересуют. Можешь их забирать и убираться к  черту.  Но  я  хочу,
чтобы и мне кое-что обломилось из всей этой затеи. Когда ты ведешь себя  как
паинька, все начинают изучать твои намерения под микроскопом.  Когда  же  ты
орудуешь как бессовестный гад, твое поведение  обычно  принимают  за  чистую
монету.
   Лу опять облизала губы.
   - Ну и что ты хочешь за эти пленки, Мэтт? Деньги?
   - За такие разговорчики, мэм, кое-кому можно и морду  набить...  Нет,  не
нужны мне деньги. Я только хочу взглянуть одним глазком на физиономию  этого
человека. Если это невозможно, я удовлетворюсь именем. Имя, под  которым  он
известен в этой стране. Полагаю, я это заслужил честным трудом.
   - Одним глазком, - быстро сказала она, - да ведь ты его убьешь!
   Мы внезапно отдалились друг от друга, хотя мои руки все еще лежали у  нее
на плечах. Я убрал их.
   - Человек, о котором мы  ведем  речь,  -  сказал  я,  -  вероятно,  несет
ответственность за гибель твоего мужа. Почему тебя так беспокоит то,  что  с
ним может случиться? Если, конечно, твой муж действительно  мертв.  -  В  ее
глазах вдруг на долю секунды мелькнуло лукавое  выражение.  Она  молчала.  Я
продолжал:
   - Во всяком случае, думаю, тебе известна суть моего задания.
   Пока я не получу другой приказ, я не представляю опасности. Я просто хочу
узнать, с кем, черт побери я имею дело. Я хочу выполнить хотя бы  эту  часть
работы.
   Я пожал плечами.
   - Предлагаю тебе сделку. Решай. Я же не прошу тебя предоставить его  мне.
Я только спрашиваю, кто он. Вот все твои пленки - ты видишь их все  сразу  в
первый и, возможно, в последний раз. Ты можешь их получить очень легко или с
превеликим трудом. Черт, послушай, я не один тут,  и  у  меня  связаны  руки
официальными  инструкциями.  Какой  от  меня  вред?  Да  ты  сама  спроси  у
Каселиуса. Не думаю, что он боится раскрыть мне свое инкогнито.  Уверен,  он
даже согласится, что сделка для него очень честная. Его личность -  в  обмен
на полный комплект снимков, без шума и пыли. Что он теряет?
   -  Но  ты  же  предаешь  страну-союзницу.  Страну,  откуда   родом   твои
родители...
   - Лу, прекрати! Давай-ка не будем говорить высокие слова о предательстве.
У меня есть задание, и я должен его  выполнить.  Я  не  обязан  обеспечивать
безопасность шахт и железных дорог северной Швеции - страны,  между  прочим,
нейтральной, которая вовсе не является союзницей моей родины. Швеция даже не
член Североатлантического блока, насколько мне известно. Шведы вполне  могут
позаботиться о себе сами. Мне надо найти человека. Тебе нужны пленки - отдай
мне человека.
   - Если бы у тебя был другой приказ, ты бы...
   - Давай-ка не будем углубляться в вопросы морали, - раздраженно оборвал я
ее, - я это уже все слышал раньше.
   -  Но  это  же  нелепость  какая-то!  -  закричала   она   с   неожиданно
пробудившейся страстью. - Ты  же...  умный  человек.  Ты...  временами  даже
приятный. И тем не менее ты готов охотиться за человеком как... как... - она
задохнулась. - Неужели ты не понимаешь, что если этот Каселиус  представляет
собой такую опасность и что его необходимо уничтожить,  есть  иные  способы,
законные способы... Неужели ты не видишь, что, делая ставку на  насилие,  ты
сам опускаешься до его животного уровня? Даже если ты одержишь победу -  это
никому не принесет блага!
   Резкая смена  ее  настроения  меня  озадачила  -  этот  взрыв  искреннего
негодования как-то не вписывался в ситуацию. Днем раньше, несколькими часами
раньше я бы попытался понять, что же это все значит, но теперь было поздно.
   В  любой  операции  наступает  момент,  когда   рулеточное   колесо   уже
раскрутилось, кости брошены, карты сданы, и тебе ничего другого не остается,
как действовать по первоначальному плану и надеяться на лучшее. Могу назвать
вам имена, десятки имен,  известных  мне  мужчин  -  а  также  и  женщин,  -
встретивших свою смерть только потому, что полученная ими в последнюю минуту
новая информация заставила их сделать попытку вернуть мяч питчеру уже  после
броска, когда и бэкфилдеры уже побежали по полю. Вот когда  наступает  такой
момент, если распространить мое сравнение" то тебе просто остается  положить
трубку рядом с телефонным аппаратом  и  сматываться.  Тебе  уже  не  хочется
выслушивать то, что тебе говорят с другого конца провода. Ты сделал все, что
в твоих силах, ты узнал все, что мог, за отпущенное тебе  время,  и  у  тебя
больше нет желания вступать в бесполезные дискуссии...
   - Ну, ты этого от меня, во всяком случае, не узнаешь, Мэтт, - сказала она
довольно сухо. Она взглянула на часики и совсем другим тоном:
   - Нам  надо  спешить.  Риддерсвердов  предупредили,  что  мы  задержимся,
поэтому они из-за нас не садятся за стол, но неудобно же заставлять их ждать
до бесконечности.
   Я посмотрел на нее. Она уже  перестала  быть  той  симпатичной  девушкой,
рядом с которой мне было приятно находиться. Теперь  я  воспринимал  ее  как
человека, обладающего  необходимой  мне  информацией.  Есть  масса  способов
выуживания информации: можно выбить любые сведения из кого  угодно  -  когда
вам это очень нужно и если вы проявляете достаточную настойчивость.
   В  ее  глазах  вновь  возникло  лукаво-удивленное  выражение.  Она   тихо
проговорила:
   - Нет, Мэтт. Сомневаюсь, что ты сможешь заставить меня заговорить.
   - Одна женщина сказала мне как-то то же самое, - ответил я. - Напомни мне
как-нибудь, я расскажу тебе эту историю. - Я взял ее пальто. - Ну, пошли.

Глава 20

   Войдя в гостиную Риддерсвердов, я едва узнал  малышку  фон  Хоффман.  Она
зачесала волосы назад и завязала пучком на затылке. Новая прическа полностью
изменила овал ее лица, и теперь она выглядела много взрослее - я  бы  сказал
даже, у нее  был  невозмутимо-царственный  вид,  -  но  она  по-прежнему  не
изменила своей бледно-розовой губной помаде.  На  ней  бы  серый  фланелевый
костюм - для шведок это чуть ли не дневная униформа.  Такие  костюмы  разных
фасонов, оттенков и размеров можно увидеть повсюду, но модель, которую  Элин
демонстрировала в тот вечер, состояла из короткого жакета  и  плиссированной
юбки, в которой удобно и ходить и кататься на велосипеде. Такие  юбки  можно
встретить едва ли не на каждой второй женщине.
   Он сидел на ней не  хуже,  чем  блестящее  синее  платье  или  вызывающие
клетчатые штаны. Костюм этот никоим образом не улучшал ее внешность, но ведь
ей ничего такого и не требовалось. Самый факт, что она одета в такой костюм,
а не в вечернее платье, указывал на то, что сегодня  неофициальный  прием  в
отличие от предыдущего нашего посещения этого дома.  Хозяева  не  ожидали  в
гости никаких директоров. Ясное  дело:  это  был  обычный  ужин  для  своих,
устроенный просто в честь двух иностранных  журналистов,  которые  выполнили
свое дело и собирались покинуть страну.
   - Я отправила письмо полковнику Стьернхьелму, - Ц сказала Элин, когда  мы
уселись за стол, выпив все тот же ужасающий "манхэттен". - Я  написала  ему,
что вы несносный субъект, пьяница, а возможно, и развратный человек.  -  Она
мельком взглянула на Лу, сидевшую  на  противоположном  конце  стола,  потом
коротко рассмеялась. - Я, конечно, шучу, кузен Матиас, - промурлыкала она. -
Я написала, что вы  обаятельный  и  милый.  Я  уже  получила  от  полковника
Стьернхьелма ответ. Он написал вам лично, но на тот случай, если  письмо  не
попадет к вам в руки до вашего отъезда, мне поручено вам  передать,  что  вы
приглашены в Торсетер поохотиться на следующей неделе. Он горит  желанием  с
вами познакомиться.
   - Это очень мило  с  его  стороны,  -  сказал  я.  -  А  вам  спасибо  за
рекомендации.
   - Я тоже там буду. Если  вы  сможете  приехать  в  среду  утром,  в  моем
распоряжении будет целый день, чтобы показать вам окрестности. А еще  помочь
пристрелять ваше ружье, если вы еще не  успели  это  сделать  сами.  У  меня
новенькое восьмимиллиметровое "хускварна",  и  я  хочу  его  обновить  перед
охотой.
   Я взглянул на нее с некоторым удивлением.
   - О, так вы тоже идете на охоту?
   - Ну да! Должна вам сказать, мы будем охотиться вместе, если вы, конечно,
не возражаете. Полковник Стьернхьелм в этом  году  отвечает  за  организацию
охоты, и он будет слишком занят, чтобы уделить вам достаточно внимания,  так
что он возложил на меня обязанность быть  вашим  провожатым  -  ведь  вы  не
знакомы с нашими местными обычаями и правилами. Знаете, у  нас  охотятся  из
засады: каждому охотнику отводится определенное место, и  егеря  с  собаками
гонят дичь на ружья. Вы себе представить не  можете,  как  дух  захватывает,
когда вы слышите приближающийся лай собак и когда вы  знаете,  что  "а1„"  -
лось - бежит перед ними, а вы молите Бога, чтобы они не пробежали мимо вашей
засады. Надеюсь, вы умеете стрелять по бегущему зверю. Американцы, по-моему,
в основном тренируются  в  стрельбе  по  неподвижным  мишеням,  если  вообще
утруждают себя взять оружие в руки.
   - Мне в жизни несколько раз  пришлось  стрелять  по  движущимся  мишеням,
кузина Элин, - ответил я. Она рассмеялась.
   - Когда вы так говорите - можно подумать, что вы глубокий старик!.. Мы  с
вами будем в одной засаде. Вам как гостю будет предоставлено  право  первого
выстрела. Но не волнуйтесь. Если вы промахнетесь, я убью вашего зверя.
   Может, она и выглядела как  приятная  дама,  но  говорила  как  маленькая
хвастушка.
   - Благодарю вас, - сказал я сухо.
   -  Я  хорошо  стреляю,  -  продолжала  она.  -  Я   написала   полковнику
Стьернхьелму, что вы не особенно-то большой любитель пеших прогулок, так что
нам выделят одну из ближайших засад. Да и какая разница. Там у нас будет  не
меньше шансов подстрелить дичь, чем в любом другом месте.
   - Ну и хорошо, - сказал я. - Не хотелось бы думать,  что  из-за  меня  вы
вернетесь с охоты без дичи.
   Она засмеялась.
   - Что - я веду себя ужасно недипломатично?  Но  нам  же  и  правда  очень
хочется,  чтобы  охота  вам  понравилась,  а  некоторые  засады  расположены
довольно далеко, в труднопроходимых местах. А там у нас, боюсь, не будет  ни
лошадей, ни джипов, чтобы вы могли охотиться  в  более  привычных  для  себя
условиях.
   В  ее  голосе  появились  укоризненные  нотки.  У  меня  вдруг   возникло
побуждение как-нибудь пригласить ее  на  лосиную  охоту  в  скалистые  горы.
Просидев два дня в седле, она бы сразу изменила свое мнение об  американской
охоте... Позже, разговаривая с хозяином дома, я увидел, как она подсела к Лу
в углу гостиной. Обе девушки улыбались друг другу  и  вели  беседу  медовыми
голосами, отчего мне почему-то захотелось столкнуть  их  лбами.  О  чем  они
говорили, я не слышал.
   На обратном пути я спросил у Лу:
   - Слушай, с чего это вы с малышкой фон Хоффман невзлюбили друг друга?
   Лу бросила на меня удивленный  взгляд,  который  не  был,  правда,  столь
неподдельным, как ей бы того хотелось.
   - Невзлюбили?.. Я ее не невзлюбила. Мне  просто  не  нравится  такой  тип
женщин - этакое дитя природы. Я уже тебе это говорила. - Она  посмотрела  на
меня. - Хочу дать тебе один совет, приятель. Держись от нее подальше! -  Она
произнесла это жестким голосом.
   - Как это понимать? Она уже отвела взгляд.
   - Забудь. Это просто дружеское предупреждение. Я просто хочу сказать, что
она большая чудачка - вот так это и надо понимать. О чем это вы, кстати, так
увлеченно беседовали за ужином?
   -  Ну,  если  тебе  так  хочется  знать,  мы  сравнивали   убойную   силу
американского патрона калибра 30-06, применяемого для  стрельбы  по  крупной
дичи,    и    европейского    восьмимиллиметррвого.     Она     предпочитает
восьмимиллиметровые, можешь себе представить!
   - О Боже! Сказала же я тебе, что она чудачка. Такси  подъехало  к  нашему
отелю. Я расплатился - я уже привык к местной валюте - и повел Лу к  дверям.
Мы молча поднялись по лестнице и остановились перед дверью ее номера.
   Она чуть нахмурилась и повернулась ко мне.
   - Ну вот, кажется, и все. С какой стороны ни посмотри, это  был  полезный
опыт, не правда ли? - Потом, помолчав, добавила:
   - Нам, по-моему, надо выпить на прощание, как тебе кажется?  У  меня  еще
осталось немного бурбона. Помоги мне опустошить бутылку.
   Не слишком тонко сработано. У меня за спиной была дверь моего  номера,  а
за дверью на комоде стояли кассеты с  пленкой  -  если  все  еще  стояли,  -
которые я пригрозил отправить в Америку завтра  утром.  Я  предполагал,  что
лимит  времени  вынудит  ее  предпринять  какие-то   действия,   но   должен
признаться, никак не предполагал, что в такой форме.
   - Ладно, - сказал я. - Зайду, но только на минутку, если  ты  не  против.
Сегодня был трудный день. День был и впрямь трудный, и он еще не закончился.
Глава 21

   Закрыв за  собой  дверь,  я  ощутил  странное  волнение,  которое  всегда
возникает, когда знаешь, что последует  дальше.  Я  не  знал  только,  какую
прелюдию она разыграет сейчас - но  это  должно  быть  что-то  ненавязчивое,
пристойное.
   В том, что прелюдия  будет,  я  не  сомневался.  Сегодня  она  не  станет
действовать   поспешно   и   беззастенчиво   в   том   духе,    что,    мол,
"да-ладно-мы-уже-оба-взрослые-люди", как в прошлый раз. Такой  вариант  ведь
не занимает много времени.
   Сегодня же ей надо отвлечь меня на какое-то  время,  не  отпуская  в  мой
номер, пока кто-то каким-то образом не подаст ей ясный сигнал. Я все  гадал,
как же они умудрятся все это провернуть. Трюк с ошибочным телефонным звонком
тут не пройдет, потому что  в  номерах  этого  арктического  отеля  не  было
телефонов. Я смотрел, как  она  идет  вешать  пальто  в  стенной  шкаф.  Она
вернулась из прихожей с бутылкой - у этой бутылки был  такой  родной,  такой
американский вид, что я даже улыбнулся.
   - Я сейчас приду, - сказала она.
   - Не торопись, - отозвался я.
   Она начала  было  что-то  еще  говорить,  но  передумала  и  скрылась  за
занавеской крошечной ванной в углу номера - пошла наполнить стаканы водой. В
ожидании ее я стал оглядывать комнату. Она была  похожа  на  мою.  Ее  номер
располагался в торцевой части здания отеля, и  окно,  в  отличие  от  моего,
выходило не на озеро и лес - кстати, оно выходило на железнодорожный вокзал,
- но ведь ночью, когда задернуты шторы, вид за окном  большого  значения  не
имеет. Как и в любом другом отеле, две кровати посреди комнаты были основным
предметом обстановки.  Большие  железные  кровати  со  старомодными  медными
набалдашниками. Со времени моего миннесотского детства я  что-то  не  видел,
чтобы такие кровати употреблялись по  их  прямому  назначению,  хотя  немало
таких, пылящихся в антикварных магазинах и в лавках старьевщиков.
   Было тут еще и удобное зачехленное  кресло,  выкрашенное  в  белый  цвет,
такой же белый комод, парочка столиков по углам и ковер на  полу.  Хотя  тут
явно не хватало всяких приспособлений, без  которых  не  обходится  ни  один
гостиничный номер в Америке, эта комната, безусловно, была куда более уютной
и просторной, нежели те бездушные  благоустроенные  конурки,  которые  можно
снять за вдвое большую цену в современных общежитиях. Но как я  уже  сказал,
первое, что бросается в  глаза  во  всех  отелях,  это  красующиеся  посреди
комнаты кровати. Я решил вести себя как последний гад  и  как  можно  грубее
разыграть необходимый ей эпизод с  моим  участием.  Я  подошел  к  ближайшей
кровати и уселся на край, отчего старые пружины жалобно скрипнули  под  моим
задом.
   Она задержалась в ванной довольно долго. Но, наконец, появилась,  неся  в
каждой руке по стакану. В длинном  верном  платье  с  глубоким  вырезом  она
выглядела стройной, худенькой и очень  привлекательной.  Я  поймал  себя  на
мысли, что если бы дал себе волю, мог бы здорово, влюбиться в  эту  девушку.
После недельной  работы  с  напарницей  невозможно  не  прийти  к  каким-то,
определенным выводам относительно нее, как бы ты ни старался отогнать всякие
мысли о ней. Я смотрел на Лу, и мне вдруг  ужасно  захотелось  сорвать  этот
дурацкий спектакль каким-нибудь неуместным откровением.
   Мне надо было постараться ее убедить в том, что у меня нет  ни  малейшего
желания возвращаться к себе в номер до  тех  пор,  пока  мое  появление  там
никого не застигнет врасплох; что они могут  не  торопясь  заниматься  моими
кассетами, стоящими в рядок на комоде, и что ей  не  придется  выкупать  эти
пленки своим телом. Конечно, она сразу что-то заподозрила. Будучи далеко  не
глупенькой, а может быть, даже еще умнее, она должна была  бы  удивиться,  с
чего это я вдруг так  беззаботно  стал  относиться  к  тем  важным  пленкам,
которые надеялся обменять на интереснейшую для меня информацию...
   Тем не менее, я был введен в искушение.  Я  все  никак  не  мог  отогнать
мысль, что в общем и целом она была ужасно милым  созданием.  Я  понятия  не
имел, как это она впуталась в эти дела, да мне было на это  наплевать.  Если
бы мы могли просто и спокойно поговорить, а  не  играть  в  грязные  игры  с
алкоголем и сексом, возможно, мы бы обнаружили, что все это  просто  ужасное
недоразумение... Я что-то сильно размяк. Признаю. Я  уже  был  готов  совсем
раскваситься и заявить нечто вроде: "Лу, дорогая, давай-ка выложим карты  на
стол" пока мы не совершили чего-то такого, о чем потом  будем  оба  жалеть".
Потом я заметил, что она без чулок.
   Она остановилась передо мной и широко улыбнулась.
   -  Льда  нет,  как  всегда.  Клянусь,  в   следующий   раз,   когда   мне
посчастливится пить хайболл со льдом, я вытащу из стакана ледяные  кубики  и
буду их блаженно сосать со слезами на глазах.
   Я взял у нее стакан и снова взглянул на ее прямые  белые  ноги,  видя  их
впервые без нейлоновых чулок. Раньше она, конечно, была в чулках. Помните: я
помог ей застегнуть "молнию" на платье, я  похлопал  дружески  ее  по  заду.
Тогда она была одета, полностью затянута в эту смешную упаковку из нейлона и
эластика, которые помогают дамам двадцатого  века  держать  осанку.  Я  даже
думаю, что в этом плане нейлон и эластик существенно превосходят китовый УС,
столь популярный в девятнадцатом  веке.  Но  теперь  на  ней  не  было  этих
современных доспехов. Вот,  значит,  чем  она  занималась  за  занавеской  -
сбрасывала оболочку! И теперь  передо  мной  стояла  просто  Лу,  нагая  под
платьем, в вечерних туфлях на босу ногу, как  в  то  беззаботное  счастливое
утро неделю назад или что-то около того.
   Я словно получил зуботычину. Она не забыла - и  вспомнила  теперь  -  тот
факт, что однажды я уже отметил, как неотразимо она одета - или раздета.  То
было  единственное   событие   в   наших   отношениях,   которое   произошло
незапланированно и вполне естественно. И вот теперь она нарочно использовала
против меня то же самое оружие.
   Я заставил себя тихо присвистнуть и сухо заметил:
   - Надо последовать твоему примеру, а то мой пояс врезался мне в живот!
   У нее хватило такта покраснеть. Потом  она  рассмеялась,  поставила  свой
стакан и разгладила ладонью  облегающую  шерсть,  с  интересом  наблюдая  за
произведенным этим изящным движением эффектом.
   - Я не кажусь тебе слишком соблазнительной? - промурлыкала она. - Но я не
взяла сюда ничего, что было бы достаточно пикантно. Я же собиралась  не  для
медового месяца, ты должен это понять! Мне пойти переодеться  во  фланелевую
пижаму?
   Я ничего не ответил. Она пристально взглянула на мен