московский  корреспондент
токийской газеты "Йомиури", по спортивному подтянутый и  легкий  на  ногу,
заядлый теннисист, попортивший мне в свое время немало крови  на  корте  в
Лужниках, потому что я долго не мог найти к нему подход, - он левша, и его
неожиданные крученые подачи были столь резки, что я  не  успевал  поначалу
даже проводить мяч глазами. Правда, со временем мы  приноровились  друг  к
другу, и я нащупал слабые места в обороне Сузуки,  и  мы  стали  играть  с
переменным успехом. Впрочем, это случалось не так часто, потому что Сузуки
жил в Москве до конца 1981-го, а потом его перевели в Нью-Йорк, где с  ним
и познакомился в интерпрессклубе Серж Казанкини. Он-то мне и  проговорился
как-то о Сузуки и был страшно удивлен, что и я знаком с Яшей (так  он  сам
просил себя называть),  и  сообщил  также,  что  японец  в  начале  января
возвратился домой. В Токио я позвонил в редакцию "Йомиури", и мне  любезно
сообщили, что заместитель заведующего международным  отделом  находится  в
Кобе, где возглавляет бригаду газетчиков на Универсиаде.
     И вот мы обнимаем друг друга.
     - Олег, ты в Японии, подумать только! - восклицал  Сузуки,  буквально
ошалевший от встречи. - Не сообщил ничего!
     - Куда, на деревню бабушке? Ты ведь после Москвы словно  растворился.
А может, тебе просто не с руки встречаться с советским журналистом? Так ты
скажи прямо. - Я, конечно, разыгрывал Яшу,  потому  как  знал,  что  уж  в
чем-чем, а в настороженности или предубежденности  к  нашей  стране  и  ее
людям его не заподозрить. Яша гордился своим приличным русским,  выученным
самостоятельно. Его старший сын - мы с ним однажды сразились  на  корте  -
владеет русским лучше, чем отец: пока  они  жили  в  Москве,  он  ходил  в
советскую школу.
     - Олег! Как ты можешь...
     - Могу, могу! А как иначе относиться к друзьям, исчезающим бесследно?
     - Да, да... - согласно закивал головой Яша. - У тебя есть проблемы?
     - Мне нужно получить аккредитацию.
     - Это в другом здании. Пойдем проведу.
     Пока мы переходили в технический корпус прессцентра (он  располагался
в подтрибунном помещении велотрека), Сузуки успел выложить  новости:  дома
все в порядке, сыновья учатся - старший в университете Васеда, младший еще
ходит в школу и увлекается каратэ, отца  перерос  на  голову  (акселерация
нигде так явственно, так наглядно  не  видна,  как  в  Японии,  где  народ
традиционно  был  ниже  среднего,  по  нашим  понятиям,  роста,  а  теперь
180-сантиметровые парни не редкость, есть и  повыше).  Сам  же  Яша  после
Москвы, оказывается, успел поработать в  Таиланде  и  только  после  этого
попал в Штаты. Америка не пришлась ему по душе, он - я это почувствовал  -
остался руссофилом, качество, редко встречающееся в Японии.
     - В Москву не собираешься?
     - Хочу, - признался Яша, и в  его  голосе  прозвучала  плохо  скрытая
тоска. - В Лужниках по-прежнему играешь в теннис?
     - Иногда. Но редко.
     - Здесь сыграем?
     - В этом пекле? Ты ведь меня разгромишь, это нечестно.
     - Мы сыграем вечером, когда спадет  жара.  Здесь,  на  Острове,  есть
корты у моря, там свежо. Ну?
     - Ракетку дашь?
     - На выбор.
     - Тогда условились. Как только акклиматизируюсь.
     Процесс   аккредитации   занял   ровно   столько   времени,   сколько
понадобилось для того, чтобы нажать кнопки компьютера и получить  исходные
данные моего документа, а  затем  извлечь  упакованную  в  пластмассу  мою
картонку из металлического пенала, продеть в прорези тонкую цепочку, и вот
уже  ладанка,  дающая  право  беспрепятственно  проходить  в  ложу  прессы
состязаний Универсиады-85, легла на мою грудь.
     - Ты что намерен делать вечером? - поинтересовался Яша.
     - Ничего. Работа начнется завтра.
     - Тогда я хочу тебя  угостить  японской  кухней  в  типично  японском
ресторанчике. Идет?
     Потолкавшись еще какое-то время в пресс-центре,  мы  возвратились  на
поезде-автомате на берег,  в  город.  Яша  поймал  такси.  В  салоне  было
прохладно. Водитель в строгом темно-синем костюме  и  в  белой  рубашке  с
галстуком, в белых нитяных перчатках прежде всего нажал кнопку телевизора,
и  перед  нами  засветился  цветной  экран.  Передавали   очередной   матч
первенства страны  по  гольфу  -  игра  для  меня  малопонятная  и  потому
неинтересная. Мне оставалось лишь удивляться, чему так  бурно  восхищаются
трибуны, набитые до предела болельщиками.
     - Эта американская игра просто-таки  переполошила  Японию,  -  сказал
Сузуки, приглушая  звук  телевизора.  -  Эпидемия  какая-то  -  и  только.
Специальные магазины  со  снаряжением,  кстати,  стоящем  безумно  дорого,
журналы, многочасовые передачи, спортлото и сумасшедшие болельщики... Я не
хожу на матчи... "Спартак" - "Динамо" - это зрелище!
     - Ты имел в виду киевское "Динамо"? - спросил я строго.
     - Можно и киевское, - немного растерянно ответил Сузуки.
     - Только киевское! Разве ты не знаешь, что оно снова  возвратилось  в
лидеры советского футбола, хотя еще год назад  никто  не  сомневался,  что
команда агонизирует. Подумать только, десятое место в розыгрыше первенства
страны!
     - Там по-прежнему Лобановский, так, кажется, зовут тренера?
     - Снова Лобановский. Он походил некоторое время  в  старших  тренерах
сборной СССР, но стоило ему  проиграть  один-единственный  матч,  как  его
уволили без выходного пособия.
     - Что значит "без выходного пособия"? Без пенсии? Ведь  он,  кажется,
молод?
     - Это значит, что вообще хотели запретить тренировать команды  высшей
лиги.
     - Разве такое возможно?  -  искренне  удивился  Сузуки.  -  Разве  он
совершил преступление?
     - Кое-кто думал, что возможно. Но, слава богу, не все и у нас  теперь
решается единолично...
     Мы вышли на какую-то узкую, заставленную выгородками и лотками улицу.
На  уровне  третьего  этажа  по  старинной,  кирпичной   кладки   эстакаде
прогрохотал поезд городской электрички. Мы перебрели  улочку,  вступили  в
полутемную прихожую и оказались внутри густо заселенного столами и  людьми
ресторана. Щекотали ноздри ароматы еды, было шумно, гремевшие над  головой
вагоны заставляли людей разговаривать  громко  и  суетливо.  Столики  были
заняты, и мы устроились на высоких,  но  удобных  вращающихся  креслах  за
стойкой, где разливали пиво,  выдавали  официантам  блюда  с  пищей,  вели
переговоры с кухней трое  ребят  -  двое  похожих  парней  с  утомленными,
лоснящимися от пота  лицами  и  миловидная  девчушка  в  белом  кокетливом
передничке. Они с такой быстротой выбрасывали  продукцию,  что  напоминали
автоматы: ни секунды  простоя,  даже  словом  не  обменяются,  ни  единого
лишнего движения. Яша негромко сказал что-то - я и то  едва  расслышал,  а
парень, на секунду отвлекшийся к нам, успел все записать на  листке-счете,
что тут же положил перед нами, и уже  отпрянул  назад,  крикнув  что-то  в
темный кухонный зев, быстро наполнил два  толстостенных  бокала  пивом  и,
бросив картонные кругляши перед нами, аккуратно опустил кружки.
     - Считай, типичное японское кафе, Олег. Его держат студенты во  время
летних каникул, а возможно, и чуть дольше, если есть необходимость. Полный
хозрасчет, видишь, им некогда даже перекинуться словом друг  с  другом.  А
еда отменная.
     Мы ели что-то острое, - с пряным ароматом  из  морских  моллюсков,  с
ломтиками сушеной водоросли - ламинарии, и запивали холодным пивом.
     - Я сюда хожу ужинать, друзья  в  Токио  насоветовали,  и  не  жалею.
Быстро, да и дешевле, чем в обычном ресторане.
     Когда мы выбрались наружу, было совсем темно. Уличного освещения  тут
никогда не  существовало,  но  зато  по-прежнему  светились  разноцветными
фонариками   магазины,   забегаловки,   пачинко.   Лица   людей   казались
разукрашенными на манер американских индейцев, с той  лишь  разницей,  что
расцветка их постоянно менялась. Попадались возбужденные парни с  бегающим
взглядом, что-то бормотавшие на ходу. Они никого не замечали.
     - Наркотики и в Японии не редкость, - пояснил Яша. - Конечно, не так,
как в Штатах.
     Я сразу будто отрезвел и забыл обо всем другом, и одна мысль застряла
в мозгах - Тэд Макинрой, он же Властимил  Горт,  Тэд  Макинрой,  Властимил
Горт...
     Властимил Горт...
     Я пропустил мимо ушей слова Сузуки, и он застопорил, и я наткнулся на
него.
     - Ты совсем не слушаешь меня, Олег,  -  обиделся  Сузуки.  -  Где  ты
живешь?
     - А, извини, Яша. Задумался.  В  гостинице  "Мизуками".  Это  далеко,
нужно на метро, и такси нет смысла брать.
     - Нет, - сказал Яша. - Поедем на такси.
     - Слушай, Яша. Мне такси действительно ни к чему. Я мечтаю  побродить
по Кобе. Ты поезжай в пресс-центр и засядь за телефон.  -  Яша  недоуменно
уставился на меня. - Мне нужно, чтобы ты  разыскал  одного  человека.  Это
крайне важно, Яша, поверь мне! Его  зовут  Властимил  Горт.  Он  -  тренер
местной школы бокса. Но единственное условие: представься как хочешь и кем
хочешь, но ни у него, ни  у  его  хозяина  не  должно  возникнуть  и  тени
сомнения, что парня разыскивают по какому-то пустяковому делу. Придумай, я
не знаю ваших законов и обычаев,  ну,  скажи,  что  ты  фининспектор,  или
водопроводчик, или просто вознамерился записаться в  школу,  чтобы  пройти
курс бокса... Словом, на твое усмотрение! Мне же нужно только узнать,  где
он обретается и когда бывает на работе. Понял?
     - Не совсем.
     - Я пока не стану ничего объяснять. Это, во-первых, долго. Во-вторых,
без моего разговора с этим человеком все равно не поймешь. Как, впрочем, и
я еще многое не понимаю. Будь осторожен: если  он  что-то  заподозрит,  то
немедленно скроется.
     - Почему скроется? Ты его преследуешь?
     - Если б я...  Словом,  мне  нужен  точный  адрес  школы  бокса,  где
работает Горт. Для ориентировки: 29 лет, классный боксер, выступал даже за
сборную страны, в Японии, думаю, месяца  три-четыре.  Тщательно  скрывает,
откуда он и кто по национальности...
     - Задал  ты  мне  вопросик,  Олег.  -  Сузуки  явно  был  озадачен  и
обеспокоен. По натуре Яша  не  труслив,  но  осторожен,  лишнего  шагу  не
сделает, не убедившись, что это шаг - правильный. Но таким я  его  знал  в
Москве, за границей. А здесь-то он дома!
     Мне не  очень-то  улыбалась  перспектива  ставить  в  затруднительное
положение моего приятеля, но иного выхода не было. Никто,  кроме  Яши,  не
сможет помочь. По японски я не знал ни слова. И хотя многие японцы отлично
владеют  английским,  иностранцы  все  равно  есть  иностранцы,  и  к  ним
отношение настороженное.
     "Любопытно, - подумал я, - как ко мне относится Яша: как  к  человеку
третьего сорта? Но спрашивать не стал: Сузуки и так выглядел  озабоченным,
чтоб еще и этим вопросом усугублять его сложное положение.
     - Это нужно непременно сегодня? Ведь уже  поздно...  -  спросил  Яша,
хватаясь за соломинку.
     - Чем быстрее, тем лучше. Я прошу тебя, Яша...
     Мы расстались у станции метро. Это была  отправная  точка,  откуда  я
решил,  сверяясь  с  планом-схемой  города,  двинуться  по  направлению  к
гостинице. Всегда нужно иметь запасной путь для отступления...



                                    5

     Универсиада началась грандиозным парадом  на  новеньком  стадионе  на
юго-востоке  Кобе,  в  районе  перспективной  застройки  этого   огромного
промышленного   центра   страны.   Организаторы   не    скрывали    своего
удовлетворения, больше того - гордости, что им удалось собрать под голубое
знамя   с   огромной    буквой    "у"    практически    всех    сильнейших
спортсменов-студентов пяти континентов. Участие сборных СССР и США  спустя
год после Лос-Анджелеса, когда связи  двух  крупнейших  спортивных  держав
мира виделись испорченными  надолго,  воодушевляло  истинных  приверженцев
спортивных форумов. Газеты пестрели заголовками, где Япония выглядела едва
ль не миротворцем.  Специально  для  прощупывания  обстановки  в  связи  с
предстоящей Олимпиадой в Южной Корее прилетела делегация Сеула.  Улыбчивый
лев - символ будущих Игр - зашагал по страницам газет  и  журналов,  мягко
порыкивал с экранов телевизоров, заполонил своими изображениями  свободные
стены в пресс-центре.
     Я сидел на трибуне среди знакомых и незнакомых лиц. Давно заприметил,
что    существует     некое     неформальное     сообщество     спортивных
журналистов-международников,   что,   как   правило,   аккредитуются    на
большинстве крупных состязаний и уж непременно встречаются на Олимпиадах и
Универсиадах.
     Под звуки тысячного оркестра  одна  за  другой  вступали  на  дорожку
стадиона колонны участников.  Организаторы  побеспокоились,  чтобы  каждый
почувствовал себя как дома, и  составили  сложную  программу  музыкального
сопровождения из попурри национальных песен и мелодий. Но, видимо,  график
движения где-то нарушился, что-то сбилось, и  вот  пошли  австралийцы  под
афганскую мелодию, англичане вышагивали в такт греческой сиртаки. Под наши
"Очи черные" и "Подмосковные вечера" вышагивала делегация КНР...
     Среди журналистов царило веселое оживление. А у меня на сердце  кошки
скребли.
     Вот уже два дня  как  исчез  Яша.  Напрасно  несколько  раз  на  день
заглядывал я в выгородку "Йомиури"  -  сидевшие  там  недоуменно  пожимали
плечами и отвечали неопределенно: не был, когда  будет  -  не  знаем.  Мне
чудилось, что они обо всем осведомлены и с  осуждением  смотрят  на  меня.
Неприязнь, казалось, сквозила в их черных, непроглядных глазах.
     Время летело, а я ни на йоту не продвинулся  к  цели.  По  ночам  мне
спился один и тот же сон: я догоняю и никак не могу догнать человека, лица
которого не вижу, но уверен, что это  -  Тэд  Макинрой,  он  же  Властимил
Горт...
     Связь с Киевом, на удивление, оказалась преотличной,  и  редакционная
стенографистка появлялась точно в назначенное время  -  минута  в  минуту,
хоть часы проверяй. И слышимость была преотличной, мало что часть пути мои
слова проделывали по воздуху  -  по  радиотелефону.  Но  все  равно,  пока
передавал материал, сидел как на иголках и  готов  был  подгонять  Зинаиду
Михайловну, несмотря на то, что она вообще не делала ни единой паузы и  не
переспрашивала - наш разговор параллельно записывался на магнитную  ленту.
Мне казалось, что именно в эти минуты,  когда  я  разговаривал  с  Киевом,
звонил и не мог дозвониться Яшао Сузуки.
     "Если сегодня, нет, завтра утром Яша  не  объявится,  нужно  начинать
поиски самостоятельно, - рассуждал я, сидя на трибуне. - Ну и что с  того,
что ни  бэ  ни  мэ  по-японски!  Нужно  взять  телефонные  справочники  на
английском, должны быть таковые, и страничку за страничкой  изучать,  пока
не наткнусь на боксерскую школу". Это напоминало бы поиск иголки  в  стоге
сена, если учесть, что телефонная книга - я встречал такие в  пресс-центре
- Кобе насчитывала более 1000 страниц убористого текста! Но иного выхода у
меня не было.
     - Олег. - Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я оглянулся  и  едва
не заорал на весь стадион: Яша!
     - Яша... - Голос мой прозвучал так, словно мне в горло вогнали кляп.
     - Извини, Олег, - забеспокоился Яша и развел  руками,  как  бы  прося
прощения за бестактность.
     - Выйдем отсюда, - предложил я нетерпеливо.
     Мы  спустились  вниз,  молча  миновали  лужайку,  где   расположились
девушки-гимнастки, готовившиеся к показательным выступлениям, спустились к
искусственному водоемчику с  огромным  гранитным  валуном,  отполированным
веками и напоминавшим один из камней знаменитого каменного сада  Рендзю  в
Киото.
     - Извини, Олег, но я никак не мог раньше, - виновато повторил Яша.
     - Ерунда, - великодушно простил я Сузуки. - Нашел?
     - Да. Но для этого мне понадобилось съездить в Токио - здесь, в Кобе,
у меня нет ни друзей, ни знакомых. Таких  школ  оказалось  полдюжины,  они
разбросаны в разных концах города. Увы, не всегда удавалось  добраться  до
искомого по телефону. Я еще не разобрался и сам, по-видимому, некоторые из
этих заведений далеко не столь безобидны, как может показаться, потому что
не   слишком-то   спешат   обнародовать   свое   существование.   Пришлось
поколесить...
     - Нашел его?
     - Это оказалось труднее всего.
     - Он снова сменил имя?
     - Его имени вообще нигде не называли. "Такого не знаем", - был ответ.
     - Где Горт?
     - Мы завтра утром поедем туда. Если... если  он  не  сбежит,  как  ты
опасаешься. И не вини меня за это: он чем-то очень напуган, хотя мой  друг
чуть-чуть знаком с хозяином  спортзала  и  мог  разговаривать  без  лишних
рекомендаций. Он представился клиентом, готовым заплатить  хорошие  деньги
за ускоренный - три недели - курс бокса. Его познакомили с Гортом, но  тот
почему-то насторожился, и я не уверен, что моему другу  удалось  полностью
рассеять сомнения парня. Как бы там ни было, встреча назначена на  завтра,
на восемь утра. Я заеду за тобой в семь пятнадцать...
     - Спасибо, Яша... - Я не знал, что еще сказать,  чтобы  выразить  мою
благодарность этому похожему на европейца сыну Страны восходящего солнца -
немногословному и обязательному. А ведь еще несколько минут назад я  готов
был заподозрить его в элементарной трусости и бегстве.
     - Я старался, Олег... Что здесь произошло интересного за это время?
     - Ничего. Вот разве открытие Универсиады. Может, пойдем досмотрим?
     - Если ты не возражаешь...
     Мы возвратились на трибуну, и теперь  действо,  разворачивавшееся  на
салатной свежести поле стадиона, показалось мне таким  прекрасным,  что  я
готов был признать, что ничего совершеннейшего и захватывающего не видел.
     - Это не уступает открытию Олимпийских игр, - только и сказал я.
     - Ты думаешь действительно так? - искренне обрадовался Яша.
     - Без преувеличений!
     - Позволишь привести твои слова в моем репортаже?
     -  Можешь  еще  сказать  множество  слов,   лишь   бы   они   хвалили
организаторов. - Я был добр и расточителен.
     - Спасибо, Олег...
     В "Мизуками", куда я возвратился  за  полночь,  меня  ждал  еще  один
приятный сюрприз: портье протянул записку, где  сообщался  номер  телефона
Сержа Казанкини и содержалась просьба непременно позвонить в любое время.
     Я поднялся  к  себе,  принял  прохладный  душ,  облачился  в  свежее,
выглаженное кимоно, ежедневно сменяемое, как и постельное  белье,  вытащил
из широкого раструба  кондишна,  служившего  мне  холодильником,  банки  с
консервированным пивом, сервировал низенький столик у окна -  вилка,  нож,
два ломтя черного  бородинского  хлеба,  горка  кружочков  сухой  копченой
колбасы, помидор, плавленый сырок и два краснобоких яблока - и подтянул на
кровать телефон.
     С удовольствием и чувством выполненного долга - репортаж об  открытии
передал из пресс-центра стадиона, завтра свободный день  -  воскресенье  -
щелкнул крышечкой серебристой баночки, украшенной  краснокрылым  журавлем,
стоящим на  верхней  ступеньке  пьедестала  почета  -  "Саппоро-бир"  была
официальным спонсором Универсиады-85. И  лишь  после  этого  набрал  номер
телефона.
     - Кого это черти... - начал было не слишком приветливо Серж, но вдруг
сообразил и заорал: - Олег, о ля-ля!
     - Я, мистер Казанкини, собственной персоной, добрый вечер, а вернее -
ночь.
     - Здравствуй, Олег, какая радость! - Он  был  искренен,  мой  веселый
француз итальянского происхождения.
     - Не знаю, как ты,  а  я  действительно  радуюсь:  во-первых,  только
возвратился со стадиона и решил устроить себе поздний ужин,  а  во-вторых,
потому что ты объявился. На Универсиаду прилетел?
     - А то  куда  еще?  -  обидчиво  вспыхнул  Серж.  -  Я  теперь  снова
исключительно спортивный журналист. Слушай, может, поужинаем  вместе?  Где
находится твоя обитель?
     Я назвал адрес. Серж надолго  замолчал  -  изучал  карту-схему  Кобе.
Наконец он снова объявился.
     - Да ведь это у черта на кулич