короткие
ручки на животе,  всем  своим  видом  выказывая  монашескую  покорность  и
долготерпение. - Нет, более нетерпеливых людей, чем русские, мне встречать
не приходилось. Ты можешь наконец дать Сержу рассказать  все  по  порядку,
без спешки! - вскричал Казанкини, враз утратив свою "святость".
     - Ну-ну, Серж, - примирительно сказал я. - Прости. Я весь обратился в
слух...
     - Ни за что ручаться не берусь, но у меня  складывается  впечатление,
что затевается  какая-то  сложная  многоходовая  провокация  против  вашей
страны, - выпалил Серж  Казанкини  и  сам  испугался  собственных  слов  -
непритворно, пытливо и с беспокойством во взгляде  окинул  комнату,  точно
опасаясь увидеть подслушивающую аппаратуру.
     - Полноте, мистер Казанкини, вам повсюду чудятся враги, - с укоризной
произнес я, но сказал это скорее чтобы  успокоить  Сержа.  Я  уже  кое-что
познал в Америке и не дал бы голову на  отсечение,  что  наш  разговор  не
прослушивается.
     - Если б только чудились, - тяжело вздохнул Серж. - Досье на мафию  и
наркотики, которое я сделал  для  тебя,  -  это  копии  с  некоторых  моих
документов, кое-что подбросили... за определенную мзду, естественно, парни
из УБН, неплохое  подтверждение  правомерности  моих  опасений,  -  сказал
Казанкини и вытащил из черной сумки небольшую тонкую пластмассовую папочку
с несколькими листками бумаги. - Вот, бери... Там,  кстати,  и  ксерокопия
счета за статью Рубцова, и две банковских квитанции на получение денег  от
некого Робинсона Джоном Микитюком... Деньги от Робинсона - это  от  мафии.
Теперь твоя очередь просветить меня...
     - С просвещением пока не очень, - не моргнув глазом, соврал я, потому
что многое из принесенного  Сержем  входило  в  противоречие  с  тем,  что
выложил мне лично Микитюк. Хотя Казанкини  и  подтвердил  то,  в  чем  без
обиняков признался сам Джон...
     - Вас скорее всего удивит мое появление в Лейк-Плэсиде. Хорошо,  если
только удивит, - глядя мне прямо в глаза, сказал  Джон  Микитюк,  когда  я
очутился на сидении рядом с ним. На этом вступительная  речь  закончилась,
Джон включил передачу,  и  приземистый,  точно  распластанный  над  землей
спортивный  "Форд-фиеста"  рванул  с  места  в  карьер.  Хорошо  еще,  что
Мейн-стрит была пустынна.
     Когда мы  свернули  к  Зеркальному  озеру,  Джон  мягко  притормозил,
осторожно скатился с  наезженной  дороги  на  снежную  целину  и,  проехав
десяток-другой метров, затормозил. Джон  выключил  мотор,  и  сразу  стало
тихо, как в склепе.
     -  Не  скрою,  -  сказал  я,   продолжая   прерванный   разговор.   -
Действительно ваше поведение несколько настораживает. Но откровенность  за
откровенность: я доверяю вам и потому сижу рядом, хотя по логике вещей нам
следовало бы встречаться где-нибудь в людном месте.
     - Боитесь?
     - Нет, просто не люблю  ситуаций,  когда  не  могу  со  стопроцентной
гарантией полагаться лишь на себя. Одна из таких ситуаций -  нынешняя.  Но
пусть эта тема больше не беспокоит нас, я здесь и слушаю вас,  Джон.  Ведь
не для того,  чтобы  обменяться  подобными  любезностями,  вы  неслись  из
Нью-Йорка сюда, не правда ли?
     - По такому бездорожью я даже на свидание к любимой девушке не поехал
бы - сплошные заносы.  Если  уж  эти  мастодонты  "грейхаунды"  буксуют  в
снегу... Мне крайне нужно было повидать вас. Время поджимает.
     - Что случилось, Джон? Вернее, что изменилось  с  той  поры,  как  мы
встречались в Монреале? Виктор Добротвор, как мне известно, выиграл  Кубок
и уже улетел домой...
     - Я не дурак, мистер Романько, и прекрасно осознаю, что  для  Виктора
Добротвора на этом монреальская история не  закончится.  Она  кого  угодно
могла уничтожить здесь, на Западе, а уж у вас...
     - Что вы знаете о наших порядках, Джон? - не слишком  любезно  бросил
я. - Если Добротвор виновен, он понесет наказание...
     - Люди нередко совершают странные вещи по странным причинам. Порой не
мешает все же понять, что ими двигало.
     - Именно желание понять и привело меня к вам в  автомобиль,  Джон.  А
вот что движет вами, признаюсь, не совсем понятно.
     - Я и сам порой не отдаю себе отчет, что толкает меня докапываться до
истины...  Впрочем,  побудительные  мотивы  не   столь   уж   сложны   или
оригинальны.
     - А именно?
     -  Когда  я  был  любителем,  мне  довелось,  рассказывал  уже   вам,
встречаться с Добротвором. Достаточно ли будет сказать, чтобы вы  поверили
в это, что движущей  силой  моего  влечения  к  Виктору  была  его  полная
противоположность мне? Во всем. Я волк-одиночка  и  должен  пробиваться  в
жизни сам, никто не придет на помощь. Виктора тоже слабаком  не  назовешь,
но он - широкая, открытая душа. Я спрашивал себя тогда: кинулся  бы  я  на
помощь Виктору, зная,  что  от  этого  зависит  моя  дальнейшая  жизнь,  и
отвечал: нет! А Добротвор кинулся бы не  раздумывая!  Я  готов  за  деньги
биться с самим дьяволом, потому что деньги обеспечивают мне свободу,  нет,
точнее - определенную независимость в обществе. Для Виктора деньги -  лишь
необходимый компонент жизни, не более, он перестал бы себя уважать, если б
относился к деньгам так, как я. Поначалу я счел  его  эдаким  простофилей,
неучем, ибо что значит в нашем мире человек,  если  он  не  придерживается
этих главнейших правил так, как я?
     - Наш мир несколько отличен от вашего, согласен...
     -  Не  нужно,  мистер  Романько,  идеализм  превращать  в   жизненное
убеждение.  Можно  жестоко  ошибиться.  Я  ведь  встречался  не  с   одним
Добротвором, были у меня и другие знакомства с вашими. И, поверьте, не все
они разделяют взгляды Виктора. Думаете, я не привозил вашим боксерам -  по
их просьбе, и деньги мне за  это  платили  -  новейшие  допинги,  которыми
пользуются у нас  профессионалы?  Поэтому  Виктор  Добротвор  поначалу  не
пришелся мне по душе...
     Джон Микитюк замолчал, а я поймал себя на том, что при всей кажущейся
ординарности подобных "открытий" они заинтересовывали меня все  сильнее  и
сильнее. Я чувствовал, что Джон Микитюк еще не выложил главного.  Но  даже
без этого он укреплял мое убеждение, что Виктор Добротвор в силу  каких-то
странных, а возможно, и трагических  обстоятельств  совершил  необдуманный
поступок, что черным пятном лег  на  его  репутацию.  Но  что,  что  могло
толкнуть его на это?
     - Не стану больше  распинаться  в  своей  любви  к  Виктору,  -  Джон
произнес эти слова решительно, пожалуй, даже с самоосуждением. - Перейду к
делу. Я так и не разыскал того парня, кому была предназначена посылка.
     Он мог бы много прояснить. Тем не менее удалось выяснить,  кто  стоял
за ним. Вы ведь понимаете, он действовал не по собственной инициативе. Ему
заплатили, и заплатили неплохо. Он делал свой бизнес, и в той  среде,  где
мы вращаемся, этим никого не удивишь.
     - Но у меня есть большое сомнение на счет того, что арест в аэропорту
был случайным. Виктора ждали. ЖДАЛИ!
     - Вы правы, Олег. - Микитюк впервые  в  этот  вечер  назвал  меня  по
имени. - Его ждали и таможенники, и телевидение, и  пресса.  С  той  самой
минуты, когда в местной федерации бокса  получили  подтверждение,  что  он
прилетает в Канаду...
     - Выходит, тот парень сообщил об опасной контрабанде? Но зачем?  Ведь
если, как вы говорили, у него действительно больная  мать,  нуждавшаяся  в
лекарствах, это абсурд? Ничего не понимаю, полное отсутствие логики.
     - Когда затевается грязная история, никогда не ищите  в  ней  логики.
Тут руководствуются или наживой, или местью.
     - За что было мстить Добротвору?
     - Добротвор...  Впрочем,  я  не  могу  пока  поручиться,  что  достал
достоверные доказательства далеко идущих целей организаторов  этой  акции.
Что  же  касается  информации,  полученной  заранее  средствами   массовой
информации и  предопределившей  события  в  аэропорту  "Мирабель",  то  ее
сообщил я...
     Я  ожидал  чего  угодно,  но  такого!  Прав   был   Серж   Казанкини,
советовавший мне держаться подальше от Джона Микитюка!
     - Но вам-то зачем это нужно, вы ведь почти  убедили  меня,  что  были
другом Виктора?
     - Именно поэтому. Я и теперь не изменил своего отношения к Виктору.
     - Ничего себе друг! - с омерзением воскликнул я  и  взялся  за  ручку
дверцы.
     - Если б я не подстроил эту бутафорию на таможне, Виктор  сейчас  уже
находился бы в монреальской тюрьме! И срок ему был бы определен  не  менее
чем в восемь лет. Теперь вы понимаете, почему я _т_а_к_ поступил? - заорал
Джон.
     -  Ни  черта  не  понимаю,  -  признался  я,  действительно   потеряв
логическую нить.
     -  Наверное,  и  для  вас  не  секрет,  что  мафия   обычно   опекает
боксеров-профессионалов, - уже взяв себя в руки, спокойно, даже,  пожалуй,
равнодушно продолжал Джонсон. - Опекает и меня, хотя я еще ни разу не  лег
в бою, как  нередко  делают  мои  коллеги,  когда  того  требуют  денежные
интересы сидящих за рингом. Это  зависит  от  ставок  на  того  или  иного
боксера. Но вокруг  меня  уже  тоже  ходят,  опутывают  невидимой  паучьей
сетью... Пока они благожелательны и покладисты, ведь  я  -  новичок  среди
профессионалов, за мной нет громких побед, а  значит,  мне  дают  показать
себя, зарекомендовать с наилучшей стороны. У публики  не  должно  быть  ни
малейших сомнений, что я дерусь честно.  Но  наступит  момент,  когда  они
потребуют оплаты за  свое  "доброжелательство".  Естественно,  вольно  или
невольно, но я становлюсь своим человеком в их среде. Они  уже  не  таятся
при мне, нередко, особенно когда напиваются, хвастают своими делами, а еще
больше - отхваченным кушем. Вот так однажды я и прослышал,  что  готовится
какая-то провокация  с  русским,  тоже  боксером.  О  чем  шла  речь,  мой
собеседник не знал...
     Я сидел не  шевелясь,  внимая  каждому  слову  Микитюка,  потому  что
чувствовал, что нахожусь у истоков страшной тайны, приведшей  к  суду  над
человеком, искренне любимым и уважаемым мной.
     - Я бы пропустил эти сказанные вскользь слова, если б речь не  шла  о
русском. Ведь я славянин, хоть и родился в Канаде и не знаю родного языка.
Почему-то, вот вам крест, сразу подумал о  Викторе,  хотя  тогда  даже  не
предполагал, что он собирается в Канаду на турнир...
     - Когда вы впервые услышали об этом?
     - В  начале  осени  прошлого  года...  Вскоре  после  того,  как  мой
исчезнувший приятель возвратился из Москвы с Кубка дружбы.
     - Вы его об этом не спросили?
     - Что я мог спросить, когда  даже  не  догадывался,  что  именно  ему
отводилась роль подсадной утки?  Но  стал  осторожно  интересоваться  этим
делом, хотя толком не понимал, на кой мафии лезть в какие-то  политические
авантюры.
     - Это не новость. Мафия тесно связана с политикой  в  США,  да  и  не
только там...
     - Я был далек от всего этого, а от  политики  вообще  шарахался,  как
черт от ладана. На кой она мне? В  президенты  не  мечу,  в  сенаторы  или
депутаты - тоже. Спорт был и остается моей политикой, моей державой,  моим
парламентом и богом!
     - Тем не менее вы, Джон, не пропустили мимо ушей новость...
     - Что б там не говорили, но, повторяю, меня как озарило: да ведь  это
о Викторе, ни о ком  другом!  И...  испугался.  Испугался,  зная,  на  что
способны мои "опекуны". Честно говоря, даже сказать не могу,  как  удалось
выяснить,  что  Виктор  будет  использован  как  контейнер  для  перевозки
наркотиков. Мафия нередко прибегает к подобным штучкам, вручая свой  товар
ничего не подозревающим людям, и те проносят его мимо таможни,  глазом  не
моргнув. Это был важнейший факт, за ним последовали другие... Тот, первый,
проболтавшийся мне,  однажды  явился  ко  мне  на  тренировку,  отозвал  в
перерыве в сторонку и пригрозил крупными неприятностями,  если  не  забуду
сказанное им. Я поклялся здоровьем своей матери. К тому времени у меня уже
появились и другие источники информации...
     - Вы ведь серьезно рисковали, Джон.
     - Рисковал? Я  и  сейчас  рискую,  выкладывая  все  это  вам,  мистер
Романько, ибо не уверен, не используете ли  вы  мою  откровенность  против
меня же.
     - Если так, разговор нужно прекратить!
     - Я верю, что вы честный  человек,  но  ведь  чисто  профессиональный
интерес журналиста может оказаться решающим!
     - Я, Джон, журналист, но не стервятник...
     - Извините. Это я  так,  ненароком  вырвалось.  Да  и  поздно  теперь
отступать. Я докопаюсь до истоков этой истории, чего бы это мне не стоило.
Просто когда-то человек должен вспомнить, что есть кое-что поважнее в этом
мире, чем выгода, чем собственная шкура. Не удивляйтесь, но именно  Виктор
Добротвор, не  сказав  на  суде  ни  слова  о  том  парне,  которому  была
предназначена передача, и переполнил  чашу.  Любой  другой  на  его  месте
спасал  бы  себя  любыми  способами,  а  не  думал,  не  навредит  ли  его
информация...
     - Вот как бывает: тот, кто затеял заваруху, остался чистеньким только
потому, что чувство порядочности у Виктора оказалось выше...
     -  Не  согласен  с  вами,  мистер  Романько,  ибо   не   ведаю,   чем
руководствовался тот боксер и не был ли он жертвой  страха...  Ну,  ладно,
это еще мы выясним... Словом, операцию продумали тщательно, хранилась  она
в глубочайшей - даже для мафии - тайне, и это навело меня  на  мысль,  что
мафия - не конечная станция. Кто-то стоял, вернее, стоит за ней. Тут  моей
фантазии  пришел  конец,  дальше  даже  мне  влазить  не  хотелось,  и   я
ограничился... телефонным  звонком,  анонимным,  естественно,  в  редакцию
теленовостей  и  в  службу  по  борьбе  с  наркотиками.  Я  никак  не  мог
предупредить Виктора об опасности, и это был мой единственный,  далеко  не
лучший способ  помочь  Добротвору.  Но  если  б  его  взяли  при  передаче
лекарств... я бы ему не позавидовал.
     - Спасибо вам, Джон, за искренность.  И  простите  за  недоверие.  Вы
должны понять мои чувства  -  Виктор  близкий  мне  человек,  чтоб  я  мог
позволить себе легко согласиться с тем, что случилось. Правда,  радостного
мало и в том, что вы рассказали, но лучше горькая правда...
     - Я не закончил свои розыски, мистер Романько. Я должен узнать, зачем
и кому это было нужно. Появится же наконец Тэд, черт побери! Если...  если
он еще жив... Да, да, его зовут Тэд, Тэд Макинрой, вы по имени и по  тому,
что я вам рассказал, легко вычислите его. Да и не боюсь я больше  за  ваше
умение держать язык за зубами. Вы никогда не причините зла  человеку  даже
во имя самых престижных своих целей.
     - Да, Джон, вы ставите меня в сложное положение. Я - журналист, и мой
долг  рассказывать  людям  важное,  что  может  помочь  им.  Есть   только
единственное оправдание моему  молчанию:  история  Виктора  Добротвора  не
закрыта.
     - Если узнаю что-нибудь новое, я сообщу  вам,  мистер  Романько.  Вот
только как?
     -  Позвоните  по  телефону,  оставленному  вам  при  первой  встрече.
Спросите  Анатолия   Власенко,   договоритесь   о   встрече.   Ему   можно
рассказывать, как мне, не таясь.
     - Но, я надеюсь, пока он не в курсе наших дел? - Голос Джона Микитюка
чуть заметно дрогнул.
     - Нет. Я лишь на обратном пути сообщу ему, что вы можете позвонить  и
передать мне письмо.  Да,  пожалуй,  лучше  будет,  если  вы  напишете,  а
Власенко перешлет послание  по  дипломатическим  каналам  мне.  Так  будет
проще, это мой давний друг, и он не станет расспрашивать ни о чем...
     Я подумал, что Анатолий, конечно же, будет  знать  обо  всем,  больше
того, попрошу его следить за развитием кое-каких событий,  на  возможность
которых только что натолкнул меня, сам того не подозревая, Джон. И  помощь
Власенко будет мне крайне необходима.
     Мы попрощались, и я сказал Джону, чтоб он не подвозил меня к Ледовому
дворцу - до начала состязаний оставалось достаточно времени,  чтобы  дойти
пешком. Он согласился, и мы молча пожали друг другу руки.
     - Спасибо, Серж, ты внес... много неясностей  в  это  дело,  -  бодро
сказал я. - Однако и информации для  размышления  прибавил  достаточно,  -
поспешил успокоить Сержа, готового уже надуться от обиды. -  Обещаю  тебе,
что обязательно посвящу в тайны этого дела, как только... как только  буду
в состоянии связать  воедино  множество  отдельных  нитей.  И  за  Рубцова
спасибо,  его  появление  на  горизонте  -  лишнее   доказательство,   что
затевается какая-то очередная подлость.
     - Ты это  искренне  или  чтоб  меня  успокоить?  А  то  старый  дурак
старался-старался, а на поверку - шиш с маслом!
     - Ты недооцениваешь сделанного, Серж. И  можешь  обидеть  меня  своим
недоверием. Ты действительно копнул глубоко! Только знаешь что, не лезь  в
этот омут без нужды - тебе осталось работать в Штатах, как ты говорил, три
месяца, так стоит ли нарываться на неприятности?
     - Спасибо, друг, - с чувством воскликнул Серж Казанкини и  взялся  за
"Учительское виски", так любимое президентом этой страны.
     Когда  Казанкини  распрощался,  я  с   нетерпением   раскрыл   папку,
оставленную французом.
     Вот что там было...

                                 НАРКОТИКИ
                         (Досье Сержа Казанкини)
     Торговля наркотиками существовала еще в Древнем  Риме.  Но  настоящий
размах эта преступная деятельность приобрела теперь.
     Наиболее известные виды наркотиков - кокаин  (еще  -  под  названиями
"снежок", "мечта", "девушка", "рай"  и  т.д.),  марихуана,  гашиш,  анаша,
героин.  Кокаин  получают   из   листьев   коки   -   кокаинового   куста,
распространенного в Латинской  Америке.  Марихуана  (известна  под  именем
"Джейн", "золото Акапулько", "травка", "Дж"), гашиш, анаша  -  производные
индийской  конопли  каннабиса,  произрастающего  в  основном   в   районах
Центральной Азии.
     Наиболее опасным наркотиком является героин. Его добывают из морфина.
     В среде  наркоманов  героин  известен  под  различными  названиями  -
"мальчик", "коричневый", "китайский красный", "белая леди", "лошадь".
     Чистый доход от продажи героина достигает 10  тыс.  проц.  На  черном
рынке Нью-Йорка, например, один килограмм  героина  сбывается  за  300.000
долларов.
     В США около 30 млн. человек потребляют наркотики. Ежегодно  в  стране
расходуется до 500 долларов на душу  населения  на  приобретение  героина,
кокаина и марихуаны.
     За последние 3 года в США от злоупотребления  наркотиками  погибло  7
тыс. молодых людей.

     К наркотикам пристрастились 2,5 млн. канадцев, или 10 проц. населения
страны. В основном это подростки и молодежь в возрасте от 12 до 25 лет.

     1 миллион западногерманских подростков в возрасте от  11  до  15  лет
регулярно потребляют героин или кокаин. За последние два  года  в  ФРГ  от
наркотиков умерло 1240 человек.

     В годы грязной войны США во Вьетнаме 80 проц.  мирового  производства
опиума  приходилось  на  "золотой  треугольник".  Так  условно   назывался
труднодоступный горный район на границе Лаоса, Таиланда и  Бирмы.  Имеются
достоверные   свидетельства   того,   что   Центральное   разведывательное
управление (ЦРУ) США было замешано в контрабанде наркотиков, для перевозки
подпольных грузов использовались самолеты ЦРУ.  Для  шпионского  ведомства
США  этот  бизнес  был  источником  получения  дополнительных  средств  на
проведение подрывных акций против ДРВ. Двести тонн опиума в год из  Лаоса,
четыреста - из Бирмы и пятьдесят - из Таиланда давали деньги, которыми ЦРУ
оплачивало свои операции.
     После поражения США во Вьетнаме ЦРУ вынуждено было свернуть там  свою
преступную деятельность.  Однако  несколько  лет  спустя  вновь  появились
сообщения о его участии в бизнесе. На этот раз на  Среднем  Востоке,  куда
после разгрома контрабандистов в "золотом треугольнике" переместился центр
подпольного производства опиума. В этом районе, расположенном вблизи стыка
границ Афганистана, Ирана и  Пакистана,  ныне  производится  наркотиков  в
10-15 раз  больше,  чем  не