ся о собственной безопасности.  Видимо,  переоценил  свои
силы. Сейчас поздно об этом думать. Уже не выяснишь.
   Но я хочу опять вернуться к своей любимой теме - к Эллери, - с  довольным
видом сказал инспектор. - Даже если совершенно отвлечься от умозаключений, о
которых я говорил - задолго до того, как они были доведены  до  конца,  -  у
Эллери появилось первое подозрение во  время  встречи  в  доме  Айвз-Поупов.
Напрашивалась мысль, что Фильд заговорил с Франсес Айвз-Поуп  не  только  по
амурным соображениям в театре, во время  антракта.  Эллери  показалось,  что
между этими двумя людьми есть какая-то связь. Не имеет значения, что Франсес
ничего не знала про эту связь.  Она  была  искренне  убеждена,  что  никогда
раньше не видела Фильда и не слышала  о  нем.  У  нас  нет  никакого  повода
сомневаться в этом, напротив, есть все основания поверить ей.  Однако  связь
вполне могла быть, и связующим звеном выступал Стивен Барри -  при  условии,
что Стивен Барри и Фильд были знакомы, хотя Франсес  об  этом  и  не  знала.
Если, к примеру, Фильд  договорился  в  понедельник  вечером  встретиться  с
актером и  увидел  Франсес,  он  в  своем  полупьяном  виде  мог  отважиться
заговорить с ней прежде всего потому, что дело,  связывавшее  его  с  Барри,
сильно затрагивало и ее тоже. Узнать ее в толпе было легче  легкого.  Тысячи
людей, читающих газеты, хорошо знают Франсес по портретам - из светских  дам
ее фотографируют едва ли не чаще всего. А уж Фильд  с  его  основательностью
наверняка изучил ее внешность и ее привыч-. ки... Но,  возвращаясь  к  этому
треугольнику - Фильд, \Франсес, Барри, - к треугольнику,  о  котором  я  еще
скажу подробнее впоследствии, - вам теперь ясно, что  в  связи  с  вопросом:
"Почему Фильд заговорил с  Франсес?"  под  подозрение  из  всей  труппы  мог
попасть только Барри, обрученный с этой девушкой, сфотографированный  с  нею
по этому поводу, окруженный журналистскими  сплетнями,  хорошо  известный  в
роли ее жениха но светской хронике.
   Еще одно неясное обстоятельство, касающееся Франсес - то, что ее  сумочка
оказалась в кармане у Фильда, - было объяснено  ею  достаточно  убедительно.
Она уронила сумочку, когда  находилась  в  состоянии  крайнего  волнения  по
вполне понятной причине - к ней  пристал  подвыпивший  адвокат.  Позднее  ее
показания подтвердил Джесс Линч, который видел,  как  Фильд  поднял  с  пола
сумочку Франсес. Бедная девушка. Мне ее жаль.
   Инспектор вздохнул.
   - Ну, а теперь еще раз вернемся к шляпе  -  как  видите,  мы  то  и  дело
возвращаемся к этому проклятому  цилиндру.  Я  еще  не  встречал  дела,  где
один-единственный фактор оказывал бы столь определяющее влияние на весь  ход
расследования... Смотрите внимательно:
   Барри был единственным из  всей  труппы,  кто  покинул  Римский  театр  в
понедельник вечером во фраке и в цилиндре. Эллери, который стоял у  главного
входа в тот день и наблюдал, как выходила публика,  это  сразу  бросилось  в
глаза. Все актеры, кроме Барри, покинули зал в обычных костюмах. Эллери даже
упомянул об этом позднее, когда мы сидели с ним и с Сампсоном в  кабинете  у
Панцера, но никто из нас в тот момент не осознал  в  должной  мере  значения
этого факта... Следовательно, Барри был единственным  из  актеров,  кто  мог
унести с собой цилиндр Фильда. Стоит вам поразмыслить об этом, и вы поймете,
что мы - исходя из  размышлений  Эллери  по  поводу  шляпы  -  без  малейших
сомнений могли указать на Барри как на преступника.
   Следующий шаг: мы решили внимательно просмотреть спектакль.  Что  и  было
сделано вечером того дня, когда Эллери пришел к  решающему  умозаключению  -
вечером в четверг. Вы наверняка понимаете, зачем  нам  это  было  нужно.  Мы
хотели подтвердить наши умозаключения, убедившись,  что  у  Барри  во  время
второго  акта  было  время,  чтобы  совершить  убийство.   И   поразительно:
единственным, у кого было время отлучиться во втором акте,  из  всей  труппы
оказался Барри. Он отсутствовал на сцене с 9.20 вечера, когда  он  появлялся
там по роли в ходе второго акта, и до  9.50,  когда  он,  исчезнув  в  9.20,
появлялся там снова и был занят до конца второго акта. Это не изменяется  ни
на одном из спектаклей  -  график  их  протекания  достаточно  жесткий.  Все
остальные актеры либо все время были на сцене,  либо  покидали  ее  лишь  на
несколько минут. Это означало, что мы решили нашу загадку уже на шестой день
расследования, а все дело потребовало девять дней. Но выяснить, кто  убийца,
- еще далеко не означает отдать его под суд. Вы скоро увидите, что это  было
далеко не так просто.
   Тот факт, что убийца не мог войти в зал раньше  9.30  вечера,  объясняет,
почему не совпадают оборванные края билетов на соседние места ЛЛ 32 и ЛЛ 30.
Надо было, чтобы Фильд и Барри пришли в зал порознь. Фильд не  мог  войти  в
зал вместе с Барри, не мог и войти в зал после начала второго акта, чтобы не
броситься в глаза зрителям. Встречу с Барри следовало держать в секрете. Это
было важно для Барри, а Фильд понимал  -  или,  по  крайней  мере,  ему  так
казалось - зачем вся эта секретность.
   Когда мы в четверг  вечером  убедились  в  виновности  Барри,  то  решили
негласно опросить других актеров труппы и  рабочих  сцены.  Мы,  разумеется,
хотели выяснить, не видел ли кто, как Барри уходил или возвращался.  Но  все
впустую - никто ничего не видел. Впрочем,  это  понятно:  все  были  слишком
заняты ожиданием выхода на  сцену,  переодеваниями  или  своей  работой.  Мы
провели этот опрос после окончания спектакля в тот же вечер, когда Барри уже
ушел из театра. Но все было впустую.
   Мы раздобыли план театра у Панцера. Этот  план,  равно  как  и  детальный
осмотр левого бокового коридора, а также гримуборных за сценой,  проведенный
нами  после  второго  акта  в  четверг,  позволили  нам  понять,  как   было
осуществлено убийство.
   Сампсон зашевелился в кресле.
   - Я об этом все время ломал голову, - признался  он.  -  Ведь  Фильда,  в
конце концов, никак нельзя назвать доверчивой овечкой.  Что,  этот  Барри  -
волшебник? Мистер К., как он все устроил?
   - Каждая загадка  кажется  простой,  когда  ты  знаешь  ответ,  -  сказал
инспектор. - Барри, который освободился в 9.20 вечера, сразу же  вернулся  в
свою грим-уборную, быстро, но очень искусно сменил  грим,  надел  цилиндр  и
накидку, которые принадлежали к его сценическому костюму - вспомните, что он
играл во втором акте во фраке, - и выскользнул из гримуборной в коридор.
   Конечно, вы не можете точно знать, как устроен Римский  театр.  По  левой
стороне, за боковым проходом-коридором, в несколько этажей идут  гримуборные
- одна над другой. Гримуборная Барри - в самом низу, дверь ее выходит  прямо
в коридор, надо только чуть спуститься по железной лестнице.
   Итак, он вышел из гримуборной и прошел  по  темному  коридору.  Двери  из
коридора в театральный зал во  время  второго  акта  были  закрыты.  Он  мог
спокойно выйти на улицу, так как в тот момент  -  как  он  точно  знал  -  в
коридоре никто не дежурил. Ему просто повезло, что до этого момента туда еще
не пришли Джесс Линч и его подружка. Пройдя по улице, он вошел в  зал  через
передний вход так, будто он просто опоздавший зритель. Закутанный в  накидку
и, разумеется, загримированный так,  чтобы  его  никто  не  мог  узнать,  он
показал свой билет на место ЛЛ 30 при  входе.  Войдя,  он  намеренно  бросил
билет на пол. Ему казалось, что это хитрый ход: когда  там  найдут  билет  с
оборванным контролем, будут думать, что убийца кто-то из зрителей, а  не  из
театра. Кроме того, он не мог оставить билет у себя - если бы  его  план  не
удался, при основательном  обыске  его  могли  обнаружить,  и  это  была  бы
бесспорная улика. Короче, он полагал, что трюк с билетом не только  запутает
нас, но и отведет подозрения от него.
   - Но как, интересно, он собирался дойти до своего места? Ведь его  должна
была  сопровождать  билетерша,  которая  непременно  обратила  бы  на   него
внимание? - спросил Кронин.
   - Он, конечно, не мог рассчитывать на то, что его не увидит билетерша,  -
ответил инспектор. - Разумеется, он надеялся, что успеет дойти до последнего
ряда, который  ближе  всего  ко  входу  в  зал,  раньше,  чем  его  встретит
билетерша. Но. даже если она и встретила бы его, чтобы проводить  на  место,
он был так хорошо загримирован, что в темноте театра она бы его  не  узнала.
Самое худшее, что ему  грозило,  -  кто-нибудь  вспомнил  бы,  что  какой-то
незнакомый мужчина, описать которого можно только  приблизительно,  вошел  в
зал после начала второго акта. Но случай распорядился так, что ему никто  не
вышел  навстречу  в  зале,  так  как  Мадж  О'Коннел  ворковала   со   своим
возлюбленным, сидя рядом с ним. Стало быть, ему удалось занять место рядом с
Фильдом, оставшись незамеченным.
   Инспектор откашлялся и продолжал:
   -  Все,  что  я  рассказал  вам  сейчас,   основывается   не   на   наших
умозаключениях и расследованиях.  Мы  бы  никогда  не  докопались  до  таких
деталей. Барри вчера вечером признался во всем и пояснил  все  в  деталях...
Хотя, зная, что Барри - преступник, мы бы  могли  мысленно  реконструировать
весь ход его действий. Когда знаешь преступника, это получается как-то  само
собой. Ну, да теперь  этого  не  требуется.  Получается,  что  это  какая-то
отговорка, оправдание для меня и для Эллери.
   Инспектор слабо улыбнулся.
   - Уже когда он сел рядом с  Фильдом,  все  его  действия  были  тщательно
спланированы наперед. Вы не должны забывать,  что  он  зависел  от  строгого
графика выхода на сцену и не мог  позволить  себе  терять  время.  С  другой
стороны, и Фильд знал, что Барри должен быстро  вернуться  на  сцену,  стало
быть, он тоже не  собирался  тянуть  волынку.  Барри,  по  его  собственному
признанию, имел с Фильдом значительно  меньше  проблем,  чем  ожидал.  Фильд
легко принимал все его  предложения  -  вероятно  потому,  что  был  изрядно
выпившим и ожидал получения крупной суммы.
   Барри вначале потребовал бумаги.  Фильд  из  предосторожности  потребовал
показать вначале деньги. Барри продемонстрировал ему бумажник, якобы  полный
настоящих банкнот. В театре было темно, и Барри не  стал  разворачивать  эти
банкноты. На самом деле это были "деньги" из театрального  реквизита.  Барри
показал их и сделал то, чего и ожидал Фильд, -  отказался  отдавать  деньги,
пока не проверит документы. Помните, что Барри - актер, и  в  столь  сложной
ситуации сумел сыграть полное хладнокровие... Тогда Фильд полез под  сиденье
и к безмерному удивлению Барри вытащил оттуда свой  цилиндр.  Барри  сказал,
что Фильд при этом заявил:
   "Что, не ожидали, что я храню в нем бумаги? Эта шляпа целиком и полностью
посвящена вашему прошлому. Видите - тут  внутри,  на  ленточке,  стоит  ваше
имя". С этими словами он повернул цилиндр, отогнул кожаную  ленту  внутри  и
продемонстрировал  Барри  его  имя  и   фамилию,   написанные   несмываемыми
чернилами.
   Можете представить себе, что в этот момент происходило в  душе  у  Барри.
Увиденное им нарушало весь план, продуманный  с  такой  тщательностью.  Ведь
Барри понимал: когда будут осматривать цилиндр Фильда  -  а  его  непременно
будут осматривать, когда найдут тело, - имя  Стивена  Барри  окажется  самой
серьезной уликой  против  него...  У  Барри  не  оставалось  времени,  чтобы
отделить кожаный ободок от цилиндра. К тому же у него - вот беда -  не  было
при себе перочинного ножа. Ободок был прочный и пришит был крепко. Прикинув,
сколько у него остается времени, Барри сразу понял, что ему придется забрать
цилиндр, когда он убьет Фильда.  Поскольку  Фильд  был  примерно  такого  же
телосложения, что и Барри, и размер его  цилиндра  был  достаточно  обычным,
средним - ?1/8, - Барри сразу же решил,  что  выйдет  из  театра  со  шляпой
Фильда на голове или в руках. Ему придется оставить свой собственный цилиндр
в гардеробе за сценой, где он никому не бросится в глаза. Цилиндр Фильда  он
решил уничтожить сразу же, как придет домой. Кроме того, Барри подумал,  что
даже если начнут обыскивать всех, его собственное имя  на  цилиндре  избавит
его  от  подозрений.  Возможно,  именно  это  обстоятельство   и   послужило
окончательным толчком. Он  решил,  что  избежит  таким  образом  значительно
большего риска, хотя,  конечно,  не  мог  предвидеть  неожиданного  развития
событий, которое тоже было возможным.
   - Хитрый лис! - пробормотал Сампсон.
   - Сам себя перехитрил, Генри, сам себя перехитрил, - совершенно  серьезно
сказал Квин. - Излишняя хитрость уже не одного привела на виселицу...  Когда
он молниеносно решил взять с собой цилиндр Фильда, ему тут  же  стало  ясно,
что подменить его своим  собственным  нельзя.  Во-первых,  это  был  цилиндр
специально для сцены - шапокляк. Но еще  важнее,  во-вторых,  было  то,  что
внутри его стоял  фирменный  знак  "Ле  Брюн"  -  знак  фирмы,  производящей
театральный реквизит. Ясно, что этот цилиндр сразу же указывал бы на то, что
преступник - кто-то из актеров. Допускать такого было  никак  нельзя.  Барри
рассказал мне к тому же,  что  полиция,  обнаружив  отсутствие  цилиндра,  в
крайнем случае решит, что в нем были какие-то ценности. И  он  не  мог  даже
представить, что такое предположение  как-то  могло  навести  подозрение  на
него. Когда я изложил  ему  все  умозаключения,  которые  Эллери  сделал  на
основании отсутствия цилиндра, Барри был просто поражен. Ему стало ясно, что
единственный слабый пункт  в  его  преступлении  являлся  не  упущением  или
промахом с его стороны, а фактором, который он просто не мог предвидеть. Это
заставило  его  действовать.  События  начали   разворачиваться   по   своей
неумолимой логике. Если бы имя Барри не  было  написано  на  кожаном  ободке
цилиндра Фильда, он- до сих пор оставался бы на свободе и никаких подозрений
ни у кого не вызывал  до  сих  пор.  А  в  архивах  полиции  было  бы  одним
нераскрытым делом больше.
   Мне нет нужды говорить вам, что все эти мысли  пронеслись  в  его  голове
значительно быстрее, чем я их здесь пересказываю вам. Он понял, что  следует
делать:  придется  приспосабливать   первоначальный   план   к   неожиданным
обстоятельствам... Когда Фильд достал из  цилиндра  документы,  Барри  бегло
просмотрел их при свете крошечного фонарика, свет от которого они  полностью
загораживали своими телами. Бумаги, как показалось Барри, были в порядке,  в
полном комплекте. Но в тот момент Барри некогда было долго рассматривать их.
Он неловко улыбнулся и сказал: "Черт бы вас побрал, если они здесь не  все".
Это прозвучало вполне естественно - вроде  как  между  ними  устанавливалось
перемирие, а Барри оказывался человеком, который умел проигрывать с  честью.
Фильд отреагировал на эту реплику именно так, как  и  ожидал  Барри.  А  тот
сунул руку в карман - фонарик он к этому  моменту  уже  выключил,  -  достал
маленькую бутылочку виски и сделал  из  нее  порядочный  глоток,  как  будто
сильно нервничал. Потом он как будто вспомнил  о^правилах  хорошего  тона  и
довольно дружелюбно спросил Фильда, не  желает  ли  он  тоже  приложиться  к
бутылочке, чтобы тем самым закрепить сделку. Так как Фильд видел, что  Барри
пил из бутылки, у него не возникло никакого подозрения. Он,  вероятно,  и  в
мыслях не держал,  что  Барри  попытается  его  убить.  Барри  протянул  ему
бутылочку...
   Но это  была  уже  не  та  бутылочка.  Воспользовавшись  темнотой,  Барри
подменил ее. У него было с собой  две  маленьких  бутылочки:  одна  в  левом
кармане, из нее он пил сам, а другая - в правом.  Ее-то  он  и  дал  Фильду.
Подменить бутылочку удалось легко,  потому  что  было  темно,  а  Фильд  был
навеселе... Итак, трюк удался. Но  Барри  хотел  избежать  всякого  риска  и
действовать наверняка. В кармане у него лежал шприц с ядом.  Если  бы  Фильд
отказался выпить, Барри был готов воткнуть ему в руку или в ногу иглу.  Этот
шприц ему раздобыл какой-то  врач  много  лет  назад.  Тогда  Барри  страдал
нервной болезнью и не мог долго находиться  под  опекой  врача,  потому  что
приходилось то и дело ездить на гастроли. Это было так давно, что шприц едва
ли связали бы с ним. Таким образом, он был подготовлен и на тот случай, если
бы Фильд отказался выпить. Как видите, план был абсолютно  надежен  во  всех
деталях...
   Бутылочка, из которой сделал глоток Фильд,  содержала  хороший  виски,  в
который, однако, было подмешано  достаточно  много  тетраэтилсвинца.  Легкий
запах эфира, которым отличается последний, потерялся в запахе  виски.  Фильд
тут же сделал огромный глоток и не сразу заметил, что виски  отравлен.  Даже
почувствовав неладное, он автоматически отдал бутылочку Барри.  Тот  заткнул
ее пробкой и сказал:  "Думаю,  мне  следует  получше  поглядеть  на  бумаги.
Действительно, почему я должен доверять вам, Фильд? Для  этого  нет  никаких
оснований!"
   Фильд, которому к этому моменту было уже все  едино,  кивнул,  ничего  не
понимая, и осел в кресле. Барри и в самом  деле  стал  смотреть  бумаги,  но
краем глаза поглядывал на Фильда. Прошло минут пять, и он понял,  что  Фильд
практически готов. Он еще, правда, не потерял  сознания,  но  был  близок  к
тому. Лицо его исказилось. Он судорожно глотал воздух. Казалось, он уже не в
состоянии ни двинуться, ни закричать. В своей борьбе со смертью он уже забыл
о существовании  Барри.  Можно  было  предположить,  что  он  недолго  будет
оставаться в сознании. Те  несколько  слов,  которые  он  попытался  сказать
Пьюзаку, дались ему ценой нечеловеческого напряжения. Он был уже практически
мертв...
   Барри поглядел на часы. Было 9.40 вечера. Он провел рядом с Фильдом всего
десять минут. В  9.50  он  должен  был  вернуться  на  сцену.  Так  как  ему
потребовалось меньше времени, чем он предполагал, он решил подождать еще три
минуты, чтобы убедиться, что Фильд не сможет поднять шум и привлечь  к  себе
внимание.
   Ровно в 9.43, когда Фильд уже невероятно ослаб  от  жгучей  боли  внутри,
Барри взял его цилиндр, сложил свой шапокляк, спрятал  его  под  накидкой  и
встал. Он точно знал, куда ему идти. Осторожно, стараясь никому не бросаться
в глаза, он прошел вдоль левой стены и, никем не замеченный, оказался позади
лож около сцены. В это время был самый напряженный момент в  пьесе.  Все  не
отрываясь смотрели только на сцену.
   Зайдя за ложи, Барри снял  парик,  отклеил  накладные  усы,  ликвидировал
лишний грим и прошел к выходу на сцену. Там есть дверь, за ней узкий проход,
который выходит в коридор, по которому можно попасть в  различные  помещения
за сценой. Его гримуборная находилась как раз у начала  этого  коридора.  Он
проскользнул туда, бросил складной цилиндр из реквизита среди других  вещей,
слил  остатки  отравленного  виски  из  бутылочки  в  умывальник,  сполоснул
бутылочку и протер ее. Потом он  таким  же  образом  поступил  с  содержимым
шприца и, промыв его, отложил в сторону. Даже если бы этот шприц нашли - что
с того? Он вполне мог объяснить, откуда у него  шприц.  И  вообще,  убийство
произошло не с помощью шприца...
   Барри постарался взять себя в руки и принять беззаботный, даже  скучающий
вид. Ему это удалось. Тут пришла пора  в  9.50  выходить  на  сцену.  Он  не
пропустил свой выход и находился на сцене вплоть до того  момента,  когда  в
9.55 в зале началась великая суматоха...
   - До чего же сложный план! - вырвалось у Сампсона.
   - Он далеко не так сложен, каким был поначалу, - ответил инспектор. -  Не
забывай, что Барри - хороший импровизатор, а кроме того  -  отличный  актер.
Только отличный актер мог осуществить такой план.  Выполнить  его,  впрочем,
было не так сложно. Самое трудное - выдерживать намеченный график. Остальное
- пустяки. Если бы  даже  его  кто-то  и  увидел,  он  был  загримирован  до
неузнаваемости. Единственно опасный участок пути -  от  места  убийства,  по
проходу на сцену через дверь позади лож. Он, конечно,  подумал  о  биле