, но она отпустила  меня
только тогда, когда я дал слово, что  сразу  вернусь.  Мы  поговорили  всего
несколько минут, а потом я вдруг вспомнил  про  свой  буфет,  оставленный  в
коридоре.
   - О буфете в коридоре? - с живым интересом спросил Эллери. - Ну  конечно,
Джесс, ведь твой переносный буфет остался в коридоре. Только не говори  мне,
что злая судьба заставила тебя туда вернуться, покинув подружку. Не поверю!
   - А как же иначе?! -  удивленно  воскликнул  юноша.  -  То  есть  я  хочу
сказать, что мы пришли оба, вместе с Элинор.
   - Вот как? Вместе с Элинор, Джесс? - мягко, спросил Эллери. - И как долго
вы оба были в театре?
   Услышав  этот  вопрос,  инспектор  оживился.  Глаза  его  заблестели.  Он
пробормотал что-то с явным одобрением и стал слушать ответ юноши.
   - Ну, в общем, я хотел сразу забрать буфет,  сэр.  Но  Элинор  и  я...  В
общем, мы  разговаривали,  и  Элинор  предложила  не  сворачивать  буфет,  а
оставить в коридоре до следующего антракта... Я подумал,  что  это  неплохая
идея. Я бы тогда дождался  до  пяти  минут  одиннадцатого,  когда  кончается
второй акт, разлил бы заранее по стаканам  оранжад  и  был  наготове,  когда
откроют двери на второй антракт. Таким образом мы так и остались в коридоре,
сэр. Но никаких нарушений в этом не было, сэр. Я не хотел делать ничего, что
не полагается.
   Эллери выпрямился во весь рост и внимательно посмотрел на юношу.
   - Джесс, я бы хотел, чтобы ты  сейчас  все  вспомнил  максимально  точно.
Скажи, сколько было времени, когда ты появился с Элинор в коридоре?
   - Ну... - Джесс почесал в затылке, - было примерно  двадцать  пять  минут
десятого, когда я отдал этому человеку его эль с джином, потом пошел в  кафе
к Элинор, оставался там несколько минут, а затем вернулся  вместе  с  ней  в
театр.  Было,  должно  быть,  примерно  девять  тридцать  пять,   когда   мы
возвратились к моему буфету с напитками.
   - Очень хорошо...  А  сколько  было  времени,  когда  ты  снова  ушел  из
коридора?
   - Это было ровно в десять часов, сэр. Элинор  посмотрела  на  свои  часы,
когда я спросил ее, не пора ли разлить по стаканам еще оранжаду.
   - И ты не подозревал, что происходило в зале?
   - Нет, сэр. Я ничего не слышал. Мы заговорились с Элинор. Я и понятия  не
имел, что там происходит, пока мы не подошли к выходу из зала и  не  увидели
Джонни Чейза, билетера. Тот стоял там с таким видом, будто  он  часовой.  Он
сказал мне, что в зале произошел несчастный случай, и мистер Панцер поставил
его на пост у входа в зал.
   - Понимаю... - Эллери в некотором  волнении  снял  очки.  -  Теперь  будь
внимательным, Джесс. За все это время, которое ты провел  вместе  с  Элинор,
кто-нибудь входил в коридор или выходил  из  него?  Юноша  не  задержался  с
ответом:
   - Нет, сэр, никто.
   - Спасибо, мальчик мой, - инспектор по-свойски хлопнул парня по  плечу  и
отпустил жестом. Потом поглядел по сторонам,  высмотрел,  наконец,  Панцера,
чьи объяснения  со  сцены  не  возымели  никакого  действия  на  публику,  и
энергично помахал рукой, требуя подойти.
   - Мистер Панцер! - строго сказал он. - Мне нужен график  спектакля...  Во
сколько поднимают занавес в начале второго акта?
   - Второй акт начинается ровно в  9.15  и  кончается  в  10.05  вечера,  -
последовал немедленный ответ директора.
   - И сегодняшний спектакль тоже шел по этому расписанию?
   - Ну конечно. Мы должны строго  придерживаться  графика:  ведь  готовится
смена освещения, выход актеров на сцену и так далее.
   Инспектор производил в уме какие-то вычисления.
   - Стало быть, в 9.25 юноша видел Фильда еще живым, - пробормотал он  себе
под нос. - Мертвым же его нашли в...
   Он стремительно повернулся и  позвал  полицейского  Доила.  Тот  подбежал
трусцой.
   - Доил, - спросил инспектор, - вспомните-ка, когда этот Пьюзак подошел  к
вам и рассказал про убийство? Полицейский почесал в затылке.
   - Так сразу точно и не вспомнить, инспектор, - сказал он. - Помню только,
что второй акт уже кончался, когда он пришел.
   - Надо точнее, Доил, - раздраженно сказал Квин. - Где сейчас актеры?
   - Я их собрал там, в задней части зала, - отвечал Доил. -  Мы  не  знаем,
что с ними делать.
   - Приведите одного из них сюда, - распорядился инспектор.
   Доил отправился выполнять приказ. Квин-старший поманил детектива Пиготта,
который стоял в нескольких шагах от  него  вместе  с  какими-то  мужчиной  и
женщиной.
   - Это портье, Пиготт? - спросил Квин. Пиготт  кивнул,  и  высокий  тучный
старик шагнул вперед,  теребя  в  руках  фуражку.  Униформа  сидела  на  нем
несколько мешковато.
   - Вы постоянно дежурите перед входом в театр? - спросил инспектор.
   - Да, сэр, - ответил портье, продолжая терзать свой головной убор.
   - Очень хорошо. А сейчас хорошенько подумайте, прежде чем ответить на мои
вопросы. Кто-нибудь - не важно кто - выходил из зала в фойе, пока шел второй
акт?
   Инспектор  напряженно  ждал  ответа,  весь  подавшись   вперед.   Прошла,
наверное, минута, прежде чем старик ответил. Он сказал медленно, но твердо:
   - Нет, сэр. Из зала никто не выходил. То есть никто, кроме парня, который
торгует напитками.
   - Вы все время были у входа? - спросил инспектор.
   - Да, сэр.
   - Ну, хорошо. Вспомните, а не входил ли кто-нибудь в зал во время второго
акта?
   - Да, Джесси Линч, тот самый парень - торговец напитками -  входил  после
того, как второй акт начался.
   - А еще кто-нибудь?
   Все затихли, чтобы  не  мешать  старику  сосредоточиться.  Он  подумал  с
минуту, а потом обвел всех беспомощным взглядом и пробормотал:
   - Не могу припомнить, сэр.
   Инспектор недовольно глянул на него. Казалось, этот человек  и  взаправду
так разволновался. Он весь вспотел, а краем глаза то и  дело  поглядывал  на
Панцера, словно опасался, что забывчивость может стоить ему места.
   - Я действительно сожалею, сэр. Ужасно  сожалею,  -  повторил  портье.  -
Может, кто и входил, но память у меня уже не та, что в молодости. Я... я уже
не могу припомнить точно.
   Лепет старика решительно прервал Эллери.
   - И как долго вы уже служите здесь  портье?  Растерянный  взгляд  старика
обратился к Эллери.
   - Почти десять лет,  сэр.  Я  не  всегда  работал  портье.  Только  когда
состарился и уже не мог делать ничего другого...
   - Понимаю, - примирительно сказал Эллери. Он поколебался немного, но  все
же решил продолжать  свои  расспросы.  -  Вы,  человек,  который  так  долго
проработал портье, можете, наверное, упустить из вида что-то, что происходит
во время первого акта. Знаете, суета, приезжают  опоздавшие...  Но  ведь  ко
второму акту люди в театр приходят редко.; Я уверен  -  если  вы  хорошенько
подумаете, то сможете так или иначе ответить на заданный вам вопрос.
   Старик уже весь измучился.
   - Я... я уже не помню, сэр. Я мог бы утверждать, что никто  не  приходил,
но может оказаться, что это и не так. Я просто не могу ответить.
   - Ладно, - инспектор положил руку старику на плечо, - забудьте  об  этом.
Может быть, мы требуем слишком много. Пока у нас вопросов больше нет.
   Портье, шаркая ногами, ушел.
   Явился Доил, ведя за  собой  высокого  красивого  мужчину  в  костюме  из
грубого твида, с остатками грима на лице.
   - Инспектор,  это  мистер  Пил,  исполнитель  главной  роли  в  пьесе,  -
отрапортовал Доил.
   Квин улыбнулся актеру и протянул ему руку.
   - Очень рад познакомиться с вами, мистер Пил. Может быть, вы поможете нам
уточнить одно обстоятельство.
   - С удовольствием помогу, инспектор, - ответил сочным баритоном  Пил.  Он
глянул на врача, который все еще занимался трупом, и брезгливо отвел взгляд.
   - Я полагаю, что вы находились на сцене, когда в зале  начались  крики  и
суматоха в связи с тем, что произошло, - начал инспектор.
   - О, да. Все актеры, занятые в спектакле, как  раз  были  на  сцене.  Что
именно вас интересует?
   - Вы можете назвать точное время, когда вы  заметили,  что  в  зрительном
зале что-то не так?
   - Да, могу. Это случилось примерно за десять минут до  окончания  второго
акта - как раз кульминация всей пьесы. По роли я должен  был  выстрелить  из
пистолета. На репетициях эта сцена  вызывала  много  споров,  а  потому  сам
момент я ни с чем не спутаю.
   Инспектор кивнул.
   - Большое спасибо, мистер Пил. Именно это я и хотел  узнать...  Пользуясь
случаем, я хотел бы извиниться за то, что мы обошлись столь  бесцеремонно  с
вами, актерами. У нас просто было множество хлопот  и  не  нашлось  времени,
чтобы организовать все более подобающим образом. Вы и все  остальные  актеры
можете быть свободны и пройти к себе в гримуборные за сценой. Разумеется, вы
не должны пытаться покинуть театр, пока вам это не будет разрешено.
   - Я все понимаю, инспектор. Меня радует, что я смог помочь вам.
   Пил поклонился и ушел.
   Инспектор, погрузившись в раздумье, оперся на  спинку  соседнего  кресла.
Эллери, который стоял с ним рядом, с  отсутствующим  видом  протирал  стекла
пенсне. Отец многозначительно подмигнул ему.
   - Ну что, Эллери? - негромко спросил он.
   - Это элементарно, мой дорогой  Ватсон,  -  отозвался  Эллери.  -  Нашего
достопочтенного покойника видели в последний раз живым в 9.25, а примерно  в
9.55 он был при смерти. Вопрос: что произошло в этот промежуток времени?  До
смешного простой вопрос.
   - Язык у тебя без костей, - вздохнул инспектор Квин. - Пиготт!
   - Да, сэр.
   - Это что, билетерша? Надеюсь, она поможет сдвинуть дело с мертвой точки.
   Пиготт отпустил руку молодой дамы, стоявшей рядом с ним. Она была  броско
накрашена и улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы. Будучи отпущена,  она
грациозно прошла вперед и с вызовом глянула на инспектора.
   -  Вы  билетерша,  и  постоянно  дежурили  в  этом  проходе,  мисс...   -
добродушным тоном начал инспектор.
   - Мисс О'Коннел. Мадж О'Коннел. Да, я билетерша! Инспектор галантно  взял
ее под руку.
   - Боюсь, что мне придется просить вас быть столь же  любезной,  сколь  вы
бойки, милая моя, - сказал он. - Пройдемте на минуточку сюда.
   Лицо девушки сделалось бледным, как мел, когда она дошла до ряда ЛЛ.
   - Прошу прощения, доктор. Не могли бы вы на минутку прерваться?
   Доктор Праути немного рассеянно взглянул на них.
   - Да, пожалуйста, инспектор, я почти закончил.  Он  встал  и  отступил  в
сторону, покусывая кончик сигары.
   Квин наблюдал за лицом девушки, когда та наклонилась над  мертвым  телом.
Она затаила дыхание.
   - Вспомните, указывали ли  вы  сегодня  этому  мужчине  его  место,  мисс
О'Коннел? - Вероятно, да. Однако сегодня у  меня,  как  обычно,  была  масса
хлопот. Мне надо было рассадить двести зрителей, за  которых  я  отвечаю-  А
потому конкретно его определенно припомнить не могу.
   - Но вы, по крайней мере, помните, были ли вот эти места, которые  сейчас
пустуют, незанятыми на протяжении всего первого и второго актов?
   Инспектор указал на семь свободных кресел.
   - Ну, мне кажется, я припоминаю... Они мне бросились  в  глаза,  когда  я
ходила мимо... Нет, сэр. Мне кажется, что сегодня на этих  местах  никто  не
сидел.
   - А во время второго акта кто-нибудь  проходил  по  этому  проходу,  мисс
О'Коннел? Вспомните точно. Очень важно знать правду.
   Девушка снова поколебалась, но потом дерзко  поглядела  в  каменное  лицо
инспектора.
   - Нет, я не видела, чтобы кто-то ходил по проходу. - И тут  же  поспешила
добавить: - Едва ли я могу много сказать вам. Мне про всю эту историю ничего
не известно. Я зарабатываю свои деньги в поте лица, и...
   - Ну ладно, ладно, милая моя, все это мы  понимаем.  Скажите,  а  где  вы
обычно стоите, когда всех рассадите? Девушка указала на начало прохода.
   - Вы находитесь там на протяжении всего второго акта,  мисс  О'Коннел?  -
вкрадчиво спросил инспектор.
   Та облизнула пересохшие губы, прежде чем дать ответ.
   - Ну... Да, была. В самом деле,  за  весь  вечер  я  не  заметила  ничего
необычного.
   - Очень хорошо. - Голос Квина зазвучал мягко, почти что нежно. -  У  меня
все.
   Девушка удалилась мелкими и быстрыми шажками. Позади инспектора произошло
какое-то движение. Квин обернулся и оказался лицом к лицу с доктором Праути,
который выпрямился во весь рост  и  как  раз  закрывал  свою  сумку.  Доктор
невесело посвистывал.
   - Ну, док, я вижу, вы готовы. Каков будет вердикт?
   - Он будет краток, инспектор. Этот человек умер примерно два часа  назад.
Относительно причины смерти я некоторое время испытывал сомнения, но  теперь
уверен, что это - яд. Все признаки указывают на алкогольное отравление - вы,
наверное, обратили внимание на синюшный цвет кожи. А понюхали, как  от  него
пахнет? Несет самой отвратной сивухой, какую только приходилось мне нюхать в
жизни. Пьян был, похоже, в стельку. Разумеется, это не  обычное  алкогольное
отравление - если бы только оно, он бы не кончился так быстро.  Вот  и  все,
что я могу сказать в данный момент.
   Он принялся застегивать пальто.
   Квин извлек из своей сумки обернутую в носовой платок бутылку  и  передал
доктору Праути.
   - Это - бутылка покойного,  док.  Исследуйте,  пожалуйста,  для  меня  ее
содержимое. Но займитесь этим, пожалуйста, только  после  того,  как  Джимми
внизу в лаборатории посмотрит  отпечатки  пальцев.  И  потом...  Погодите-ка
немного!
   Инспектор взял на ковре в углу еще одну полупустую бутылку эля с  джином.
- Исследуйте для меня и это, доктор!
   Доктор Праути аккуратно поставил в свою сумку обе бутылки, а потом  надел
шляпу.
   - Хорошо. Итак, я откланяюсь, инспектор, - сказал он неторопливо. - Когда
проведу вскрытие, напишу для вас подробный отчет. Тогда картина у вас  будет
пояснее. Впрочем, катафалк для перевозки тела, должно быть, уже ждет  внизу.
Я позвонил и вызвал его еще на пути сюда. Ну, пока.
   Стоило доктору Праути уйти, как тут же появились два санитара в  белом  с
каталкой. По знаку Квина они взяли  тело,  подняли  и  уложили  на  каталку,
накрыли простыней и  быстро  повезли  к  выходу.  Детективы  и  полицейские,
стоявшие у дверей,  с  облегчением  наблюдали,  как  увозят  зловещий  груз.
Главная часть работы на  сегодняшний  вечер  для  них  уже  была  закончена.
Публика, шурша программками и газетами, покашливая, вертя головами и судача,
с интересом наблюдала, как без пышных церемоний из зала отбывает покойный.
   Едва усталый инспектор Квин обернулся к Эллери, как в правой  части  зала
вдруг возникла легкая суматоха.  Люди  повскакивали  со  своих  мест,  чтобы
увидеть, что происходит. Полицейские принялись призывать публику к  порядку.
Квин что-то коротко сказал полицейскому в форме, который стоял рядом с  ним.
Вскоре показались двое полицейских, которые вели под руки какого-то отчаянно
вырывавшегося субъекта. Они доволокли его до конца левого прохода и насильно
поставили по стойке "смирно".
   Человек,  которого  они  держали,  был  невысок,  и  вообще  походил  на.
небольшую: крысу. Он был одет в отвратительный костюм массового  пошива.  На
голове у него красовалась черная шапочка  -  из  тех,  что  носят  некоторые
сельские священники. Рот  у  мужчины  безобразно  искривлялся  и  непрерывно
извергал чудовищные проклятия. Но стоило .инспектору взглянуть на него,  как
он тут же перестал сопротивляться.
   - Мы задержали этого человека, когда он пытался ускользнуть через боковой
выход на той стороне, инспектор, - запыхавшись, доложил один из полицейских,
не переставая немилосердно встряхивать попавшую к нему в руки добычу.
   Инспектор хихикнул,  извлек  из  кармана  табакерку,  взял  свою  обычную
понюшку табаку и, весь сияя, поглядел на сжавшегося и стихшего мужчину.
   - Прекрасно, прекрасно. Пастор, - сказал он  задушевно.  -  Действительно
мило с твоей стороны появиться в столь подходящий момент!
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой много званых, но лишь двое избранных
   Многие люди  слишком  слабы,  чтобы  выносить  вид  скулящего  и  ноющего
собрата. Он вызывает у них сострадание. Эллери  был  единственным  из  всего
молчаливого круга собравшихся  посмотреть  спектакль,  который  разыгрывался
типом по кличке  "Пастор",  кто  относился  к  лицедею  равнодушно,  даже  с
отвращением.
   Услышав ехидное замечание старшего Квина, Пастор резко выпрямился, глянул
ему в глаза и вновь принялся отчаянно вырываться из рук полицейских, которые
крепко его держали. Он строил рожи, плевался, изрыгал проклятия, но в  конце
концов стих и даже,  кажется,  перестал  дышать.  Его  бесчинства  привлекли
внимание еще нескольких полицейских.  Они  подошли  и  совместными  усилиями
уложили его на пол. Оказавшись на полу, Пастор вдруг весь обмяк и  съежился,
будто шарик, из которого выпустили воздух. Полицейские без лишних  церемоний
снова поставили его на ноги, и он спокойно стоял  теперь,  опустив  глаза  и
держа в руках свою шапочку.
   - Вот что,  Пастор,  -  сказал  инспектор  таким  тоном,  каким  родители
разговаривают с капризным ребенком, только что закатившим истерику, - ты  же
знаешь, что подобные штучки  на  меня  не  действуют.  Ты  что,  забыл  нашу
последнюю встречу у реки?
   - Отвечая, когда тебя спрашивают! -  прикрикнул  на  него  полицейский  и
ткнул под ребро кулаком.
   - Я вообще ничего не знаю, а кроме того, и не обязан ничего  говорить,  -
пробормотал себе под нос Пастор и переступил с ноги на ногу.
   - Ты удивляешь меня, Пастор, - отечески  сказал  Квин;  -  Я  ведь  и  не
спрашиваю у тебя, что ты знаешь, а что - нет.
   - Вы  не  имеете  права  задерживать  невинного  человека!  -  возмущенно
воскликнул Пастор. - Что я, хуже всех остальных, здесь сидящих? Я купил себе
билет и заплатил за него наличными. К чему тогда все это? Почему мне  мешают
идти домой?
   - Вот, значит, как. Стало быть, ты  купил  билет?  -  спросил  инспектор,
покачиваясь на каблуках. - Ну, хорошо. А как насчет того, чтобы достать  его
и показать папаше Квину?
   Рука Пастора с поразительной быстротой и ловкостью скользнула  в  боковой
карман пиджака. Лицо его  вдруг  побледнело,  и  он  медленно  достал  руку.
Никакого билета в ней не было. Ворча, он принялся обшаривать  все  остальные
карманы, чем только развеселил инспектора.
   - Черт подери! Что за напасть такая! Всю жизнь храню билеты при  себе  до
конца - и надо же, именно в этот раз выбросил. Весьма сожалею, инспектор.
   - Вот и славно, - сказал Квин. Лицо его враз посуровело.  -  Бросай  свои
выходки, Казанелли. Что ты сегодня вечером делал здесь, в театре?  И  почему
вдруг решил смыться? Отвечай же!
   Пастор огляделся. Его крепко  держали  двое  полицейских.  Вокруг  стояло
несколько мужчин, не настроенных шутить. Шансов убежать,  считай,  не  было.
Лицо Пастора в очередной раз изменило свое выражение.  Теперь  на  нем  были
написаны совершенная невинность и благочестие, словно у настоящего  пастора.
Маленькие глазки его зажглись неземным светом, как будто он был христианский
мученик в окружении злобных судей-язычников. Надо сказать, что Пастор уже не
раз с успехом использовал подобный трюк.
   - Инспектор, - сказал он, - вы же знаете, что  не  имеете  права  хватать
меня без всяких на то законных оснований, не так ли? У каждого, к  тому  же,
есть право пригласить адвоката, или как? Уверен, что есть!
   И он гордо замолчал. Инспектор смерил его любопытным взглядом.
   - Когда ты в последний раз видел Фильда? - спросил он.
   - Фильда? Уж не имеете ли вы в виду Монти  Фильда?  Никогда  в  жизни  не
слыхал о нем, инспектор, - ответил Пастор довольно неуверенно. -  Интересно,
что это вы мне хотите пришить...
   - Ничего, Пастор, ровным счетом ничего. Но пока ты не пожелаешь ответить,
нам придется держать тебя и  не  пускать:  а  вдруг  ты  все-таки  надумаешь
сказать нам что-нибудь. И не забывай,  Пастор,  что  по-прежнему  существует
одно небольшое дельце о краже шелка, которое можно копнуть и поглубже. -  Он
обратился к одному из  полицейских.  -  Офицер,  проводите  нашего  друга  в
приемную перед кабинетом директора и