- Но, мой дорогой Морган, - мягко сказал инспектор, - из-за чего  вы  так
волнуетесь? Можно подумать, что я  обвиняю  вас  в  убийстве  Монти  Фильда.
Садитесь и успокойтесь. Я всего-то задал вам один простой вопрос.
   Морган упал в кресло. Дрожащей рукой он вытер подбородок и произнес:
   - Прошу простить меня, инспектор. Я просто вышел из себя. Но от всех этих
фокусов... - Он говорил все тише, а последние  слова  буквально  пробормотал
себе под нос.
   Квин насмешливо глядел на него.  Джонсон  осторожно  кашлянул,  деликатно
разглядывая потолок. Издалека снова  донесся  шум  и  опять  смолк,  как  по
мановению волшебной палочки. Наконец, тишину нарушил Квин.
   - Это все, Морган. Можете идти.
   Адвокат тяжело поднялся, открыл было рот, намереваясь что-то сказать,  но
передумал, сжал губы и надел свой  цилиндр.  По  знаку  инспектора  встал  и
Джонсон. Открыв адвокату дверь, он вышел за ним следом.
   Оставшись в кабинете один, Квин развил бурную деятельность. Он извлек  из
кармана четыре билета с оторванным  контролем,  письмо-приглашение,  которое
дал ему Морган, и дамскую сумочку, найденную  в  кармане  покойного.  Ее  он
открыл во второй раз за вечер и выложил все содержимое на стол перед  собой.
Несколько визитных карточек, на которых  затейливо  было  выведено  "Франсес
Айвз-Поуп", два кружевных носовых  платка,  пудра,  румяна,  губная  помада,
маленький кошелек, где обнаружилось двадцать долларов купюрами  и  несколько
монет, ключ от двери. Квин какое-то время самозабвенно  занимался  изучением
всех этих вещей. Потом снова сложил их в  сумочку,  сунул  ее  в  карман,  в
другой положил обрывки билетов и письмо, встал и не спеша огляделся. Подошел
к вешалке, снял единственную висевшую там шляпу  -  круглую,  фетровую  -  и
обследовал ее изнутри. Казалось,  его  заинтересовали  инициалы  "Л.  П."  и
размер б3. Потом он повесил шляпу обратно и открыл дверь.
   Четыре человека, сидевшие в приемной,  с  видимым  облегчением  вскочили.
Квин, улыбаясь, стоял на пороге, держа руки в карманах пальто.
   - Наконец-то дело дошло и до вас, - сказал он. - Вы не могли бы все зайти
в кабинет?
   Он вежливо отступил в сторону и пропустил их - троих  женщин  и  молодого
человека. Женщины сели, причем  молодой  человек  галантно  подвинул  кресло
каждой из них. Теперь четыре пары глаз  неотрывно  следили  за  инспектором,
который по-прежнему стоял в дверях. Он еще раз выглянул в  приемную,  закрыл
дверь и солидной походкой прошел к своему креслу за письменным столом.
   - Ну вот, - сказал он, - должен извиниться за то, что  заставил  вас  так
долго ждать. Знаете ли, дела, дела, служба! Ну, а теперь поглядим. Хм. Да...
да, да. Я просто не могу иначе!  Ну,  ладно!  Во-первых,  уважаемые  дамы  и
молодой человек, что за узы вас связывают?
   Он приветливо посмотрел на самую красивую из трех женщин:
   - Я полагаю, мисс, что вас зовут Франсес  Айвз-Поуп,  хотя  еще  не  имел
удовольствия быть вам представленным. Я не ошибся?
   Девушка удивленно подняла брови.
   - Совершенно верно, сэр, -  сказала  она  звонким  голосом.  -  Но  я  не
понимаю, откуда вам известно мое имя.
   Она  улыбнулась  очаровательнейшей   улыбкой,   .полной   шарма   и   той
таинственности,  которая  привлекает  просто   необыкновенно.   Великолепная
фигура, большие карие глаза, нежная  кожа.  Эта  женщина  в  самом  расцвете
молодости,  казалось,  была   воплощенное   совершенство.   Инспектор   даже
почувствовал себя моложе, глядя на нее. Он улыбнулся ей в ответ.
   - Ну, мисс Айвз-Поуп, - хихикнул он, - согласен, это большая загадка  для
вас. А тот факт, что я вдобавок еще и полицейский, который  почему-то  знает
ваше имя, наводит на малоприятные мысли.  Однако  все  объясняется  довольно
просто: вас не назовешь неизвестной юной дамой. Я только сегодня  видел  ваш
портрет в газете, в колонке светской хроники.
   Девушка рассмеялась, но немножко нервно:
   - Так вот значит как! - сказала она. - А я-то уж начала побаиваться.  Ну,
а теперь скажите, что же вы от меня хотите?
   - А все профессия! Все моя профессия, - сокрушенно  сказал  инспектор.  -
Всегда стоит лишь мне заинтересоваться каким-то человеком, у меня начинается
внутренний конфликт  между  моими  желаниями  и  профессиональным  долгом...
Прежде, чем я начну свои расспросы, разрешите узнать, кто ваши друзья?
   Инспектор перевел свой взгляд на остальных троих, и они тут же  принялись
смущенно кашлять.
   Франсес голосом, полным шарма, заговорила:
   - Простите пожалуйста, инспектор. Позвольте представить мисс Хильду Оранж
и мисс Эву Эллис, двух моих очень хороших подруг. А это мистер Стивен Барри,
мой жених.
   Квин посмотрел на нее с немалым удивлением.
   - Если не ошибаюсь, они все актеры, которые были заняты сегодня в  "Играх
с оружием"?
   Все трое дружно кивнули. Квин повернулся к Франсес.
   - Мне не хотелось бы показаться навязчивым, мисс Айвз-Поуп, но  я  просил
бы вас кое-что объяснить. Почему ваши  друзья  решили  сопровождать  вас?  -
спросил  он  с  обескураживающей  улыбкой.  -  Может  быть,  это   прозвучит
невежливо, но я точно помню, что просил пригласить вас одну.  Трое  актеров,
не говоря ни слова, поднялись. Франсес умоляюще посмотрела сначала на  своих
спутников, потом на инспектора.
   - Я прошу вас простить меня, инспектор, - с жаром заговорила она, -  я...
меня еще никогда не допрашивала полиция. Я просто очень нервничала, ну  и...
В общем, попросила моего жениха и этих дам, самых надежных подруг, побыть со
мной во время допроса, чтобы чувствовать себя уверенней. Я не знала, что это
противоречит вашим распоряжениям...
   - Понимаю, - улыбнулся Квин, - понимаю  прекрасно,  но  видите  ли...  Он
развел руками.
   - Если ты пожелаешь, любимая, то я останусь с тобой, - с  вызовом  сказал
Стивен Барри.
   - Но, Стивен, милый мой...  -  ответила  Франсес,  беспомощно  и  жалобно
взглянув на Квина. Тот сидел с непреклонным  видом.  -  Лучше...  лучше  вам
выйти. Но прошу вас, подождите меня. Это ведь не  продлится  долго,  правда,
инспектор?
   Квин кивнул.
   - Нет, не очень долго, - он постепенно перестал  улыбаться  и  становился
все серьезнее. Присутствующие почувствовали это изменение тона.  В  кабинете
повеяло некоторым холодком. Хильда  Оранж  -  крупная,  полная  женщина  лет
сорока, с лицом, сохранившим следы былой  красоты,  что  было  заметно  даже
сейчас, в холодном свете ламп кабинета, наклонилась к Франсес, сердито глядя
на инспектора.
   - Мы подождем за дверью, милая, - сказала она. - И если  ты  почувствуешь
себя плохо или еще что, только крикни, и ты увидишь, что здесь будет.
   Она ринулась вон из кабинета. Эва Эллис погладила Франсес по руке.
   - Не бойся, Франсес, - сказала она мягко, - ведь мы же с тобой. - И они с
Барри последовали за Хильдой Оранж. Молодой человек остановился  на  пороге,
еще  раз  обвел  весь  кабинет  взглядом,  в  котором  отражались   гнев   и
беспокойство за невесту, испепелил взором Квина и, наконец, закрыл за  собой
дверь.
   Квин тотчас же вскочил на ноги. Тон его стал холодным и  официальным.  Он
сказал, опершись ладонями на письменный стол и глядя на Франсес в упор:
   - А  теперь,  мисс  Франсес  Айвз-Поуп,  уладим  одно-единственное  дело,
которое, собственно, у меня и есть к вам... - Он скользнул рукой в карман  и
с ловкостью опытного карманника извлек оттуда маленькую дамскую  сумочку.  -
Позвольте вернуть вам вашу вещь.
   Франсес привстала в кресле, вначале посмотрела на  инспектора,  затем  на
поблескивающую сумочку и побледнела как полотно.
   - Но ведь это... это же моя сумочка, - пролепетала она.
   - Совершенно верно, мисс Айвз-Поуп. Она была  найдена  в  театре  сегодня
вечером.
   - Ну, конечно, - девушка нервно рассмеялась и снова опустилась в  кресло,
- как это глупо с моей стороны. А ведь я до сих пор даже не заметила, что ее
нет...
   - Но, мисс  Айвз-Поуп,  -  осторожно  продолжал  инспектор,  -  сам  факт
обнаружения вашей сумочки далеко не так важен в сравнении с тем, где  именно
она была найдена. - Он помолчал несколько секунд. - Вы знаете,  что  сегодня
вечером здесь убили человека?
   Она так и застыла с открытым ртом. Глаза ее расширились от страха.
   - Да, я слышала об этом, - сказала она почти беззвучно.
   - Так вот, ваша сумочка, мисс Айвз-Поуп, - неумолимо продолжал инспектор,
- была обнаружена в одном из карманов убитого.
   В глазах у девушки мелькнул неприкрытый  ужас.  Она  глухо  вскрикнула  и
повалилась вперед с побледневшим и искаженным лицом.
   Квин подскочил к ней, испытывая и смущение и сострадание. Но не успел  он
дотронуться до девушки, как двери распахнулись и в кабинет  ворвался  Стивен
Барри. Фалды его фрака развевались. За ним по пятам следовали Хильда  Оранж,
Эва Эллис и детектив Джонсон.
   - Ради всего на свете, что вы с ней сделали?  Вы,  ищейка!  -  воскликнул
актер, отодвигая в сторону Квина. Он нежно привлек к себе Франсес,  убрал  с
ее лица черные  пряди  волос  и  что-то  горячо  зашептал  ей  на  ухо.  Она
застонала, открыла глаза и с удивлением посмотрела на молодого человека,  не
понимая, откуда он взялся.
   - Стив, я упала в обморок, - пробормотала она и обмякла у него в руках.
   - Пусть кто-нибудь принесет воды, - грозно распорядился молодой человек.
   Тут же Джонсон протянул ему полный стакан. Барри влил ей несколько капель
в рот, она закашлялась и постепенно снова пришла в себя. Актрисы  отстранили
Барри  и  потребовали,  чтобы  мужчины  покинули  комнату.   Квин   послушно
присоединился  к  детективу  и  актеру,  который  шумно  выражал  ему   свое
возмущение.
   - Вы просто  грубый  коп!  Что  вы  ей  сделали,  вы,  с  вашими  грубыми
полицейскими штучками?
   - Ну-ну,  молодой  человек,  -  спокойно  ответил  Квин.  -  Не  грубите,
пожалуйста. Просто юная дама перенесла некоторое потрясение.
   Они стояли в приемной, храня  напряженное  молчание,  пока  не  открылась
дверь и не появились актрисы, держа Франсес под руки. Барри поспешил, к ней.
   - Ты в порядке, любимая?
   - Прошу тебя, Стив... отведи меня домой, - всхлипнула она.
   Инспектор Квин чуть отступил в сторону, чтобы пропустить их.  С  глубокой
печалью в глазах он смотрел, как они медленно движутся к выходу.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой прокурор превращается в биографа
   Все-таки инспектор  Ричард  Квин  был  уникальным  человеком.  Невысокий,
сухощавый, седовласый, с лицом, на котором  суровая  жизнь  оставила  немало
морщин, он вполне мог сойти и за бизнесмена, и за ночного сторожа, и  вообще
за кого угодно, стоило ему только подобрать соответствующий гардероб.
   Эту  способность  перевоплощаться,  быстро  вживаться  в  любую  среду  и
чувствовать себя там как рыба в  воде  инспектор  постоянно  использовал  на
службе. Лишь немногие знали, каков он на  самом  деле.  Для  большинства  же
своих коллег, равно как и для всего того отребья, которое он предавал в руки
суда,   Квин-старший   служил   источником   постоянного   удивления.   Если
требовалось, он мог разыграть целый спектакль, стать мягким  или  надменным,
изобразить редкого тупицу  или  просто  отца  родного.  Но  помимо  этого  у
инспектора было - как однажды  в  порыве  сентиментальных  чувств  выразился
некто, имевший с ним дело, - "сердце из чистого золота". У него была ранимая
душа. Он умел тонко переживать и любил выступать в роли миротворца.
   Жестокие нравы, которые он наблюдал вокруг, порой заставляли  его  сильно
страдать. Верно было замечено, что он никогда не был одним и  тем  же:  даже
перед хорошо знакомым ему человеком он всякий раз представал иным, обращаясь
к нему новой стороной своей личности. Инспектору казалось, что это дает  ему
немалые преимущества: ведь люди не могли к нему приспособиться. Он  заставал
их врасплох. Никогда  нельзя  было  знать,  что  он  скажет  или  сделает  в
следующий миг.
   Теперь, оставшись в одиночестве в кабинете Панцера и заперев дверь, чтобы
никто не мешал, он ненадолго стал самим собой. Он  сразу  постарел,  но  это
была именно та старость, которая именуется мудростью.  Инцидент  с  девушкой
сейчас занимал его мысли более всего другого. Франсес Айвз-Поуп была  такой,
какой любой мужчина в его возрасте  страстно  желал  бы  видеть  собственную
дочь. Сознание того, что он явился причиной ее страданий, было  мучительным.
А воспоминание о  том,  как  яростно  защищал  от  него  девушку  ее  жених,
заставило инспектора покраснеть от стыда.
   Но когда минуту спустя кто-то энергично  постучал  в  дверь,  Квин  опять
изменился, подобно хамелеону. Теперь в кабинете находился  важный  инспектор
полиции, занятый, несомненно, размышлениями о вещах умных и значительных.
   Квин открыл дверь и впустил худощавого мужчину с ясными глазами,  одетого
не по сезону тепло. Шея мужчины была обмотана шерстяным шарфом.
   - Генри! Что ты тут делаешь, черт возьми? Разве врачи не  прописали  тебе
строгий постельный режим?
   Прокурор Генри Сампсон подмигнул Квину и опустился в кресло.
   - Врачи-то и есть причина того, что у  меня  болит  горло,  -  сказал  он
наставительным тоном. - Как обстоят дела?
   Он вдруг застонал и осторожно коснулся горла. Инспектор снова занял место
за письменным столом.
   - Ты самый  непослушный  пациент  из  всех  известных  мне  людей!  Сущий
ребенок! Смотри, схватишь воспаление легких!
   - Ну что же, - усмехнулся прокурор, - я, в конце концов,  застрахован  на
случай смерти на довольно большую сумму, так что у меня все предусмотрено...
Но ты так и не ответил на мой вопрос.
   - Ах, да, - -проворчал Квин. - Как обстоят дела, ты спросил,  кажется.  В
данный  момент,  дорогой  мой  Генри,  нет  ни  малейшего   просвета.   Тебе
достаточно?
   - Выражайся определенней, - сказал Сампсон. - Вспомни, пожалуйста, о том,
что я болен, и у меня без того голова раскалывается.
   - Генри, я вынужден откровенно сказать тебе, что занимаюсь одним из самых
сложных  дел,  какие  только  бывали  в  нашем  управлении.  Голова  у  тебя
раскалывается? А моя, думаешь, не трещит?
   Сампсон мрачно поглядел на инспектора.
   - Если все действительно обстоит так, как ты  говоришь  -  а  я  не  вижу
оснований тебе не верить, -  то  сейчас  для  этого  чертовски  неподходящий
момент. На носу выборы, и нераскрытое убийство для наших противников - такой
козырь...
   - Что ж, можно смотреть и с этой  стороны,  -  тихо  заметил  Квин.  -  О
выборах я как-то не подумал, Генри. Совершено убийство, а я,  признаюсь,  не
имею ни малейшего представления о том, кто и как его совершил.
   - Принимаю твой скрытый упрек, - сказал примирительно Сампсон. - Но  если
бы ты знал, что мне только что пришлось выслушать по телефону!
   - Секунду, мой дорогой Ватсон, как любит  говорить  Эллери,  -  улыбнулся
Квин, у которого снова сменилось настроение, - держу пари, что знаю, как все
произошло. Ты был дома, вероятно, лежал в постели. Зазвонил телефон. Ты снял
трубку, и кто-то  с  места  в  карьер  принялся  брызгать  слюной,  выражать
протесты, просто исходя злобой. Выглядело это примерно так: "Я  не  позволю,
чтобы меня, словно обыкновенного преступника, задерживала полиция!  Я  хочу,
чтобы этому Квину был объявлен строгий выговор! Он представляет собой угрозу
правам личности и ее свободам". И так далее, и все такое прочее.
   - Мой дорогой друг! - смеясь, сказал Сампсон.
   -  Этот  джентльмен,  который  столь  громко  протестовал,  -   продолжал
инспектор, - невысок ростом, довольно толст, носит очки  в  золотой  оправе,
обладает крайне неприятным визгливым голосом и проявляет трогательную заботу
о своем семействе - жене и дочери. И все - по той причине, что в зале  могут
оказаться журналисты, которые напишут об этом. Периодически он ссылается  на
своего "очень хорошего друга прокурора Сампсона". Верно я говорю?
   Сампсон в изумлении глядел на инспектора. Затем  острые  черты  его  лица
вдруг отразили лукавство.
   - Действительно непостижимо, мой дорогой Холмс, - сказал он хитро.  -  Но
если уж ты так много знаешь об  этом  моем  друге,  для  тебя  будет  просто
детской забавой назвать его по имени.
   - Ну... я ведь  правильно  описал  его  тебе...  Или  нет?  -  покраснев,
произнес Квин. - Я ведь... А, Эллери! Мальчик мой! Как я рад тебя видеть!
   Эллери  вошел  в  кабинет  и  сердечно  пожал  Сампсону  руку.   Прокурор
приветствовал его с радостью, свидетельствовавшей о  давней  дружбе.  Эллери
сделал какое-то  замечание  относительно  постоянной  опасности  для  жизни,
которой имеет обыкновение подвергать себя прокурор,  и  быстро  выставил  на
стол большой термос с кофе, а рядом положил кулек с пирожными.
   - Ну, господа, грандиозная розыскная операция подошла к концу, и  усталые
детективы могут съесть свой полуночный завтрак.
   Он засмеялся и любовно хлопнул по плечу отца.
   - Эллери! - воскликнул  Квин.  -  Вот  -  настоящий  сюрприз!  Генри,  не
составишь ли ты нам компанию на этом утреннике?
   Он разлил кофе по картонным стаканчикам.
   - Я, правда, не знаю,  по  поводу  чего  утренник  и  есть  ли  для  него
подходящий повод, но я никогда не отстану от общества, - сказал Сампсон.
   Все трое дружно приступили к еде.
   - Что нового, Эллери? - спросил Старик, с удовольствием попивая кофе.
   - Все, что я могу поведать, - откликнулся Эллери, поглощая пирожное, - те
немногие вещи, которые тебе еще неизвестны. Мистер Либби из  кафе  напротив,
откуда,  кстати,  эти  прекрасные  пирожные  и   кофе,   подтверждает   все,
рассказанное Джессом Линчем про .эль с джином. Мисс Элинор Либби тоже вплоть
до мелочей подтверждает его показания о том, что он делал после.
   Инспектор Квин достал огромный носовой платок и промокнул уголки рта.
   - Ну, Праути тем не менее должен разобраться с этим элем. Что же касается
меня, то я допросил несколько человек и больше ничего не успел.
   - Спасибо, - сухо сказал Эллери. - Сообщение твое содержало исчерпывающую
информацию. Ты уже познакомил прокурора со  всеми  событиями  этого  бурного
вечера?
   - До сих пор мне известно только следующее, господа, -  -сказал  Сампсон,
отставляя стаканчик. - Примерно полчаса назад мне  позвонил  "один  из  моих
очень хороших друзей", который пользуется влиянием за кулисами  политической
сцены - и это действительно так. Он достаточно путано сообщил  мне,  что  во
время сегодняшнего вечернего спектакля произошло убийство. Инспектор  Ричард
Квин, по его словам, подобно вихрю обрушился  со  своими  людьми  на  бедную
публику и заставил ее ждать больше часа, не отпуская. Непростительное  и  не
имеющее оправданий поведение, как выразился мой друг. К  этому  он  добавил,
что  поименованный  инспектор  зашел  настолько  далеко,   что   обвинил   в
преступлении  персонально  его,  а  также  приказал  бесстыжим   полицейским
обыскать его, его жену и дочь, прежде чем разрешил им покинуть театр. Такова
версия, какой я располагаю.  Остаток  беседы  отличался  неразборчивостью  в
выражениях, и нет смысла его воспроизводить здесь. Единственное, что я узнал
сверх того от Велье - и это  показалось  мне  самым  интересным  -  личность
убитого.
   - Тогда ты знаешь о деле почти столько же, сколько и я, - проворчал Квин.
- И даже больше: могу себе представить, как  хорошо  тебе  известны  делишки
Фильда... Эллери, что там произошло во время обыска?
   Эллери удобно расположился в кресле, закинув ногу за ногу.
   -  Как  ты,   вероятно,   и   ожидал,   обыск   публики   был   абсолютно
безрезультатным. Ни одного заслуживающего внимания предмета. Никто не  выдал
себя подозрительной мимикой. Никто не  раскаялся  и  не  признался.  Словом,
полная неудача.
   - Конечно,  конечно,  -  покивал  инспектор.  -  За  всем  этим  делом  -
необычайно умная голова. Я полагаю, нет и следов "загадочного цилиндра?
   - Чтобы найти его, папа, я удостоил своим  личным  присутствием  фойе,  -
заметил Эллери. - Но  без  толку.  Ни  одного  лишнего  головного  убора  не
осталось.
   - А