существовала между ними. И, наконец, на сладкое у нас остается мисс  Франсес
Айвз-Поуп. Я необыкновенно сожалею о том,  что  не  присутствовал  здесь  во
время беседы с ней. Но факт остается фактом -  ее  сумочка  была  найдена  в
одном из карманов убитого. Что небезынтересно. Вот пусть тот, кто сможет,  и
объясняет все это. - Эллери вздохнул. - Так обстоят дела на  данный  момент.
Результат наших бесед - слишком много подозрений и слишком мало фактов.
   - До сих пор, сын- мой, -  задумчиво  произнес  Квин,  -  ты  не  покидал
достаточно твердой почвы. Но, к примеру, ты  упустил  из  виду  один  важный
момент - подозрительно пустовавшие места рядом с креслом  убитого.  А  также
тот обескураживающий факт, что билет Фильда с  оторванным  контролем  и  тот
единственный обрывок билета, который мог принадлежать убийце,  -  я  имею  в
виду билет на место ЛЛ 30, левая сторона, найденный Флином, - так  вот,  эти
два билета не подходят друг к другу, как их ни прикладывай. А это  означает,
что билетер отрывал от них контроль в разное время.
   - Верно, - сказал Эллери. - Но  давайте  на  минуту  забудем  об  этом  и
займемся проблемой цилиндра, принадлежавшего Фильду.
   - А, ты об этой шляпе... Ну, и что же ты думаешь о ней? - с  любопытством
спросил Квин.
   - Я вижу все таким образом.  Во-первых,  мы  однозначно  установили,  что
цилиндр отсутствует рядом с убитым не случайно. Убитого Джесс Линч  видел  с
цилиндром в руках, и было это через десять минут после начала второго  акта.
Отсутствие шляпы можно объяснить только тем, что убийца взял ее с  собой.  А
теперь оставим на миг вопрос, куда делся цилиндр. Рассуждая логически, можно
предположить, что шляпу  унесли  по  одной  из  двух  нижеследующих  причин.
Во-первых, сама шляпа бросала на убийцу какое-то  подозрение,  если  бы  она
осталась на месте преступления. Каким именно образом  она  могла  изобличить
убийцу, мы в настоящий момент не в силах  даже  предположить.  Во-вторых,  в
шляпе могло содержаться нечто такое, что убийца желал заполучить. Почему  он
не взял этот таинственный предмет  и  не  оставил  саму  шляпу?  Вероятно  -
разумеется, если это допущение верно, - он либо не имел достаточно  времени,
чтобы извлечь из шляпы этот предмет,, либо не знал, где именно в  -шляпе  он
спрятан, а потому унес цилиндр с  собой,  чтобы  выяснить  это  в  спокойной
обстановке. Верно я рассуждаю?
   Прокурор закивал, всем своим видом выражая бурное одобрение.  Квин  молча
сидел и глядел себе под ноги.
   - Давайте  немного  пофантазируем,  что  могло  содержаться  в  шляпе,  -
продолжал Эллери, протирая свое пенсне. - Если принимать во внимание размеры
шляпы и ее форму, возможности что-то спрятать  в  ней  довольно  ограничены.
Все, что мне приходит в голову -  это  какие-нибудь  бумаги,  драгоценности,
деньги или иные мелкие ценные  предметы,  которые  не  так-то  просто  сразу
обнаружить-, если они спрятаны в цилиндре. Ясно, что искомый предмет вряд ли
просто лежал в шляпе, потому что всякий раз выпадал бы при попытке  снять  и
надеть ее. Потому мы просто не можем не предположить,  что  данный  предмет,
каков бы он ни был, спрятан за подкладкой шляпы. Это еще более  ограничивает
наш список. Из него исключаются твердые,  сколько-нибудь  крупные  предметы.
Спрятать можно было небольшую драгоценность, деньги или документы.  Судя  по
тому, что мы знаем про Фильда, драгоценности исключаются. Если он и носил  с
собой что-то ценное, то оно  наверняка  было  как-то  связано  с  его  родом
занятий.
   И еще один момент следует принять во внимание  при  этом  беглом  анализе
проблемы цилиндра. Причем, господа, обращаю ваше внимание  на  то,  что  это
соображение в скором будущем может стать главной зацепкой  во  всем  деле  и
привести  к  радикальному  повороту  расследования.  Для  нас  крайне  важно
установить, знал ли убийца заранее, что ему  придется  взять  цилиндр  Монти
Фильда с собой. Другими словами -  предполагал  ли  убийца,  какое  значение
имеет шляпа  Фильда?  Я  утверждаю:  если  судить  по  фактам,  которыми  мы
располагаем, - а они выстраиваются настолько логично, насколько вообще могут
логично выстраиваться факты, - можно доказать, что убийца  об  этом  заранее
ровным счетом ничего не знал.
   Посмотрим на следующий факт. Поскольку -цилиндр Монти Фильда  отсутствует
и поскольку рядом с телом не было  найдено  никакого  другого  цилиндра,  мы
имеем неоспоримое доказательство, что убийце было чрезвычайно  важно  унести
его с собой. Вы согласитесь со мной, что - а я уже имел  случай  указать  на
это - весьма вероятен  унос  шляпы  убийцей.  Так  вот,  если  отвлечься  от
вопроса, почему именно он ее унес, перед нами открываются  две  возможности:
первая - убийца заранее знал, что ему придется ее унести;  вторая  -  он  не
знал этого заранее. Давайте поглядим, что  вытекает  из  первого  допущения.
Если бы он знал заранее, то, подсказывает нам здравый смысл, он предпочел бы
принести с собой в театр какую-нибудь шляпу,  какой-нибудь  другой  цилиндр,
чтобы подменить им цилиндр Фильда - это лучше,  чем  оставлять  столь  явный
след, как отсутствие головного убора. Принести с собой  шляпу  на  замену  -
надежней всего. Ведь в таком случае убийца не  имел  бы  никаких  проблем  с
подлинной шляпой Фильда. Он вполне мог заблаговременно раздобыть достаточную
информацию о размере цилиндра, об особенностях  той  модели,  которую  носил
Фильд, и прочих мелких деталях - но все это только в том случае, если бы  он
знал заранее, какое  значение  имеет  цилиндр.  Но  в  наличии  нет  никакой
подменной шляпы. При столь тщательно  спланированном  преступлении,  каковым
является это, мы вправе были рассчитывать на существование подменной  шляпы.
Поскольку же ее нет, нам остается только одно умозаключение:  убийца  ничего
не знал о значении шляпы Фильда, иначе он наверняка  догадался  бы  оставить
другую шляпу. И полиции никогда бы не пришло  в  голову,  что  шляпа  Фильда
вообще имеет какое-то особое значение.
   Следующий  пункт  моего  рассуждения,  который  может   подтвердить   его
правильность: даже если бы убийца по каким-то причинам  не  желал  оставлять
подменной шляпы, он непременно подготовился бы к тому,  чтобы  вырезать  то,
что содержалось в шляпе. В таком случае ему бы  пришлось  заранее  запастись
каким-либо острым предметом, скажем, перочинным ножом.  Шляпа  со  вспоротой
подкладкой - даже наспех, неаккуратно - не создала бы  и  десятой  доли  тех
сложностей,  которые  создает  шляпа  отсутствующая.  Убийца,  вне   всякого
сомнения, предпочел бы такой вариант развития событий, знай он о  содержимом
шляпы заранее. Но именно так он и  не  поступил.  Как  представляется,  этой
доказывает в значительной мере, что убийца до того,  как  прийти  в  Римский
театр, не знал, что ему придется взять с собой шляпу,  либо  ее  содержимое.
Что и требовалось доказать.
   Прокурор, поджав губы, смотрел на Эллери. Инспектор  Квин  под  действием
этих логических рассуждений, казалось, впал в полную летаргию  и  совершенно
оцепенел. Его рука так и застыла на полдороге от табакерки к носу.
   - О чем, собственно, ты рассуждаешь, Эллери?  -  осведомился  Сампсон.  -
Почему для тебя столь  важно,  что  убийца  не  знал  заранее  о  назначении
цилиндра?
   Эллери улыбнулся.
   - Но ведь это так просто. Преступление  произошло  после  начала  второго
акта. Я хотел прийти к убеждению, что убийца, поскольку он не догадывался  о
значении шляпы, не мог использовать первый  перерыв,  включив  его  каким-то
образом в свой план... Разумеется, где-нибудь в здании театра  шляпа  Фильда
тоже может обнаружиться, и тогда все мои логические рассуждения утратят свою
ценность. Но... Я не верю, что это произойдет.
   - Твой анализ, возможно, мог быть немного проще, мальчик мой, но  мне  он
представляется, бесспорно, логичным, -  кивнул  Сампсон.  -  Тебе  следовало
пойти в юристы.
   - Интеллект Квинов не знает поражений, - вдруг рассмеялся инспектор. - Но
позволю себе обратить внимание еще на один след, который,  возможно,  как-то
связан с загадкой цилиндра. Тебе не бросилась в  глаза  этикетка  на  пальто
Фильда? Не вспомнишь, где оно было сшито?
   - Нет ничего легче,  -  ответил  Эллери.  Он  достал  один  из  небольших
томиков, которые были рассованы у него по карманам,  открыл  его  и  показал
запись на внутренней стороне обложки. - "Братья Браун". Не более и не менее.
   - Верно! И я рано утром пошлю Велье, чтобы проверить эту линию, -  сказал
инспектор.  -  Ты,  вероятно,  обратил  внимание,  что   одежда   Фильда   -
исключительно высокого качества. Его вечерний костюм стоит не менее  трехсот
долларов. А "Братья Браун" как раз та фирма,  которая  отлично  шьет,  но  и
заламывает соответствующие цены. В этой связи отмечу  еще  один  пункт:  вся
одежда покойного была с этикетками той же фирмы.  Для  человека  богатого  в
этом нет ничего удивительного: у "Браунов" клиента одевают с ног до  головы.
А если так, то напрашивается предположение, что...
   - Что фильд покупал там и свою шляпу! - воскликнул Сампсон так, будто был
необыкновенно горд своим открытием.
   - Верно, о великий Тацит, - сказал, ухмыляясь,  Квин.  -  Велье  займется
проверкой этой версии с одеждой  и,  если  возможно,  закажет  точную  копию
цилиндра Фильда. Мне уже просто не терпится взглянуть на него. Сампсон вдруг
раскашлялся.
   - Наверное, мне лучше будет лечь в постель, - сказал он. - Я, собственно,
явился сюда лишь затем, чтобы помешать тебе посадить в кутузку мэра  города.
Ох, старина, до чего же разозлился мой друг! Мне это еще не раз аукнется.
   Квин поглядел на него, как-то неуверенно улыбаясь.
   - Прежде чем ты уйдешь, Генри, я бы очень хотел услыхать  твое  мнение  о
том, как я действовал сегодня вечером. Наверное, я превысил  полномочия,  но
ведь ты должен признать, что это было необходимо. Может, ты хочешь, чтобы за
расследование взялся кто-то из твоих людей?
   Сампсон уставился на него.
   - С чего это ты решил, что я недоволен тем, как ты ведешь  расследование,
старина? - проворчал он. - Я никогда не давал тебе строгих предписаний и  не
собираюсь давать после стольких-то  лет.  Если  уж  ты  не  сможешь  успешно
завершить это дело, то я не знаю, кто сможет. Мой дорогой Квин, валяй в  том
же духе. Можешь арестовать хоть половину Нью-Йорка, если сочтешь  нужным.  Я
тебя поддержу.
   - Спасибо, Генри, - сказал Квин. - Я просто хотел лишний раз убедиться. А
теперь, раз уж тебе так нравится, как я веду дело,  можешь  полюбоваться  на
мой следующий шаг.
   Он быстро прошел по кабинету и, приоткрыв дверь приемной, крикнул:
   - Мистер Панцер! Зайдите на минутку! Когда  директор  театра  появился  в
кабинете, Квин представил ему прокурора Сампсона. Мужчины пожали друг  другу
руки.
   - Ну, мистер Панцер, - продолжал Квин, - у меня есть еще  одно  поручение
для вас. Я хочу, чтобы театр пока был закрыт. Заприте его так, чтобы и  мышь
не проскочила.
   Панцер побледнел. Сампсон пожал плечами, как бы говоря -  я  тут  ни  при
чем.
   - Но... Но, инспектор! Именно сейчас, когда  у  нас  каждый  день  полный
аншлаг! - простонал директор. - Это так уж необходимо?
   - Это настолько необходимо, дорогой мой, - холодно ответил  инспектор,  -
что я оставляю двух полицейских для непрерывного наблюдения за зданием.
   Панцер в отчаянии заломил руки и умоляюще поглядел на Сампсона.
   Но прокурор повернулся к ним спиной и погрузился в созерцание висевшей на
стене картины.
   - Это ужасно, инспектор! - жалобно вскричал Панцер. - Я представляю,  что
будет с Гордоном  Дэвисом,  нашим  продюсером...  Но,  разумеется,  если  вы
распорядились, так все и будет.
   - Выше голову, не стоит впадать в уныние! - сказал Квин, смягчаясь.  -  У
вас в результате всего этого будет такая реклама, что можете накинуть  цены,
когда  откроетесь  снова.  Я  думаю,  что  театр  останется  закрытым  всего
несколько дней. Я дам своим людям все  указания.  Как  только  вы  закончите
сегодня вечером свою обычную работу, дайте им знать и идите домой. Я  извещу
вас, когда можно будет открывать театр снова.
   Панцер печально покачал головой, подал всем на  прощание  руку  и  вышел.
Сампсон тотчас же бросился к Квину и воскликнул:
   - Бог мой! Квин, а не  перегнул  ли  ты  палку?  Почему  ты  распорядился
закрыть театр? Ты и так уже все поставил вверх дном! А? Как считаешь?
   - Верно, Генри, - задумчиво ответил Квин. - Но ведь цилиндр до сих пор не
нашли. Людей обыскивали, когда выпускали из театра, и у каждого  был  только
один головной убор. Разве это не  означает,  что  шляпа,  которую  мы  ищем,
где-то здесь, поблизости? А если она здесь, то я никому не  дам  возможности
прийти и забрать ее. И если кто-нибудь заполучит ее, то это буду я!
   Они вышли из кабинета в зал. Несколько  полицейских  обыскивали  передние
ложи. Сержант Велье стоял у главного входа в зал и о чем-то тихо беседовал с
Пиготтом и Хагстремом. Детектив Флинт наблюдал за работой группы полицейских
в передней части зала. Уборщицы толкали  перед  собой  раскалившиеся  от  их
усердия пылесосы. Чуть дальше, в углу, в задней части зала полная женщина  в
полицейской форме разговаривала с другой,  пожилой  -  той,  которую  Панцер
назвал миссис Филипс.
   Все трое двинулись к главному выходу. Эллери и Сампсон  созерцали  слегка
гнетущую обстановку опустевшего зала молча, а Квин на ходу вполголоса  давал
Велье какие-то инструкции. Потом он обернулся к своим спутникам и сказал:
   - Ну, а теперь, господа, можно  сказать,  что  на  сегодняшнюю  ночь  все
закончено. Мы можем идти.
   Перед театром несколько полицейских  обнесли  веревкой  довольно  большое
пространство. За ограждением скопилась толпа любопытных.
   - Даже в два часа ночи этих сов полон Бродвей, -  проворчал  Сампсон.  Он
помахал рукой на прощание и сел в свою  машину,  потому  что  Квины  вежливо
отказались от предложения подвезти их.  Сквозь  толпу  прорвались  несколько
бойких репортеров и окружили инспектора с Эллери.
   - Ну! Ну! Что за дела, господа? - неласково спросил старший Квин.
   - Как насчет того, чтобы  поделиться  точными  сведениями,  инспектор?  -
спросил в ответ самый назойливый из репортеров.
   -  Всю  информацию,   которая   вам   нужна,   парни,   вы   получите   у
сержанта-детектива Велье - там, внутри здания.
   Он улыбнулся, глядя, как они ринулись к стеклянным дверям театра.
   Эллери  и  Ричард  молча  стояли  на  краю  тротуара   и   наблюдали   за
полицейскими,  сдерживавшими  напор  любопытных.  Затем  и   старший   Квин,
почувствовав внезапно накатившую усталость, сказал:
   - Пойдем, сын мой, пройдемся немного.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   "...Поясню свои слова на примере. В  один  прекрасный  день  мой  молодой
коллега Жан К. после месяца добросовестной работы над  очень  тяжелым  делом
пришел ко мне. Лицо его выражало отчаяние. Не говоря ни слова,  он  протянул
мне рапорт по всей форме. Это было прошение об отставке.
   - Но, Жан! - вскричал я. - Как это понимать?
   - Я не справился, мсье Брнльон, - сказал он тихо. - Месяц такой работы  -
и все впустую. Я шел по ложному следу. Это просто позор.
   - Жан, друг мой, - ответил я совершенно серьезно. - Вот  что  я  думаю  о
твоей отставке.
   И я порвал рапорт на куски под его удивленным взглядом.
   - А теперь иди, - сказал я ему строго. - И начни  еще  раз  все  сначала.
Никогда не забывай  один  принцип:  знанию  о  том,  что  правильно,  всегда
предшествует знание о том, что было неправильно!"
   Из мемуаров префекта полиции Огюста Брильона
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой отец и сын Квины знакомятся с интимной  подругой
мистера Фильда
   Квартира Квинов на 81-й Западной улице была всецело  мужской  обителью  -
начиная от стойки для трубок над камином и  кончая  сверкающими  саблями  на
стене.
   Квины занимали верхний этаж дома, в котором жили еще две семьи. Это  было
коричневое здание из песчаника,  построенное  в  поздневикторианском  стиле.
Попав в дом, посетитель должен был долго идти по коридорам, время от времени
преодолевая ступеньки, покрытые тяжелыми толстыми коврами. Коридоры казались
бесконечными и отличались бесхитростной прямолинейностью.  Это  удручало,  и
когда у посетителя уже начинала появляться мысль, что в подобном месте могут
жить только душевно черствые  люди,  перед  ним  вдруг  появлялась  огромная
дубовая дверь с изящной надписью в рамочке:
   "Квины".  В  ответ  на  стук  эта  дверь  приоткрывалась,  и  в   щелочку
выглядывала ухмыляющаяся физиономия Джуны. Секунду спустя посетитель попадал
в совершенно другой мир.
   Немалое   количество   весьма   достойных   людей   проходило   по   этим
малопривлекательным коридорам и лестницам, страстно желая оказаться наверху.
И далеко не  единожды  Джуна  чинно  вносил  в  квартиру  визитки  с  хорошо
известными всей стране именами.
   Идея  оформления  прихожей  принадлежала  Эллери.  Прихожая  была   такой
маленькой и тесной, что стены ее казались необыкновенно высокими.  С  редким
чувством юмора Эллери решил завесить одну из стен до самого потолка  ковром,
на  котором  была  изображена  сцена   охоты.   Прихожая   сразу   приобрела
благородно-старинный вид. Надо  сказать,  что  оба  Квина  от  всего  сердца
презирали этот ковер и повесили его только по  той  причине,  что  он  являл
собой выражение благодарности князя Н., сына которого Ричарду Квину  удалось
уберечь от ужасного скандала  при  обстоятельствах,  так  и  не  сделавшихся
достоянием широкой публики. У стены  с  ковром  стоял  тяжелый  стол,  некое
подобие алтаря. На нем помещались лампа с абажуром из пергамента и бронзовая
подставка для книг, поддерживающая трехтомное издание сказок "Тысячи и одной
ночи". Обстановку прихожей завершали два церковных стула и половичок.
   Стоило посетителю миновать прихожую с ее мрачноватой атмосферой,  как  он
оказывался в большой комнате,  обставленной  необыкновенно  весело  и  живо.
Такой контраст доставлял необычайное удовлетворение Эллери, старший же Квин,
будь на то его воля, уже давно бы  сдал  всю  меблировку  прихожей  в  лавку
какого-нибудь старьевщика.
   В гостиной три стены до самого  потолка  закрывали  вплотную  придвинутые
друг к другу шкафы, из которых доносился стойкий запах кожаных переплетов. В
четвертую стену был встроен самый настоящий камин,  облицованный  массивными
дубовыми панелями и снабженный  блестящей  стальной  решеткой.  Над  камином
висели скрещенные сабли - подарок старого учителя фехтования из Нюрнберга, у
которого Ричард жил в молодые годы, когда учился в Германии.
   Комната  была  щедро  обставлена  удобными  креслами,  мягкими  стульями,
низкими шезлонгами  и  скамеечками  для  ног.  Кроме  того,  там  находилось
множество  самых  разнообразных  светильников.  Короче  говоря,   это   была
чрезвычайно уютная комната - настолько уютная, насколько могли  создать  уют
два человека, всецело занятых напряженным интеллектуальным трудом.  Если  же
посетителю по прошествии некоторого  времени  обстановка  начинала  казаться
скучноватой - хотя бы из-за обилия вещей, собранных здесь, - то скуку быстро
разгонял деловитый и расторопный Джуна - мальчик  на  побегушках,  мажордом,
слуга и добрый дух дома в одном лице.
   Джуну Ричард Квин взял в дом тогда, когда с отъездом Эллери  на  учебу  в
колледж он почувствовал себя одиноко. Джуна - невысокий и  стройный  молодой
человек девятнадцати лет - постоянно пребывал в хорошем настроении, весь так
и искрился весельем, но умел вести себя тихо, как мышь, если того  требовала
ситуация. Старшего Квина Джуна почитал так, как  аборигены  Аляски  почитают
свой тотемный столб. И с Эллери у него установились доверительные  отношения
- нечто вроде тайного сговора, который со стороны юноши  выражался,  правда,
только в необычайном усердии  при  уборке  кабинета  Эллери.  Спал  Джуна  в
крошечной комнатке позади спален отца  и  сына.  Как  постоянно  льстил  ему
Ри